Помоги проекту - поделись книгой:
Константин Семенов, Вадим Сериков
ПГТ
Роман о людях
Как в воде лицо – к лицу, так сердце человека – к человеку
Книга Притчей Соломоновых, 27:19
Пролог
Обычно это случалось по праздникам. Я обожал ходить к маминой знакомой, тете Ире. Помимо необычного запаха в их доме, а там почему-то всегда пахло свечками и пирогом, для моей любви имелась еще одна причина. Звали ее, причину эту, Иннокентий Альбертович. Дядя Кеша.
Человек феерический! Будучи по образованию театральным художником, работал в кукольном театре, и не просто каким-то там актером, а главным волшебником. Он изготавливал кукол. В квартире у тети Иры жили несколько кукол его работы: большой полосатый кот, небольшая, но страшная баба-Яга и заготовка Буратино. Последняя кукла представляла из себя тот момент жизненного цикла деревянного человечка, когда папа Карло уже вырезал из полена голову с длинным носом, но все остальное еще не доделано. У Буратино шевелилась нижняя челюсть, а, значит, он мог говорить. После нескольких моих визитов челюсть отвалилась, и ее пришлось закрепить скотчем. Но от этого игрушка не потеряла своего очарования.
Но все остальное меркло перед главным талантом дяди Кеши. Он показывал фокусы! Фокусов в его репертуаре было много. Два. Первый заключался в том, что Иннокентий Альбертович хитрым образом складывал руки, и большой палец неожиданно начинал разъединяться на две половинки. Все происходило очень быстро, и, сколько я ни пытался разглядеть подвох, мне это не удавалось. Я был взрослым человеком, мне исполнилось шесть лет, и меня не удалось бы купить на обычную глупость с "оторванным пальцем". Подобные чудеса "презирались" уже в средней группе нашего детского сада. Но тут было другое. Палец разъединялся посередине, чему в моей картине мира объяснений не имелось.
Но еще более потрясающим был второй фокус. Дядя Кеша брал металлическую крышку от лимонада, зажимал ее в кулаке, несколько раз взмахивал рукой вверх-вниз, и… пробка исчезала. В поисках разгадки я тут же начинал разглядывать пол и окружающие предметы, куда хитрый волшебник мог запрятать крышку. Но ничего не обнаруживал. Да и характерный "звяк" не раздавался, как было бы, если бы крышка упала на пол. Фокус с крышкой я видел бессчетное количество раз, и долгое время именно он оставался для меня главной загадкой мироздания.
И я уверился в том, что настоящее волшебство существует. Да, будем справедливы, чудес на свете немного, но есть же они. Есть! В руках кукольника дяди Кеши, например.
Прошло около трех лет. Праздники мы так же встречали у тети Иры, и каждый раз неизменными спутниками моими были Буратино с приклеенной скотчем челюстью и фокус с крышкой. Так продолжалось до одного вечера.
Дядя Кеша пришел тогда неожиданно лысым. Его это ничуть не портило, потому что настоящий волшебник может быть любым. Подошло время главного события. Дядя Кеша взял крышку от лимонада, взмахнул несколько раз рукой и разжал ее. Крышки в ладони, конечно, не было. Не знаю почему, но, вопреки обыкновению, я не начал шарить глазами по полу, а поднял глаза к дяди кешиной голове. Крышка лежала там. Она была яркой и прекрасно заметной на светлой лысине.
Я не стал разочаровывать незадачливого чародея, и тихо отошел, сделав вид, что ничего не заметил. Но это было началом крушением моих грез. Я понял, что чудес не существует. Я понял, что все мире в имеет физическое объяснение. Если ты чего-то не понимаешь, просто надо оглядеться. Посмотреть не только вниз, но и вверх. И, желательно, по сторонам. И все найдется. И все разгадается.
С дядей Кешей мы больше никогда не виделись. До следующего праздника он не дожил: лысина, как оказалось, была следствием лучевой терапии. Странно, а ведь он тогда веселился, как обычно. Разве смертельно больные люди умеют веселиться?
Я быстро привык жить без чудес. Это оказалось значительно проще и спокойнее. Вокруг меня существовали люди. Они могли быть плохими или хорошими, умными или глупыми. Они могли смеяться, печалиться и страдать. Но в них не было ничего волшебного. Ничего такого, что было в дяде Кеше, пока он еще не был лысым.
