Красный свет

— Если вам на Провидено, вы опоздали. Пять минут как ушел.

— Вы не заметили молодую женщину в светлом костюме? Вернее, в габардиновом плаще.

Тут он вспомнил, что плаща в машине не было.

— Нет, к нам она не заходила.

Отчетливо сознавая, что смахивает на сумасшедшего, он все так же непроизвольно и возбужденно выскочил наружу. Он не стал узнавать, где находится, не посмотрел даже на карту, а вскочил в машину, резко дал газ и помчался по мокрой дороге.

Обычно автобусы делают не больше пятидесяти миль в час, поэтому он решил догнать ушедшую машину и ехать за ней до ближайшей остановки, а там упросить Ненси пересесть к нему и даже уступить ей, если она захочет, место за рулем.

Он не прав. Она тоже, но, как всегда, в этом не признается, и дело кончится тем, что он попросит прощения. Стив включил стеклоочистители, прибавил газу, и леденящий ветер, взъерошив ему волосы, заскользил по его затылку: два оконных стекла были опущены.

Не исключено, что в эти минуты, напряженно всматриваясь во мрак в надежде разглядеть задние огни автобуса, Стив не раз говорил вслух сам с собой. Он обогнал десятка полтора машин, и по крайней мере две из них резко отвалили в сторону при его приближении. От цифры 70 на спидометре Стива бросало в жар, и ему, пожалуй, даже хотелось, чтобы за ним погнался полицейский мотоцикл; на этот случай он сочинил целую историю: жена, которую надо во что бы то ни стало настигнуть, дети, ожидающие в Мэне. Как при таких обстоятельствах не нарушить правила?

Он проскочил другой, окруженный бензоколонками и залитый светом перекресток, где разветвлялись две дороги. На первый взгляд обе казались одинаково оживленными. Стив не сбавил скорость, чтобы выбрать нужное направление, и лишь миль через пятнадцать сообразил, что снова сбился с пути.

Еще недавно он готов был поклясться, что находится в Род-Айленде. Как и когда он повернул обратно? Стив ничего не понимал, но факт оставался фактом: он едет назад. На указателе стояло — Патмен, а это городок в Коннектикуте.

Состязаться с автобусом в скорости больше нет смысла. Теперь у Стива сколько угодно времени.

Его подмывало разыскать бар, где он недавно побывал, но вряд ли это удастся. Не важно, найдутся другие, сколько угодно других: он ведь теперь вроде как холостяк, никому не обязан отчетом и может останавливаться где захочет.

Досадно одно: не придется поговорить с тем парнем, что дотронулся пальцем до его плеча и угостил ржаным.

Стив по-прежнему убежден: они поняли бы друг друга.

Они не только однолетки, но и на вид-то одинаковы: оба светлокожие, оба блондины; пальцы, длинные, костлявые, с квадратными подушечками на концах, — и те похожи.

Интересно, этот тип из деревни или вырос в городе, как Стив?

Опыта у него, пожалуй, побольше. Явно не женат, а если и женат, то не слишком считается со своей половиной. Стив не удивился бы, узнав, что у незнакомца тоже есть дети, но он бросил их, как и мамашу.

Он, должно быть, дока в таких делах. Во всяком случае, не боится опоздать к девяти утра в контору, а вечером не попасть вовремя домой, чтобы отпустить приходящую няню.

Ведь когда Бонни и Ден не в лагере, то есть большую часть года, первым возвращается со службы и занимается ими не Ненси, а он, Стив. У жены ответственный пост — она правая рука мистера Шварца из фирмы «Шварц и Тейлор». Ее патрон появляется в конторе между десятью и одиннадцатью, затем у него почти ежедневно деловой завтрак, после чего он работает до шести-семи вечера.

Угадал ли этот человек из бара? Или просто прочел на лице у Стива? Чему тут, впрочем, удивляться? Поживешь вот так долгие годы, и у тебя обязательно появится соответствующее выражение.

А машина? Зарегистрирована она, правда, на его имя, но по вечерам возвращается на ней в Скоттвилл не он, а жена. У той на все объяснение найдется. Нужно, видите ли, считаться с ее положением в фирме: у нее такая ответственная должность, что, когда родились дети и Стив предложил жене уйти с работы, сам м-р Шварц не поленился приехать к ним и уговорить Ненси вернуться.

