Элиминация

– Да здесь он! Вот потрогай, – она схватила руку Осипа и попыталась положить себе на живот. Муж вырвался.

– Нет, не бывать этому! Его забрали врачи, понимаешь? – резковато, но нежно принялся втолковывать жене Осип. – Валя, ну не путай ты меня! Я же всё видел собственными глазами!

– Ничего ты не видел, ясно? – спутница жизни, решительно схватив мужа за руку, приложила его ладонь к своему животу. – Слушай! Слышишь?

– Слышу, – поник Осип. – Это Ваня, – обречённо пояснил он сам себе и тут же, закатив глаза, грохнулся на пол рядом с женой. Через пару минут с опрысканным водой лицом, он всё же пришёл в себя, и первым делом спросил. – Ты врачей видела?

– Нет.

– А я видел! Белые такие, как ангелы. Особенно один: высокий, сильный, с пылающим мечом. Добрый, у-ух! Обо всех хотел позаботиться. – Осип завздыхал, лёжа головой на руках у жены. Устроился поудобнее и ехидненько поинтересовался. – И как же мне объяснить это всё?

– Сон, милый. Просто, сон.

Осип удовлетворённо зевнул.

– Сон, значит? А я-то думал… – жена гладила его по волосам, стало хорошо, спокойно. – А дуб? Дуб-то был? – вдруг занервничал снова Осип.

– А как же! Конечно, был. Высо-окий. Я ещё с него рухнула, забыл что ли? Ты спи, хороший мой, спи, родной. – Осип, более уже ни в чём не сомневаясь, уснул.

VI

На следующий день Осип, наблюдая томно-ленивые движения своей беременной жены, радовался, сам не зная чему. Как всякий молодой отец, он скакал вокруг своей супруги, как козлик по весне восторженно, услужливо, и заботливо старался разделить бремя тяжести, работая по дому за двоих, а то и втихаря пытаясь самостоятельно, конечно не показывая своей второй половине, что он что-то там старается и справляется сам. Не хотелось ему так же давать ей задуматься о своём положении, почувствовать себя «не у дел домашних», поэтому тактичность оставалась в голове мужа первым правилом.

Так вот, когда Осип носился в фартучке от плиты к утюгу, конечно, не попадаясь при этом на глаза жене, ещё «не дай Бог, что подумает!», раздался звонок в дверь.

– Гости! – обрадовался Каригубов и бросился отворять дверь.

На пороге стояли малознакомые люди – не совсем знакомые, но кого-то смутно напоминающие хозяину квартиры…

– А! Ангелы! – завопил радостно Осип. – Из сна! Милости просим, заходите! Будьте, как дома! – радушнее хозяина медицина не встречала за всё время своего существования вообще, но на этот раз мед-персонал не воспользовался гостеприимством хозяина, а жалобно во все пять глоток запричитал:

– Это не мы, мы не виноваты! Вы же видели, что это всё товарищ Лапочкин учудил. Мы совершенно тут не причём, у нас дети! Ваш в коме, но наши то бегают! Что с нами будет? – хором закончили пять белоснежных и красноносых от волнения и уличного мороза ангелов.

– Какой товарищ Лапочкин? О чём это Вы? – удивился Осип. – Какая кома? И что же это Вы без старшего своего прилетели? – вспомнив, что во сне чуть не набросился на «старшего» с топором, Каригубов с отчаянием во взоре обратился к медикам. – Обиделся, да? Расстроился, да? Валя! – вспомнив про жену, вскричал Осип. – Валя! Иди сюда быстрее, ангелы из сна прилетели! Иди, поздоровайся, а то они влетать к нам в квартиру отказываются. Сама убедишься – есть они! Тут они! Хорошие! – он нежно улыбался опешившим гостям.

– Сколько их? – послышался из спальной комнаты голос жены.

