Мальчики есть мальчики. Как помочь сыну стать настоящим мужчиной

Сигел и Хартцелл приводят в пример изыскания, полученные в ходе примечательного исследования развития детей. Под руководством ученых родители заполнили специальную анкету, позволяющую оценить качество отношений между родителем и ребенком. Данный тест с 85-процентной точностью определил дальнейшие изменения в качестве взаимоотношений. Получается, заявление «мальчишки есть мальчишки» в корне неверно. «Взаимодействие с окружающей средой, и особенно отношения с другими людьми, напрямую определяется развитием структуры и функций мозга», — заключает Сигел23.

Мальчики особенно уязвимы в раннем подростковом возрасте. В сердце каждого ребенка природой заложена верность опекуну. И любой разочаруется, если, словно канарейка в шахте, начнет задыхаться от недостатка необходимых для развития условий: контакта с окружающими, чьей-то помощи, ощущения безопасности, любви. Чтобы закалить характер мальчика, необязательно наказывать; чтобы научить мальчика самостоятельности, не нужно оставлять его в одиночестве. Многие родители недооценивают важность крепких уз. Мальчики открыты и восприимчивы к широкому кругу факторов за пределами семьи и основывают свое поведение на образах, всплывающих в памяти, живущих в сердцах; на понимании того, что они не одни. Никто не может сделать сына неуязвимым — но мы не должны сбрасывать со счетов силу отношений, которая способна придать нашим мальчикам сил и защитить их.

Психолог Элисон Гопник из Калифорнийского университета в Беркли не согласна с методами воспитания, сконцентрированными на развитии мальчиков в строго определенном направлении. Обзор исследований, посвященных взрослению детей, позволил ей заключить: родители и другие взрослые постоянно проводят неверную аналогию. Элисон Гопник заметила, что уже в середине 1950-х, когда жизненный уклад в семьях изменился в связи с новым подходом к трудовой деятельности и потреблению, в моду вошла концепция «воспитания». Теперь воспитание походило на работу плотников, которые берут бревно и превращают его в заранее определенное изделие — например, стол или стул.

Гопник же считает, родитель должен быть садовником: «А когда мы ухаживаем за садом, мы создаем условия, в которых деревья спокойно могли бы расти в полную силу»24. Нейронаука и лабораторные исследования поддерживают ее точку зрения: ребенок — не проект, и воспитание должно быть сосредоточено не столько на результатах деятельности, сколько на процессе взаимоотношений. Элисон Гопник пишет: «Быть родителем — то есть заботиться о ребенке — значит быть частью глубоких и неповторимых отношений между людьми, своеобразного вида любви». Тем не менее любовь родителей не исключает полностью строгость или требовательность; она преследует важные цели25. Гопник добавляет: «У любви нет задач, показателей или чертежей, однако она определенно имеет цель. Цель не изменить любимых людей, а дать им все необходимое для благополучной жизни. Цель любви не в том, чтобы определить судьбу своего чада, а в том, чтобы помочь ему определить ее самостоятельно»26. Мальчики не роботы, беспрекословно следующие уготованной роли. Они делают выбор, пробуя что-либо из ограниченного списка вариантов (иногда крайне ограниченного), часто не соответствующего их системе ценностей. Они анализируют все варианты и ищут лазейки; это дает возможность хоть иногда быть собой. Если условия беспощадны, а представления о мужественности конкретны и нерушимы, если компании вынуждены подчиняться коллективному правилу «человек человеку волк», мальчики чувствуют себя одинокими, подавленными и теряют надежду. Однако в качественных отношениях процветают равенство, искренность и любовь, и благодаря этому парни вырастают именно такими мужчинами, какими мечтали быть в детстве.

Осознание того, насколько мальчики нуждаются в отношениях, произведет революцию в воспитании. Во многих случаях стереотипы способны подавить даже самых храбрых и самых творческих мальчишек. Но если ребенок получит достаточную поддержку, позволяющую ему мыслить критически и держаться своих принципов, то он, скорее всего, войдет во взрослую жизнь здоровым человеком с широкими взглядами. Чтобы подготовить мальчиков к будущему, лучше не дрессировать их, основываясь на устаревших традициях, а позволить им быть обычными людьми. Элисон Гопник настаивает: «Да, родители способны формировать поведение детей в полном соответствии со своими целями и представлениями, однако затем это оборачивается против них. Нельзя заранее угадать, с какими невиданными прежде проблемами столкнутся дети впоследствии. Если пытаться создать из ребенка свою копию или свой идеал, то это помешает ему освоиться в жизни, когда он повзрослеет»27.

Я руководил серией глобальных исследований, посвященных изучению эффективности образовательных программ для мальчиков. Тысячи учителей и учеников привели нас с коллегами к осознанию: когда с мальчиками налаживают общение, когда им уделяют внимание, когда их знают и понимают так же хорошо, как они сами знают и понимают себя, мальчики прикладывают усилия. Если до парня, который не справляется с программой или не успевает, получается достучаться, то он сильнее включается в учебу, повышает свой уровень знаний и в итоге превосходит других. Если мальчики отвлекаются и дерзят, подобный подход делает их внимательнее и учтивее. Метод, основанный на влиянии взаимоотношений на трудолюбие мальчиков, применим не только к школе. Отношения, пропитанные заботой и вниманием, меняют мальчиков — и особенно оказавшихся в нелегкой или опасной жизненной ситуации.

Отношения мальчиков с родителями, учителями, тренерами и наставниками способны сотворить настоящее чудо: они влияют на внутренний мир ребенка, то есть на его разум и сердце. То, что мы называем «сильными сторонами характера», зависит не столько от генетики или телосложения, сколько от воспитания. Ребенок вырастет целеустремленным и чутким, если его будут окружать соответствующие условия в период развития. Добродетели нельзя обучить через ругань и нотации. Добродетель и сильные стороны характера — это скорее результат опыта, который ребенок приобретает, сталкиваясь с трудностями, принимая решения и усваивая жизненные уроки, влияющие на формирование самосознания. Совсем как в случае, когда мальчики не успевают в учебе из-за того, что взрослые не осознают важности уз, слишком много мальчиков не вырастают высоконравственными и сильными личностями из-за того, что взрослые не осознают связи между отношениями и формированием характера.

Уильям Беннет, бывший министр образования США (в администрации президента Рональда Рейгана), в 1993 году опубликовал книгу «The Book of Virtues: A Treasury of Great Moral Stories»[6], ставшую откликом на опасения государства по поводу нравов американской молодежи. Примерно в то же время предпринимались и другие попытки продвинуть свой подход к воспитанию высоконравственных личностей; наибольшую славу приобрела программа «Character Counts!». Этот проект, запущенный по инициативе Института этики Джозефа и Эдны Джозефсон, повсюду рекламировал концепцию «шести столпов характера»: добросовестность, почтительность, ответственность, честность, заботливость и покорность. Как говорится на сайте проекта: «И дома, и в школе, и на работе — повсюду в жизни — важно, кто вы! Характер не передается по наследству и не формируется сам. Его необходимо сознательно развивать через примеры и требования»28.

И в то время как данный подход распространялся, поддерживаемый государственным финансированием, ученые начали внимательнее разбираться в развитии характера человека. Психолог Марвин Берковиц из Сент-Луисского университета (штат Миссури) обобщил «научные знания о формировании характера». Согласно Берковицу, «очевидно, на развитие характера ребенка в первую очередь влияет то, как к нему относятся окружающие». На самом деле характер начинает формироваться в очень раннем возрасте — на его развитие влияют отношения с родителями еще в первый год жизни. Берковиц пишет: «Развитие уз, сильной эмоциональной привязанности, возникающей между младенцем и его главным опекуном (обычно это мать), возможно, оказывает наибольшее влияние на развитие характера»29.

Нэл Ноддингс, прославленный профессор педагогики Стэнфордского университета (и мать десяти детей, бабушка тридцати девяти внуков, прабабушка двадцати с лишним правнуков), перечеркнула «долгую и непростую историю» исследований о характере человека и предложила новый подход — «нравственность, основанную на заботе»30. Профессор пояснила: система ценностей у детей формируется под влиянием заботы, которую они получают: «Мы с первых дней жизни учимся принимать заботу, отзываться на искренние ее проявления так, чтобы о нас заботились и в дальнейшем»31. Нэл Ноддингс выражала свое волнение по поводу того, насколько нравственность, основанная на заботе, значима для семьи и школы, и во всеуслышание заявляла об исключительной важности данного подхода. «Скорее всего, истина в том, — писала она, — что прежде, чем заботиться об окружающих, нужно научиться принимать чужую заботу и заботиться о себе»32.

Сегодня мы наконец-то можем верно понять проблемы мальчиков — возможно, впервые за все время. В течение всей истории воспитания общество то и дело впадало в панику — и это оборачивалось положительным прорывом. Опасения в стиле «на свете почти не осталось настоящих мужчин» могут наконец-то пробудить в нас честность и отвагу, необходимые для помощи мальчикам. А современные исследователи, изучающие мальчиков, как никогда хорошо понимают, как мальчики обучаются, растут и развиваются в нравственном плане. Тщательные исследования, в ходе которых ученые на самом деле прислушивались к мальчикам и определяли, что угрожает их счастью, указывают нам, как воспитывать мальчиков в более благоприятном, здоровом и человечном ключе. В каждой из последующих глав я описываю конкретные проблемы и предлагаю стратегии, позволяющие помочь вашим сыновьям, ученикам и подопечным. И хотя я делюсь историями из собственной практики, предложенные мной стратегии направлены не столько на конкретные случаи, сколько на ситуации схожего плана и применимы скорее к вам, чем к ним. Я собираюсь предложить вам не решение, а точку зрения. Отцовство, годы клинической практики, опыт вмешательства в чужую жизнь и научная деятельность точно дали мне понять одно: в развитии человека заложен огромный, неисчерпаемый потенциал. Если воспользоваться им верно, если откликнуться на нужды ребенка, то это приведет к невероятным результатам. Мальчики, сильно привязанные к заботливым родителям, учителям, наставникам и тренерам, могут быть собой; как итог, они растут более человечными. В своей книге «Мальчики есть мальчики» я описываю, как сформировать и сохранить крепкие отношения с мальчиками, которые сталкиваются с проблемами юношества, угрожающими сбить их с курса.

И если мы, следуя новому подходу, будем взращивать в мальчиках черты, заложенные природой (включая отвагу и искренность), то, уверен, мы изумимся тому, насколько органично они вписываются в современный мир.

Глава 2

Освободите мальчиков

Уже в основе развития мальчиков заключен странный парадокс. С одной стороны, родители и учителя воспитывают из парней настоящих мужчин, потому что искренне желают помочь им. Но если родители, пусть даже из наилучших побуждений, слишком яростно учат мальчиков быть мужчинами, это превращает их сыновей в живые проекты, лишенные индивидуальности во имя соответствия — нередко вымученного — сложившимся представлениям.

Мальчики умеют придумывать миры, в которых все подчиняется их желаниям. Вдохновленные мечтами, они могут сопротивляться и сопротивляются любым попыткам изменить их характер. Однако ученые, занимающиеся психологией развития, воспринимают подобное отторжение не как проявление капризной натуры или умышленное игнорирование; в их понимании таким образом у мальчиков срабатывает базовый инстинкт самосохранения. Сражаясь за то, кем он является и кем желает стать, ребенок учится придерживаться таких основополагающих ценностей, как честность и отвага. В 80-е и 90-е годы, когда исследователи пытались понять, как сильно девочки противятся ограничениям и требованиям сексистского общества, стало очевидно, насколько для детей естественно быть искренними.

Вот только иногда давление общественных норм, губительных по своей сути, становится слишком сильным, а сопротивление грозит наказанием. Поддастся мальчик давлению или нет, нельзя предугадать. Каковы же внутренние и внешние факторы, способствующие здравому сопротивлению со стороны мальчика?

Гендерная социализация особенно строга к парням. В отношениях со сверстниками, родителями и учителями к ним применяется система поощрения и наказания; цель — подавить в мальчиках любые проявления «женственности» и насильно вложить представления о «мужественности». Игры, игрушки, обязанности, нормы поведения и реакция взрослых — все направлено на закрепление сложившихся представлений. Поскольку такая социализация не соответствует здравому смыслу, заходит речь о «хрупкой душевной организации» мальчиков — возможно, в попытке оправдать фанатичное навязывание традиционных норм. Однако заявления о разнице в биологии псевдонаучны. И хотя утверждение «твоя судьба определяется твоим полом» уже почти не применяется к девочкам, оправдывать воспитание мальчиков их гормональным развитием и структурой мозга настолько нормально, что никто не замечает этой несправедливости.

Даже знающие люди подвержены влиянию стереотипов о мужчинах. Когда психолог Джуди Чу в течение своего двухгодичного исследования познакомилась с шестью мальчиками-дошколятами, она была изумлена. В своей книге «When Boys Become “Boys”: Development, Relationships, And Masculinity»[7] доктор написала следующее: поначалу Чу «не знала, что делать с буйным, непокорным и, очевидно, злобным нравом этих мальчиков»1. Все резко изменилось, когда один из парней, тепло поприветствовав ученую, сложил руки пистолетом и «выстрелил» в нее; та отвела глаза, не зная, как откликнуться. Однако в тот же день, когда в нее снова «выстрелили», доктор Чу улыбнулась и «выстрелила» в ответ. Мальчик терпеливо объяснил ей: она должна упасть и притвориться мертвой, и дал возможность исправить положение. Она выполнила указания, и мальчик обрадовался. Позже, когда мальчики слушали сказки, тот, что уже установил связь с доктором, попросился к ней на колени. Понимая, насколько предубеждения ограничивали ее понимание происходящего, Чу решила наблюдать за мальчиками «не только в минуты физической активности и «агрессии» (т. е. тогда, когда их поведение соответствовало представлениям о мужчинах), но и в минуты задумчивости и спокойствия»2. Общение позволило ей увидеть «преданных, заботливых и чутких» детей, что разрушало мифы о мужчинах как индивидуалистичных, самовлюбленных и необщительных представителях человеческого рода3.

Но через два года общения мальчики изменились: они перестали быть такими искренними и все чаще рисовались и притворялись. Как показало исследование, ребята в первую очередь отстраняются от самих себя — и с этого момента их развитие сопровождает череда потерь и разлук. Мальчики, боясь порицания и наказания со стороны общества, не видят другого выхода, кроме как выбрать самый безопасный вариант поведения. Они идут по кратчайшему пути — имеющему самые продолжительные последствия.

Наставница Чу — одна из первых феминисток — Кэрол Гиллиган — подробно описала, какими способами дети пытаются не потерять себя. Иногда их сопротивление проходит без вреда для психики, особенно если дети знают, что кто-то может выслушать их. Иногда их стратегия более скрытна и подразумевает отдаление и неискреннее поведение на людях. И хотя для мальчика естественно саботировать попытки изменить его истинную суть, высокий уровень стресса может привести к потере опоры и отчуждению от самого себя.

В исследовании Чу было много примеров сопротивления со стороны мальчиков, «в первую очередь против подавления своих так называемых истинных характеров и против необходимости отвернуться от собственного представления о себе»4. Занимаясь собственным исследованием, я имел дело с самыми разными мальчиками; все они противостояли культурному давлению. И ко всем ним применима основная истина: то, насколько им удастся сохранить в себе человечность и искренность (как на людях, так и в личных отношениях), зависит от качества взаимоотношений с семьей, учителями и соседями.

Помогите мальчикам быть собой

Мы можем создать новую модель юношества — и начать, естественно, стоит с отношений. Чтобы мальчик мог противостоять пагубным, нездоровым или несправедливым представлениям о мужественности, ему нужен хотя бы один человек, способный поддержать его точку зрения. Этот «союзник» может быть его родителем, другом, учителем, воспитателем, тетей или дядей — кем-то, кому не безразличен ребенок и его сокровенные мечты. Для способности самостоятельно думать и быть независимым мальчику необходимы отношения, в которых он ощущает себя нужным. Уверенность юноши в себе не развивается случайным, непредсказуемым образом — она развивается благодаря чужому пониманию, любви и поддержке.

