День мертвых псов

Сергей Гришко

День мертвых псов

P.S. Про Ангелов

Это музыка, только прислушайся, не зачем упрямиться и отрицать очевидное. Вслушайся, это музыка. Какофония хаотичных звуков просто иллюзорна. Ощути эту мелодику взаимосвязанных нот урчащего города, задушенного и обезличенного дымом, выхлопами, неоном реклам, не уходи в звенящую пустоту. Просто ты голоден, поэтому ворчлив. Держи сигарету, покури, вреда не пребудет.

Осмотрись, сколько живых не раскрытых тайн в хлопотах повседневности, вот великий Мерлин с фингалом изумительной синевы под правым глазом, дирижирует мимикой светофоров и сумчатых прохожих аборигенов, как ровен и непредсказуем ток этой энергии миллионов. Поиск выхода, тупик в намеченных целях, тлеет сигарета и кофе остыл. Ждешь крылатой фразы, внезапного аванса свыше, чтоб обновить смыслы жить.

Идут минуты, часы, за окном проплывают тучи, прогноз обещает дождь. Приливы, отливы человеческой массы создают водовороты пластмассовых отношений одноразового мира. Время течет, суетность, хлебные крошки, смятые стаканчики с логотипом кофейни, прощай.

Гроза, вслушайся в звуки, как на раскалённом асфальте с шипением высыхают влажные следы, шины машин рождают брызги и волны. Мир скрывается в водной пелене, исчезают ложные маски вечных ведомых, грохочет гром и пляшут молнии. Пробки жадно поглощают время и жизнь, общественное настроение мечтает о прямоте избранного пути, в конце которого будет простой выбор.

Занавес, город-пёс исчез, оставив силуэты и механический шум сексуальной революции уже постаревших феминисток, гранитных вождей, миллионов замерших в ожидании команды фас, бери и беги. Гроза бушует и в небе неспокойно, ветер нещадно треплет листву и у соседей стихает ремонт. Дымит сигарета, жду гостей.

Долгое (никогда) полное дыма и грез. Постоянное (это) семантика, этимология, ликбез. Ожидание, что всё само собой рассосётся, исчезнет, после выпуска новостей. Пустота потребляемого разочарования день ото дня.

Хотя есть лето, и существует солнце, заманчива дешёвая дурь за забором цыганского гетто. Приятная нега сказочной ночи с полной луной в глазах идиота, тёплая вода говорливых фонтанов в которых полно золотых рыбок счастья. Желания исполнимы, как и мечты.

Ты куришь, читая рекламу, считывая мимику женщины без улыбки, но с живым бюстом, что она предложит, и как мы воспримем её лаконичный эпос. Мечты выполнимы, как и желания.

Шкаф, стол, стул, пепельница, дымящие окурки вот и весь натюрморт из которого исключили лишние детали. День идет, катясь по кругу, пальцы отстукивают дробь, гроза разыграется позже. Берешь гитару, припоминая аккорды, не жалко прожитых, потраченных дней. Звучит блюз, сонливо бубнит душа о минутах и протертых штанах.

Вот вино и стаканы, вскоре этот натюрморт оживет, станет театральной сценой, потому что дверь квартиры откроет она, своим ключом, войдёт, снимет обувь, будет массировать усталые ноги. Безымянная героиня пьесы, ей нет дела до выпитого вина из запылившихся стаканов, а мы так, нейтральные существа, без пяти минут бестелесные духи.

Мизансцена пуста и одинокий луч софита сопровождает тоску плачущей гитары. Играй, прикасайся к струнам, извлекай музыку душевную с хрипотцой и надломом. Пусть всё поглотит дым сигарет, винные пары красного Бордо, больше на сцене не будет актёров.

Наши роли насыщены алкоголем, диалоги головная боль и картёжный блеф, а после привыкаем, чувствуем сцену, размах антрепризы, импровизируем, забалтываем меняя амплуа. Любовь, бог, война, работа, деньги, отдых, гастрольный тур с путевкой в жизнь, лишний козырь в рукаве. После представления спорим, нам приносят цветы на надгробья, водоворот потусторонних дел и ты уже не здесь.

Время живет и умирает с нами и в нас. Время дарит шансы, подходящие для использования слова, потёртые апломбы с бородой и выпивку. Теряются в дыму улыбки и жизнь твоя, замирает картиной на холсте. Неизвестный поглядывает на стрелки в часах, после исчезает занятый очередной партнёршей для танца. Музыка не смолкает, меняется времени тон.

Есть за всем этим гораздо большее и живое, обыкновенное, словно незримое чудо, кристальное, но не искристое, прозрачное, но не светлое, да, да это ангелы. Простые ангелы похожие на людей, но не такие как мы.

Знаешь, квартира никогда не пустует, они часто спускаются с небес, может рождаемость проверить, или так на часок перекурить, досмотреть сумасбродные новости, как повод к действию от бездействия прожитых лет. Земля вращается, безумствуют люди, языки разжигаемого пламени пожирают все на своем пути.

Ангелы бесцеремонны, приходят в дверь не стучат, курят в комнатах, включают на кухне плиту, заваривают чай, вообщем хозяйничают как у себя дома. Я присутствую при всем этом и молчу. Ситуация такова, что слова, комментарии, даже эмоции лишние, просто ангелы занимают 76 квартиру на 19 этаже одной из множественных башен горделивого Вавилона, как-то так.

Убирают расправленные крылья, кладут в шкаф, в лучах солнца искрится звездная пыль. Я только наблюдаю со стороны, как они хозяйничают на кухне, пуская сизые облака разносортного дыма, листая свежие газеты умершего столетия и нет в их лицах скорби в которой все уверены.

Обыкновенно курят, ухмыляются, они это могут, а когда газеты закончатся и не останется другой правды, только та, что с небес видна, ангелы заскучают. Им более по душе подняться на крышу и целый день созерцать, как течёт за горизонт город. Живое течение к безрассудному раю утех и надежд, подгоняемое смертью, но все же имеющее душу, спутанный клубок нити ведущей к богу.

Бывает, что Мерлин трезвый и на мели с губной гармоникой в руках. Эдакое, явление в лохмотьях чуда народу, приходит погреть на солнце свою дырявую спину. Посплетничать о житие с бытием. Он то, про ангелов знает многое. Хотя начнёшь расспрашивать, отмахнется как от назойливой мухи, слушай ушами душевную магию блюза, теребящего нервы высоковольтных проводов.

Чудная речь сплетенных звуков в мелодию зачарованного времени. Волшебство человека пожелавшего упасть в выгребную яму, потеряться навсегда отринув спасение. Ритм рокового пульса беспокойных жильцов десятого круга ада, еще живых в предстартовом состоянии. Тени сумеречного леса растут.

Шпили миллиона башен с развивающимися на ветру знамёнами кипящих сражений и что-то есть во всём недосказанном. Многозначительное молчание, безумства счастливого человека с букетом цветов, одинокая любовь писем присланных издалека, распухших от слов с липкостью мёда, проза будней, таблица перепада температур. Огромное сердце из белого мрамора в центре этих джунглей, оживает, появляется пульс.

Но ангелы молчат, даже если храмы станут ещё выше, а перезвоны колоколов затмят речь моторов, утихомирят разгул суеты. Ангелы прилетают просто покурить. Я всматриваюсь в их лица, забывая, что передо мной давно ушедшие люди. Свои.

Моя память никогда не сохранит их негативов, они молчат, потому что я оглох от сирен и Иерихоновых труб, скоро всё исчезнет, как и Мерлин. Останется крыша, не долгая пора года, вечная изморозь на душе, проблемы, любовь, незаштопанные носки, дымящие окурки и огромный мир в лучах восходящего на трон солнца, придется проснуться и жить с этим.

