Помоги проекту - поделись книгой:
— Это, наверное, нувеграды, — приглядевшись, отозвался юноша. — Одна, две, три ладьи… На каждой — десять гребцов. Они плывут к морю.
С поморских ладей приметили парня и девушку на берегу.
На головной ладье кормщик сказал гребцам, на минуту осушившим весла:
— Глянь, братцы! На берегу стоят двое. Видать, биармы.
— Парень да девка! — заметил гребец.
— Им и ночь не в ночь!
Гребцы снова налегли на весла, и ладья стремительно скользнула вперед, к низовьям реки.
Рейе и Лунд провожали поморов взглядами.
Новгородские поселенцы-ватажники шли в Белое море на промысел. Они только еще вечером расстались с женами, с малыми детишками.
С ладей донеслась дружная песня. Она разлохматила тишину и заставила юных биармов прислушаться:
Как по морю, как по морю, морю синему
Плыла лебедь, плыла лебедь с лебедятами,
Со малыми, со малыми дитятами…
Ватажный староста Владимирко, кормщик последней ладьи, веером распустив по широкой груди черную, как уголь, бороду, громким басом поторапливал гребцов:
— Налягте, братцы, на весла! Поднатужьтесь! Дорога не близкая, а прошли мало!
Глава девятая. ТОЙ ЖЕ НОЧЬЮ
Той же серебряной ночью купчишка Рутан устроил у себя пирушку в честь того, что ему исполнилось пятьдесят лет. Гости сидели застольем перед очагом, славили хозяина и желали ему удачи в торговых делах.
Посреди земляного пола потрескивали смолистые дрова в выложенном камнями очаге. Над раскаленными угольями на вертеле жарился огромный кусок оленины. Виночерпий Сантери, низенький толстый человечек с хитрыми глазками на заплывшем от жира багровом лице, в лисьей безрукавке, надетой на голое тело, едва успевал наполнять деревянные кубки дорогим иноземным вином, много лет хранившимся в погребе купца. Гостями Ругана были родовые старейшины, охотники и воины. На почетном месте в середине застолья высилась нескладная крупная фигура Лайне — военачальника дружины. Этот храбрый сорокалетний муж с носатым грубым лицом и зеленоватыми глазами был мудр, опытен и хитер. Его лоб наискосок пересекал шрам от удара мечом в схватке с норманнами, случившейся много лет назад.
Старейшина Хальмар не пришел на пир, сославшись на болезнь жены. Он недолюбливал Рутана.
Гости уже успели попить, поесть и снова проголодаться и теперь посматривали на вертел, на оленину, жарившуюся на огне. Длинный и тощий повар в такой же безрукавке, как у Сантери, поворачивал вертел, суетливо и часто заслоняя лицо рукой от жара. С оленины капал жир. Уголья шипели и потрескивали.
Жарить мясо на вертеле повара научил Сантери, побывавший десять лет назад траллсом-пленником у норманнов. Он бежал из плена с железным ошейником. Рутан снял с него ошейник, и Сантери отковал из него кинжал и говорил всем, что этим оружием отомстит викингам, когда они явятся сюда.
Ровно в полночь Рутан ударил в ладоши, и перед гостями появились девушки в соболиных накидках. Их было десять — по числу гостей. На головах девушек бронзовые обручи-диадемы с подвесками из рыбьих зубов-талисманов, на запястьях — золоченые браслеты-змейки. Все эти украшения Рутан достал из своих сундуков.
На земляном возвышении по другую сторону очага девушки стали в ряд и, подняв руки над головами, начали мерно раскачиваться в танце. Движения их были легки и красивы. Девушки пели песнь Богине Вод:
Темп танца нарастал. Гости, забыв об оленине и кубках, стали прихлопывать в ладоши.
Повар и Сантери сняли мясо с очага и положили его на стол, на большое резное деревянное блюдо. Затем вытащили вертел. Девушки, закончив танец, как полагалось по ритуалу биармов, обогнули очаг, и каждая стала за спиной гостя. Гости подняли кубки, и каждый из них угостил танцовщицу. Потом они сели так, чтобы возле них справа оставались свободные места. На эти места сели девушки. Гости, взяв ножи, стали делить мясо, не забывая и девушек. Пир продолжался. Слуги вносили новые блюда — печеных на огне глухарей, зайчатину, соленую и вяленую рыбу, приправленную кореньями.
Рутан сидел довольный. Лицо его расплылось в хитрой улыбке. Завтра старейшины и охотники пришлют ему дары — меха и моржовый зуб. Так было принято у биармов — после пира в честь того, что соплеменник прожил половину жизни, одаривать его. Полотняная рубаха Рутана была расстегнута. Жирная грудь лоснилась от пота. Рутан взял кожаный мешочек и раздал девушкам по две серебряные монеты.
Девушки бесшумно поднялись со своих мест и скрылись за дверью.
Пир продолжался до утра. Когда все было выпито и съедено, гости стали расходиться. Рутан остался один. Он сел к очагу с озабоченной полупьяной улыбкой.
Он думал о красавице Лунд и о том, как бы ее привести в свой дом. Он придумывал для этого разные пути, но все не годились. Рутан махнул рукой и пошел спать. Сантери прикрыл его прохладным меховым одеялом.
А когда взошло солнце, к купцу явился Сантери и разбудил его.
— Чего тебе? — недовольно пробурчал купец. Глаза у него слипались, голова была тяжелой.
— Пришла дочь Вейкко Лунд. Хочет тебя видеть, — вкрадчиво сказал Сантери.
— Лунд? — радостно воскликнул Рутан. — Давай мою одежду. Неси вина и мяса. Я приму ее достойно!
Красавица Лунд стояла у порога. В приоткрытую дверь, обитую нерпичьей шкурой, ударил солнечный свет. Рутан прищурил и без того узкие глаза-щелки. Девушка смотрела на купца насмешливо.
— Рад видеть тебя. Ясноглазая! Самой желанной гостьей будешь! Я угощу тебя всем, чего захочешь. А что это там лежит у тебя под ногами?
Лунд молча подвинула мешок к ногам Рутана.
— Вот тебе долг. Что стоишь, как сухая осина? Считай шкурки. Ждать мне некогда.
— Солнце, вижу, невысоко. Дел у тебя немного, — пробормотал Рутан. — Считать шкурки не стану. Дарю их тебе. Оставайся у меня!
— Прощай! — сказала Лунд.
Рутан не успел открыть рот, как девушка выскользнула за порог. Купец бросился следом, крича:
— Погоди, Лунд!.. Проклятая девка. Ты еще пожалеешь! — воскликнул он, видя, что Лунд не слушает его и даже не оборачивается.
Купец вздохнул, постоял у порога и вернулся в хижину. Он унес мешок в чулан, где хранил богатства, открыл ставень оконца и стал перетряхивать и пересчитывать шкурки. Потом опять сложил их в мешок и бросил его в угол.
Глава десятая. О ИОМАЛА![9]
Лунд Ясноглазая услышала плач и причитания, доносившиеся с улицы, и выбежала из хижины. Мимо шла, растянувшись по дороге, вереница мужчин и женщин. Головы у всех были непокрытые. Женщины вели за руки детей.
Впереди всех шел, опустив голову, охотник Укам. В руках он нес небольшой кожаный мешочек. Густые спутанные волосы Укама трепал ветер. Солнце светило ярко. Но вскоре Ораул, разглядев с неба, что биармы идут к Иомале, смущенно спрятался за облаками, и день померк.
Следом за Укамом шла его жена Баруга. Она плакала, размазывая по грязному лицу обильные слезы. Все, кто шел следом за Укамом, время от времени повторяли:
— О Иомала!..
Возгласы мешались со вздохами и стенаниями. С сухой дороги поднималась пыль. Она, словно пепел, покрывала головы, одежды и лица людей. Полотняные штаны мужчин стали серыми, подзоры из цветного меха на куртках не столь яркими, как прежде. Все поблекло, померкло. Семья Укама была в горе. Умер отец охотника — Ламби.
Когда Ламби предали земле, имущество его разделили на три части. Две части — хижина, лодки, сети, оружие, запасы мехов и шкур отошли Укаму. Третью — серебро, накопленное Ламби, процессия несла в дар Богине Вод.
Имя Иомалы не сходило с уст биармов. Их возгласы становились все громче, все исступленнее:
— О Иомала!
О Иомала, мы несем тебе скудный дар старого зверолова Ламби. Восемьдесят лет хранила ты его дом от напастей. Ты сопутствовала ему на охотничьей тропе, в жаркий день ты поила его водой, прохладной и приятной, утоляя жажду. Зимой ты кутала его в меха и помогала поддерживать огонь в очаге. Ты даровала жизнь сыну Ламби — Укаму и послала ему хорошую и трудолюбивую жену — Баругу. Ты сделала так, чтобы род Укама продолжался. Ты послала ему сына…
За все это благодарит тебя покойный. Сын его выполняет волю отца.
Процессия оставила позади Ой-Ял, миновала мелколесье и углубилась в бор. Ветки деревьев ударяли людей по лицам, по плечам, но никто, казалось, не замечал этого.
Умолкли птицы. Затаились на деревьях белки, посматривая из-за веток на людей черными глазами-бусинками.
Лунд Ясноглазая присоединилась к шествию, и вместе с другими зазвенел ее высокий голос:
— О Иомала!.. О Иомала!
Возгласы сопровождались ударами в бубны, которые были в руках мужчин. Голоса биармов становились все более напряженными, и возглас О Иомала! звучал все чаще…
Наконец Укам поравнялся с высокой старой сосной, верхушку которой надломал ураган. Сосна широко распростерла свои руки-сучья, словно силясь удержать того, кто подходил к священной роще, обиталищу Богини Вод.
Из-под корней сосны выбегал светлый, студеный ручей. Волшебный ручей. Из воды его Иомала сотворила людей и дала им имя — биармы.
Укам опустился на колени перед ручьем и, зачерпнув пригоршней воды, напился, а потом смочил себе голову и лицо. То же проделали все остальные.
Теперь биармы были очищены от всего, что могло помешать им войти в священную рощу. Вода ручья делает людей беспорочными. Все грехи и низменные побуждения уходят в землю вместе с ней. Человек может теперь предстать перед Богиней Вод и доверить ей самое сокровенное желание, самую большую тайну.
Укам отправился дальше, и все пошли за ним.
Никто не имел с собой оружия. Богиня Вод не терпит оружных. Никто не смел думать ни о чем, кроме нее.
Чужое горе тронуло Лунд Ясноглазую, и на глазах у нее заблестели слезы. Она украдкой вытирала их и в мыслях молила Иомалу, чтобы та сделала их с Рейс счастливыми и богатыми. Но, подумав о богатстве, Лунд спохватилась и упрекнула себя в жадности. Разве счастье в богатстве? Разве не богат купец Рутан? В его сундуках немало добра. Но счастлив ли он? Нет, не счастлив.
Не надо нам богатства! — думала девушка. Пусть охотнику Рейе всегда будет удача. Пусть в сети попадается много серебристой рыбы. Пусть всегда у очага будет много дров. Вот и все, о чем просила Лунд Ясноглазая богиню биармов.
Вереница людей приблизилась к храму. На поляне показался частокол из заостренных, врытых в землю бревен. Близ частокола был навес из коры. Под навесом висела деревянная доска. Укам поднял с земли камень и четыре раза ударил по доске. Удары раскололи безмолвие. Из-за кустов вышел сторож Лакки в доспехах из китового уса, в шлеме из толстой кожи. Он молча приблизился к Укаму, снял шлем и спросил:
— Что привело охотника к Иомале?
— У меня умер отец. Он завещал треть добра матери-Иомале. Я принес ей завещанное…
Укам стал на колени и передал Лакки мешочек.
Все тотчас также опустились на колени, и по лесу разнеслось пение:
Лакки принял мешочек, взял под мышку шлем и неторопливо направился к воротам. Он распахнул их настежь, и все увидели статую богини.
Лакки подошел к ней и положил горсть серебра в чашу, которая была на коленях статуи, потом пошел к земляному кургану, высыпал туда остальное и перемешал серебро с землей.
Сторож вернулся, закрыл ворота и молча стал возле них.
Процессия возвращалась обратно в Ой-Ял. Лунд Ясноглазая оглянулась на ограду, мысленно опять упрекнула себя, что любопытство — нехорошее дело, и потом уже больше не оглядывалась.
Глава одиннадцатая. ВЛАДИМИРКО ПЛЫВЕТ ОБРАТНО
Ночью нежданно пал иней. Его принес на холодных крыльях ветер, что рождается в полуночном краю льда и снега. Но вскоре взошло солнце и стало тепло. Иней растаял и обернулся каплями влаги. Они, как роса, светлыми жемчугами висели на стеблях трав, на листьях, на острых перьях осоки.
Рейе пробрался к своей лодке, спрятанной в зарослях у берега, положил в нее заплечный берестяной кошель, весло. Он оттолкнул лодку от берега и вскочил в нее. По воде пошла зыбь, водяная курочка испуганно пробежала по зеленым листьям кувшинок. Крошечная птица — камышовка запрыгала прочь.
Кожаные бока лодки шуршали о стебли хвоща и осоки. Вода казалась красноперой от розового солнца. Всплескивала жирующая рыба. Щуки бороздили хребтинами поверхность воды, гоняясь за добычей. Мелюзга, вынырнув из воды, дождем сыпалась по сторонам.
Рейе скоро подгреб к тому месту, где у него была поставлена сеть. Он торопился: судя по приметам и по погоде, улов обещал быть богатым.
Он выдернул шест, к которому был привязан один конец сетки, и стал вынимать ее, подтягивая нижнюю бечеву и разворачивая полотно сети так, чтобы не упустить добычу. У лодки заблестели серебристые бока рыбин. Рейе скоро наполнил кошель и стал бросать рыбу на дно лодки. Длинная синяя тень от ельника скрыла лодку. Сеть сильно и упруго дернуло, и Рейе приготовил костяную острогу. Он взмахнул острогой, и на конце трезубца затрепетала крупная щука. Рейе вывалил рыбину в лодку и вынул у нее из хребта острогу. Рыба встрепенулась. Он ударил по голове щуки деревянной колотушкой и довольно улыбнулся: Хорошая добыча. Подарю ее Вейкко.
Распутав сеть, он сложил ее на дно лодки и поплыл вниз по течению, чтобы потом повернуть к причалу.
И тут он увидел ладью, поднимавшуюся с низовьев. Слабый ветер чуть наполнял ее парус. Гребцы устало взмахивали веслами. Рейе направил свою лодку к ладье. Кто там плывет? — думал он. — Неужели те нувеграды, что несколько дней назад отправились в море?
Он угадал. С моря возвращалась ладья кормчего Владимирка. Но ведь ладей было три! Где же остальные? Рейе опустил весло и присмотрелся к ладье. Он заметил, что она была наспех починена — на борту белели свежие доски, а мачта связана посредине веревкой. Из десяти гребцов уцелело шесть. Раньше они сидели по двое на пару весел, а теперь по одному. В корме, у руля — бородатый мужик с перевязанной головой. На повязке запеклась кровь.
Что случилось с рыбаками? Уж не разгневался ли на них морской бог? Не послал ли он ладьи в бурю на прибрежные скалы? Не напоролись ли они штормовой ночью на подводные камни? А может, встретилось поморам стадо китов — морских чудовищ, и они могучими хвостами разметали ладьи по океану?
Заслонив глаза от солнца рукой, биарм глядел на ладью. Бородатый человек замахал ему рукой с кормы:
— Здорово, парень!
Рейе поднял вверх три растопыренных пальца, потом, загнув два, выставил торчком один и крикнул на языке биармов:
— Было три ладьи — стала одна. Где же две?
Владимирко понял его. Показав рукой назад, в низовья, он поднял два пальца. Две ладьи остались там. Гребцы осушили весла и, сняв шапки, осенили себя крестом. Рейе понял, что две ладьи погибли. Гребцы опять взялись за весла. Ватажный староста крикнул:
— Нурманны близко-о-о! Передай-а-ай своим! Нур-ма-а-н-ны близко! Привечайте гостей копьем и топором!
Рейе понял только одно слово: нурманны. Он догадался, что вот-вот придут сюда нежданные гости, и, помахав поморам на прощанье, взялся за весло. Лодка птицей заскользила к берегу.
Рейе спрятал ее на прежнем месте, взял рыбу и побежал в Ой-Ял предупредить своих о том, что к берегам Вины идут нурманны-викинги.
…Солнце высушило капли влаги на травах, на листьях деревьев. Пустынные лесистые берега затаились в ожидании беды.
Глава двенадцатая. ЧУЖЕЗЕМНЫЕ ПАРУСА
В становище Ой-Ял все пришло в движение. Биармы, прознав о приходе норманнов, отсылали жен и детишек в леса, в укромные охотничьи чумы и шалаши, поспешно закапывали в землю одежду, запасы пищи, дорогие украшения и, у кого было, серебро. То тут, то там ширкало железо о точильные камни: мужчины вострили оружие, готовили доспехи на тот случай, если Вик-Инг пришли с войной. Старейшина Хальмар отправил гонцов-охотников в соседние городища и стойбища оповестить соплеменников о том, что гости на подходе. Слишком уж недоброй была слава норманнов. Чаще всего встречи их с местными жителями начинались с торга и кончались грабежом. Закованные в железо, с острыми мечами и копьями, норманны лавиной устремлялись в леса и, встретив на своем пути хижины биармов, жгли и ломали их. Копьями, точно щупами, разыскивали ямы с запрятанным добром, насиловали женщин, врубались в ряды плохо вооруженных воинов лесных племен. Костяные стрелы охотников мало причиняли вреда викингам, защищенным кольчугами и крепкими щитами. И только в ближнем рукопашном смертном бою отважные биармы топорами и палицами чинили врагам немалый урон.
Зимними долгими ночами в хижинах, у очагов, старые биармы рассказывали, что много лет назад на Вину пришел викинг Гаральд Волчий Зуб. Он сначала открыл торг, а потом его викинги бросились с оружием на биармов и стали отбирать все, что продали им. Биармы взялись за кистени и рогатины, но битва не принесла победы. Большой овраг, где звенели щиты и летали стрелы, до краев был заполнен трупами сынов Иомалы. Гаральд Волчий Зуб ушел с берегов Вины целым и невредимым, потеряв лишь десяток людей.
Насторожился дремучий лес. За каждым деревом — дозорный. Одна птица передавала другой весть о том, что чужеземец близко. И едва норманны появились, на всем пути к берегам Ой-Ял их провожали зоркие, недремлющие глаза.
Поделиться книгой: