Душа Бога. Том 2

Впереди над лесом вдруг взвилась тёмная стая каких-то летучих существ, крупных, с доброго волка. Суматошно колотя воздух, они помчались прочь, словно избегая схватки с демонами Трогвара.

Твари эти ничем не угрожали его отряду, можно лететь дальше, но отчего-то Крылатый Пёс решил последовать за ними. Врагов тут пока не просматривалось, а этакая стая… едва ли она столь дружно снялась с насиженного места и едва ли кого-то всерьёз испугалась. Почуяли добычу? Врага? Всё лучше, чем просто тянуть над мрачным лесом в ожидании непонятно чего.

Вот он, край глухой пущи; выбегает из неё узкая тропка, катится меж невысокими холмами, поросшими густым кустарником. Острые тёмно-зелёные листья — Трогвару показалось, он узнаёт растительность с южной оконечности полуострова в Эвиале, где стоял город Ордос с его магической академией.

И вот там, среди кустов, застыла кучка странных созданий — высокие, мощные, с бычьими головами. Минотавры!..

Странная раса. Иные племена их служили владыке Ракоту; иные встали на сторону Ямерта и его присных. Единства среди них так и не составилось, каждый род следовал собственной воле.

Среди высоченных минотавров мелькнула стройная фигура, чуть пониже, не столь коренастая и крепкая, в облившей тело броне.

«Пришло время, — сухо сказал Дракон. — Враг перед тобой. Повергни его!»

«Они не преграждают нам путь, — возразил Трогвар. — Мы можем лететь и дальше!..»

«Пришло время», — повторил Дух Познания и исчез.

Крылатый Пёс подчинился.

— Атакуем! — он сложил крылья, камнем падая вниз.

Óдин

Туман сомкнулся за спинами Старого Хрофта и его названого племянника, волка Фенрира. Все звуки умерли, навалилась тяжкая тишина, грохот сражения исчез, словно никогда и не было.

— Куда теперь, дядя?

— Прямо. — Отец Дружин вскинул молот, составлявшие его молнии змеились, как живые. — Никуда не сворачивая. Теперь это уже не имеет значения. Битва сама найдёт нас.

— Великан Сурт…

— Забудь о нём, волк. То, что осталось сзади, — так, ничего не значащая потасовка. Я думаю, Силы Мира извлекают мощь из этого жертвоприношения, иначе зачем всё это учинять?

Под ногами сухо хрустела земля. Безжизненная, твердь эта, собственно, не была даже землёй — здесь ничто не росло, не бегало, не ползало, не порхало. Перед Древним Богом и его волком лежал широкий коридор меж серых туманных стен, истинная дорога в никуда.

— Они заставят нас биться друг с другом, — тоскливо сказал сын Локи. — Они забрали всё, что мы могли дать им живыми, и теперь ждут, чтобы забрать всё у мёртвых.

— Из тебя, племянник, вышел бы отличный скальд, — ухмыльнулся Отец Дружин, но Фенрир лишь потряс мохнатой головой.

— Я бы хотел уметь оборачиваться человеком. Почему у моего отца мы получились такими, дядя? В чём наша вина?.. Может, породившая нас прокляла и меня, и Йорма, и Хель ещё в собственном чреве?

— Нашёл время и место, — буркнул Старый Хрофт.

Туман поднимался всё выше и выше, колыхался, неяркий свет царил вокруг — свет не-жизни и не-смерти.

— Ни есть не хочу, ни пить, — сказал волк. — Такого не бывало, дядя. Даже когда я сидел на привязи, и жажду мою утоляла магия, я всё равно её чувствовал. А теперь — ничего.

— Время стоит, — отозвался хозяин Асгарда.