Самый язвительный скепсис вызывали во мне рассуждения о наличии какой-то там "души". Чушь несусветная. Есть мозг, есть составляющие его нейроны и связи между ними. Все. Остальное – сказки и исчезающая пробка от лимонада, которая, на самом деле, никуда не исчезает.
Наверное, с подобными убеждениями я бы и закончил свою жизнь, если бы не ряд событий, о которых мне хотелось бы рассказать. Они встряхнули меня и повернули вспять. Для стороннего взгляда в них не было ничего особенного, но ведь и крышка от лимонада – не событие мирового значения, верно? Видимо, у каждого человека в жизни есть такие "крышечки", которые безвозвратно меняют его жизнь. Такой "крышечкой" и стал для меня ПГТ.
Мне понадобилось почти сорок лет, чтобы понять: чудо не в фокусе. Чудо – в человеке, который его делает.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Звонящему – ответь
– Здравствуйте, могу я поговорить с Олегом Григорьевичем?
"Нет, не можете, – подумал я, – вы же не ему звоните, а на прямую линию Президенту Путину".
– Да, это я.
– Меня зовут Владислав Всеволодович, – и в трубке повисла тишина.
Есть люди, которые считают, что окружающие просто обязаны угадывать их намерения, едва лишь будет произнесено имя. Такое весомое, всем известное имя. "Ой, это же Владислав Всеволодович! – должен был бы мысленно восхититься я. – Кто не знает дядю Степу? Дядя Степа всем знаком!». "Чего изволите, Всеволод… то есть Владислав Всеволодович?", – должен был бы продолжить я уже вслух. Но я воздержусь от такого продолжения. Излишнее подобострастие людей расслабляет. Звонок входящий, деньги трачу не я. Подождем.
– Олег Григорьевич, – продолжила трубка голосом оскорбленного целомудрия, – мне вас рекомендовали.
И опять тишина. Замечательно. Надеюсь, рекомендовала меня никто иная, как Мерилин Монро. Мы же оба, я и Владислав Всеволодович, с ней на дружеской ноге. Так что больше некому.
– Скажите, когда мы сможем встретиться? – спросила трубка совсем уже надуто.
Мне даже стало ее, трубку, немножечко жалко. Ну, чего я ее мучаю? Тем более, понятно, что дальше хранить молчание бессмысленно. Мячик-вопрос переброшен ко мне.
Незнакомые люди звонят мне, на самом деле, редко. И если неизвестный мне человек начинает разводить тайны мадридского двора, меня это настораживает. В последний раз, когда со мной говорили столь же загадочным образом, это закончилось плохо. Меня заманили на презентацию, где продали путевку в какой-то затрапезный турецкий отель в три раза дороже ее реальной стоимости. Кредит я потом отдавал больше года. Так что всякие таинственные незнакомцы, потенциальные являющиеся агентами по продаже всякого барахла и наймитами мирового капитала, меня очень напрягают. Нет бы просто, четко, по-военному – мол, такой-то и такой-то, хочу подарить вам миллион долларов наличными....
– Владислав Всеволодович, – произнес я голосом, достаточно твердым, чтобы указать собеседнику его место, но без грубости, дабы не отпугнуть, если, по случайному стечению обстоятельств, звонит все-таки клиент. – Не могли бы вы чуть подробнее рассказать о сути дела. У меня, к сожалению, очень напряженный график, и я должен понимать, о чем будет идти речь во время встречи.
Это я, конечно, вру. Никакого напряженного графика у меня нет. Работа в РГИА (Российском государственном историческом архиве) почетна, но не обременительна. Обратной стороной такой расслабленности является мизерное вознаграждение, которое стыдно даже называть зарплатой. Живу я, конечно, не за счет этой государственной подачки, а благодаря нечастым, но денежным халтурам. Но сейчас период спокойный, крупных заказов нет. А соврал я для придания своим словам большего веса. Мол, проходим, проходим, не отвлекаем боярина мелкими просьбишками. Озвучиваем только дела государственные, требующие сиятельнейшего внимания.
– Олег Григорьевич, я хочу предложить вам работу.
Да что же это такое? Умеет он говорить более одного предложения за раз, или нет? К нему что, нужно приставить слововытряхивательную машинку? Работу он мне хочет предложить, понимаешь! Наверное, киллером, не иначе. Киллер-архивариус – это серьезно. Мишенью должен стать кто-то не меньше премьер-министра.
– Владислав Всеволодович, о работе в какой сфере идет речь?
Я все-таки не выдержал. Иначе этот разговор будет продолжаться вечно. А у меня через десять минут обед. "Режим питания нарушать нельзя!" – говорил Пончик из "Незнайки". И я полностью с ним согласен, Владислав Всеволодович. Так что, телитесь уже быстрее.
– Работа, естественно, касается вашей профессиональной деятельности. Мне нужно составить родословную.
Тут я расслабился. Во-первых, понял, что никто на этот раз не планирует продавать мне путевки. Во-вторых, родословные, а, точнее, генеалогический поиск – это действительно мой конек, мое призвание, profession de foi и главный источник наживы. А что? Людей интересует их прошлое. Я могу эти сведения найти. Делаю это грамотно и в кратчайшие сроки. Профессионал! Нет, не зря Всеволодовичу меня рекомендовали, не зря.
– Хорошо, вы можете подъехать ко мне и привезти все необходимые данные.
Трубка опять обиделась. Обиделась настолько, что заговорила быстрее и связаннее обычного.
– Олег Григорьевич, вы, видимо, не поняли. Речь идет о действительно серьезной работе за большие деньги. Разговор будем долгим и… эм… весьма конфиденциальным. Поэтому предлагаю встретиться и обсудить наши дела в более комфортном месте. Например, в ресторане "Загреб". На Заневском проспекте, знаете? В девятнадцать ноль-ноль, сегодня.
Молодец. Изучил, где я и что я. Ресторан этот расположен совсем рядом с моим архивом. Дорогой он настолько, что я боюсь вдыхать запахи, когда прохожу мимо. Вдруг и за это деньги возьмут. А запахи там замечательные. Хотя, не вдыхал, никогда не вдыхал, только рассказывали. Хороший выбор, Владислав Всеволодович. Надеюсь, платить буду не я.
Мне немножко знакома эта порода людей – "в девятнадцать ноль-ноль". И не могу сказать, что такие человеки мне сильно симпатичны. Как сказал бы нормальный среднестатистический гражданин? "Около семи". А этот говорит – «нуль-нуль».
У нас в школе был учитель истории по кличке Хронограф. Его любимой фразой было: "Теряем время". Так он говорил всегда, когда был недоволен ответом. Хронограф все оценивал в категориях времени. Время было у него универсальной валютой. У таких людей вместо крыльев – часовые стрелки. Работать с ними тяжело. Докапываются до каждой буковки, до каждой точечки. Попробуй, опоздай хоть на пять минут – и ты для них не существуешь. Но приходится общаться и с такими. Я же профессионал все-таки!
– Хорошо, Владислав Всеволодович. Буду, – подтвердил я трубке.
Трубка, не попрощавшись, повесилась. В смысле, на том конце раздались короткие гудки. Очень мило. Люблю воспитанных людей. Они меня, судя по всему, тоже.
***
Я все-таки заскочил домой переодеться. Благо, живу недалеко. Побоялся, что вид, в котором я хожу на работу, может шокировать изнеженных ресторанных работников и нанести им глубокую душевную травму. Надо отметить, что затрапезность моего служебного наряда проистекает вовсе не от врожденной неряшливости. Просто хорошей одежды у меня немного, и надевать ее в ту жуткую пылищу, которая преследует каждого архивного работника на протяжении всей жизни – безумное расточительство. Спецодежда нам положена, но, естественно, не выдается. Поэтому мы, работники формуляра и папки, норовим ходить на работу в чем мать родила. Шутка. Ходим в том, чего не жалко.
Из всех сборов большую часть времени я потратил на размышления над сложнейшей проблемой: стоит ли надевать галстук или все-таки воздержаться. С одной стороны, заведение солидное, значит, галстук нужен. С другой – галстук я носить не умею и обязательно окуну его или в соус, или в какую другую жирную и плохо отстирываемую жидкость.
Поделиться книгой: