Опера и смерть

письмо от какого-то Майкла из Дублина;

портрет красивой девушки, по виду – итальянки;

завещание.

«Я, Артур Майкл Паркс, завещаю всё моё имущество обратить в деньги и оплатить из них мои похороны. Всё, что останется – отдать моему двоюродному брату, Майклу Льюису Парксу. Если, по воле божией, смерть настигнет меня в Британии, похоронить меня следует на протестантском кладбище в Дублине, рядом с родителями. Если же умру я в Италии – на кладбище в деревне Сан-Феличе-Новелла, возле Генуи, рядом с моей покойной невестой Джульеттой Гамба, по сцене Орсини.»

Подпись покойного заверили два свидетеля: Джанкарло Каэтани и Джорджо Банфи.

Хозяйка тоже захотела прочитать завещание и громко ахнула:

– Джульеттта! Как в романе! Это, наверное, её портрет, да?

– Вероятно, – ответил я. И пояснил, что Джульетта – довольно обычное итальянское имя.

– Однако завещание уже нарушено, – мрачно заметил полицейский. – Мы его здесь похоронили. А где этого Майкла найти?

Стали смотреть записную книжку. Там без особого труда отыскался Майкл, проживающий в Дублине на Истерн-роуд, а также миссис Л. Бёрк, проживающая в Дублине на Роуз-стрит. Кроме этих двух адресов, в книжке были какие-то цифры, значки, ноты и в самом конце – адрес майора Рейс-Моргана и описание дороги к его дому.

Эти результаты чрезвычайно понравились полиции и расположили её в мою пользу.

– Вы и про гостиницу догадались, и письмо директора прочли. Я бы эту тарабарщину иностранную никогда не понял!

Я ещё догадался посмотреть гостиничную книгу. И обнаружил, что Артур Паркс проживал в одном номере с Джанкарло Каэтани. Возможно, они даже дружили.

Я решил поехать в Эдинбург.

Глава 9.

Рассказывает Пол Эверсли.

Хозяин гостиницы «Deer and dog», мрачный набожный шотландец, совершенно не походил на общительную миссис Бредли.

– Сдать номер я Вам могу, но предупреждаю – вся гостиница забита какими-то иностранцами. Противные они.

– А они сейчас в гостинице?

– В основном нет. Пошли на свой богомерзкий спектакль.

За вознаграждение хозяин разрешил мне записать, кто где живёт.

Я занял простенький номер и пошёл по коридору второго этажа. Коридор был пуст и тёмен; лишь кое-где за дверями виднелся свет. Я подошёл к одной из светящихся дверей и поднёс свою свечу к номеру, а затем сверил со своим списком.

Тереза Ангиссола.

– Avanti!

Я вошёл. Синьора Ангиссола – я её сразу узнал – сидела в кресле у камина, закутавшись в меховой палантин, с книгой в руках. В соседнем кресле устроилась с шитьём вертлявая девица, по-видимому, служанка, при виде меня вскочившая и сделавшая реверанс.

Я представился и попросил разрешения задать несколько вопросов. Певица молча кивнула.

– Вы хорошо знали майора Рейс-Моргана?

– А кто это?

Так, понятно.

– А мистера Паркса?

Певица пристально посмотрела на меня.

– Вы имеете в виду нашего контрабасиста?

– А Вы знаете другого Паркса?

– Нет. Но я знаю, что у разных людей иногда бывают одинаковые имена.

Что ж, трудно спорить.

– Вы можете рассказать мне о мистере Парксе?

Синьора Ангиссола словно выдавливала из себя слова.

– Он пришёл к нам одиннадцать месяцев назад. Умерла наша музыкантша и моя добрая подруга Жюстин Пернэ… Точнее, она носила фамилию…

Губы певицы произнесли что-то немыслимое. Вроде «Шаривари»

– … но часто пользовалась sa famille de jeune fille [2]. Нужно было срочно искать человека на её место. Сначала пришёл один человек, имя которого, извините, не помню, но он у нас не прижился. Потом синьор Имолезе, – тут певица сделала неприятную гримасу, – привёл мистера Паркса. Кажется, они выступали раньше в одной труппе, но это лучше узнать у самого синьора Имолезе. Паркс работал добросовестно, поэтому когда в прошедшее воскресенье он не явился на репетицию, все очень удивились. С ним произошло какое-то несчастье?

– Почему Вы так думаете?

– Потому, что Вы пришли ко мне и расспрашиваете. Но вообще-то я первая задала вопрос.

– Да, мадам, произошло несчастье. Он убит.

Певица не высказала ни страха, ни сожаления, но явно оживилась. Странно.

– А кем?

Мне не хотелось дурно отзываться о своём родственнике, но пришлось.

– По-видимому, майором Рейс-Морганом.

– Как интересно! А почему?

– Это мне самому, хотелось бы понять, синьора. Вы относились к Парксу с симпатией?

– Нет.

– Он был Вашим врагом?

–Он был мне безразличен.

–Почему?

–Не знаю.

Не сказать, чтобы она была очень болтлива.

– А где Вы были в день убийства?

Она посмотрела на меня в упор.

– А откуда я знаю, когда произошло убийство? Он мог погибнуть в любой день после субботы… И даже в любую ночь.

– Почему именно после субботы? – я несколько растерялся.

– Потому, что в субботу вечером он был жив и играл на контрабасе, – снисходительно объяснила мне собеседница.

Для женщины и иностранки она рассуждала довольно логично.

– По всей вероятности, он погиб в воскресенье.

Она задумалась.

В воскресенье у нас не было спектакля… А в репетиции я не участвовала. Сидела дома, потом мы с друзьями немного покатались…

– А кто Ваши друзья?

– Роберто… синьор Кассини. Синьорина Мак-Генри. Синьор Амати.

– Где Вы катались?

–Откуда я знаю? По Карлайлу и окрестностям. Мы сказали слуге: «вези куда-нибудь». И он нас вёз, куда глаза глядят. Когда мы решили возвращаться – выяснили, что заблудились. По счастью, была середина дня, и мы встретили прохожего, который объяснил, как вернуться.

– Вы помните этого прохожего?

– Нет.

– А где вы его встретили?

– Нет. Зачем мне это надо?

– А не проезжали ли вы мимо Браун-Хауза?

–«Браун-Хаус» – это, вроде, коричневый дом? Может, и проезжали. Не помню.

– А мимо мастерской Бейкера?

Певица задумалась.

– А как это пишется?

По её просьбе служанка подала бумагу и карандаш. Я постарался изобразить на бумаге вывеску заброшенной мастерской. Тереза Ангиссола некоторое время рассматривала изображение.

– Мне кажется, – сказала она медленно. – Мы проезжали мимо такой надписи. Там ещё были ворота полуоткрытые, из старых досок, и вроде какие-то цепи…

– Всё верно, – подтвердил я. – А Вы не видели там людей? Или каких-то странностей?

– Не разглядывала. Я просто бросила взгляд, и мы поехали дальше.

Я не знал, о чём её ещё спросить. Потом догадался.

– Были ли у Паркса друзья среди членов вашей труппы?

– Кажется, он был в дружеских отношениях с синьором Имолезе и синьором Каэтани.

– А кто это? – Каждое слово приходилось вытаскивать клещами.

– Синьор Имолезе наш певец, бас, а синьор Каэтани – музыкант, играет на гобое.

На этом мне и пришлось откланяться.

Глава 10.

Рассказывает Пол Эверсли.

Есть вещи, которым положено иметь определённый вид и содержание. Собаке положено иметь хвост, чай положено пить в пять часов пополудни, а женщина, да ещё иностранка, да ещё и актриса, должна быть женственной и болтливой. Когда порядок нарушается, это неприлично. Синьора Ангиссола всем своим поведением нарушала порядок, и мне это было неприятно.

Следующим номером, за дверью которого я увидел свет, был номер синьора Кассини.

Мне открыли сразу же, без всяких вопросов. В номере были двое мужчин; одному на вид было около 50 лет, второму – лет 30 или чуть больше. Старший был прямо-таки образцовый итальянец: низенький, толстенький, носатый и болтливый. Мне даже приятно было, что всё встало на свои места.

– Синьора Роберто нет дома, а я его слуга, Луиджи Гоцци. Синьор Роберто ушёл на прогулку, я очень боюсь, как бы он не простудился в этом холодном городе. Ему завтра исполнять партию Риччардо… Вы знаете «Бал-Маскарад»? О синьор Верди – величайший композитор современности, он создаёт шедевр за шедевром…

Мне едва удалось прервать этот поток слов.