Помоги проекту - поделись книгой:
— Нет, брат ни за что не захотел научить меня. Мегрэ почему-то вынул трубку изо рта, не снял шляпу с головы.
— Скажите, вы выходили из этой комнаты?
— Я?
Она рассмеялась. Рассмеялась звонко, от души. И еще сильнее, чем вчера, она излучала то, что американские кинематографисты называют sex-appeal[4].
Одна женщина очень хороша собой, но не обольстительна. Другая, с менее правильными чертами, напротив, наверняка вызывает в мужчинах желание или, по крайней мере, своеобразную чувственную нежность.
В Эльзе соединялось и то, и другое. Она была одновременно и женщина, и ребенок. Воздух вокруг нее был словно напоен сладострастием. И вместе с тем, когда она смотрела кому-нибудь в глаза, этот человек с удивлением обнаруживал незамутненные зрачки маленькой девочки.
— Не понимаю, что вы хотите сказать.
— Менее получаса назад в гостиной на первом этаже кто-то курил.
— Кто же?
— Об этом я вас и спрашиваю.
— А откуда, по-вашему, мне это знать?
— Сегодня утром патефон был внизу.
— Это невозможно! Выходит, вы считаете, что… Скажите, комиссар, надеюсь, вы не подозреваете меня? У вас такой странный вид… Где Карл?
— Повторяю: он пересек границу.
— Неправда! Немыслимо! Чего ради он стал бы это делать? Уж не говорю, что он не оставил бы меня здесь одну. Это было бы совсем дико! Представляете, что станет со мной, если никого не будет рядом?
Эти слова сбивали Мегрэ с толку. Не переходя в другое душевное состояние, без демонстративных жестов, не повышая голоса, она впала в неподдельный патетический тон. Взгляд ее выражал растерянность, мольбу, замешательство.
— Скажите мне правду, комиссар. Ведь Карл невиновен, да? А если бы он и пошел на преступление, то только в результате умопомрачения. Мне становится страшно. В его семье…
— Были сумасшедшие?
Она отвернулась.
— Да. Его дед. Он скончался от приступа безумия. А одну из теток пришлось запереть в сумасшедший дом. Но Карл не таков, нет! Я его хорошо знаю.
— Вы не обедали?
Она вздрогнула, оглянулась и с удивлением ответила:
— Нет, не обедала.
— И вы не голодны? Уже три часа.
— Пожалуй, голодна. Да, в самом деле…
— В таком случае идите вниз и пообедайте. Нет никаких оснований держать вас по-прежнему под замком. Ваш брат не вернется.
— Неправда! Вернется! Не может быть, чтоб он бросил меня на произвол судьбы.
— Пойдемте.
Мегрэ был уже в коридоре. Озабоченный и насупленный, не переставая курить, он не сводил глаз с Эльзы.
Проходя мимо, она слегка задела его, на что он никак не отреагировал. Внизу она показалась ему еще более растерянной.
— Карл всегда подает мне еду. Я даже не знаю, есть ли в доме хоть что-нибудь съестное.
На кухне нашлась банка сгущенки и батон.
— Не могу, слишком разнервничалась. Оставьте меня… Нет, лучше не надо. Я никогда не любила этот отвратительный дом. А вот это что такое? Видите, вон там…
Через остекленную дверь-окно она указала на кошку, свернувшуюся клубком на газоне.
— Мне противны животные. Мне противна деревня. Вечно тут полно всякого шума и треска, от чего я прямо содрогаюсь. Где-то здесь живет сова, и ночью — буквально каждую ночь — я слышу ее жуткие крики.
Она боялась и дверей, с опаской глядела на них, словно за каждой ее подстерегали враги.
— Я не буду спать здесь одна. Не хочу!
— Телефон у вас есть?
— Брат хотел установить, но это оказалось для нас слишком дорого. Вы только подумайте — жить в таком огромном доме, с парком площадью уж не помню во сколько гектаров и не иметь возможности позволить себе ни телефона, ни электричества, ни служанки для грубой работы. И все это из-за Карла! Точь-в-точь похож на своего отца.
И вдруг она разразилась затяжным нервным хохотом.
Создалась нелепая ситуация: Эльзе не удавалось восстановить свое привычное хладнокровие, и в то время как грудь ее вздрагивала от этой мнимой веселости, глаза постепенно переполнялись страхом и тревогой.
— Что случилось? Что вас так сильно насмешило?
— Да ничего. Не надо сердиться на меня. Я вспомнила сейчас наше детство, воспитателя Карла, наш замок в Дании, многочисленных слуг, торжественные визиты, кареты, запряженные четверкой цугом. А здесь!..
Она нечаянно опрокинула банку со сгущенкой, подошла к двери-окну, прижалась лбом к стеклу и уставилась в парк.
— Я позабочусь о вас, вечером приставлю к вам человека для охраны.
— Да, пожалуйста… Или нет, не надо. Не нужна мне никакая охрана. Я хочу, чтобы вы сами пришли ко мне. Иначе мне будет страшно.
Теперь было трудно определить, смеется она или плачет. Она прерывисто дышала и дрожала всем телом. Могло показаться, что она кривляется, издевается над кем-то. Но также могло показаться, что она на волоске от нервного потрясения.
— Не оставляйте меня одну.
— Я должен работать.