– Если у меня от радости в глазах не троится, то ровно пять ангелочков! – ответил Осип, пересчитав стоящих в дверях для приличия и точности, добавил, вздохнув. – Сподобил Господь!

Конец первой части.

Часть вторая

Теория

I

Я проснулся заново.

Взгляд тот же, но привычные очертания носа выглядят иначе. Хоть я всегда знал, что косить глазами нехорошо, первым делом принялся косить к центру – любопытно. Откуда я вообще опять взялся? Ощущения не очень отчего-то. Руки не поднимаются, ноги прилипли к поверхности мягкой, сами мягкие. Раздражение от всего: от деревянной спины, закостеневших щёк и ровной пульсации по площади, которую я отчего-то не особо воспринимаю – большевата. О! Мир уменьшился! точно! На лице мочалка. Что они вообще со мной делали? А мир жалко – большой мне нравился. А вдруг я в него не помещусь? Хотя помещаюсь, вроде. Надо как-то подняться. Не по себе… Наверно ещё не до конца проснулся. Интересно, почему моя комната не со мной? Это не моя комната. Это комната не была моей. Моя ли эта комната сейчас? Почему комната, которая не моя, находится вокруг меня, включая меня в свою площадь? Сколько вопросов при пробуждении… Я обычно проще ко всему отношусь. Но не сейчас. Как относиться ко всему опять проще? Почему я не прост? Я всегда был прост. Я был простейшим? Откуда я знаю про простейших? О, чёрт возьми, мне поменяли мозг! Это всё объясняет. А может и меня поменяли? Нет, вроде тот же самый, только уже не простейший. Скорее, более похож на настоящего млекопитающего! М-да…

Как тихо-то вокруг. Совсем прям тихо. Прям вокруг! Нет, по периметру комнаты не моей. Только стрелка часов плавно жужжит. Шесть… Я умею определять время? Шесть утра или вечера? Наверно, не умею. Откуда-то цифры, правда, знаю. Наверно приснились. Обучение во сне – штука мало изученная. Гипнопедия, если не ошибаюсь. Зачем было учить меня во сне определять время, ума не приложу. Видимо, кто-то ставил на мне эксперименты. Безумные медики. Крыс им мало!

За стенами какая-то возня происходит, кто-то живёт… Странная штука – жизнь! Ты не отвечаешь ни за какие функции, ни за какие действия от самого рождения. Ты можешь планировать, но мгновенно меняешь планы в зависимости от ситуации. Ты безумная составляющая безумия всеокружающего хаоса, пытающегося упорядочить свою бесконечную природу в маленькие отрезки контролируемого существования… А-аа! Это не мой мозг. Это не мой мозг. Это умный мозг. Это странный мозг! Заберите этот мозг, Вы перепутали мой мозг с каким-то чужим мозгом, когда я посыпался! Стоп! Мне поменяли голову! точно! Я не вижу радугу, когда желаю! Желаю видеть радугу! Сологуб! А, его нет, это была проекция больного воображения, нянька чёрного мессии рода человеческого. То есть… Меня? А моя кошка? Спать. Срочно! Точно. Сплю.

* * * * *

Чёрт! ничего не изменилось. Видимо сплю до сих пор. Время – шесть ноль пять. Либо я в продолжении сна над собой издеваюсь, либо выспался и это не сон. А мочалка на лице? Чешется же подбородок и щеки деревянные чешутся. Забыл – мне же голову поменяли! Шея не болит, впрочем. Должна болеть, раз голову поменяли – место среза хотя бы. О, это же невозможно! Или возможно? Тайные разработки? Эксперименты под грифом "секретно"? Что о них известно? Опять вопросы… А может я стал умнее себя? Взял и стал! Чем я хуже себя? Не могу я, что ли, стать умным? Может, у меня позднее развитие или резкий скачок когнитивного развития, и случайным образом мгновенно сформировано представление о реальности в её практическом воплощении вокруг. Думаю, моё понимание реальности было не вполне осознанным вне плоскости точных понятий и определений фактического положения вещей, с наложением выдуманного мира, для более простого и удобного, ребенку с нарушенными функциями восприятия, существования в нём. До сегодняшнего дня. Сейчас я мыслю точно, чётко, логически. Строю умозаключения, с упором на факты, о которых понятия не имел, но знаю, что выводы правильны. Даже доволен собой в какой-то мере. К дьяволу сон, надо проверить свои способности в полном объеме! Для начала решить вопрос с ощущением мелкого мира. Ну и пошевелиться для начала. Вырос! Закоулки преисподней – я вырос! Я взрослый самец мужского пола, половозрелый гомо сапиенс. Да, мочалка, это – борода. Вот тебе и восемьдесят четвертый круг ада – лёг спать ребенком, проснулся 32-х летним мужчиной. Если быть точнее, мой возраст 32 года 7 месяцев, 14 дней и 8 часов. Вот это здорово – мои внутренние часы знают скорость старения моего организма до минуты! Или не здорово? А так вообще бывает? Нет, до сегодняшнего дня данного факта наукой не было зафиксировано. Я – уникум! Сам себя не назовешь красиво – никто не назовёт. Хех. Куда же я столько своих лет дел? Кома… Грустно. Вышедший из комы девственник 32-х лет. Хотя… Ни ошибок молодости, ни гиперсексуальности и беспорядочных связей, помутнения рассудка влюбленности, ни брака на фоне бесполезной привитой обществом ответственности мне не помешают быть полноценным человеком сейчас. Это плюс. Я – идеальный экземпляр с превосходным здоровьем и не обременённый политикой ложных ценностей. Остаться бы таким навсегда! Параллельно со мной мыслит второе я. Надо отменить одного из нас. Отключусь и очнусь заново. Пуск.

II

В комнату вошёл врач, но не один, а в сопровождении ещё одного серьёзного доктора в годах и любопытной девушки. Я был спокоен. Сидя под раковиной, можно понять многое. Понимание пришло неоткуда. Понимание, что я велик и мудр. Слёзы выпустили из глаз, вместе со всеми лишними эмоциями, того, кем я был раньше. Всё видимое мной само обретало смысл, имя и значение. Это было похоже на точку доступа к любой информации, на которую я обращал своё внимание. Я понял, что пожилой врач, Мирон Матвеевич Хромов – лидер делегации, считающий себя мозгом, а сопровождающих он разделял на две дополнительные, но разные субстанции. Моего «знакомого» Валерия Евпатьевича – подручным средством и, если будет нужда, щитом для самозащиты, девушку – приятным дополнением, к слову сказать, мысли главного делегата лезли этой девушке глубоко под прилегающую к её телу одежду. Игривый Миронов мозг… Я решил начать беседу, без выслушивания глупых вопросов о моём самочувствии:

– Мирон Матвеевич, почему Вы не трахаете Марию Семёновну, а только про себя откровенно думаете об этом сейчас, поглядывая на её колени? Шалун Вы, Мирон Матвеевич! Вас ведь отвлекает данное не совершённое действие, и Вы не можете спокойно сосредоточиться на моей ситуации в связи с этой маленькой, но очень Вас занимающей проблемой!

Пожилой врач замер. Девушка с недоумением уставилась на меня. Видимо ждала моей реакции на её пристальный взгляд. Я отреагировал, вот трудность то:

– Мария Семёновна! Я не брежу, это факт. Как и Ваши мелькнувшие мысли, что Вы впопыхах с утра надели вчерашние трусики, которые возможно, немного испачканы, меня совершенно не волнуют. Хотя эти новые факты, озвученные мной, сейчас уже взволновали Мирона Матвеевича, – мне стало весело. Они почему-то молчали. Мне стало скучно. – То есть Вы все пришли поинтересоваться, почему я вышел из комы, а теперь интересоваться уже не желаете? Что же Вы за специалисты такие? Нет, успокоительное средство мне не поможет! – Я отреагировал на изменение в глазах посетителей. – Скорее это Вас успокоит моё молчащее тело на кушетке и можно будет весь мой монолог обозвать бредом психически не здорового человека. Но, уверяю Вас, это будет очень не профессионально для вас, и обидно для меня лично.