— Всё стоит. Ждёт. Я чую, великий Óдин, — почти торжественно провозгласил Фенрир. — Большинство тех, что явились сюда вместе с нами, уже расстались с жизнями. Души их заперты тут вместе с нами и долго не могут покинуть тела, отчего и кажется, что мёртвые встают, чтобы драться вновь… Как ты сказал — «им нет смерти». На самом деле есть. Только она коварна и бесчестна.

Старый Хрофт даже приостановился, недоумённо глядя на спутника.

— Одиночество поневоле делает философом, дядя, — печально ответил волк, перехватив взгляд старшего аса.

— Никогда б не подумал, что ты способен философствовать, племянник. Но с чего ты взял, что бьющиеся здесь-таки умирают? Мы видели совсем иное.

— Чую. — Волк запрокинул голову, принюхался. — Сколько-то раз их души возвращаются, да. Ударившись о преграду, одолеть которую не в силах.

— И всё это ты чуешь?

— Дым от того чёрного великана. — Фенрир всё втягивал ноздрями недвижный воздух. — Он поднялся высоко, но не рассеялся. Достиг незримого нам свода и потёк обратно, словно утратив порыв. Так и души, дядя. Взмывают, бьются о клетку и падают вниз.

— Так, выходит, они и не погибнут, верно?

— Погибнут, дядя. Возвращаясь, душа отдаёт часть силы. Потом ещё, ещё и ещё. До тех пор, пока от неё не останется совсем ничего. Всё достанется тем, кто запер нас здесь.

Старый Хрофт лишь изумлённо покачал головой.

— А теперь будь готов. — Волк резко присел, нагнул шею, ощетинился.

Туман впереди сошёлся на миг, а когда расступился, там стояла фигура в золотистых доспехах, в высоком шлеме с гребнем. Звякнуло откинутое забрало.

— Привет тебе, Отец Богов, владыка Асгарда. Привет тебе на поистине последней битве.

— Привет и тебе, Гулльвейг, Мать Ведьм. Зачем ты пришла? Хозяин погнал? Для чего? Ему, я думаю, и так всё видно.

— Он оказывает тебе честь, Отец Богов, — возразила Гулльвейг. — Тебе, волку и мне. Он сам будет следить за этой схваткой.

— Тогда что мы теряем время? — прорычал Фенрир. Глаза его горели, с клыков капала слюна — истинный Зверь Рагнарёка, да и только. — Пусть враг окажет себя! И пусть это будет не та подделка, не то чучело, что мы повергли совсем недавно!

— Враг будет. — Гулльвейг протянула руку, словно приглашая полюбоваться. — Воззри, Отец Дружин.

Серые стены опадали, втягивались в здешнюю твердь. Открывались бесконечные ряды мрачных столетних елей, густая поросль их застыла, подобно войску.

— Железный Лес. — Старый Хрофт поудобнее перехватил молот. — Обиталище великанш и ведьм. Где-то тут ты и родился, племянник. Что ж, идём. Раз уж сегодня время таких встреч.

Гулльвейг легко шагала рядом с ними, словно броня на ней ничего не весила.

— Кого ты приготовила нам? Уж не саму ли Ангрбоду, мать Волка, Змея и Хель?

Фенрир глухо зарычал.

Шаг, другой — и вот уже никаких следов тумана, низкие серые облака затягивают небо, но это уже самые обычные облака. Железный Лес недобро молчит, однако он не совсем безмолвен — что-то хрустнет, что-то стукнет, перекликнутся в отдалении мрачные голоса неведомых птиц.

Тропа повернула, выведя к широкому оврагу, с бегущим по дну ручейком среди зарослей папоротника. Через овраг перекинуто замшелое бревно, а на другой стороне…

Волк даже не зарычал, он захрипел в ярости.

Потому что там, на противоположном краю, стояла женская фигура — половина тела ала, словно сырое мясо, и половина — мертво-синюшного цвета. Длинные чёрные волосы спускаются на плечи. Прямо смотрят бесцветные глаза.

— Сестра Хель.

— Брат Фенрир, — откликнулась она.