На первой полноценной должности я узнал, как важно видеть в мальчиках людей. Работая консультантом в суде по семейным делам, я познакомился с Найлсом. Наш отдел предприговорных расследований был уверен: дальнейшую судьбу любого мальчика можно предсказать по толщине папки с материалами его дела, — и папка этого юноши была самой толстой из всех, что я видел на своем веку. Каждый член его семьи хоть раз привлекался к ответственности социальными службами и законом. Найлс был бедным афроамериканцем, посещал школы, не способные обеспечить его достойным образованием, в городе, где социальная сегрегация была уже давно укоренившейся практикой; его семья переживала много трудностей. При таком раскладе не могло идти и речи о доверительных отношениях. Сначала я подумал, с Найлсом нет смысла разговаривать. Но после того как он неприязненно пробормотал, что любит рисовать, я положил перед ним блокнот с набором цветных карандашей и предложил рисовать по ходу ознакомительной беседы.

Прошло так много лет, а рисунки Найлса до сих пор живы в моей памяти. В ходе наших встреч, пока я сидел рядом и молча наблюдал за ним, юноша потихоньку набрасывал образы и сцены, отражающие важные события его жизни. Благодаря этому я многое узнал о нем и позволил Найлсу увидеть мою заинтересованность в его личности. Показывая рисунки, он беседовал со мной, а я спрашивал о значении того или иного наброска.

И хотя отношения возникли между нами лишь из-за навязанных судом консультаций, которые Найлс посещал в ожидании приговора, мальчик постепенно приходил к пониманию возможного развития своей жизни. Он был прирожденным художником; его творения прекрасно заменяли уличные забавы. Наконец во время слушания судья воспользовался своими полномочиями, чтобы направить Найлса в школу-интернат с упором на изобразительное искусство. Пусть мы и не стали с ним близки, однако Найлс научил меня: умение слушать и доброе отношение позволяют достучаться даже до самых закрытых мальчишеских сердец, узнать, какими себя видят ребята, и помочь им преуспеть в будущем.

Необходимость наладить связи с мальчиками кажется очевидной, однако на деле это не всегда просто. Многие мальчики растут недоверчивыми, отстраненными и замкнутыми. Они учатся холодности, почти не проявляют истинных эмоций и притворяются равнодушными, скучающими или раздраженными. Лицезрея эти отталкивающие маски, родители и другие взрослые ничего не понимают и расстраиваются. Кто-то даже может сдаться и начать обвинять мальчика в неумении доверять или проявлять эмоции.

После недавнего обращения с речью несколько родителей пришли ко мне индивидуально. Все они были обеспокоены ослабшей связью с сыновьями — для подростков было важнее мнение сверстников, они стали злобными или задумчиво-молчаливыми, увлеклись видеоиграми и социальными сетями, а иногда и влюбленностью. Но какой бы ни была причина, отчуждение сыновей вызывало у отцов и матерей тревогу, чувство утраты и бессилия. Понимая в глубине души, что каждому ребенку нужна забота, родители отбившихся от рук мальчиков беспокоились.

Я объяснил каждому: повлиять на мальчика — даже если он зол, упрям или замкнут — может лишь тот, кто до него достучится. И существует то, против чего никто не устоит, — забота и любовь. Внимание, умение слушать и забота — уверенная и настойчивая — чрезвычайно важны для развития мальчика. Даже такие юноши, как Найлс, — юноши, которых вновь и вновь предавали, — не могут целиком избавиться от потребности в признании и понимании. Получая заботу и внимание взрослого, мальчик чувствует, что его оценивают и ценят. Причем не только за достижения, внешность или оценки — а за то, кем он является. Поскольку самооценка мальчика укрепляется благодаря заботе и вниманию, он может намного увереннее и дольше противостоять «мальчишескому кодексу».

Когда родители начинают яснее осознавать силу взаимоотношений, они переживают, что порой слишком назойливы или, наоборот, проявляют недостаточно внимания и тем самым травмируют ребенка. Но любые отношения между людьми развиваются циклично: люди налаживают связь, отдаляются друг от друга, вновь налаживают связь. Наблюдая за учителями, Мириам Рейдер-Рот, профессор педагогики Университета Цинциннати, обнаружила: иногда преподаватели, пытаясь заинтересовать неуверенных в себе мальчиков учебой, получают отпор, отчаиваются и сдаются. В статье 2012 года группа ученых под началом Рейдер-Рот пояснила: «В таких случаях сопротивление воспринималось педагогами как нанесение личной обиды и казалось настоящей угрозой… Также подобное сопротивление часто заставляло учителей «пускать все на самотек» либо «отказываться» от общения с мальчиками»5. Судя по моему опыту работы с преподавателями, нашедшими общий язык с мальчиками, наиболее теплый отклик вызывали те отношения, которые преодолевали испытания и проверки. Эти отношения становились значимыми для мальчиков как раз потому, что учителя решительно и упрямо пытались до них достучаться, невзирая на неудачи.

Многие мальчики скрывают неуверенность в знаниях за маской равнодушия и пассивности либо открыто нарушают дисциплину и дерзят. А когда мальчики ведут себя неуважительно и не желают сотрудничать, учителя обычно расстраиваются и злятся. То, как дети выражают свое огорчение, печалит тех, кто о них волнуется, и в итоге последние обвиняют во всем мальчиков, расстраивая их еще сильнее. На продолжении исследования Рейдер-Рот один учитель, у которого были трудности в общении с юношей из его класса, назвал свою злость по отношению к этому ученику «совершенной» — «глубоким, убивающим, сильным чувством»6. Почти не имея возможности справиться со столь мощным откликом, учитель вряд ли будет способен увидеть причину проблемы хоть в чем-то, кроме самого ребенка. Хотя, по признанию группы Рейдер-Рот, «дети остро ощущают присутствие учителя в кабинете, его открытость контакту и отзываются соответствующим образом»7. Злость, придирчивость или презрение вряд ли позволят педагогу увидеть чувства мальчика, скрытые под маской.

Сохранить теплые и крепкие взаимоотношения с мальчиком может быть довольно сложно. Если ребенок приходит в школу, не имея в запасе надежных, прочных взаимоотношений, он наверняка будет избегать ослабляющей его зависимости от учителей. Однако Диана Дайвеча, специалист в области психологии развития из Йельского центра эмоционального интеллекта, отмечает: история привязанности не определяет судьбу. Неудачные взаимоотношения с родителями впоследствии можно компенсировать положительными связями с другими людьми. «Рабочие модели», которые формируются в сознании детей на основе болезненного опыта общения с матерями и отцами, вполне можно усовершенствовать. Можно опровергнуть негативные выводы, возродить в сердцах надежду. Благодаря нашему исследованию мы обнаружили: учителям то и дело удается достучаться до мальчиков, проявляющих недоверчивость и враждебность; педагоги с успехом преодолевают защитные барьеры, выстроенные учениками, и изменяют ход их жизни. Дайвеча уверенно заключает: «Крепкая привязанность хотя бы к одному взрослому идет ребенку на пользу»8.

На самом деле, если учитывать, насколько часто в семьях бывают конфликты и разлад (как в общем, так и конкретно с мальчиками), взрослым важнее не столько поддерживать свой положительный образ, сколько следить за качеством отношений с мальчиком; если узы ослабевают или разрываются, необходимо это исправлять. В своем исследовании я разделял учителей на успешных и менее успешных в установлении контакта, основываясь на том, насколько хорошо они понимали свою роль «управляющего отношениями лица». Разница в том, готов ли преподаватель взять на себя ответственность за построение отношений — то есть сделать все, чтобы достучаться до мальчика, потерявшегося или оказавшегося в тупике, и помочь ему. Алан Шор, нейробиолог из Центра культуры, мозга и развития в Калифорнийском университете (Лос-Анджелес), утверждает: «Отношения могут быть шаткими не только из-за невнимательности или ошибок взрослого. Они также могут пострадать из-за неудачных попыток реабилитироваться после разлада»9.

Я еще на ранних этапах своей карьеры понял: проблемы взрослых в отношениях с мальчиками не следует недооценивать. Тони был одним из первых ребят в моей практике — тогда я только начал работать консультантом в городской школе в Филадельфии. Этого восьмиклассника ко мне отправил встревоженный директор, не ожидавший от подростка ничего, кроме проблем. Директор верил: беседа с молодым мужчиной, не похожим на остальных взрослых в школе, позволит Тони иначе взглянуть на «мужской кодекс», который высасывал из него всю беспечность и невинность. Тони был сыном алкоголика, злобного и жестокого, чьи методы воспитания основывались на рукоприкладстве; уже в тринадцать Тони мыслил скорее как молодой мужчина, нежели как мальчишка. Он частично позволил мне увидеть свою добрую и уязвимую сторону.

Еще при первой встрече я понял: Тони не помогли бы простые посиделки в кабинете. Во время второй сессии я надел пальто и пригласил его погулять по окрестностям. Мы бесцельно бродили по округе, ведомые прихотью Тони, ограниченные лишь количеством выделенного нам времени. Я спросил, как прошла неделя, осторожно напомнил пареньку о произошедшем в школе, выслушал без попыток осудить. Я смог бы повлиять на него, только если он будет говорить со мной и со временем откроется моей точке зрения.

Иногда Тони злился и с ним становилось особенно тяжело. Его предали все взрослые, которых он встречал на своем пути, его избивал собственный отец и уличные мальчишки — и он понял: лишь сила достойна уважения. Однажды мой подопечный появился с синяками на лице и сказал, что прошлым вечером подрался с отцом. Я знал, мне не следует осуждать его отца, ведь Тони и так с трудом поддерживал контакт с ним, однако я вынужден был предупредить: раз дело дошло до избиения, мой долг — доложить об этом в службу защиты детей. Слушая рассказы Тони неделю за неделей, разрываясь от того, насколько велико мое желание действовать, я пытался относиться к нему с простой заботой и проявлять сочувствие по поводу его жестокой и суровой жизни.

Во время прогулки ранней весной, когда воздух только начинал согреваться, я поймал себя на мысли, что Тони, возможно, начинает привыкать к нашему совместному времяпрепровождению. Но едва я выразил эту радостную мысль, Тони бросил мне новый вызов: «Вы гей?» — спросил он осуждающе. Я отозвался простым: «Почему ты спрашиваешь?» Он слегка насмешливо ответил: «Просто вы не особо суровый, вот и все». Это заявление застало меня врасплох, однако затем я понял: Тони пытается осмыслить свои отношения с мужчиной, который так сильно отличается от всех остальных. Мой ответ, мое признание в том, кто я есть, оказалось для него крайне важным. Я рассмеялся с искренним смущением и сказал, что понимаю, насколько необычен мой интерес к нему, парню, но я не преследую никаких сомнительных целей. Кроме того, признался я, я совсем не умею драться и на самом деле никогда не участвовал в стычках — это казалось мне примечательным фактом. Мне было неизвестно, каково это — когда ты постоянно ждешь удара. Я решил поставить вопрос по-другому: «Вижу, ты борец, которому многое пришлось пережить. Каково это?» Теперь была его очередь изумляться вопросу; тем не менее он осознал смысл моих слов. По крайней мере, понял: я его уважаю и не намерен использовать.

Как мне хочется верить, неизменно возникая на пути Тони и не сдаваясь даже под давлением его нелегкого нрава, отстраненности и дерзости, я сумел продемонстрировать ему свое отличие от прочих взрослых. Я хотел, чтобы он понял: есть мужчины, которые желают общаться с ним и не ставят во главу угла свои чувства, невзирая на поведение Тони. И есть мужчины, которые не ищут главенства над ним и не хотят применять к нему грубую силу, однако видят в нем мальчика, нуждающегося и желающего чьей-то помощи.

Примеры Найлса и Тони демонстрируют прямолинейный подход к мальчикам, для которых отстраненность и холодность стали нормой. Таких ребят необходимо принять такими, какие они есть. Все сводится, по крайней мере поначалу, к умению выслушать. Уделив внимание парню и его заботам, задавая ему вопросы и проявляя искренне любопытство, взрослый выказывает свою заинтересованность в мыслях, чувствах, поступках ребенка — и подтверждает, что для него важна истинная суть последнего, а не роль, которую он играет. Как сказал психолог Майкл Николс, автор книги «Искусство слушать. Почему мы разучились слышать друг друга?»: «Подобного рода признание необходимо как неопровержимое доказательство существования чувства собственного достоинства. Если к нам не прислушаться, мы будем заперты в клетке своей неприкаянной души»10.

У меня есть две основные рекомендации для взрослых, желающих внушить мальчикам чувство собственного достоинства и поддержать их сопротивление общественному давлению, а также желание сражаться за свое истинное лицо.

Прислушивайтесь к мальчикам

Когда просто слушают и наблюдают, без осуждения или советов, основанных на собственном опыте, жизнь мальчиков, пытающихся развить уверенность в своих суждениях, меняется. Если родители слушают сыновей, они, по мнению Николса, «становятся свидетелями» их опыта и избавляют их от одиночества. Силы мальчикам придает отнюдь не стереотипный индивидуализм, поощряемый сторонниками традиций, а удовлетворение их нужды в привязанности. Умение слушать — самый важный инструмент, с помощью него родители обучают мальчика стойкости.

Оставшись наедине со своими чувствами и воспоминаниями, дети ощущают страх и сомнения. Результаты исследования, посвященного крепкой привязанности, гласят: дети, которые могут положиться на взрослых, растут более сильными, счастливыми и уверенными в себе. Формирование личности зависит от того, как ребенка видят важные для него взрослые люди. С самых ранних лет и на продолжении всего детства самый важный опыт для ребенка — который сильнее всего влияет на его самовосприятие — это опыт близких отношений. Чувство одиночества — это обыденный страх, противопоставленный основным человеческим инстинктам. Надежная привязанность — условие, необходимое для независимости. Основной способ поддерживать эту привязанность — просто слушать ребенка.

Конечно, слушать — это не только получать сведения. Между взрослым и ребенком должен происходить информационный обмен, включающий получение данных, их осознание и использование. Вы просто общаетесь — обмениваетесь словами и мыслями, — однако это вызывает глубокий эмоциональный отклик, благодаря чему случается нечто обыденное и приземленное: вы «узнаете» больше о собеседнике. И это идет на пользу личности мальчика; тому истинному «я», о котором вы знаете и которое принимаете. Непризнанная личность, наоборот, так и останется неполноценной, жаждущей стороннего признания. Если же мальчика знают не «совсем хорошо», то образуется разрыв между ключевыми чертами его характера и маской, за которой он прячется на людях, ожидая чужого одобрения — которого слишком часто удается добиться лишь в группе сверстников, где все знают цену друг другу. Как объясняет Николс: «Неуслышанное влияет на ребенка сильнее, чем разница между поведением на людях и дома; в первом случае происходит расщепление личности на истинную и ложную»11.

Слушать — значит определенно проявлять внимание. Если вы всецело поглощены сомнениями, вам будет тяжело внимать окружающим, не отвлекаясь. Важна эмоциональная значимость происходящего. Заботливый родитель может утешить напряженного или огорченного ребенка с помощью тепла, любви и понимания. По мнению ученого Дэниэла Сигела, успешный эмоциональный обмен является основой жизнеспособности и ощущения собственной значимости. Когда родители сочувствуют мальчику, он понимает, что кому-то не безразличны его эмоции, и правильно переживает негативный опыт. Перебросив напряжение на слушателя, мальчик вновь ощущает себя здравомыслящим и независимым, даже несмотря на разного рода давление и нависшие над ним общественные нормы. Он осознает, что не зависит от мыслей и требований окружающих. Сигел и Хартцелл пишут об этом следующее: «Родители — самые настоящие ваятели, формирующие мозг своего ребенка»12.

Согласно Николсу, правильно слушать ребенка — значит выказывать «внимание, поощрение и признание». Родители пытаются добиться «эмпатической отзывчивости», при которой мальчик может рассказать о своих тревогах, невзирая на свои чувства и поступки, а родители при этом верно прочтут его эмоции и не примут их близко к сердцу. Когда родители ставят перед собой ясную цель — проявлять сострадание, дальнейшие поступки мальчика и его взгляды на окружающую действительность уже важны для них не так сильно, как необходимость укрепить и поддержать его внутреннее естество. Родители уверены: мальчик сам во всем разберется, а их поддержка поможет ему в этом13.

Главная сложность — мальчиков может быть тяжело выслушать. Для заинтересованности необходимо подавить все проявления собственных чувств, при этом откликаясь на любые эмоции, которые испытывает сын, и родители могут испугаться, что их подведут их же эмоции. В определенных ситуациях, особенно когда речь идет о неприятных конфликтах с «мальчишеским кодексом», родители могут «участвовать» в беседе неполноценно. В них просыпается огорчение по поводу того, как их сына воспринимает общество, а мальчику необходимо внимание и сочувствие. Сколько разговоров с ребенком заходит в тупик потому, что родитель или преподаватель хочет дать совет в надежде спасти мальчика от воображаемой угрозы? Вместо того чтобы получить утешение и приобрести уверенность в себе, дети начинают еще сильнее волноваться и сомневаться в своих способностях.

Если родитель желает по-настоящему выслушать ребенка, ему необходимо справляться с собственными чувствами, дабы те не подорвали беседу. Сигел и Хартцелл выделяют «главный» и «обходной» путь, которыми наш разум откликается на эмоциональные раздражители14. Главный путь начинается в коре головного мозга и основывается на размышлениях о прошлом опыте и переводе — на язык слов и мыслей — эмоционального отклика, вызываемого опытом. Однако «обходной» путь влечет за собой подавление когнитивных процессов в пользу примитивной реакции «бей или беги». Он не допускает гибкости.

Начав проявлять эмпатию, родители обычно осознают, насколько тяжело притворяться внимательным. Сильная тревога, злость или неосознанное огорчение вызывают напряжение, которое трудно скрыть. Если чувства родителей слишком часто мешают их способности слушать, ребенок начнет сторониться мамы и папы. А от скрытного и необщительного мальчика в принципе сложно что-то узнать. Если взрослый научится не отвлекаться на свои заботы, он убедит мальчика в том, что всегда готов его выслушать. Самые сильные чувства — те, на которых сложнее всего сосредоточиться. Для многих это даже не столько чувства, сколько оправданные опасения — их нельзя озвучивать; сын сам должен усвоить самые важные уроки из преподанных ему родителями.

Мальчики особенно часто проверяют, как далеко смогут зайти, вынуждая родителей проявлять властность и требуя эмпатии. Эта борьба за влияние может пробудить в памяти родителей печальные воспоминания и вызвать непроизвольный отклик. Но, чтобы научить мальчика самостоятельно справляться с собой, на его неразумное или неподобающее поведение взрослому следует отвечать нестрогими ограничениями. Секрет эффективной дисциплины — отзываться на плохое поведение без напряжения. Ребенок ведет себя плохо не потому, что мечтает о вседозволенности; хорошо знающий его взрослый видит: сейчас мальчик зашел «слишком далеко» и ему необходимо сбросить напряжение, заставляющее хулиганить. Хитрость в том, что нужно меньше думать об ограничениях и первым делом определить, почему ребенок ведет себя неразумно, — распознав за плохим поведением мысли и чувства.

Если же взрослый добивается уважения только ради уязвленной гордости, он успешно оттолкнет ребенка. Внимание родителя будет направлено лишь на собственные чувства, и он не сможет настроиться на одну волну с мальчиком. Если борьба за влияние вызывает у взрослого огорчение и злость, он сосредоточивается на самооправдании. Первопричина сильных эмоций, пробуждающихся в конфликтах с мальчиками, нередко заключается в «имплицитных воспоминаниях» — детском опыте, о котором родитель уже забыл, но который тем не менее способствует бурному отклику15. Если взрослый не желает вновь и вновь возвращаться к собственной слабости, ему нужно одернуть себя, едва только внимание начнет переключаться на внутренние переживания, и понять: необходимо что-то доработать.

Учитывая, как часто отношения с мальчиками расклеиваются, навыки восстановления после эмоциональных срывов даже важнее умения слушать. Когда мальчики понимают, что взрослые совладали с собой и желают вернуться к прежним отношениям, они радуются в предвкушении: «Я уверен, мама/папа/тренер/учитель не бросит меня, а я не запутаюсь в себе окончательно и не навлеку на себя обвинения, осуждение и одиночество». «Пагубными разладами» Сигел и Хартцелл называют случаи, когда взрослые задерживаются на «обходном пути» и винят сына в том, что он их расстроил16. Кризисы в отношениях происходят в разное время и по-разному, однако они неизменно подрывают доверие мальчика.

За восстановление отношений всегда отвечает взрослый. Поссорившись с родителем, учителем или наставником, мальчик оказывается в положении, не позволяющем ему сделать первый шаг. Именно взрослому следует проявить достаточно сознательности, чтобы выявить, каким образом грубость или злость привели к размолвке, и все исправить. К счастью, вы имеете право на промахи. Мальчик привяжется к заинтересованному в нем человеку, даже если тот не совсем умело поддерживает контакт или не совсем внимательно слушает. Когда взрослый возвращается после ссоры и честно признается в том, что поддался эмоциям, мальчик на его примере усваивает важный нравственный урок. Всего лишь скажите: «Прости, я слишком расстроился. Да, мне не понравился твой поступок, но я огорчился не поэтому. Я просто вспомнил, как издевались надо мной в твои годы. Я знаю, ты не хотел меня обидеть». Когда мальчики испытывают сомнения или чувствуют себя брошенными, им сложнее усваивать нравственные уроки.

«Особое время»

Пэтти Уипфлер, основатель калифорнийской некоммерческой образовательной программы для родителей «Рука в руке» (англ. «Hand in Hand Parenting»), выделила набор навыков, позволяющих родителям укрепить отношения с детьми:

• умение терпеливо слушать (просто проявлять внимание к ребенку, пока тот выпускает пар);

• умение слушаться во время игр (выполнять указания ребенка в процессе радостной и веселой игры);

• умение устанавливать границы (мягко, но уверенно останавливать ребенка, чье поведение вызвано огорчением);

• умение проводить «особое время» (проявлять внимание к ребенку, ни на что не отвлекаясь).

Эти навыки применимы к детям всех возрастов и позволяют родителям поддерживать мальчиков на их пути к целям. Уипфлер, будучи матерью и специалистом по вопросам воспитания, в книге «Listen: Five Simple Tools to Meet Your Everyday Parenting Challenges»[8], написанной в соавторстве с Тошей Шор, заявляет: «Пришло время заменить власть и господство, на которых сосредоточено традиционное воспитание, близкими отношениями, разумными ограничениями и умением слушать друг друга»17. Для маленьких детей «особое время» подразумевает игры, просмотр фильмов, чтение или просто разговоры со взрослыми. Главное — чтобы ребенок сам решал, как распорядиться этим временем, и радовался возможности «тратить» внимание родителя по собственному усмотрению. Таким образом ребенок обычно убеждается — осознанно и неосознанно: его любят и о нем заботятся. «Особое время» также можно применить к подросткам, поскольку детям постарше, особенно мальчикам, редко попадаются взрослые, с которыми можно близко общаться.

Поначалу «особое время» с подростком может подразумевать кучу видеоигр, незнакомой музыки и непристойных или жестоких фильмов и передач. Возможно, вам придется строить крепости, наблюдать за тем, как ваш мальчик катается на скейтборде, играть с ним в баскетбол один на один (и сын должен победить) или устраивать матчи по лакроссу на заднем дворе. Цель — пробудить в парне желание общаться со взрослым, который не собирается указывать ему, управлять им или придираться к нему. Удивительно, к каким результатам приводит простое проявление внимания и заинтересованности.

Уипфлер и Шор подсказывают, как включить «особое время» в ваше ежедневное расписание. Дайте этому периоду особое название («Подойдет любое имя, но без имени никак») и точно определите дату и час, чтобы мальчик знал, когда ему ждать «особого времени», и был к нему готов18. Взрослому лучше всего начать с короткого промежутка, например с пятнадцати минут, чтобы проверить свою способность не отвлекаться и следовать указаниям сына. По мере того, как взрослый привыкнет уделять внимание ребенку, можно увеличить продолжительность «особого времени» до часа и больше. Не отвлекаться обычно крайне сложно — однако простое наслаждение обществом ребенка явно стоит того. Главное — получать удовольствие от любой затеи сына, от любой его попытки самовыражения, ведь это позволит вам добиться невероятного уровня взаимопонимания и сблизиться друг с другом.

Если мальчик, потребовав внимания к себе, увидит, что на его зов готовы откликнуться, он обязательно потратит предоставленное ему время с пользой. Проводя время с мальчиком, подчиняясь его указаниям в играх или беседах, проявляя заинтересованность к тому, что он желает сделать или сказать, вы позволите ему вырасти сильным и уверенным в себе. Постоянно проводя «особое время» с ребенком, вы словно кладете монеты в копилку: в результате это убережет его от невзгод в будущем.

Еще до того, как я стал психологом, и даже до того, как я сам стал отцом, я посещал семинары Уипфлер и других специалистов, работавших в данном направлении. Тогда я особенно заинтересовался тем, насколько в развитии мальчиков важны отношения. На одном из семинаров моя подруга, одинокая мать двенадцатилетнего сына, спросила, не желаю ли я провести время с ее ребенком. Джимми был энергичным мальчиком и любил спорт, но в то же время был довольно чувствительным. Иногда он становился несговорчивым и неукротимым. Я тоже любил спорт и принял вызов. В итоге я решил встречаться с ним раз в неделю; мне хотелось лучше разобраться в жизни мальчиков и подготовиться к будущей роли отца. Я не только желал помочь своей подруге и ее сыну, но также верил, что сам многому научусь.

Когда я впервые пришел к ним домой, мать объяснила мальчику: я ее друг, который желает познакомиться с ним. Тем вечером она, я и Джимми проводили время вместе, следуя любым указаниям ребенка. Джимми тогда состоял в младшей бейсбольной лиге и, естественно, хотел бегать по базам и бросать мяч. Для первого раза нам было достаточно того, что я подавал мяч, мама ловила его, а Джимми неизменно исполнял роль бьющего. В конце встречи я спросил у мальчика, не желает ли он вновь увидеться и провести время вместе. Джимми ответил: «Конечно». В течение следующего года мы закрепили традицию: я заходил к нему раз в неделю в заранее условленное время. Мне больше не приходилось объяснять, зачем я его посещаю: мальчики по умолчанию уверены, что взрослым нравится проводить с ними время. Однако мне приходилось неделю за неделей убеждать Джимми в том, что я вернусь. Его мать с отцом развелись несколько лет назад, и он уже знал, каково это — терять тех, на кого ты рассчитываешь.

Вскоре Джимми привык к нашим встречам. Мы гуляли в лесу возле его дома, и он показывал мне все свои любимые места. Если он был голоден, мы могли поехать в «Макдоналдс». В течение нашего «особого времени» я приучал себя не отвлекаться от Джимми, ничего не предлагать и вместо этого поддерживать его предложения. Внутри меня шла борьба за то, чтобы не начать верховодить и не отвлечься на интересное мне. Разум то и дело переключался на мои внутренние переживания и тревоги. Мне приходилось одергивать себя и вновь сосредоточиваться на Джимми и на происходящем здесь и сейчас.

Я все лучше и лучше узнавал Джимми. Иногда, когда он уже начал доверяться мне чуть больше, с ним становилось сложно — он отказывался идти навстречу, легко раздражался, предъявлял неразумные требования — будто проверяя, когда я скажу «нет» и установлю для него границы. В такие минуты он взрывался и сердился, дулся, а порой и плакал, выплескивая наружу болезненные эмоции. Иногда он становился грубым и дерзким. Если мне удавалось сдержать эмоции и остаться уверенным в себе, не принимая ничего на свой счет и не расстраиваясь в ответ на его поступки, он проще справлялся со вспышками эмоций и продолжал доверять мне. Наши отношения крепли. В общем и целом опыт общения с этим подростком оказался бесценным. Джимми очень многому меня научил.

Сколько раз он своим поведением напрашивался на упрек! Но поскольку я учился держать себя в руках — выстраивая отношения через умение слушать, — мне оставалось лишь прикусить язык и думать о том, как важно предугадывать и подавлять резкое желание осудить или раскритиковать мальчика. Я знал, что могу отстоять свою правоту, но не желал нажимать на Джимми. Кроме того, я был уверен: мне не нужно учить его тому, как себя вести; вместо этого я должен поддерживать его в минуты злости и разочарования. Родители и другие взрослые в таких случаях слишком часто реагируют необдуманно, просто следуя правилам и моделям отношений, передающимся из поколения в поколение. Мы часто уверены, что наши рекомендации — «А вот я в твоем возрасте…» — лучше всего помогают мальчикам развивать критическое мышление, однако не учитываем, насколько разными могут быть эпохи и проблемы.

Есть несколько правил, позволяющих провести «особое время» с максимальной пользой: нельзя давать советы; нельзя отвлекаться на посторонние дела; нельзя говорить с другими или прерывать дарованный ребенку промежуток времени; нельзя вносить изменения в предложения ребенка — и неважно, насколько трудно вам понять смысл происходящего. Однако главное правило — сосредоточиться на ребенке и поддерживать с ним отношения вне зависимости от его поступков. Поскольку большинство взрослых в свое время были обделены вниманием, это станет настоящим вызовом. Скольким из нас доставалось достаточно внимания? К кому прислушивались должным образом? У кого был родитель или учитель, заинтересованный столь сильно, чтобы забыть обо всем и просто послушать нас или поиграть с нами? Большинство взрослых отвлекается на свои дела и лишь иногда, возможно, делится сокровенными мыслями и чувствами. Мы все страдаем от недостатка внимания.

Если мы останемся наедине с мальчиком в «особое время», то чего нам ожидать? В самом начале отношений или в случае, когда ребенок вырос отдельно от нас, особенно велика вероятность проверки, ведь многие мальчики растут довольно недоверчивыми. Кажется, будто они думают: «Если мама с папой узнают о моих чувствах, они точно меня бросят», или: «Вряд ли им будет интересно, если я начну делать то, что мне нравится». В течение года общения Джимми то и дело бросал мне вызовы, сбивая с толку. Я не знал, как поступать в том или ином случае. Например, однажды мы возвращались домой из «Макдоналдса», и парень ни с того ни с сего надулся и ушел в себя. Еще минуту назад ему было весело и интересно, а теперь он сидел, отвернувшись, глядя в окно и злобно сопя; когда я принялся расспрашивать о причинах, Джимми молчал. Я не мог понять, отчего он вдруг переменился; я встревожился и подумал: мной пытаются манипулировать. «Ну и что теперь делать?» — пробубнил я себе под нос.

Тем не менее я продолжал быть терпеливым и открытым с Джимми, даже когда мы подъехали к дому и он, убежав от меня, закрылся в своей комнате. Я пошел за ним, сел возле двери — не стоило сейчас к нему врываться; вместо этого я решил поговорить с ним через дверь и убедить его в том, что в его чувствах нет ничего плохого, а я никуда не уйду. Я слышал, как он сдавленно всхлипывает в комнате, однако долго не мог добиться ответа. В конце концов Джимми вышел, а я просто улыбнулся ему и последовал за ним на задний двор; там он взял биту с мячом, и мы продолжили игру. Я понял: Джимми все еще не может быть со мной искренним в тех случаях, когда его одолевает печаль, однако в то же время я прошел проверку, оставшись рядом с ним в тяжелую минуту — и не поднимая шумихи по этому поводу. Теперь он знал, что я не намерен ни осуждать, ни бросать его.

В течение «особого времени» мальчики проверяют взрослых различными способами не для того, чтобы оттолкнуть их от себя; подсознательно они ищут ответ на вопрос: «Способен ли этот человек сладить со мной?» Если в конце проверки выясняется, что о ребенке действительно желают заботиться, что ему действительно готовы уделять внимание; что есть взрослые, с которыми он может общаться, мальчик все сильнее уверяется: «Кажется, я действительно могу положиться на этого человека».

«Особое время», если оно тратится правильно, способно и огорчить вас. Иногда мальчик может не выдержать и начать разговор о своих тревогах, — и, возможно, речь будет идти именно о вас. Иногда, особенно устыдившись чего-то, мальчик может скрывать и прятать болезненные чувства до тех пор, пока не ощутит уверенность в себе. Когда ребенок начнет рассказывать вам о своей боли, обязательно выступите в роли ведомого и не давайте волю любопытству. Пусть мальчик определит, как много он готов вам рассказать — и как скоро.

Иногда ребенку бывает тяжело облечь непростые чувства в слова, и тогда он создает ситуацию, позволяющую ему проявить эмоции в иной форме. Например, Джимми порой «ранился» во время бейсбола или баскетбола и в слезах падал на землю. Моей задачей было воспринять его боль всерьез, даже если я не понимал ее причины, и терпеливо выслушать его жалобы. Я понял, спортивные игры позволяют ему выпустить все накопившееся огорчение и страх и парень демонстрирует, какие трудности и напряжение он испытывает, когда ему приходится терпеть конкуренцию и сталкиваться с проблемами.

Уделяя мальчику «особое время», взрослый должен повернуться самой щедрой своей стороной, не говоря уже о собранности и сосредоточенности. В какие-то дни вам будет проще. В тяжелые дни вам будет казаться, все вокруг нарочно вас отвлекает, прерывает, переключает ваше внимание с ребенка на срочные дела. В наш век многозадачности и распыления лишь немногие взрослые способны найти достаточно свободного времени, чтобы регулярно уделять внимание только своему ребенку, особенно если желания последнего сосредоточены на играх. Нелишним будет напомнить себе: во время игр мальчик познает жизненно важную истину. Он убеждается душой и разумом: взрослый настолько любит его, что готов выделять ему время, невзирая на все свои взрослые дела. Таким образом мальчик вырабатывает устойчивость к проблемам юношества. Всего лишь приложив усилия и не сдавшись после первого поражения, вы сделаете для мальчика многое.

Глава 3

Нежное сердце сорванца

В первой главе я познакомил вас с исследованием, посвященным «стереотипам о мужчинах», в котором проводился опрос среди молодых жителей Соединенных Штатов, Соединенного Королевства и Мексики. Когда я впервые увидел отчет о результатах этого исследования, в глаза мне бросилось одно из наблюдений: три молодых (возрастом от восемнадцати до тридцати лет) человека из четырех подписавшихся под традиционным представлением о мужчинах утверждали, будто по крайней мере однажды за последние две недели «делали что-либо не особенно приятное»; двое из трех говорили, что испытывают чувство «огорчения, подавленности или безнадежности»; а два человека из пяти заявляли, что хотя бы раз «задумывались о самоубийстве»1. Преобладание негативных настроений среди этих молодых людей показывает, насколько их мужское «я» не соответствует на самом деле скрытому в их сердцах. Вынужденные прятать свои истинные мысли и чувства, эти молодые люди не живут по-настоящему, а скорее играют роль в представлении. Они одиноки и разочарованы, и это не позволяет им найти успокоение и радость в отношениях с другими.

Распространено мнение, будто женщины живут чувствами, а мужчины — действиями. Когда-то оно воспринималось нормально, однако теперь все изменилось. Женщины уже бросили вызов стереотипным представлениям об их способностях и доказали: они могут как чувствовать, так и действовать. Кроме того, современные исследования выявили, что стереотипы о мужской черствости также могут быть ложными. На самом деле, согласно последним данным, молодые люди намного чаще заботятся о своем душевном состоянии, чем о физическом. Они понимают: их благополучие напрямую зависит от здорового функционирования психики. Баскетболист Кевин Лав, игрок НБА, в этом году наделал шуму, открыто заявив, что плохо выступил в важном матче из-за панической атаки. Впервые за двадцать девять лет жизни ему пришлось обратить внимание на свои эмоции, и он решил стать примером для других мальчишек, которые напрасно забывают о своих чувствах. На спортивном сайте «The Players' Tribune» Кевин написал следующее: «Каждый из нас переживает то, чего другие не видят»2.

Конечно, нет дыма без огня, и у стереотипа о бесчувственности мужчин имеются корни. Однако распространение этого мифа приводит к тому, что большинство мальчишек учится держать чувства при себе, подавлять и отвергать их. Мальчики перестают осознавать любые эмоции, кроме злости. С древних пор обливание холодной водой, дедовщина, издевательства и испытания на храбрость лишали мальчишек умения чувствовать. Став взрослыми, мальчики наверняка не смогут адекватно выражать эмоции. Подавление чувств ведет к уйме отрицательных последствий, начиная с низкой успеваемости и заканчивая поведением, опасным для здоровья: употреблением наркотических веществ, драками и безрассудными поступками.

Однако мнение, будто чувства и действия — удел разных полов, ошибочно. Особенно в мире, сплошь состоящем из общения. Когда мальчик не умеет осознавать свои же чувства, он не способен сочувствовать окружающим. Сильные эмоции, которые он скрывает и которыми не умеет управлять, наверняка пагубно отразятся на его поведении. А не умея проявлять эмпатию, он, скорее всего, причинит боль другим.

На самом деле эмоциональные потребности современной молодежи намного сложнее и запутаннее, чем прежде. Психолог Джин Твендж из Университета штата Калифорния в Сан-Диего выявила тревожный рост количества несчастных юношей и девушек. По опасениям Твендж, нас ждет «самый суровый психический кризис среди молодых людей за последние десятилетия»3; она подтверждает сказанное заявлением о том, что с 2011 года количество одиноких, подавленных, встревоженных и недовольных жизнью представителей iПоколения (людей, рожденных в период с 1995 по 2012 год) резко возросло. Совсем как Кевин Лав, многие мужчины, кажется, уже начинают понимать пагубное влияние на жизнь эмоциональной отстраненности. Согласно недавнему опросу среди юношей Соединенного Королевства, большинство молодых людей часто испытывают тревогу, которая отрицательно сказывается на их работе и общении. Кроме того, опрос, проведенный Национальным институтом психического здоровья США, подтверждает: почти треть молодежи страдает от тревожности. Представители iПоколения, или поколения Z, также страдают от «эпидемии тревожных расстройств».

Количество молодых людей, страдающих от симптомов депрессии, также «взлетело до небес»; согласно Твендж, показатели на 2016 год были максимальными в истории человечества, а большинство первокурсников сейчас оценивают уровень своего психического здоровья «ниже среднего»4. Хотя 6 миллионов людей каждый год страдают от депрессии, ее симптомы часто путают врачей, и те ставят неверный диагноз. «Мужчины чаще жалуются на усталость, раздражительность, потерю интереса к работе или увлечениям, чем на ощущение грусти или никчемности», — поясняет Твендж5. Вдобавок самоубийство, склонность к которому с 2000 года начала расти, сейчас находится на седьмом месте среди самых распространенных причин смерти мужчин, причем они совершают суицид в четыре раза чаще женщин.

Исследователи зафиксировали множество факторов, из-за которых мальчики растут эмоционально неполноценными. Психолог Роналд Левант из Университета Акрона даже предположил, что алекситимия, или «неумение выражать чувства словами», которая обычно является результатом пережитой травмы, также описывает эмоциональное состояние многих мужчин6. Доктор Джеймс О’Нил, профессор психологии Коннектикутского университета, всю свою карьеру изучавший жизнь мужчин, сделал вывод: «эмоциональная ограниченность» ведет к длинному списку нездоровых исходов, включая «нездоровую неприязнь к женщинам и геям, жестокое отношение к женщинам, опасное сексуальное поведение и поступки, представляющие риск для здоровья, употребление наркотических веществ и зависимость от них, психологический стресс и напряжение, неумение принимать чужую помощь, неправомерное поведение, высокий уровень давления, депрессию, тревожность и проблемы в браке и семье»7.

Обычно из этих наблюдений делают вывод, насколько разными эмоциональными наклонностями наделила мужчин и женщин природа; вот только на самом деле и мальчики, и девочки в начале жизненного пути одинаково хорошо умеют выражать истинные чувства. Однако их эмоциональное развитие движется разными путями. Стефани Шилдс, психолог из Университета штата Пенсильвания, оспаривает традиционные заявления: по ее мнению, мальчики и девочки по-разному выражают эмоции, однако испытывают их одинаково. Разница обусловливается процессом адаптации: «Мальчик включает мальчишеские эмоции в свой репертуар, девочка включает девчачьи эмоции в свой, и оба усваивают, что эмоции противоположного пола для них недопустимы»8.

Арли Хохшильд, социолог из Калифорнийского университета в Беркли, ввела термин «правила чувствования», чтобы описать, как общественные взгляды руководят человеческими эмоциями. Подстраиваясь под эти правила, дети принимают их как свою вторую натуру. Мальчики учатся не только «поверхностному исполнению», но также более основательному «глубокому исполнению»9, чтобы не только выказывать требуемые эмоции, но и испытывать их. Мальчики не просто должны выглядеть отважными и невозмутимыми, они должны на самом деле ничего не бояться. Мальчики разочаровываются в себе и стыдятся, если испытывают страх.

Волнения современной жизни загоняют родителей мальчиков в тесные рамки: времена меняются, воспевается эмоциональный интеллект, а мальчики сами желают, чтобы взрослых чаще волновало их душевное состояние. Вот только традиционные способы воспитания превращают мальчиков в эмоционально неграмотных мужчин. К счастью, старомодные взгляды все чаще оспариваются.