Врачи продолжали молчать. Может их смущала моя «подумывальническая» позиция? Меня не смущала. Какие мелочи… Ну пусть будет более официально. Я встал и стал внимательно рассматривать забавную троицу. Почему они мне кажутся пустыми? Хотя нет, в девочке что-что есть, серьёзная мечта что ли? Почему бы не проверить это?

– Мария Семёновна! Докажите мне, что Вы не каменная статуя и помогите мне доказать, что я вполне здоров?

– Да, Иван Осипович. Я попробую.

– О, Вы прочитали мою историю болезни? Так мило!

– Здесь Вы всем интересны – поступили в психиатрическую клинику в коме. Никто не мог решить – переводить Вас в обычную или оставить здесь. Вы иногда выходили из комы, но не говорили, были пустым коконом. А сейчас поражаете видом полноценного человека!

– Да, задача ещё та, зачем туда-сюда катать больного… Но не будем отвлекаться. Я могу знать о Вас в какой-то мере всё и слышать наполненность Вашего сосуда разума, но не могу определить – нужны вы этому миру или нет. Это можете сделать только вы, открыть, так сказать, дверь Вашей жизни. – Я заметил, что Мирон Матвеевич насторожился и стал думать только обо мне. Валерий тоже внимательно смотрел на меня с особой готовностью уложить меня отдохнуть. Это неплохо – люди в обострении очень впечатлительны. – Итак, Мария Семёновна, скажите мне, что бы Вы выбрали для себя лично из всех возможных вариаций желаний связанных с направлением вашей жизни? Отнеситесь к этому очень серьёзно, я уверяю, вы не пожалеете в любом случае! Вы ведь заметили, что мы не знакомились официально, а я знаю Ваши имена, и, предположительно, мысли…

– Конечно, знаете, – не выдержал и вступил в диалог Валерий Евпатьевич, перебив меня на полуслове. Видимо, Валерия расстроил факт, что я выбрал для эксперимента Марию, а не его, такого эффектного молодого человека. Он возмущенно продолжил, рисуясь. – Вы наверняка, очнулись дня три назад, продумали всё заранее, порасспрашивали техничек про врачей, и теперь желаете сделать вид, что вы нормальны, ещё и в чём-то там гениальны!

– Валерий Евпатьевич! Как Вам не стыдно?– я улыбался мозгу этого индивидуума. – Тогда можно сделать вывод, что эти же «технички», как грубо Вы их пожелали назвать, помогли мне узнать в деталях и про тринадцатилетнюю соседку Ирину, которая бегает к Вам от пьющих родителей, а Вы заботливо утешаете её, обещаете взять замуж, когда ей исполнится 18, но, конечно, только в том случае, что она никому до своих 18-ти не будет рассказывать о Вашей хрупкой и нежной с ней связи. Кстати сказать, очень нехорошо обманывать девочку. Ведь Вы не собираетесь на ней жениться. – я почувствовал поднимающуюся во мне ярость, но сделать ничего не мог. Мирон Матвеевич и Мария замерли, вместе со мной смотря на Валерия.

– Что за глупости! Что за непонятные предположения! Мирон Матвеевич, дорогой, давайте поставим бедному Ивану Осиповичу укол, кажется, ему стало хуже, чем было в коме. Он возомнил себя чтецом мыслей, а то и кем похуже! – с пылающими ушами возмущался Валерий. – Какие-то нелепые наговоры на честного человека от больного только что вышедшего из комы! Кому они нужны?