— Но раз Карл сбежал…
— Вы считаете его виновным?
— Не знаю. Теперь уже не знаю. Раз он сбежал…
— Хотите, я снова запру вас в вашей комнате?
— Нет, мне нужно другое: завтра я хочу возможно раньше покинуть этот дом, этот перекресток. Хочу уехать в Париж, где улицы полны людей, где я опять окунусь в водоворот жизни. А сельская местность внушает мне страх. Сама не знаю, — и внезапно добавила: — Скажите, а в Бельгии Карла арестуют?
— Мы направим тамошним властям запрос на выдачу его.
— Это просто неслыханно! Когда я думаю, что всего лишь три дня назад…
Она сжала голову ладонями, смяла свою растрепанную золотистую шевелюру.
Мегрэ был уже на крыльце.
— До скорой встречи, мадемуазель.
Отойдя от дома, он почувствовал некоторое облегчение, хотя расстался с Эльзой не без сожаления. Люкас прохаживался взад и вперед по шоссе.
— Ничего нового?
— Ничего. Приходил страховой агент, спросил, скоро ли ему вернут автомобиль.
Мишонне предпочел обратиться к Люкасу, а не к Мегрэ. Теперь он подглядывал за ними из своего палисадника.
— Неужели у него нет никаких дел? Говорит, что без машины не может посещать клиентов, разбросанных по всей округе. Грозит потребовать от нас возмещения убытков.
Около бензоколонок остановились открытая легковая машина с целым семейством и небольшой грузовичок.
— Ну и бездельник этот «гаражист»! — заметил бригадир. — Ничем себя не утруждает. Но заколачивает, видать, порядочно. Его хозяйство работает буквально круглые сутки.
— Есть у тебя табак?
Теперь солнце припекало вовсю, жара становилась изнурительной, и Мегрэ, утирая пот со лба, бросил:
— Пойду-ка посплю часок. А вечером посмотрим.
Когда он поравнялся с гаражом, г-н Оскар не преминул снова окликнуть его:
— Комиссар, давайте тяпнем по стаканчику самогона. Просто так, на ходу.
— Немного погодя.
На вилле, построенной из песчаника, два раздраженных голоса — мужской и женский — пытались перекричать друг друга.
«Мишонне воюет со своей благоверной», — подумал Мегрэ.
6. Тайник в стене
В пять часов пополудни Люкас разбудил Мегрэ и вручил ему телеграмму, полученную от бельгийской полиции. Она гласила:
Спросонья Мегрэ сунул бумажку в карман и спросил:
— Все?
— Нет, не все. Я продолжал следить за перекрестком. Вдруг там появился «гаражист» в парадном костюме. Спросил его, куда он собрался. Похоже, раз в неделю они с женой обедают в Париже, а после идут в театр. В этих случаях он возвращается лишь на следующий день — ночует в отеле.
— Так он уехал?
— Сейчас его, вероятно, уже нет. Уехал.
— А ты спросил, где они обедают?
— В ресторане «Устрица» на улице Бастилии. Потом смотрят спектакль в «Амбигю». Ночуют в отеле «Рамбюто» на улице Риволи.
— Вот это точная информация, — заметил Мегрэ, достал расческу и поправил волосы.
— Страховой агент передал мне через свою жену, что хотел бы поговорить с вами, «дружески поболтать», как он выразился.
— Теперь все?
Мегрэ прошел на кухню, где жена содержателя трактира готовила ужин. Увидев каравай хлеба, он отрезал себе большой ломоть, густо намазал его паштетом из миски, стоявшей рядом, и попросил:
— Кружку белого вина, пожалуйста.
— Вы не хотите дождаться ужина?
Не ответив, он принялся уплетать свой огромный сандвич.
Бригадир смотрел на него с явным желанием продолжить разговор.
— По-моему, вы ждете важных событий сегодня ночью, не так ли?
— Гм…
«Впрочем, и так понятно! Разве эта поспешная трапеза на ногах не напоминает подготовку к сражению?» — подумал Люкас.
— Только что опять все просчитал. Пытаюсь привести свои мысли в порядок. Нелегкое это дело, — добавил он.
Мегрэ, не переставая работать челюстями, спокойно смотрел на него.
— И потом эта девушка. Она-то больше всего сбивает меня с панталыку. То мне кажется, что все, кто ее окружают, — и «гаражист», и страхователь, и ее брат-датчанин, — все они виновны, а она нет. То я, напротив, готов поклясться в противном, то есть думаю, что она и только она — источник всех бед.
В глазах комиссара мелькнула озорная искорка, словно он хотел сказать: «Валяй дальше».
— Порой Эльза и впрямь похожа на юную аристократку. Но в другие минуты, глядя на нее, я поневоле вспоминаю свою службу в отделе охраны нравственности. Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Эти девицы довольно часто с бессмысленной самоуверенностью рассказывают вам совершенно неправдоподобные истории. Но отдельные подробности так сильно берут вас за душу, что просто невозможно считать их вымыслом. В общем, принимаешь все на веру. А потом вдруг находишь у них под подушкой какой-то старый роман, из которого они позаимствовали весь сюжет своего рассказа. Для женщин лгать так же естественно, как дышать. В конце концов они сами начинают принимать свое вранье за чистую монету.
Поделиться книгой: