Подарите Наташе семью

Ольга Герман

Подарите Наташе семью

Сегодня мне исполняется 40 лет. Я сижу одна… Как, впрочем, всегда.

Коллеги с работы забежали на 5 минут, вручили цветы, какой-то набор и убежали, даже на чай не остались. Этот букет на столе и целый торт навевает такую тоску. 40 лет, а мне даже праздник отметить не с кем.

Только кошка Муська пытается улечься на коленях, кроме нее у меня никого нет.

Я достала из шкафа все фотоальбомы. Тут у меня все утренники в детском саду, целый альбом насобирался, немудрено, ведь целые 20 лет уже работаю. Это последние два выпуска. Некоторые ребята до сих пор меня помнят, на 8 марта приходили, поздравляли.. А тут я только стала воспитательницей.

После похорон мужа я все-таки закончила институт и стала воспитателем – стала человеком. Он был пьяницей и дебоширом, такого уж сама нашла, такая и сама была. Сколько раз я отпрашивалась с работы потому, что была вся в синяках или с глубокого похмелья, сколько раз меня чуть не уволили…

Дети спасали. Дети тянулись ко мне, слушали меня. Ни одно показательное выступление не проходило без моего участия. Мне достаточно было неделю позаниматься с группой, и ребята начинали петь, танцевать, стихи читать.

– Наташа, говорила мне заведующая, ты зачем свой талант в бутылке топишь?

Завязывай с эти делом, иди учись, станешь воспитателем, человеком. Ты посмотри, как к тебе дети относятся, как они тебя любят, а ты все пьешь.

Пробовала не пить, а муж пил и бил, тогда я опять начинала. Мне казалось, что, когда мы оба пьяны, мы наравне и сил у меня больше и терпения у него. Не хочу вспоминать то время.

Вот большой старый альбом в кожаной обложке – мое детство! Маленькая девочка с большими карими глазами смотрит на меня. Я помню этот день. Нас фотографировали к выпуску из детского сада. В руках держу большого пластмассового зайца, его всем давали для снимка. Помню воспитательница говорила: «Теперь вы взрослые, через несколько месяцев начнется новая интереснейшая жизнь – вы пойдете в школу». Я была счастлива. Нас всему научат, у меня будет новые подружки (в группе на 15 мальчиков было всего 3 девочки) и я прям грезила новыми подругами.

В то время в садике читать не учили, это был удел школы, но у всех детей есть родители, и если ребенок жаждет, то почему бы и не научить. Именно поэтому несколько ребят умели читать. О, как это здорово, когда видишь знакомую букву, а возле нее еще одна такая – это уже слог, а потом еще слог, и вот уже слово читаешь. И можно читать, что угодно. Но букв я не знала..

– Мама, это какая буква?

– Пойдешь в школу, там тебе скажут.

И я ждала «Ну когда же будет эта школа?»

Сейчас сама себя спрашиваю, неужели ей было тяжело сказать? Помню Виталика , он был «самый умный» у нас. Он показал, как пишется мое имя. Я его писала везде : на листочках, на шкафчике, на руках, на платье. Потом весь вечер сидела в ванной отмывала руки и платье заодно. «Училась стирать». Но я не обижалась на маму, «мама устала, а я еще и платье новое испачкала»

Вот школа. Первое сентября. Все та же девочка с горящими глазами «Дождалась, теперь я буду умная- преумная». Только не знаю, что пошло не так, но умной я не стала. В школе я была ленивая, как говорила учительница, дома я была тупая, как говорила мама, тем более, что в классе оказалось много «самых умных, как Виталик», и учительнице было интереснее сними, а маме некогда со мной заниматься.

Папу я вообще плохо помню, он был всегда тихий и какой-то невидимый. Мама же, наоборот, казалось, вся квартира заполнена мамой, но ей всегда некогда. «Мама, у меня не получается» «Думай сама» «Решай сама» « Еще не хватало в первом классе за тебя уроки делать». Я думала, честно думала, но когда не знаешь, о чем думать, ответ все равно не получается. Как-то подошла к учительнице, чтоб она мне объяснила… Больше не стала подходить. Она мне объяснила, показала, но сделала это с такой интонацией в голосе, с таким недовольством!

«Ты у нас из детского дома?» Я не поняла вопрос. «Ну родители у тебя есть? Так пусть они и объясняют, я не могу каждому лентяю отдельно объяснять. Весь класс понял, а ты нет. Так может тебе в другую школу надо, для дурачков?»

Про школу для дурачков нам говорили каждый день. Мы, конечно, не знали, что это такое, но никто туда не хотел.

Потом я научилась списывать все у соседа. Не успеваю – у него переписываю, не понимаю – у него переписываю. Ошибки были, конечно, одинаковые, но «ничего страшного, думала я, главное, что написано».

Где-то под конец первого класса я получила первую пятерку. Счастью не было предела . Все-таки я тоже могу пятерки получать. К маминому приходу я стояла с раскрытым дневником, встречала ее.

«Мама, смотри, я получила «5», мне казалось, что моя улыбка больше самой головы, так меня распирало от радости. «Нашла , чему радоваться, вот если бы ты каждый день приносила «5» – другое дело, а то первая пятерка в третьей четверти – позорище какое!». Я все еще стояла улыбалась, перебирая все слова в голове. Мои губы стали судорожно трястись, но я молча ушла в свою комнату. И тут слезы полились, я их вытирала, а они все текли и текли. Даже сейчас, вспоминая тот момент, у меня сердце замирает от обиды. Я тогда залезла под кровать, чтоб меня никто не видел и ревела часа два. Сама же все думала, что сейчас зайдет мама и скажет, что пошутила и похвалит меня, но мама не зашла, да и не шутила она никогда.

Что-то тогда оборвалось у меня в душе. Я сидела на последней парте, если вызывали к доске, я нагибала голову, чтоб меня не видели и не спросили. Домашние задания списывала, так и училась. Тогда я вспомнила о своей второй мечте – найти подруг. Но здесь я опоздала. Пока я безуспешно пыталась учиться, все девочки разделились по компаниям, и я в их компаниях была лишняя.

Да уж счастливое детство! Если бы у меня был ребенок, я бы точно сделала его счастливым.

Выпускной четвертого класса… Я здесь уже начала поправляться. Вечные больничные и освобождение от физкультуры сделали свое дело. Наша «ненаглядная» Нина Ивановна где-то училась и в тот год уезжала защищать диплом. Нам поставили другую учительницу. Так то я делала все уроки правильно, не правильно другой вопрос, но раз меня никогда не спрашивали, то я и не волновалась.

Как-то задали нам выучить стих «На севере диком…». Конечно, я выучила, как всегда…

– Степанова, к доске.

Я даже не сразу понял, что она сказала. Меня ведь никогда не спрашивали, я ведь отстающая, зачем на меня отвлекаться, когда есть много других умных детей. Я встала, ватными ногами сделала шаг.

– Дневник не забудь.

Е-мое, я даже забыла, что к доске дневник надо брать.

«На севере диком

Стоит одиноко…»

Я чувствовала себя, словно эта сосна. Стою одиноко «на голой вершине».

Рассказала, боюсь взгляд поднять на учительницу. Опять обзовет тупой, ленивой, а все будет смеяться. Опять весь позор достанется мне. «Молодец, 5» – она красивым почерком написала в дневнике.

– Умница, держи дневник, садись.

Но я стояла, даже поверить не могла, что мне написали «Молодец» и что-то так расстроилась, что слезы потекли.

– Ты почему плачешь, Наташенька?

– Не знаю.

– Вот дура- крикнул кто-то- повезло, пять хотела двойку схватить, а ей пять поставили!

Я не выдержала, еще сильней разревелась из выбежала из кабинета. Мне так захотелось куда-то спрятаться, провалиться сквозь землю, чтобы меня никто не видел никогда. Забившись в угол, я молча ревела.

– Наташа , – учительница положила мне руку на плечо – что с тобой, девочка?

А я реву, слово не могу сказать. Она больше ничего не спрашивала, только прижала меня к себе. Мы так и простояли до звонка. Я слышала, как в классе не утихает гогот. Я не знала причину смеха, но была уверена, что смеются надо мной. Слава богу, что урок был последний, иначе я бы не смогла вернуться в класс. Учительница (жаль, не помню ее имя) проводила меня до дома. Даже не помню, о чем мы говорили, но мне с ней было так хорошо, она была для меня идеалом. Возле подъезда я сказала ей: «Хочу, чтобы Вы были моей мамой», а она улыбнулась и поцеловала меня. Это были самые счастливые дни со всей моей младшей школы, пока она вела наши уроки. За это время успела получить несколько хороших оценок. Потом вернулась Нина Ивановна и сообщила «радостную» весть. Ее переведут учителем русского языка и она с 5 класса будет нашим классным руководителем. Мои надежды на старшие классы рухнули. Я опять лентяйка и тупица. В то день, когда она нам сообщила, мне было так грустно и плохо. Дома я подошла к маме и села к ней на коленки, ка раньше, когда я была совсем маленькая и со всей силы обняла.