Стив освобождался ровно в пять. Сразу мчался к метро на Лексингтон-авеню, кое-как протискивался через толпу, сходил в Бруклине и бежал на остановку, чтобы не пропустить автобус, который останавливается возле их дома.

Отнимало это минут сорок пять, не больше, но Аиду, негритянку, присматривавшую за детьми после школы, он заставал уже в шляпе. Она дорожила временем. Им все дорожат. Только его время ничего не стоит.

«Алло! Это ты? Я задерживаюсь. Буду не раньше семи — половины восьмого. Покорми, пожалуйста, детей и уложи спать».

Стив был сейчас на дороге № 6, милях в десяти от Провиденса, вряд ли больше, но ему пришлось сбавить скорость: он попал в поток машин. О чем думали за рулем мужчины, которых он видел? В большинстве случаев рядом сидели жены. Кое у кого на заднем сиденье спали дети. Ему казалось, что он всюду ощущает томительную скуку, свойственную залам ожидания; порой до него доносились обрывки музыки или нарочито внушительный голос диктора.

Ему хотелось выпить кружку холодного пива, но теперь, когда его ничто не удерживало, он не спешил с выбором. Последний бар оставил у Стива нечто вроде ностальгии; он решил найти такой же другой и проезжал не останавливаясь мимо слишком современных зданий с чересчур броскими вывесками.

Его обогнал полицейский джип с включенной сиреной, потом «скорая помощь», следом за ней вторая, а еще чуть дальше он, как и вся вереница машин, перешел на малую скорость, огибая два автомобиля, буквально взгромоздившихся друг на друга.

Он успел заметить мужчину в такой же белой, как у него или незнакомца из бара, рубашке, с растрепанной шевелюрой и кровоподтеками на лице. Мужчина объяснялся с полицейским, указывая рукой куда-то в пространство.

Сколько смертельных исходов предсказывали эксперты на этот уик-энд? Стив только помнит: 435. Значит, он не пьян. Недаром же он давал семьдесят миль в час — и ни малейшей поломки.

В душной полутьме автобуса, среди забывшихся тяжелым сном пассажиров, Ненси наверняка пожалеет о своем решении. Соприкасаясь с толпой, она всегда испытывает нечто вроде брезгливости. Сейчас ее безусловно подташнивает от запаха пота и фамильярности попутчиков. Зайди жена за ним в бар, ей там тоже было бы не по себе. Она, видимо, не чужда снобизма.

Стив отъехал на милю-другую от места аварии, из-за которой создалась пробка, и лишь тогда затормозил у края дороги, где почти бок о бок стояли два здания: крикливо размалеванная гостиница с фиолетовой неоновой вывеской и одноэтажный деревянный дом, подделка под старинную бревенчатую хижину с незастроенным участком для стоянки машин перед входом.

Дом он и выбрал. А вот еще одно доказательство того, что он не пьян: он не забыл вытащить ключ зажигания и выключить фары.

На первый взгляд бар не казался таким невзрачным, как предыдущий. Изнутри он тоже был стилизован под бревенчатую хижину: деревянные, закопченные годами стены, толстые потолочины, полки с оловянными и фаянсовыми кувшинами, небольшая коллекция ружей времен Революции.

Хозяин, шарообразный человечек с лысым черепом и в белом фартуке, сохранил легкий немецкий акцент. За стойкой высилась бочка с насосом, пиво разливали в огромные кружки.

Стив помедлил, нашел себе место у стойки и молча указал хозяину на насос. Потом обвел глазами зал, словно кого-то ища.

Может быть, сам того не сознавая, он и впрямь кого-то ищет. Вместо телевизора здесь ярко-желтая с красным радиола, блестящие рычаги которой меняют пластинки с завораживающей медлительностью. Одновременно с радиолой за стойкой работает портативный коричневый приемничек — очевидно, для развлечения хозяина: как только выдается свободная минута, тот наклоняется к нему и слушает.

Стив большими глотками, как человек, истомленный жаждой, выпил пиво, утер рот рукой и сразу, не колеблясь, бросил:

— Ржаного.

Он сел боком на табурет и уперся локтями в стойку, точь-в-точь как незнакомец из того бара.