Боевые Действия

Али Баба Мамедов человек в расписной тюбетейке, среднеазиатский фермер оптовик, сей низкоросло-кривоногий потомок монголо-татарского нашествия в данный момент был крайне раздосадован. Ведь какой-то неизвестный шайтан-собака, далее его слова становились не переводимы, как впрочем, и мысли. Посмел самым наглым и бесцеремонным образом, сорвать протекающую торговую операцию.

Вымеряя расстояние мелким частым шагом, Мамедов искоса поглядывал на беспечно развалившегося в кресле гиганта в клетчатой кепке. Чай остывал, поданный плов оставался, не тронут, фрукты были не замечены, прислуга, навострив уши, ждала за дверью.

Подобное напряжение длилось около получаса, после раздался долгожданный звонок. Тип в кепке вынул трубку, после нескольких минут важного разговора, лицо здоровяка изменилось, там читалось знание важных ответов.

– Вот и информация появилась. Я всегда говорил, большие деньги, бесследно никогда не исчезают.

Мамедов переспросил – Нашелся этот проклятый шайтан? И добавил снова колоритной, не переводимой абракадабры.

Улыбнувшись, верзила подошел к Мамедову.

– Звонил Коля Бабуин, сейчас едем решать твои финансовые проблемы, партнёр.

Реакции не последовало, собственно Мамедов, как многие восточные люди, умел держать вежливо-непроницаемое выражение на лице. Конечно же, он кивнул в знак согласия, единственное, что волновало Али Бабу, насколько осведомлен его компаньон? То, что злой, жадный Ванька обдерет его как липку, являлось второстепенной проблемой. Важной оставалась тайна Али Бабы.

Здравствуй Родина! Твой блудный сын вернулся в родную гавань! Отбрось пафос слов, порадуйся за меня. Вокзал. Спешка пассажиров увешанных чемоданами, рюкзаками и эта пестрая орда спешит увидеть море. Электрички, поезда дальнего следования, аэроэкспрессы, такси, люди накатывают волнами.

Дешёвые курортные протагонисты, рыцари без страха и упрека, разодетые в пестрые латы. Пьяные антагонисты персонажи из ада, фарс социума в разливе пивном и быстро еде, мороженом, непоседливых детях снующих повсюду. Тучные мамаши в хлопотах нервных курят, снова проверяя кошельки и билеты. Зазывалы балабольного, мелкого пошиба и прилипалы таксисты, мир в действии. М-р Плохой вдохнул полной грудью. Здравствуй Родина!

Сразу же отмечу, что был месяц июль, разгар сезона у м-ра Плохого в карманах имелась пара карт козырных с наличностью, он не спешил на море. Почему? Спросите вы. Наверное, этому человеку не подходит та модель, что популярна среди многих. Грязно-солена вода, бледные туши и бронзовый загар, дешёвые курортные приключения и многое другое из большого перечня услуг, о чём впоследствии, зимой вспоминают люди, занимаясь тем же дерьмом.

Он вернулся на родину из далеких краев, он видел волны двух океанов и теперь намеревался, познать свободу, чтобы впоследствии тайной смысла жизни заменить. Отторгнутая цивилизация успехов, мир прожорливых химер, вообщем, человек пресытился благостью чудес заморских, и заскучал той тоскою невозможной, по простоте бесхитростных родных начал. М-р Плохой, вспомнил в себе героя-мыслителя города миллиона башен, если же отбросить лишнее, бывает так, что Родина милее рая.

– Презренный уголовник, что ж ты на пол проливаешь пиво и борзою скотиной полорогой нарочито лезешь на рожон. Уймись и замолчи, дабы здоровье сохранить, не ставя под удар судьбы, печень, почки, рожу. Хмельной нектар не проливай, употреби спокойно, не бузи. Платон одернул изрядно набравшегося карманника Васю Тараканова, который посекундно пьянел и оскотинивался.

Гомер же глядя на происходящее мрачнел с каждой минутой. Ведь Таракан ещё недавно нагло заверял, что он платежеспособен, а выходило наоборот. Прескверная ситуация разыгрываемая тут же пахла драмой воскресного летнего вечера в маргинальном кабаке.

Васян просто нажрался как порядочная свинья, но это было половиной проблемы, когда подали уже не вежливо счёт, наши трезвые ценители пива обнаружили, что Таракан не имеет, ни карманов, ни наличности, которая должна быть там. Бар, в котором подавалось восхитительнейшее пиво был довольно мажорным, так что дело попахивало не джентльменским выяснением социального статуса, а Таракан хамил.

Цифры поданного счёта красноречиво говорили о высоких ценах в данном заведении. Денег не было, вернее они должны были быть у Таракана, его праздник, его пир горой. Васян же быстро оказался пьян и был одет, как просто пролетарий и никаких папиных золотых часов.

Вот подоспела не дружелюбная охрана и принялась за разбор проблемы. Таракан обмяк, опал как лист осенний и данного паразита выволокли на свежий воздух официанты, оттянув туловище за угол, где хитрый сукин сын моментально отрезвел.

– Платите жалкие лохи, может разбитая рожа вас чему-то научит. Философы, а истины простой не знают вкус халявы, сладок дуракам и простакам – изрёк Таракан.

– Эй, дядя, время не подскажешь? Знаю, что темно, так просвети который час – он подсел на лавку к пьяному мужику и принялся увлеченно подгружать будущую жертву.

Чёрная машина представительского класса очень узнаваемой марки, на крейсерской скорости направлялась к заданной точке. Центр, фешенебельные улицы, респектабельные граждане, дневная сиеста. Множественные кафе, ресторанчики, зелень парков, бесконечные витрины магазинов, законопослушные граждане пережидают жару полдня. Юное поколение золотых или звездных детишек лениво тусовалось, балуясь коктейлями, обсуждая планы на предстоящий вечер. Жизнь в целом добропорядочно и мирно протекала, но это так общие наброски.

Машина остановилась и из салона вышли двое, некий господин в расписной тюбетейке с жемчужными чётками и огромный детина с явным криминальным оттенком, но по моде одетый. Авто припарковалось неподалёку, а пассажиры направились к дверям мебельного салона "Папа Карло" где за эксклюзивной итальянской мебелью делались вполне реальные дела.

Войдя в зал, гости осмотрелись, послышались торопливые шаги, принадлежавшие одной привлекательной особе, которой не составит особого труда привлечь внимание. Вообщем девица была хороша со всех сторон, и обладала самой очаровательной улыбкой на континенте.

– Здравствуйте, рада вас видеть в добром здравии. Николай Моисеевич ожидает вас господа – далее её бёдра стали фокусирующей точкой.

– Леночка, вы как всегда, вне времени и вне конкуренции – она одарила верзилу ещё одной ослепительной улыбкой. Эффект был предсказуем, даже Али Баба ощутил гусарский настрой и поклонился этой привлекательной особе. Дверь открылась, гости вошли в рабочий кабинет Коли Бабуина.

После взаимного рукопожатия, без традиционных лобызаний в дёсна, начался сухой, деловой разговор. Николай Моисеевич смерил взглядом г-на Мамедова, который просто уставился на него в ожидании нужных слов.

– Леночка будь добра, кофе, пожалуйста. Верзила жестом дал понять, что он внимательно слушает.

– Дело обстоит так. Вот ознакомься. Об этом знает несколько человек. Собственно они связались со мной и дали это – он протянул папку верзиле. – Почитай, очень занимательный документ.

Принесли кофе, к которому никто из присутствующих не притронулся. Верзила хмурился, Мамедов нервно перебирал чётки, Бабуин стоял, задумчиво глядя в окно.