Снова поворот, и они очутились перед большим бетонным зданием с окнами без штор. Вдоль всего фасада тянулась вывеска:
— Вас подождать?
— Да.
В здание вели две двери. Ближняя — в цеха, а другая, куда и вошел Мегрэ, — в контору, выглядевшую весьма современно.
— Вы к кому?
Девушка высунула голову из окошка и с любопытством на него посмотрела. И правда, вид у Мегрэ был хмурый, как и всегда в начале расследования. Он неторопливо огляделся, словно хотел произвести инвентаризацию.
— Кто управляющий?
— Месье Жуан и месье Гуле... — ответила девушка таким тоном, как будто это само собой подразумевалось.
— Знаю. А кто из них главный?
— Смотря в чем. Месье Жуан занимается художественной стороной дела, а месье Гуле производством и коммерческими делами.
— Они оба на месте?
— Нет. Месье Гуле еще в отпуске. А что вам угодно?
— Видеть месье Жуана.
— Простите, как ваше имя?
— Комиссар Мегрэ.
— У вас назначена встреча?
— Нет.
— Минутку.
Она подошла к застекленной комнатушке и что-то сказала девушке в белом халате, которая тоже с любопытством оглядела посетителя и тут же вышла из комнаты.
— Сейчас его поищут. Он в цехе.
До Мегрэ донесся шум машин, и, когда открылась боковая дверь, он разглядел просторное помещение, где стояли, выстроившись рядами, женщины в белых халатах, словно работали на конвейере.
— Вы меня ждете? — обратился к Мегрэ высокий мужчина лет сорока пяти, с открытым лицом, в расстегнутом белом халате, надетом на костюм элегантного покроя. — Будьте любезны, пройдите со мной.
Они поднялись по лестнице из светлого дуба, там за стеклянной перегородкой склонились над работой пять или шесть художников.
Еще одна дверь, и они попали в залитый солнцем кабинет. В углу печатала на машинке секретарша.
— Оставьте нас, мадам Бланш.
Он указал Мегрэ на стул, а сам сел за свой письменный стол. Казалось, он был удивлен, немного встревожен.
— Интересно узнать... — начал он.
— Вам известно о смерти месье Жослена?
— Что вы говорите? Месье Жослен умер? Когда это случилось? Разве он вернулся в Париж после отдыха?
— Значит, вы его не видели после приезда из Ля-Боля?
— Нет. Он к нам еще не заходил. А что, у него был сердечный приступ?
— Его убили.
— Месье Жослен убит? — Чувствовалось, что Жуан не может в это поверить. — Это невозможно. Но кто мог...
— Он был убит вчера вечером, у себя дома, двумя выстрелами из пистолета.
— Но кто его убил?
— Именно это я и стараюсь узнать, месье Жуан.
— А жена была дома?
— Нет, они с дочерью ушли в театр.
Жуан опустил голову. Было заметно, что он потрясен.
— Бедняга... Это кажется таким невероятным...— И с возмущением продолжал: — Но кому это могло понадобиться?.. Послушайте, господин комиссар... Вы его не знали... Это был лучший человек на свете... Для меня он был как отец, даже больше чем отец... Когда я поступил сюда на работу, мне было шестнадцать лет и я ничего не умел... Отец недавно умер, мать работала уборщицей... Я начинал как рассыльный, развозил продукцию на велосипеде... Это месье Жослен меня всему обучил... Потом назначил меня управляющим делами... А когда сам решил уйти от дел, позвал нас с Гуле в свой кабинет... Гуле начинал рабочим на станке... Месье Жослен сообщил нам, что врач советует ему меньше работать, но он так не умеет. Приходить сюда на два-три часа в день, сторонним наблюдателем, невозможно для человека, привыкшего самому заниматься всеми делами и каждый вечер еще подолгу задерживаться в кабинете после работы.
— Вы испугались, что вашим патроном станет кто-то посторонний?
— Признаться, да. Для меня и Гуле это была настоящая катастрофа. Мы смотрели друг на друга, ошеломленные, а месье Жослен лукаво улыбался.
— Мне сегодня ночью об этом рассказывали.
— Кто?
— Его домашний врач.
— Конечно, у нас с Гуле были кое-какие сбережения, но не такая значительная сумма, чтобы откупить фабрику... Месье Жослен пригласил своего нотариуса, и они нашли способ уступить нам дело, предоставив большую рассрочку платежей. Само собой разумеется, мы пока выплатили лишь часть всей суммы... Осталось еще лет на двадцать...
