DeFlor

Лодка быстро резала тихие волны, уходя в плотную туманную взвесь, стоящую над водой.

- Я так и не узнала, как вас зовут, - тихо сказала Алина, – вы мне уже помогали, а теперь вот жизнь спасли. Или, не знаю, честь.

Охранник хмыкнул, услышав про честь.

- Девушка, нам нет смысла представляться друг другу. Мы просто делаем свою работу. Моя работа – охранять людей и временами их вытаскивать из неприятностей. А ваша работа… ваша работа подразумевает, что изнасилование – это всего лишь случай на работе. Производственная травма. То есть ваша честь, это как палец у столяра, по которому он постоянно молотком попадает. Расходный материал на каждый день.

- Ну, знаете, что! – возмутилась она. – Вас кто-то ввел в заблуждение. Мы не шлюхи.

- Да? А кто же вы? Как назвать девушку, которая продала свою девственность миллиардеру? Монашкой? Или достойной барышней? Девственность – это единственное, что вас отличает от миллионов шлюх и бесплатных давалок, которые перед каждым столбом ноги раздвигают. Ее беречь надо. И дарить любимому человеку. А не продавать миллиардерам.

- Ага, как там в анекдоте? Любовь придумали нищеброды, чтобы за секс не платить. Девственность это такая маленькая розовая хрень, которую 90% девок теряют по пьяни в ночных клубах. Она вообще никакой ценности не имеет. Кроме той ценности, которая возникает в головах тупых самцов, которым некуда деньги девать. И воспользоваться этой тупостью – сам бог велел!

Он покачал головой.

- Вы меня удручаете.

- А ты меня раздражаешь! Святоша!

- Я не хочу верить, что вы действительно так думаете. Поэтому давайте просто помолчим, чтобы не расстраиваться.

- С удовольствием!

На самом деле Алина сама не знала, что думает о девственности. С одной стороны, была логика, которая подсказывала, что лучше ее продать задорого, чем просрать в каком-нибудь туалете вместе со случайным знакомым. А с другой была толща вбитых с детства установок и правил, которые тоже имели под собой основание. В конце концов, чисто по статистике те, кто продавал девственность, на ней никогда не останавливались, а продолжали продавать уже себя, а потом то, что от себя осталось. Короче, этот вопрос был таким же сложным, как вопрос борьбы отвращения с желанием. Но этот охранник был такой моральный, такой правильный, что непременно хотелось ему сказать какую-нибудь антиобщественную гадость. А потом глаз на жопу натянуть. Алина с детства терпеть не могла правильных.

Некоторое время они плыли в кромешном белесом молоке, которое не пробивали даже лучи заходящего солнца.

Потом метрах в ста вдруг вспыхнули факелы, и не менее дюжины едва различимых в тумане оборванцев завопили, размахивая битами и монтировками.

Охранник не глядя выпустил в ту сторону очередь.

Факелы погасли. Оборванцы попадали в воду.

- Осталась еще одна лодка, - сказал он. – Эти могут подкрасться ближе. Смотри в оба.

Но как она не вглядывалась, все равно просмотрела.

Сзади раздался плеск многочисленных весел, в тумане сгустилась тень большой посудины, разом вспыхнули факелы и завопили оборванцы. На этой калоше их было человек двадцать.

Алина завизжала, когда первый из них перепрыгнул к ним в лодку, но не удержался и получил балансиром по голове.

- Пригнись! – заорал охранник и дал поверх ее головы длинную очередь.

Часть от стада она, конечно, смела в воду. Но часть осталась. Они кидались в лодку, лезли из воды, верещали. Чья-то рука возникла из белесого ниоткуда и содрала с Алины остатки блузки. Охранник вертелся из стороны в стороны, работая то стволом, то прикладом, то веслом. Алина визжала и царапалась, не забывая прикрывать подпрыгивающие груди. Впрочем, они-то как раз помогали, вводя в ступор оказавшихся поблизости оборванцев. Лодку качало, и если б не балансир, она бы сто раз перевернулась. Наконец, им показалось, что битва уже выиграна, но тут появился полуголый бугай в красных труселях. В его руках было что-то самодельное. Но оно стреляло. И оно выстрелило.

Охранник захрипел и повалился на дно лодки.

Бугай осклабился и шагнул к Алине.

Нет, обратно к столбу, майке-сеточке и пацанчику она никак не хотела. Рядом лежало весло. В критических ситуациях, как известно, силы прибавляется. Алина вскочила, завопила во все горло, схватила весло и с размаху свернула бугаю челюсть.