— Этого не было в пророчествах!

— Меня в них вообще не было, — согласилась владычица царства мёртвых. — Но сегодня такой день, что пророчества должны исполняться, неважно, поминают они тебя или нет. Ты готов, Волк?

— К чему я должен быть готов? — оскалился сын Локи. — Зачем ты вообще здесь, сестра?

— Затем, — грустно сказала Хель, — что мертвецов, как и встарь, прибирать, кроме меня, некому. А мертвецы здесь почти все. Если бы не воля Третьей Силы, тут давно остались бы только Древние Боги, такие, как мы, кого затянуло в этот пузырь.

— Не ведаю, о чём ты, — прорычал Фенрир. — Отойди, сестра. Не много было меж нами любви, но кровь для меня священна. Отойди и не пытайся помешать владыке Асгарда.

— Я помогаю, — вздохнула владычица царства мёртвых. — Помогаю себе, вам, всему сущему.

— Пустые слова! — оскалился волк. — Отойди, я сказал!

— Спокойно, племянник. — Старый Хрофт выступил вперёд. — Племянница, в страшный день Боргильдовой битвы ты исполнила данную мне клятву. Вышла на бой, вывела своё воинство. И — погибла. Дай же теперь пройти, не заставляй меня поднимать на тебя оружие, племянница.

— Во мне нет твоей крови, Ас Воронов, — возразила Хель. — Мой отец — твой названый брат. А здесь я для того, чтобы прибрать тебя, владыка Асгарда, как только исполнятся пророчества.

— Какие ещё пророчества? — Старый Хрофт шагнул на бревно. — День Рагнарёка так и не наступил. Дважды я думал, что он приходит, и дважды ошибался. Сперва — в канун Боргильдовой битвы, и вот сейчас. Нет никаких пророчеств, дочь моего названого брата, уж коль тебе так угодно себя называть. Есть просто бой, и надо победить. Уйди с дороги, предупреждаю в последний раз.

— Не могу, — Хель развела руками. — Я здесь, чтобы исполнить положенное — прибрать мертвецов. Что станется потом со мной и с ними — не ведаю. Но таково условие…

— Чьё?

— Сил, устроивших всё это, конечно же.

— Условие чего?

Хель понурилась, уродливо-длинные руки её бессильно упали вдоль нелепого великанского тела.

— Что я смогу увидеть своего мужа, Нарви. Хотя бы один раз — перед самым концом. А конец ждёт всех, кто оказался здесь и сейчас, Ас Воронов. Поэтому нет смысла — нет смысла ни в чём. Но я хочу увидеть Нарви.

Старый Хрофт пожал по-прежнему могучими плечами.

— Тогда дело решит поединок, Хель.

— Ты не понял, Древний. Поединка не будет. Сражаться с тобой придётся вот ему, — и дочь Локи указала на Фенрира. — Мой брат должен исполнить то, за чем пришёл в этот мир.

— Что?! — зарычал волк. — Не бывать этому!.. Безумная вёльва опилась настойки из мухоморов, вот и вещала невесть что!..

— Ты знаешь, что не опилась, — кротко ответила Хель. — Просто свела всё вместе. Исполни своё предназначение, брат!

— Моё предназначение, — не поддался Фенрир, — помогать великому Óдину, Владыке Асгарда, носителю Гунгнира, Отцу Дружин и Асу Воронов. Я больше не верю пророчествам, сестра. И тебе нет нужды в них верить — встань рядом с нами, это будет славная битва!..

Хель едва заметно улыбнулась — печально, кротко, совсем не как полагалось кошмарной владычице царства мёртвых.

— Здесь не с кем сражаться, маленький брат. Те, кто нас сюда загнал — до них не дотянуться. Мы можем лишь исполнить своё предназначение. Отдать силу тем, в чьей власти ею распорядиться.

Волк взревел — именно взревел, словно разом сотня боевых рогов. Глотка его извергла поистине невозможный для простого зверя звук, тело взмыло, перечеркнуло пространство над оврагом — словно серое копьё мелькнуло. Лапы ударили Хель в грудь, дочь Локи отбросило; Фенрир навис над ней, распахнул пасть, готовый перегрызть горло.

Старый Хрофт вступил на скользкое бревно.

Это место пыталось притвориться обычной землёй, с лесами и оврагами, чащами и ручьями; но истинный Железный Лес был настоящим, живым лесом, хоть и мрачным, и жутким.

Гулльвейг, доселе застывшая недвижным изваянием, вдруг оказалась у него за спиной. Скрипнула броня, Отец Дружин ощутил пришедшую в движение силу.

Он успел повернуться, успел даже размахнуться сотканным из молний молотом; но Мать Ведьм всё равно оказалась быстрее. Её собственный клинок мелькнул, рубанул вкось, и покрытый мхом ствол рухнул вниз.

Разом и Хель извернулась, голыми руками вцепилась в шею волка; чудовищные челюсти Фенрира сошлись на горле Хель, но из-под клыков брызнула чёрная гниль, а не кровь.

Волк поперхнулся, захрипел, а из ран на шее Хель поднимались тёмно-серые дымные струйки, словно змеи, опутывали сына Локи, норовили вползти в уши, вцепиться в глаза, и волк, взвыв от боли, отскочил, яростно тряся головой, сбрасывая призрачных пресмыкающихся.

Хель поднималась, но не как живое существо, пусть и владычица царства мёртвых; нет, её словно поднимали за незримые ниточки, точно куклу-марионетку. Из оставленных клыками Фенрира рваных ран сочился серый дым, вился кольцами; словно живой, слагался в змеевидные жгуты, раскачивающие бесчисленными головами.

Волк не сдавался. Сбросив и растоптав последнюю из вцепившихся змей, он вновь изготовился к прыжку — пока Старый Хрофт карабкался вверх по глинистому и скользкому склону.

Проклятая ведьма, предала-таки. Ударила в спину!..

«А не надо было оставлять её за плечами!..»

Вся пропитанная водой, словно после только что прошедшего ливня, земля предательски разъезжалась под ногами. Зацепиться было не за что, и Древний Бог барахтался на дне оврага, словно подгулявший мастеровой после ярмарки где-нибудь в Бирке или Хедебю.

— Прости, великий бог, — раздалось позади. — Но Хель права — нам осталось исполнить последнее своё предназначение.

Бело-голубоватые молнии, составлявшие бестелесный молот в руке Старого Хрофта, яростно шипели и плевались искрами, словно и в самом деле придя в бешенство. Отец Дружин размахнулся — и метнул оружие так же, как метал в своё время Тор, его сын.

Гулльвейг успела вскинуть клинок, пытаясь защититься — молот ударил прямо в неё, смял, отбросил вместе с мечом, и Мать Ведьм рухнула бесформенной грудой искорёженного железа, словно и не прикрывали доспехи живой плоти.

Старый Хрофт поднял руку и ничуть не удивился, когда молот послушно вернулся ему в ладонь. Остро и свежо пахло грозой.

Наверху, где только что раздавалось яростное рычание Фенрира, всё внезапно смолкло. Отец Дружин с размаху всадил молот в скользкий откос, подтянулся, перехватил, уцепился за какой-то корень — и оказался нос к носу с волком.

Фенрир молча глядел на Старого Хрофта. Из пасти его лениво тянулись вниз, свиваясь причудливыми кольцами, струйки густо-серого дыма.

Хель замерла на одном колене, правая рука пытается зажать раны на шее; из-под ладоней тоже сочится серый дым, такой же, как и из пасти волка.

Фенрир глухо заворчал.

Отец Дружин одним рывком вздёрнул себя на край оврага, поспешно отступил от склона.