– Видите, уважаемый Валерий Евпатьевич, вы уверились сейчас, что я только что вышел из комы, чем подтвердили мою историю. Я, как Вы знаете теперь, ничего не мог узнать от местных «техничек», спасибо, – я повернулся к девушке. – Ну, что, Мария Семеновна, Вы готовы мне ответить? Только искренне.

Девушка задумалась, поглядывая на поникшего Валеру и на озадаченного происходящей комедией Мирона Матвеевича. «Да, комедия ещё та планируется!» – мелькнуло у меня в голове. Потом я услышал чистый, искренний голосочек Марии, в нем не было сомнений, она поверила мне и на что-то надеялась:

– Я бы хотела найти возможность излечить одну из самых страшных болезней нашего времени!

– О, милая моя, это здорово. Вероятно, это в память о сестре?– она вспыхнула от моих слов. – Не расстраивайтесь, часто наши близкие спасают нас от бесполезности жизни, как вот сегодня, по истечении времени, погибшая когда-то сестра спасла Вас, случайно изменив в нужную сторону ход Ваших мыслей. Я немного разочарую Вас, сказав, что Вы не сможете найти возможность излечить эту самую болезнь, к сожалению, но Вы найдёте лекарство от другой, не менее неприятной заразы, изучая это направление. И, что самое приятное, это лекарство сделает Вас известной и ни в чём не нуждающейся.

– Я Вам не верю.

– Думаю, верите. Вижу, – я делал сейчас всё правильно. Девушка широко раскрытыми глазами смотрела на меня, пытаясь уловить фальшь.

– Ерунда всё это. Это какие-то надежды, дальние планы, предсказания. Зачем Вам это, Иван Осипович? – опять бесцеремонно влез в разговор Валерий. – Вы хотите сказать, что исполняете желания? Вот было бы прелестно! – он прищурился.

– Как вам объяснить, любезный мой друг, – я, кстати, ещё сам до конца не понимал к чему веду. – Можно предположить, что всё так. Я провожу опрос и, возможно, Ваше желание станет более очевидным и самореализуется благодаря мне, но так же, возможно, не совсем так, как Вы ожидаете. Более буквально – я стираю не нужное. Стираю грани предполагаемого. Какими могут быть грани – никому не ведомо. Но обычно это идёт на пользу – вы перестаёте отвлекаться на бесполезное и занимаетесь развитием только важного. Сказанное мной тоже точнее звучать не будет, – предвосхитил я его вопрос.

– Это ерунда.

– Думаете?

– Да. Исполните моё желание сейчас, Вам поверят все здесь присутствующие. Я могу сказать, что мне нужно. Остальные это увидят. Итог? Вы перестаёте быть пациентом, становитесь здоровым свободным человеком. Перспектива прекрасная. Все довольны. Исполните? – Валерий явно забавлялся.

– Ну, попробуйте, – я уже предвидел результат, соглашаясь. Часы на стене стали щёлкать точно и отчётливо, сливая счёт секунд со мной.

– Я хочу стать умным и затмить всех своими знаниями! – Валерий Евпатьевич верил в сказанное собой, он ухмыльнулся в последний раз и упал замертво. Его уже не было. Нельзя затмить остальных людей. Это неверное направление мысли, жизни, генофонду человека это не нужно. Я выключил Валеру. Стёр. Душу стёр. Личность. Он ошибался, думая, что я исполняю личные желания. Я избавляю от пустых людей общество, само оно с этим справиться не сможет. Говорил же ему, кто я. Жаль, что люди всегда пытаются играть с похожими на себя. Можно ведь и доиграться.

Мир настолько необычен и не познан, что нужно ожидать появления любого существа, особенно такого, как я. В профилактических целях. Природа знает, как ей лучше решать проблемы своих детей. Я представил, сколько ещё таких глупцов будет на моём пути, и какими эти глупцы будут. Почему человечество развивает в себе такое направление личностей? Не знаю. Не хочу знать. Право выбора будет у всех, этого достаточно.