Тот ойкнул и плюхнулся в воду.

Больше никого не было.

Алина бросилась к скорчившемуся охраннику.

- Эй! Вы как?!

Он был бледен и явно терял сознание.

- Не знаю… У меня в кармане компас. Гребите на запад. Там риф. Если Баргас задержал хозяина, вас подберут.

- А если нет?!

- Тогда… - еле слышно сказал он и отключился.

- Да ерш твою мать!

Она нашарила в его кармане компас, снова взяла весло, и как была полуголая, в одной юбке, принялась грести на запад. Иногда приходилось вставать и грести стоя, так даже быстрее получалось. В памяти всплыла стародавняя «девушка с веслом», и она рассмеялась.

Услышав смех, кто-то вдруг включил противотуманный фонарь. Совсем рядом, метрах в десяти.

Луч мазнул по ее лицу, и она инстинктивно прикрыла голую грудь. Когда туман расступился, она разглядела рядом тень гигантской моторной яхты с выключенными огнями.

Кто-то протопал по палубе и спустился к самой воде.

- Мадемуазель, - послышался голос Баргаса. – Мы вас заждались.

16

- Из-за тебя мы потеряли четыре часа драгоценного времени, - хозяин смотрел на нее безучастным взглядом.

- Из-за меня? – возмутилась Алина. После битвы она чувствовала себя куда увереннее. – Может из-за того, кто выбрал ту развалюху? Были бы там нормальные стекла, меня бы не вытащили!

- Это уже неважно. Иди готовься. Скоро прибываем.

- Готовься? К чему? К вашему конскому хрену? Я в последние несколько часов к нему всегда готова. Как пионер. Пися смазана, попа расширена. Что вам там еще надо? Рот? Рот рабочий. Ваш точно влезет.

Он наотмашь влепил ей пощечину так, что она отлетела на диван.

- В таком тоне с грузчиками будешь базарить, когда до их уровня опустишься. А здесь ты будешь вежливой и скромной. Иначе я сделаю так, что до уровня грузчиков ты опустишься в течении недели. Вон отсюда.

Она выбежала на палубу. Щека горела.

- Гляжу, наш хозяин уже потихоньку начинает применять к тебе свое любимое садо-мазо, - усмехнулась Сабрина.

- Да иди ты.

- Не парься, подружка. Лучше посмотри, какая красота.

Яхта шла вдоль берега. Буйные джунгли подбирались к самой воде, нависали над ней пальмовыми стволами, свисали лианами. Крупные цветы сверкали среди зелени красными, белыми, желтыми звездами. Трещали птицы и постоянно взвизгивали какие-то мелкие звери. Иногда заросли обрывались и тогда возникали маленькие уютные пляжи с белым песком и прозрачной бирюзовой водой. Солнце уже почти зашло, и красноватый закат делал картину совсем романтичной.

- Это и есть тот самый остров? – спросила Юн Со.

- Нет, - ответил стоящий рядом Баргас. – Это соседний. А наш мы увидим дальше, за поворотом.

Яхта была гигантской и такой же черной, как самолет. Здесь даже был бассейн, уже подсвеченный снизу лампами. Алина не понимала, зачем на яхте бассейн. Это было какое-то извращенное излишество, как пятая нога у собаки. Впрочем, Изабель с Жасмин этими вопросами не заморачивались и сейчас весело плескались в этом бассейне, не обращая внимания на окружающую красоту. Даже английская святоша Мия чинно плавала вдоль кромки туда-сюда.

Все девки были теперь в белых раздельных купальниках. Это был еще один бзик хозяина. В самолете – белые юбки-блузки. На яхте – белые купальники. Видимо, сказывалась любовь к порядку и унификации.

Алина медленно подошла к Баргасу. Вблизи этот смуглый накачанный бугай с седоватым конским хвостом немного пугал. Было в его взгляде что-то такое, словно ему ничего не стоило полоснуть ножом по горлу, все так же мило улыбаясь.

- Извините, я хотела спросить.

Баргас мило улыбнулся.

- Да, мадемуазель.

- Как дела у охранника? Ну, того…

- Вы спрашиваете о здоровье нашего молодого секьюрити Дарио Росси?

- Его зовут Дарио Росси? Наконец-то я узнала его имя. А то он постеснялся его назвать. Он итальянец?

- Нетрудно догадаться. У нас здесь полный интернационал на борту, так же, как и у вас. Дарио итальянец. Ли с Тайваня. Я из Венесуэлы. А в хозяине намешано столько кровей, что он сам до конца не разобрался. Он говорил, что у него и русские предки есть, так что он процентов на десять ваш соотечественник.

- Очень рада этому обстоятельству, - пробормотала Алина. – Так как насчет…

- Ах да. Доктор говорит, что он поправится. Пуля прошла навылет. Ничего важного не задето. Пару дней отлежится и будет как новый. Ему что-то передать?

- Нет. Мы с ним не очень ладим. Просто он меня вытащил и…

- Я понимаю, мадемуазель. Я передам, что вы интересовались.

- Нет! Вообще ничего не говорите. Спасибо.

Она быстро отошла к бассейну, где Жасмин чему-то сильно возмущалась.

- Слушайте! Я действительно не понимаю. Почему он заставляет нас надевать именно белые тряпки? – она потрясла лямками бюстгальтера. – Он, не понимает, что это расизм?

Сабрина воздела руки.

- Да причем здесь расизм? Белый – цвет чистоты, невинности. Девственности. Простая символика.

- Фигня, - отрезала Жасмин. – У нас цвет девственности – красный. Значит я должна быть в красном. А белый – цвет смерти. Я не хочу его носить!

- Тогда сними, - сказала Юн Со. – Останешься в черном.

Жасмин даже задохнулась от возмущения.

- Как по мне, - сказала Изабель, - то наши белые тряпки символизируют только об одном. Что нас скоро трахнут. И это куда как оскорбительнее, чем расизм. Я поэтому и белые платья невест терпеть не могу. Как увижу радостную курицу в подвенечном платье, так и представляю, что ей это платье скоро на голову завернут, ноги раздвинут, да и выдерут. И останется от ее невинности, если она была конечно, только красное пятнышко на платье где-то в районе жопы. Собственно, для этого оно и белое. Так же, как и простыни. Чтоб виднее было. Типа, вот какой герой, очередную целку поломал. Поздравим его с этой победой.

Все примолкли, переваривая этот новый взгляд на традиционные вещи.

- Ну, не знаю, - протянула Сабрина. – Вряд ли кто-то всерьез трахается в подвенечном платье кроме порноактеров. Это же неудобно.

- У нас есть поговорка, - сказала вдруг Ао. – Хозяйская еда – хозяйские правила.

- Вот точно, - сказала Сабрина. – Мы сами со всем согласились, когда контракт подписывали. Там есть пункт о выполнении инструкций. Чего сейчас-то возмущаться.

Жасмин недовольно фыркнула и вылезла из бассейна. Надо сказать, ее абсолютно черное тело в белоснежном купальнике выглядело импозантно. Как инь и ян.

- А вы заметили, что мы уже пару минут торчим на месте? - спросила Алина. Душещипательный разговор о значении белого цвета для девственниц ее мало интересовал.

Все посмотрели на берег. Яхта действительно стояла напротив заваленного буреломом залива и не двигалась.

- Не волнуйтесь, дамы, - возвысил голос Баргас. – Произошла небольшая поломка. Скоро двинемся дальше. Пока ждем, советую внимательнее посмотреть на воду. Думаю, вы такое вряд ли еще где-нибудь увидите.

Все бросились к ограждению и посмотрели вниз.

Вода вокруг яхты сияла чистым бирюзовым цветом. Она была прозрачна и спокойна как стекло, и сквозь ее толщу можно было разглядеть дно с бугристыми красноватыми наростами коралловых колоний. Медленно колыхалась всевозможная растительность и сновали мириады мелких разноцветных рыбок. В округе сгущался вечер, а под яхтой царила ярко освещенная жизнь.

- Там что, светильники? – недоверчиво спросила Изабель.

- Нет. Это морские светлячки. Обычно они не заметны, но когда собираются в рой, возникает такой эффект. Это нечасто бывает. Можете считать вам повезло.

- А долго стоять будем? – спросила Сабрина.

Баргас подумал.

- Минут пятнадцать. Не меньше.

- Тогда вы как хотите, а мне надоело плавать в лягушатнике. Хочу поплавать вместе с живностью.

Она разбежалась и поджав ноги сиганула к светлячкам и рыбкам.

Мия робко взглянула на Баргаса, ожидая его реакции, можно, нельзя. Баргас только развел руками. Тогда и Мия прыгнула за борт. За ней с визгами и воплями последовали все остальные.

Когда на палубе из девчонок осталась одна Алина, Баргас посмотрел на нее и спросил:

- Вы не любите рыбок?