– Ты что, раздавить меня хочешь? Лошадь такая, а все на коленки лезешь.

«Лошадь», новое название для меня. Я ушла в комнату, обняла медведя плюшевого и лежала. В душе так хотелось подойти к той учительнице и плакать просто так, чтоб она опять меня пожалела.

В старших классах все же стало легче, разные предметы, разные учителя. Я полюбила биологию, историю, а наша трудовичка говорила, что у меня золотые руки. Все, чему она учила, получалось у меня лучше всех. Она даже отдала свой крючок и несколько мотков пряжи, чтобы я дома вязала. Я вязала… Сначала салфетку, положила ее на комод.

«Что за тряпка? Пыли мало?» мама в то время всегда ругалась, я даже не обращала на нее внимание. У нас тогда отец серьезно заболел. Ну и решил, что жить осталось мало, бросил работу, начал пить, а мама все ругалась и ругалась.

Потом я связала берет. Он был очень яркий, красный с желтыми полосками «как у клоуна, в таких на улицу не ходят», а я ходила, пока он таинственным образом не пропал. Кофту я даже показывать не стала, она ажурная была, а значит, вся в дырках. Одену дома, пока мамы нет, и хожу.

9 класс…

Конечно, тогда в 9 классе я была «взрослой» и «сама отвечала за свои поступки»

1 сентября 9 класс. После линейки все разбрелись по компаниям. У меня не было компании, я пошла в соседний двор кататься на качелях. Вообще люблю качели, они меня успокаивают. Сидела и мечтала, что вот он – последний год, а потом можно уйти в училище и не видеть их всех. Будут все люди новые, будет все по-новому.

– Привет, красавица, может, раскачать тебя?

Я обернулась. Позади стояли три парня, они из 11 класса нашей школы.

«Ничего себе, – думала я, – со мной старшеклассники заговорили. Мы пообщались, не помню о чем, они показали свое «убежище» – подвал в доме. Там тогда с ними я первый раз попробовала портвейн и сигареты. Я думала: «Вот чело мне не хватает для общения – портвейна!» Выпила стакан и хоть с кем найдешь общий язык, глупая была и одинокая…

Отец к тому времени уже умер. Мать устроилась еще на одну работу, так что я ее почти не видела. И, когда я пришла в «хлам» пьяная и завалилась спать, ее дома не было.

Такие встречи стали ежедневные. Каждый вечер мы собирались вместе. Я была самая счастливая – у меня наконец-то появились «настоящие друзья»

Через месяц я узнала, что такое близость между мужчиной и женщиной. А еще через три я не дождалась женских дней. Это сейчас дети рано узнают, откуда берутся дети, а нам по биологии рассказывали только про тычинки и пестики. А может, на тех уроках я чего-то не дослушала, не знаю…

Три месяца я набиралась храбрости, чтоб подойти к маме.

– Что ты сказала? Что? – аж хриплым голосом закричала она.

– У меня нет месячных три месяца.

– Ты… Да ты… Сука…

Еще одно название для меня, как много их у меня. Мама схватила со стола скалку и как стукнет меня по мягкому месту. Я аж взвизгнула и побежала с кухни. Она догнала и била, по чему попадет, по ногам, спине, животу. Я бегала по комнате.

– Мама, мама, мне больно…

Потом я упала, но она не переставала бить. Смутно помню дальнейшее, только шептала: «Мама, мне больно»

Очнулась от резкого запаха. Женщина в белом халате совала мне ватку в нос.

– У нее кровотечение, мы ее забираем.

Она и еще какой-то парень положили меня на носилки. Подол халата сполз, оголив мое красное от скалки тело.

– Вы ее били? – спросила врач маму.

– А что бы вы делали, если бы ваша дочь в 15 лет брюхатая пришла?

После больницы мама стала больше уделять мне внимания. Всю третью и половину четвертой четверти она провожала и встречала меня из школы. Опять позор, опять смех за спиной и перешептывания. Я была под домашним арестом, ни шагу на улицу. Только в апреле мне разрешили ходить до магазина и назад, в школу все еще ходила под конвоем.

– На все лето уедешь в деревню, если бабка найдет тебе работу в совхозе, останешься и на зиму. Устала я от твоих выходок, может, работая, у тебя в голове хоть что-то появится.