— Однако он время от времени заходил сюда?
— Да, но держался очень скромно, словно боялся нас смутить. Удостоверившись, что все в порядке, что мы довольны, он уходил, а когда нам случалось просить у него совета, он помогал нам, давая понять, что не имеет здесь никаких прав...
— Вы не знали, были ли у него враги?
— Ни одного. У такого человека не может быть врагов. Его все любили. Зайдите в кабинеты, в цех, спросите кого угодно.
— Вы женаты, месье Жуан?
— Да, у меня трое детей. Мы живем недалеко от Версаля. Я построил там небольшой домик...
И этот оказался порядочным человеком. Неужели при расследовании этого дела Мегрэ будут попадаться только порядочные люди? Это уже начинало его раздражать. Ведь, в конце концов, был убитый и был убийца, дважды выстреливший в Рене Жослена.
— Вы часто бывали на улице Нотр-Дам-де-Шан?
— Всего четыре или пять раз. Нет, постойте. Пять лет назад, когда месье Жослен болел гриппом, я заходил к нему каждое утро за инструкциями и приносил почту.
— Случалось вам обедать или ужинать у них?
— Месье Жослен пригласил нас с женами к себе на ужин в день подписания договора, когда он передал нам дело.
— А что за человек Гуле?
— Инженер, трудяга.
— Сколько ему лет?
— Мой ровесник. Мы поступили к месье Жослену с интервалом в один год.
— Где он сейчас?
— На острове Ре с женой и детьми.
— Сколько у него детей?
— Трое, как и у меня.
— Какого вы мнения о мадам Жослен?
— Я ее мало знаю, но, по-моему, она не очень приятная женщина, они с мужем очень разные.
— А дочь?
— Что вы имеете в виду?
— Она более гордая, чем он.
— Она иногда заходила к отцу на работу, но мы с ней почти не общались.
— Полагаю, что смерть месье Жослена ничего не изменит в ваших финансовых делах?
— Я об этом еще не думал... Минутку... Нет... Ничего не должно измениться. Вместо того чтобы выплачивать установленную сумму ему, мы будем перечислять ее наследникам... Вероятно, мадам Жослен...
— Сумма значительная?
— Это зависит от того, насколько удачным будет год. Ведь соглашение включает в себя и участие в прибылях...
Во всяком случае, на эти деньги можно жить безбедно.
— А вы считаете, что Жослены жили на широкую ногу?
— Они жили хорошо. Прекрасная квартира, машина, вилла в Ля-Боле.
— Но могли бы жить с большей роскошью?
Жуан подумал:
— Да... Вероятно...
— Жослен был скупым?
— Если бы он был скупым, то не предложил бы мне и Гуле таких выгодных условий... Нет... Видите ли, мне кажется, что он жил так, как ему хотелось... Он не любил роскошь... Предпочитал спокойную жизнь...
— А мадам Жослен?
— Мадам любила заниматься своим домом, дочерью, а теперь внуками...
— Как Жослены отнеслись к замужеству дочери?
— На это мне трудно ответить... Ведь это происходило не здесь, а на улице Нотр-Дам-де-Шан... Конечно, месье Жослен обожал Веронику, и ему трудно было с ней расстаться... У меня тоже дочь... Ей двенадцать лет... И признаться, я уже сейчас с ужасом думаю, что когда-нибудь ее отнимет какой-то чужой человек и она не будет больше носить мою фамилию... Полагаю, это свойственно всем отцам.
— А то, что его зять не имел состояния?
— Скорее он считал это достоинством.
— А мадам Жослен?
— Вот в этом я не уверен... Одна мысль, что ее дочь выходит замуж за сына почтальона...
— Отец Фабра — почтальон?
— Да, в Мелене или какой-то окрестной деревне... Я говорю вам то, что знаю... Кажется, когда он учился, то жил только на стипендию... Говорят также, что если б он захотел, то мог бы стать одним из самых молодых профессоров медицинского факультета...
— Еще один вопрос, месье Жуан. Боюсь, что после всего того, что вы рассказали, это может вас покоробить. Вы не знаете, была ли у месье Жослена любовница или любовницы? Интересовался ли он женщинами?
Жуан уже собирался ответить, но Мегрэ его перебил:
— Полагаю, что за годы семейной жизни вам приходилось иметь дело с женщинами?