Мирон Матвеевич склонился над телом Валеры, посмотрел на меня с опаской, схватил онемевшую Марию за локоток и выскочил, молча, из моей палаты. Щёлкнул замок. Я думал о первом своём сознательном дне своей жизни. Слегка мутило. Мария испугалась – два неожиданных результата за пять минут. Мирон умён. Он не произнёс ни одного слова за всё время посещения пациента. Он изучал мой случай. Мой случай ему не по зубам. Хотя, мне тут не очень долго находиться. Выйду. Мария работает над своим проектом уже пятый год, она получит лекарство через 18 дней. Там несколько месяцев на условности… Моя рекламная девочка. Одна из миллионов.

Снова щёлкнул замок. Зашли два санитара, вынесли до сих пор лежащее на полу тело. Зашли другие два санитара, положили меня на кровать, сделали то, что планировал сделать Валера – укол в руку. Я не сопротивлялся. Уже всё равно сегодня ничего менять не нужно. И делать тоже.

III

Обед в любимом кафе проходил точно по графику. Иван Осипович с удовольствием поглядывал на сладкое произведение искусства – пирог Баноффи по праву считался любимым десертом Ивана Осиповича. Перед поглощением этого волшебства вкуса, Иван всегда смотрел на сладость, предвкушая безупречное удовольствие.

– Вы уверены, что это съедобно? – приятный женский голос, несомненно, был обращён к этой ситуации разглядывания. – Если Вы сомневаетесь, то лучше не пробуйте, наверняка гадко и безвкусно, – голос продолжал общаться с Иваном Осиповичем, который в свою очередь раздумывал, стоит ли поддержать бессмысленную беседу или воздержаться, и, наконец, оглушить себя вкусовыми ощущениями. Внезапно для себя, он резной лопаточкой отделил часть пирога, переложил эту часть на отдельную пустую тарелочку и протянул по направлению соседнего столика:

– Попробуйте, дорогая, может быть мой вкус не так уж и плох, – Иван не смотрел на собеседницу, его взгляд остановился на её изящно-грациозной щиколотке. Чуть ниже не менее изящные босоножки кремово-бежевого цвета слегка оттеняли цвет кожи в очень выгодном свете. Картина была приятная. «Щиколотки безупречны» – подумал Иван.

– Вот неожиданно! Мы ещё не знакомы, а я уже для Вас дорога! – мило засмеялась женщина. Иван поднял глаза выше и определил, что эта женщина ещё девушка. Она продолжила говорить. – Моё имя Вам интересно? Кира! Это чтобы не затягивать процесс знакомства, – девушка выжидающе замолчала.

– Иван, – коротко вздохнул Иван и отправил первую ложечку лакомства в рот. Собеседница исчезла во вкусовом взрыве.

– Ну, что же, придётся попробовать Ваше угощение, немногословный Иван, – опять появилась новая знакомая и отвлеклась на пробу, чему наш герой был очень рад. Кофе тоже был неплох.

– Это непостижимо вкусно! Почему я не знала про это чудо раньше? – восхитилась девушка. – Я должна Вас отблагодарить! Давайте после того, как мы здесь закончим наши маленькие вредности-потребности, прогуляемся? Может быть, я принесу Вам удачу! Я никуда не спешу, есть немного свободного времени. Если, конечно, Вам не будет это в тягость. Вы погуляете со мной, интересный Иван?

– Хорошо, – ответил Иван, думая том, что, впрочем, эта девушка его не напрягает, её болтовня как-то аккуратно накладывается на окружающий мир, нисколько не портит наполненность это мира и не разрушает гармонию звуков наполняющих пространство вокруг него. Через пять минут он добавил. – Я не против прогуляться.

Девушка рассмеялась.