Например, школы учитывают новые возможности и отзываются на изменения. Программы социально-эмоционального обучения сейчас воспринимаются как обыденность. В школе для мальчиков, которая долгое время была моим местом работы, администрация решила представить всем старшекурсникам программу, основанную на поддержке сверстников и умении слушать друг друга. На семинарах по экстренной эмоциональной поддержке мы разговаривали о неудачах в повседневной жизни, обидах и волнениях, противореча традиции держать все в себе. Мы рассказали мальчикам об умении делиться переживаниями и слушать друг друга, после чего попросили их выбрать напарника и опробовать с ним данный подход.

Разбившись на пары и разошедшись по углам просторной комнаты, мальчики с крайней заинтересованностью принялись беседовать друг с другом. Меня изумило, насколько легко они приняли вызов; и это изумление стало очередным доказательством того, сколь сильно на нас влияют стереотипы о, как сказал профессор Томас Ньюкирк из Университета Нью-Гэмпшира, «мужской неприязни к искренности»10. Однако современное поколение — или по меньшей мере его представители, бывшие передо мной, — нуждалось в способах борьбы с волнением и печалью. Кроме того, обводя взглядом помещение с мальчишками, которые сидели на трибунах, на полу и на свернутых матах, а порой и стояли, опершись о стены, я поразился тому, насколько они нуждаются в том, чтобы взрослый человек позволил им нарушить негласный запрет и побеседовать друг с другом. Они преодолели воображаемую границу — по моему указанию, но ни за что не сделали бы этого по собственной воле.

Некоторым было тяжело справиться с упражнением, и они отказывались продолжать. И хотя большинство, невзирая на неловкость, решились на участие, они все равно юлили и лавировали, упрямо не желая касаться незнакомых и запретных тем. Один мальчик настолько разнервничался, что начал отвлекать соседей, после чего открыто признался: «Мне не о чем рассказывать». И Ньюкирк, и психолог Уильям Поллак (автор книги «Настоящие мальчики. Как спасти наших сыновей от мифов о мальчишестве») точно описывают «двойные стандарты» в сфере эмоционального взаимодействия мальчиков. Поллак сказал следующее: «Мальчик знает: если он сам сядет и начнет говорить о своих низких оценках, болезни матери или одиноких выходных, он нарушит „мальчишеский кодекс“»11.

Когда мы обсуждали результаты упражнения, я пришел именно к таким выводам — чем не преминул поделиться с мальчишками. Большинство мужчин привыкли скрывать свои внутренние переживания. Прежде чем начать консультацию с позиции взрослого человека, я признался мальчикам, что не помню, когда сам последний раз давал волю чувствам. На самом деле я вообще не мог вспомнить, чтобы кто-то спрашивал меня о моих ощущениях, — ни родители, ни учителя, ни тренеры, ни даже друзья этим не интересовались. Если эмоциональный интеллект заключается в чтении чувств и переводе их на язык слов, то я, по сути, стал слепым и немым в этом плане. Совсем как некоторые мальчики до этого, я испытывал сильное смятение, желая поделиться тревогами с ближайшими друзьями или родителями. Я понимаю мальчиков, которым «не о чем рассказывать». Моя эмоциональная сторона всегда была покрыта завесой тайны, и я был совершенно не в силах понять, как мне выразить чувства.

Очевидно, результаты исследования о «настоящих мужчинах» верны и за подавление чувств действительно приходится платить. К счастью, правила чувствования, определяющие эмоциональное развитие, меняются. Доктор О’Нил, основываясь на анализе исследований, поделился оптимистичными прогнозами. «В Америке происходит сдвиг парадигмы того… как жители США воспринимают мужскую эмоциональность, — пишет он. — Мужчины как никогда прежде свободны быть уязвимыми, эмоциональными людьми»12.

Отчасти такие изменения обусловлены практической необходимостью, ведь современный мир все чаще требует «мягкого» подхода к воспитанию в мальчиках заинтересованности, упорства и умения держать себя в руках. Знаменитая книги Дэвида Гоулмана «Эмоциональный интеллект», выпущенная в 1995 году, передала дух эпохи и пробудила новый интерес у научного сообщества. Эмоциональный интеллект, который, согласно определению организации «Collaborative for Academic, Social and Emotional Learning»[9] (CASEL), включает в себя навыки самосознания, самоуправления, социальной сознательности, общения и ответственного принятия решений, с тех пор стал предметом тысяч исследований13. Рост количества школьных программ, включающих в себя социально-эмоциональное обучение (англ. social-emotional learning, SEL), является прямым результатом распространения концепции. К 2005 году 60 % школ в США ввели программы по обучению эмоциональным навыкам.

Анализ более двух сотен исследований SEL-программ, проведенный в 2011 году, подтвердил эффективность данного подхода в 270 000 случаев. Авторы заключили: «Социально-эмоциональное обучение усиливает приверженность детей школе, дисциплине и достижениям в учебе»14. В результате опроса учителей, проведенного в 2012 году, было обнаружено следующее: «Педагоги знают, этим навыкам можно обучить; желают, чтобы школы как можно чаще включали данную практику в расписание, инструкции и школьную культуру; и уверены, государственные образовательные стандарты должны отражать данную тенденцию»15. Прошло много лет с тех пор, когда идеалом мужественности считали стойкость, сдержанность и мрачную решимость; за это время мальчики успели узнать очень много о своих эмоциях.

Йельский центр эмоционального интеллекта разработал подход, «позволяющий включить эмоции в самую основу школьного образования». Он теперь применяется в 1200 общеобразовательных, чартерных[10] и частных школах в США и за пределами. Программа нацелена на обучение преподавателей тому, как воспитывать в детях умение узнавать, понимать, называть, выражать и контролировать эмоции (концепция «RULER»). Когда Марка Бракетта, основателя и директора Центра, спросили, насколько хорошо школы приняли его концепцию, он ответил: «Честно говоря, нас завалили предложениями о сотрудничестве. Теперь мы каждый год получаем сотни заказов на обучение учителей в общеобразовательных, частных и чартерных школах»16. Помощь родителям и учителям в воспитании эмоционально грамотных мальчиков показывает: мы наконец отрываемся от закрепленного веками пренебрежения, угнетения и непонимания. Дома родители в состоянии помочь сыну развить эмоциональную грамотность, просто слушая его с искренним интересом и терпением. А в школе ученики уясняют, как распознавать эмоции и разбираться в них, при этом не давая им овладеть собой. Главное в подобных программах — сосредоточенность на практике. Дети учатся не только понимать свои чувства, но также выражать их, основываясь на своем понимании. В юных головах укрепляется связь между эмоциями, сознанием и действиями, что не дает негативным эмоциям взять верх и вызвать бурный отклик.

Когда тот юноша сказал: «Мне не о чем рассказывать», он озвучил проблему традиционного школьного воспитания, не учитывающего эмоциональное развитие. Чересчур часто такое воспитание применяется к мальчикам. В жизни мальчика намного меньше возможностей выработать и отточить навыки эмоционального интеллекта. Согласно данным измерений по шкале уровней эмоциональной осознанности (англ. Levels of Emotional Awareness Scales, LEAS), разработанной Ричардом Лэйном из Аризонского университета и Бьянкой Зей Поллерманн из Женевского университета, показатели у девочек обычно выше, чем у мальчиков17. Изменения произойдут только тогда, когда взрослые смогут оказать мальчикам достойную поддержку.

Как стать счастливым мужчиной

Гендерное неравенство в эмоциональном развитии отражается на результатах, к которым приводят новые возможности. Подстраивая мальчиков под нормы мужественности, мы жертвуем их эмоциональной грамотностью. Но, к счастью, мальчики и сами не прочь все изменить — была бы возможность.

В школе Хейверфорд мы разработали программу консультаций среди сверстников, чтобы мальчики могли практиковать эмоциональные навыки: умение слушать других и сочувствовать им, открыто разговаривать на непростые темы, не сдерживать болезненных эмоций, порой выплескивая их потоком. Немного уговоров — и зацикленные на учебе студенты, звезды театра, а также первый дивизион Футбольной лиги и рестлеры начали слушать друг друга, проявлять сочувствие и делиться своими волнениями и переживаниями. Устанавливая связи и обретая уверенность в себе, мальчики обращаются к эмоционально тяжелым темам — например, к теме общения с родителями или девушками, секса, порнографии, а также наркотиков и алкоголя. Собравшись с храбростью, они рассказывают о самых жутких своих проблемах, а иногда и признаются в поступках, которые их тревожат или о которых они сожалеют.