Брось мне вызов

Мои щеки пылают, а желудок сводит. Я жду, что он повернется, посмотрит на меня и скажет что-нибудь. Что угодно.

Но он только кряхтит и идет дальше, как будто меня вообще здесь нет.

– Серьезно? – спрашивает Тиффани, когда Колтон исчезает в лифте для руководства. – Милый костюмчик? Ты меня разочаровала.

Ладно, возможно, я не справилась с заданием. Но даже после неудачи мое сердце поет, и я снова чувствую приятное покалывание, так что это не полный провал.

«Вот и снова он».

Я ничего не говорю, потому что знаю: Тиффани втянет меня в неприятности, если я взгляну на нее.

Этим утром она уже бросила мне вызов: съесть оргазмический пончик с двойным шоколадом из магазинчика рядом со «Старбаксом». То есть вызов заключался не в том, чтобы съесть пончик, а в том, чтобы изобразить оргазм от его поедания прямо там, в магазинчике, как в фильме «Когда Гарри встретил Салли».

Испытание пройдено.

С чудовищным смущением, с хихиканьем, но пройдено. И пончик был очень вкусным, поэтому я купила еще дюжину для коллег и оставила в знак благодарности два бакса на чай улыбающейся девушке за терпение нашего безумства. Билли и Рикки съели по три пончика каждый, но папа отказался, похлопав себя по плоскому животу. Даже Миранда съела один, прочавкав «спасибо».

Осознавая, что должна игнорировать Тиффани, я все равно поднимаю глаза и вижу, как Колтон идет по вестибюлю с парочкой других высокопоставленных руководителей компании.

Я знаю их имена и, возможно, обедала с ними когда-то, когда была младше. Но поскольку сейчас они воспринимают меня исключительно как ассистентку, я не знаю о них ничего, кроме имен и должностей в структуре организации. Я проклинаю себя за неопытность и непредусмотрительность, за то, что не запоминала, кто из них любит оперу, кто предпочитает шардоне виски и какие роли играют в «Фокс» все те, кто сидел за столом с моим отцом. Я практически слышу, как папа шепчет мне об упущенных возможностях, но, зажмурив глаза, заставляю его умолкнуть.

Мой взгляд в большей степени сосредоточен на Колтоне.

Сегодняшний костюм еще сексуальнее вчерашнего: темно-синий цвет идеально сочетается с его темно-голубыми глазами.

И так продолжается годами, с начала моей работы в «Фокс». Стоит только подумать, что в своих фантазиях я не могу повысить свое бедное эго и либидо, как он повышает их на несколько уровней.

Но он так ни разу и не посмотрел в мою сторону.

– Да.

– Как думаешь, он скажет тебе что-нибудь сегодня? – спрашивает Тиффани, продолжая лелеять надежду. – После того как вел себя, словно огромный эрегированный хрен, и игнорировал тебя?

Теперь я думаю об эрегированных пенисах и вспоминаю, что мне необходимо лечь в постель с чем-то с пульсацией.

У Колтона есть пульс. Готова поспорить, у него четкое и сильное… сердцебиение.

– Мисс Картер? – решительно произносит британский голос. Я мечтательно думаю, что он звучит так, словно мед растекается по льду, и лишь потом осознаю, что, собственно, говорит именно он. Жаль, обращается не ко мне.

Тиффани и я в шоке поднимаем глаза, понимая, что Колтон остановился прямо перед нашей стойкой. Миранда, просматривающая журнал посещений, удивленно смотрит на него:

– Да, мистер Вулф?

– На минуточку, пожалуйста, – говорит он и ведет Миранду к лифтам. Он нажимает на кнопку, давая ей понять, что разговор будет быстрым, а затем начинает допрос с пристрастием. Хоть он и пытается следовать классическому правилу руководства «хвалить – прилюдно, упрекать – наедине», благодаря акустике в вестибюле мы слышим его голос.

– С какой целью вы направили мне отчет об экспортных поставках? – спрашивает Колтон. Сладких, как мед, нот как не бывало в его голосе, остались лишь ледяные, пронизывающие. – Какое мне дело, сколько посылок отправлено?

Я помню этот отчет. Я сама отнесла бумаги к нему в офис по распоряжению Миранды.

– Сэр, во время нашей последней встречи вы сказали, что хотели бы ознакомиться с практикой перевозок, и…

– И вы прислали мне массу электронных таблиц и цифр, – рычит Колтон. – Мне не нужны данные, чтобы самому проводить анализ. Я полагал, что вы сделаете анализ и отправите сводку в одну страницу, как мы обсуждали. Мне нужны итоговые данные о расходах на доставку в отделе, и если вы придумаете способ сокращения расходов, то не упустите возможность включить его в ваш анализ.

– Я… прошу прощения, сэр, – говорит Миранда. – Я думала…

– К концу дня, мисс Картер.

Раздается звонок, лифт открывается, и Колтон исчезает внутри, оставив Миранду стоять, склонив голову.

Когда двери закрываются, я вижу, что Колтон уже погрузился с головой в телефон. Миранда поворачивается, ее лицо напряжено от гнева, и, возможно, ей немного стыдно за недавнюю выволочку.

– Вам двоим все еще нечем заняться?

Ее вопрос застает меня врасплох. В конце концов, я была всего лишь посыльным, а она набрасывается на первых попавшихся под руку – на нас.

Я стою и неожиданно оступаюсь, когда мой левый каблук скользит по ковру, ударяюсь о длинный стол, за которым сидим мы с Тиффани, но удерживаю в руках стопку бумаг.

– Миранда, я только взяла эти…

Миранда не желает ничего слушать.

– Девочки, парень из «Федэкс»[2] скоро будет здесь. Если заставите его ждать, я за последствия не ручаюсь.

Она уходит, и Тиффани бросает ей вслед сердитый взгляд, а затем на ее лице снова появляется привычная профессиональная мягкая улыбка.

– По крайней мере, он остановился и заговорил. И на этот раз он должен был увидеть тебя. Он стоял прямо перед тобой!

– Ну, если и увидел, то явно был не в восторге. Никаких признаний в вечной любви и расспросов, где я была всю его жизнь. – Я прижимаю запястье ко лбу, изображая девушку Викторианской эпохи, впервые выезжающую в свет и готовую упасть в обморок. – Бедная я, несчастная. Что же мне делать?

Тиффани широко раскрывает глаза, и я знаю, что она вот-вот разразится идеями.

– Это риторический вопрос, мисси. – Я показываю пальцем на нее, а затем на стопку коробок, виднеющихся через открытую дверь почтового отделения. – Иди работай, иначе я брошу тебе вызов с Арнольдом.

Угроза небеспочвенна, потому что наш водитель «Федэкс» – очень неприятный тип и вечно спешит. Мы на горьком опыте научились никогда его не задерживать, после того как он без колебаний оставил наши посылки на долгие праздничные выходные, хотя у нас было еще целых тридцать минут. После этого фиаско мы стали называть его Мерзким Арнольдом.

Но это сработало, потому что теперь мы всегда готовы как минимум за час до его появления.

Мы работаем весь день напролет, Арнольд приходит и уходит с коробками, и я провожу экскурсию двум милым старушкам, которые хотят поговорить об архитекторе, спроектировавшем здание. Телефон звонит без перерыва, и я распечатываю около тысячи экземпляров годового отчета для предстоящего собрания акционеров.

В конце дня наконец появляется Миранда. Я почти уверена, что она пропустила обед, потому что весь день торчала в офисе, зализывая раны.

– Элла, отнесешь это наверх, пожалуйста? Это очень важно. – Она не говорит, что это отчет, который потребовал Колтон, но мы все и так догадываемся. – Мне нужно идти. Ровно в пять тридцать у дочери заканчивается тренировка по волейболу.

Она смотрит на огромную стену в фойе вестибюля, где многочисленные часы показывают время шести основных часовых поясов по всему земному шару.