* * * * *

«Я не умею гулять. Смутные воспоминания о прогулках перед белым зданием психиатрической клиники часто мелькают в моём мозгу, но и тогда я не понимал зачем мы гуляем. Я не понимал, что я гуляю. Возили ли меня или я сам ходил? «Вам нужен свежий воздух!» – говорил доктор. Впрочем, там заниматься было больше нечем, кроме чтения лёгких книг самому или кем-то, настольных игр и прогулок на свежем воздухе. Тяжёлые или обучающие книги запрещали слишком нервное чтиво, работа с инструментами – опасна, спорт – агрессивное, травматичное занятие. Странный способ вылечить людей – оставить им только две-три животные функции, которые никакого эффекта не дают. Проще было тех нас всех расстрелять или поставить в условия серьёзной опасности, постоянной, угрожающей жизни и здоровью. Конечно, часть бы растерялась и реально превратилась в овощи, но кому-то, вполне вероятно, надоело бы принимать ошибочные решения, безобразящие красоту разума, и они предпочли бы выжить. Ведь кто по сути чаще всего больные? Люди интеллектуального склада ума, не справившиеся с ударами жизни. Есть, не спорю и полные идиоты, не осознающие себя вообще, каким был, к примеру, я в детстве, но большинство – слабые духом люди, городская чешуя, которая плохо прикрепилась к рыбьей коже общества. Итог – отлетевшая чешуйка болтается в воде среди песка и ила грустной, не нужной частицей тела, не участвуя в жизни общего организма, медленно разлагаясь. Сколько подобных таких ненужных частичек вокруг, но ведь их не собирают силой в заведения и не заставляют гулять, играть и есть? Сотни пьяниц под окнами довольных жизнью сограждан, тысячи воров между разнорабочими, миллионы необразованных руководителей, психиатров дающих ложную двойную информацию, ставшую популярной из-за желающих читать и слушать то, что понятно, легко и «по-твоему». Отдельная тема про психологов, если углубиться! Кто сказал, что должно быть по-твоему, что всё должно вращаться вокруг тебя? Если детали часов станут вращаться каждая по отдельности – пойдут ли часы вообще? Да, не спорю, чтобы уметь позаботиться о ком-то, нужно сделать так, чтобы ты был в состоянии заботиться о ком-то сам, то есть должен воспитать себя, но ведь это процесс не одного дня и не одного года, и даже не тридцати лет! Это вопрос самообучения с детства. Ты можешь понять, говорить, как ты культурен и тут же в любом общественном месте раскричаться от того, что тебя обсчитали случайно, как истеричная девочка, которой куклу не ту купили. А ты читал психолога, ходил на его лекции, кивал и чувствовал себя на пути исправления, видел себя на вершине человеческого разума и понимания жизни. Да ни черта ты не понимаешь. В обществе можно жить, если всё общество стремится к общему благополучию. Рыночные отношения – прекрасно, любовь – замечательно, но носиться со своим самоутверждением, как личность, это похоже на бесполезный капризный писк шестилетнего ребёнка – разум появился, а жизнью управлять не может, жизни не знает, сам выжить не в состоянии, только за счёт других!»

– Иван, мне кажется, вы меня не слушаете! – новая знакомая шла рядом и рассказывала о чем-то, по-видимому, очень занимательном.

– Вы ошибаетесь, дорогая. Что дальше сказала Таня этому Коле, подсунувшему ей мёртвую мышку в сумочку? Меня правда смущает вопрос – зачем этот Коля вообще подсунул ей мышь? Может Таня любит есть мышей? Извращённый вкус? Лакомство из детских воспоминаний? Или она изучает строение организма мышей? Препарирует? – он саркастично приподнял брови и в поддельном ужасе выпучил глаза.

– Иван! Вы ненормальный! – Ивана передёрнуло от такого определения его девушкой. – Какое препарирование? Какие лакомства, брр, жуть же! Шутки у Вас, я скажу! Он просто хотел привлечь её внимание таким образом!