– А училище? Я же хотела поступать.

– Какое тебе училище, даже не заикайся!

Деревня так деревня. Напоследок я решила попрощаться со своими друзьями. В школе мы договорились, что я подделаю температуру, вроде как заболела, когда мамка уйдет, и я уйду. Так и получилось. Я искренне хотела с ними попрощаться, а они просто хотели…

Короче, в деревню я поехала на сносях. Имея уже печальный опыт, маме я говорить не стала. Время шло, живот рос. Бабушка ничего не замечала, а я думала, как бы родить незаметно и отдать ребенка в детский дом и забрать, как только исполнится 18 лет.

Устроили меня дояркой при совхозе. Там женщины взрослые, опытные, сразу мое положение заметили. Начали давать травки для заварки, чтобы ребенка скинуть. Сколько я всякой гадости съела за 2 два месяца, сколько тяжестей поднимала, а он все сидел у меня и мирно рос там. Я даже придумала имя – Максим!

В середине октября приехала мама проведать нас. Она увидела и все поняла, но ни слова не сказала. Утром мы поехали в город.

Больница. Я лежу на кушетке и плачу. Я знаю, что сейчас будет, но не хочу. Я привыкла я привыкла к Максиму, ну и что, что мне нет и 16 лет, но я все равно смогла бы стать самой лучшей мамой.

– А вы понимает, что у вашей дочери больше не будет детей?

– Конечно.

– То есть внуков у вас не будет?

– Конечно, понимаю, давайте, доктор, закончим это дело.

– Это – не мое дело, но у нее вся жизнь впереди, может, еще подумаете?

– Доктор, хватит.

– Подпишите расписку на согласие, что ваша дочь станет бесплодной.

Мама взяла ручку и поставила свою подпись : «Согласна».

Прошел год. Я так и работала дояркой. Мечтала учиться, но мама сказала, что у меня мало мозгов, может, годика через два. Я ждала эти годики. Прочитала всю деревенскую библиотеку, брала учебники, самостоятельно учила то, что в школе не поняла.

Мне было уже 17, когда в моей жизни появился он! Виталя – студент 2-го курса юридического института. Они приехали на сбор урожая. И хотя деревенские (за два года я уже стала деревенской) не любят городских, я все-таки начала с ним общаться. С ним было так легко, так хорошо. Даже не нужно было пить портвейн, как с теми моими друзьями.

За две недели, что они были на уборке, мы с ним очень сблизились, расстаться стало невозможно. Я звонила маме, мол, мне надо в вечернюю школу поступать. Мать с трудом, но согласилась. Я и правда поступила в вечерку. Виталик ходил со мной. Если что-то не получалось, он объяснял еще раз. Иногда после школы мы шли к нему и там учились дальше.

Было решено, что летом я буду поступать в медицинский техникум, поэтому химию и биологию учили, как стих, «чтоб от зубов отскакивало».

Мне очень нравились его родители – интеллигентные, добрые, всегда улыбаются. Я ни разу не слышала от его матери грубое слово или хотя бы интонацию. Глядя на его отца, высокого, мужественного, сильного человека, невольно вспоминала своего, хотя и вспоминать было нечего. Всегда молчит, сидит на диване, газетку читает, мать его пилит, пилит, а он слова не скажет.

Незаметно прошел тот год, как на одном дыхании. Я тогда поняла, как все-таки хорошо, когда ты кого-то любишь и тебя любят.

Под конец мая мы решили пожениться. Сначала сказали его родителям, они очень обрадовались. Ну а потом и моей…

Решили устроить ужин у Виталика, где познакомятся родители и все расскажем.

Вечер удался на славу. Все было вкусно. Я помогала будущей свекрови, а она нахвалиться на меня не могла.

Как же я тогда мечтала переехать жить к Витале и все будет хорошо. Жить в настоящей семье – это здорово. Больше не нужно будет видеть вечно кислое лицо своей мамы.

Но, как показывает мой предыдущий опыт, мечтам моим не суждено сбываться.

После ужина нас с Виталиком отправили погулять, мол, взрослым поговорить надо. Вернулись мы через час. Мать уже обувалась, благодарила за ужин и улыбалась. Как же давно я не видела улыбку мамы. Вот только свекровь не улыбалась, а свекор вообще стоял белый, как стена.

На следующий день Виталик не пришел, еще день, еще день… Ни визита, ни звонка. Тогда я пошла к нему сама.

Дверь открыла свекровь.