Миранда не такая уж плохая. Я сужу по тому, что она на первое место ставит детей, так же как и отец когда-то. Но мне по-прежнему кажется, что она ему не подходит. Для него миновала пора воспитания детей, а я была отнюдь не простым ребенком. Думаю, что теперь он заслуживает быть с той, у которой также прошел этот этап, с кем он может по первому зову отправиться в путешествие, потягивать вино и наслаждаться всеми прелестями среднего возраста.

Я беру отчет, единственный лист бумаги. Поворачиваюсь, чтобы взять папку и вложить его внутрь, давая Миранде понять, что осознаю, насколько важен для нее этот документ.

– Конечно, Миранда. Надеюсь, Изабелла делает успехи в волейболе. Хорошего вечера.

Она кивает головой с благодарной улыбкой. Мгновение спустя Миранда с сумочкой на плече устремляется к выходу.

Большинство уходит около пяти, хотя у нас нет фиксированного рабочего дня с восьми до пяти. Мы с Тиффани обычно работаем до шести, чтобы убедиться, что последние письма попали на почту, и в случае необходимости помочь руководителям после ухода их ассистентов.

Последний час рабочего дня проще пареной репы: меньше звонков, меньше людей и меньше работы. Это значит, что мы можем наворотить всякого, но не сегодня.

– Я отнесу это в кабинет мистеру Вулфу. Скоро вернусь, – говорю я, стараясь звучать равнодушно, но в желудке у меня все переворачивается от волнения.

Когда я приносила предыдущий отчет, тот самый, за который влетело Миранде, я передала его помощнице мистера Вулфа. Но сейчас, когда на часах чуть больше пяти, есть вероятность, что она уже ушла, и я загляну прямо к нему в кабинет.

Интересно, как он выглядит? Гламурный и современный, как это здание? Традиционный и темный, как английский паб? Или что-то среднее?

Мысль о предстоящем открытии будоражит меня.

Или, может быть, помощница ушла, и он в своем кабинете, вызовет меня и попросит принести отчет. И он поднимет на меня глаза и безнадежно влюбится – или просто захочет – я не привередлива – с первого взгляда.

– Не так быстро, – резко говорит Тиффани. – Это твой шанс, возможно, один-единственный в жизни. Воспользуйся этим.

Моя идеально очерченная бровь изгибается.

– Воспользоваться чем? – спрашиваю я, как будто вовсе и не думала, что могу узнать кое-что о Колтоне, увидев его кабинет. И определенно не фантазировала о том, как он в безумном порыве смахивает все со своего стола на пол, чтобы расчистить место и овладеть мной прямо там.

– Хорошо, предлагаю сделку. Если Колтон там, я бросаю тебе вызов по-настоящему поговорить с ним, пофлиртовать, четко и ясно показать, что ты невыносимо жаждешь оказаться на его члене. Сядь к нему на колени или типа того, – говорит она, к счастью, смеясь, потому что я совершенно точно так не сделаю. – Если нет…

Она напевает под нос, постукивая бордовым ноготком по губе, и я задумываюсь, когда это она успела сделать маникюр, потому что мы обычно ходим вместе. Но потом я вспоминаю, как она говорила, что ей нужно сбежать от Эйса на выходных, и догадываюсь, что она как раз ходила в салон.

– Если его там нет, ты должна будешь… оставить знак, – наконец говорит она.

Я хмурю брови.

– Что? Оставить знак? Что это значит?

Она кивает, как китайский болванчик, и ее пучок на голове вот-вот развалится.

– Выбор за тобой, но вознаграждение соответствует риску. – Она складывает пальцы домиком, как маниакальный злодей, архитектор моего удовольствия. – Если оставишь трусики на столе или в кресле, все напитки в выходные и поздний завтрак в воскресенье за мой счет, и еще я оплачу твои следующие маникюр и педикюр. За отпечаток задницы на столе – напитки в пятницу. За селфи в его кресле – один напиток. Или же… Переместишь все на один дюйм влево – с меня маникюр и педикюр. Нарисуешь усы на его милом портрете на стене – получишь напиток. Или придумай еще что-нибудь. Жду не дождусь, чтобы увидеть тебя в деле!

Ее нетерпение заразительно и вызывает тревогу.

– Откуда ты знаешь, что у него на стене висит портрет? – спрашиваю я, ощущая в теле неслабый всплеск ревности.

Тиффани самодовольно улыбается.

– Ниоткуда, но думаю, что это весьма неплохая догадка. Ты в деле?

Она протягивает руку.

Я знаю, что она настроена серьезно, но это не просто глупый вызов: он может стоить мне работы.

Я чувствую, как сердцебиение учащается. Предвкушение и азарт, опасность и риск играют против адекватности и здравого смысла.

Я уже знаю, кто одержит победу, поэтому пожимаю ей руку.

Глава 3. Колтон

Передо мной расстилается каньон, мягкий золотой свет утреннего солнца обволакивает кроны дубов и траву, напоминая о доме. Бессмыслица какая-то. Поместье моей семьи находится в той части Англии, где куда больше зелени, чем в аллее за моим офисом. Но откуда тогда такие ассоциации?

Возможно, из-за запаха?

В утренний час, подобный этому, когда я пью чай на балконе своего кабинета в перерыве между работой, роса начинает испаряться с дубовых листьев. Я ощущаю запах, который напоминает мне о доме, где растут дубовые заросли, такие плотные, что невозможно пройти сквозь них без брюк и рубашки с длинными рукавами.

В преддверии напряженного дня у меня есть лишь минутка на чай, и я должен сосредоточиться на важной встрече. Но когда я невидяще смотрю на зеленые просторы, почему-то думаю совсем не о своей презентации.

– Черт побери, Колтон, – рычит отец, оглядывая меня с ног до головы. – Стоило тебе выйти в город, как ты тут же надрался на глазах у папарацци. Сколько ты еще будешь валять дурака?

Он держит низкопробную газетенку с моей фотографией на ней. Это двадцать вторая страница, даже не обложка, но Эдвину Вулфу глубоко плевать.

– Все было не так, – протестую я, стоя как истукан. С младых ногтей я усвоил, что сутулиться в присутствии Эдвина Вулфа недопустимо. – Я даже кружку не успел допить!

– Тебя сфотографировали в пабе! – кричит отец, и на его лбу гротескно выступает вена.

И в этом вся суть. Дело не в том, что я был там и выпивал. Меня просто там сфотографировали. В конце концов, имидж – это все. По крайней мере для отца.

– Эдвин! – возражает мама, и я подумал на секунду, что она собирается вступиться за меня. Голос разума посреди перепалки. Но я ошибся. – Не расстраивайся из-за Колтона. У тебя же сердце, помнишь?

Но у моего отца нет проблем с сердцем. Он здоров и крепок настолько, что может всыпать мне по первое число. Но наша перебранка нервирует маму, хотя она никогда в этом не признается.

Она поворачивается и смотрит на меня глазами, полными разочарования. Ее губы дрожат:

– Почему ты просто не делаешь то, что следует? Как Эдди?

Ах да, мой братец. Эдвин Вулф Третий, или Эдди, как он предпочитает чтобы его называли. Как будто это пристойное английское имя. Но в глазах родителей он идеален – хороший, послушный сын…

Двуличный ублюдок, из-за которого я попал в этот переплет, потому что пришел в паб, чтобы забрать его тощую задницу по просьбе бармена. К моему несчастью, он вышел отлить, когда заявились папарацци.

– Верное замечание, Мэри, – говорит отец, допивая остатки скотча, и ставит пустой стакан на бювар письменного стола.

– Колтон, я еще не знаю, что с тобой делать, но не позволю тебе порочить честное имя Вулфов, мальчик.

Пренебрежительное прозвище выталкивает меня из неприятных воспоминаний, обжигая сердце пламенем горечи. Я знаю, что не был идеальным, но и не был отбившимся от рук бездельником, коим меня считали родители, точно так же, как и Эдди не был святым.

Однако я знал, в какой момент уехать, и уехал. Я пересек океан, чтобы сделать собственное имя и сколотить состояние, намереваясь вернуться домой с триумфом и бросить свой успех в надменное лицо своего отца.