– Ну, я же привлёк Ваше внимание своим гастрономическим вкусом? Кстати, вы тоже сомневались, Кира, что пирог можно есть!

– Ну, не мышь же! – она фыркнула. – Вы такой забавный! Вы ещё скажите: « Он мог ей в ногу нож воткнуть, чтобы она поняла, что ему нравиться её нога!» Хотя, – задумалась девушка. – Получается, я это должна сказать со своей мышью! Вы совсем меня запутали, Иван. Как у Вас это выходит?

– Не знаю, – честно ответил Иван Осипович, на мгновение сам запутавшись. – Может природное обаяние?

– По-моему тоже, да. Вы от природы обаятельный. Это так сексуально, – добавила она и испуганно закрыла рот ладошкой.

– Мне тоже нравятся Ваши щиколотки, Кира! Они прекрасны! – успокоил её Иван и зачем то обнял за талию. Она улыбнулась, но не вырвалась, не оттолкнула, продолжила идти рядом, прижавшись. Прогулка удалась.

IV

Мирон Матвеевич собрал делегацию и инструктировал всех одновременно:

– Коллеги, это неоднозначный случай. Конечно, можно списать на совпадение, что Валерий Евпатьевич умер случайно, от возбуждения и по странному стечению обстоятельств, мир его праху, но не будем забывать о профессиональной осторожности! Ведь пациент теперь уверен, что может «стирать» людей, когда ему вздумается! – Пожилой доктор сам не верил в то, что говорит, но старался придать своим словам как можно больше твёрдости. – Пациент, как Вы знаете, детство провёл в нескольких жутких состояния, это всё наложило на его разум тяжёлые отпечатки. Сначала неверно определённый синдром Дауна, потом летаргический сон от резкой смены обстановки, переросший впоследствии в синдром младенца и, наконец, непостоянная кома, кстати, совершенно неизученное состояние, после неудачного удара дубинкой от одного слишком рьяно исполняющего свои обязанности медицинского работника. Вы представляете, что творится в его голове после всех этих воспоминаний, даже если он и не помнит никакие из них?

Коллеги с умным и удручённым видом покачивали головами в такт каждому слову авторитетного Мирона Матвеевича. Мирон продолжал:

– Итак, запомните друзья мои, не провоцировать пациента, не давать возможности вовлекать себя в политику «ты мне, я тебе», никаких исполнений желаний и подобной ерунды. Не стоит проверять на себе и на пациенте свои догадки. Сначала нужно разобраться, чего желает сам господин Каригубов и как он себя чувствует. Это моё мнение и это мой пациент. Но мне нужны независимые Ваши мнения и Ваш опыт. Возможно, Вам тоже пойдёт этот новый опыт на пользу. Если кто-нибудь желает высказать своё мнение сейчас или какие-нибудь предположения, говорите, я с удовольствием выслушаю. В палате больного я запрещаю Вам это делать. – коллеги опять покивали, и только доктор Жальцев сказал в ответ:

– Матвеич, ну что ты, в самом деле! Как будто первый раз.– пожевал губами, добавил вопросительно. – Он не буйный? Поставь на всякий случай пару молодцев в палате возле больного, мало ли что. Я не за себя переживаю, за коллег волнуюсь.

– Егор, мы все взрослые мужчины, нас семеро, тебе нужны ещё телохранители? Не волнуйся, Каригубов агрессии не выказывал, зачем его пугать санитарами? Но если тебе будет спокойно, вызову санитаров, они постоят за дверью. Прошу, господа, пройдёмте в палату к пациенту, – Мирон приглашающе указал на дверь и взялся за трубку телефона. Все шевельнулись.

Через несколько минут белая гусеница умных сегментов, молча и задумчиво, поползла, иногда распадаясь, по коридорам клиники в сопровождении двух санитаров к палате Ивана Осиповича.

* * * * *