У Стива такие же голубые глаза, только чуть темнее, такие же широкие плечи, такие же вздувающие рукава бицепсы.

Теперь он пил не торопясь, прислушиваясь к разговору двух мужчин справа. Они были пьяны. Здесь все были более или менее пьяны, и по временам откуда-то доносился взрыв смеха или звон разбитого об пол стакана. Он жадно ловил обрывки передаваемых по радио сообщений. Снова последние известия. Диктор перечислял несчастные случаи. В одном была виновата молния — ударила в дерево, и оно рухнуло на проходящую машину.

Потом пошла политика, но Стив не услышал: ему вдруг захотелось дотронуться до плеча соседа слева и по возможности тем же голосом, с тем же непроницаемым лицом, что его недавний собутыльник, бросить: «Еще один за мой счет, дружище».

Оно и понятно: его сосед тоже, видимо, одинок. Только в отличие от предыдущего этот не выглядит пьяным и кружка пива перед ним на три четверти полна.

Да и физически он другого типа. Брюнет, удлиненное лицо, бледная матовая кожа, черные глаза; пальцы, которыми он время от времени вынимает сигарету изо рта, на редкость худые и гибкие.

Когда Стив вошел, он посмотрел на него и сразу же отвел глаза. Потом полез за очередной сигаретой, обнаружил, что пачка пуста, слез с табурета и сходил к автомату за новой.

Тогда-то Стив и заметил, что на соседе очень большие грубые фермерские башмаки, заляпанные грязью и дисгармонирующие с его обликом. Он был без пиджака и галстука, в одной хлопчатобумажной рубашке и темных брюках на широком ремне.

Несмотря на тяжелую обувь, походка у него была по-кошачьи мягкая. По дороге к автомату и обратно он никого не задел, потом с сигаретой в зубах вновь забрался на табурет и метнул быстрый взгляд на Стива, уже раскрывшего рот, чтобы заговорить.

Стиву было просто необходимо с кем-нибудь перемолвиться. Раз уж Пеней так себя повела, эта ночь принадлежит ему. Благоприятный случай, который, может быть, никогда не повторится! Кстати о Ненси: только бы не забыть, пока голова еще ясная, позвонить Кинам часов в пять-шесть утра. К этому времени жена уже приедет в лагерь. Как и в прошлые два раза, Кины забронировали для них комнату или, на худой конец, койку в одном из бунгало: в уик-энд перед Днем труда бессмысленно искать ночлег в окрестностях. И в окрестностях, и в других местах. На всей территории Штатов везде одно и то же.

— Сорок пять миллионов за рулем! — негромко усмехнулся он. Нарочно, чтобы привлечь внимание соседа. — Сорок пять миллионов как с цепи сорвавшихся мужчин и женщин на дорогах!

Собственные слова неожиданно ошеломили его, и он призадумался, не переставая поглядывать на черноволосого парня слева.

— Такого ни в одной другой стране не увидишь!

Четыреста тридцать пять покойников в понедельник вечером!

Наконец он отважился на жест, «который ему так хотелось сделать, и осторожно коснулся плеча мужчины.

— По стаканчику со мной, а?

Тот обернулся, не удостоив его ответом, но Стива уже понесло: он подозвал хозяина, прильнувшего к приемничку, и поднял два пальца.

— Два.

— Чего два?

— Спросите, что он выпьет?

Молодой человек отрицательно покачал головой.

— Два ржаного, — упорствовал Стив.

Он не обиделся: недавно он тоже не ответил на любезное предложение незнакомца.

— Женат?

Обручального кольца на пальце соседа не было, но это еще ни о чем не говорило.

— А у меня жена и двое детей. Девочке десять, парнишке восемь. Оба в лагере.

Сосед слишком молод, чтобы иметь детей такого возраста: ему года двадцать три — двадцать четыре, не больше. Наверно, даже не женат.

— Из Нью-Йорка?

Он добился-таки своего: тот мотнул головой.

— Здешний? Из Провиденса? Или Бостона?

Опять неопределенный, но вряд ли утвердительный кивок.

— Чудно, конечно, только я тоже не люблю ржаного.

А ты? Сомневаюсь, есть ли такие, что вправду его любят. — Стив осушил стакан и указал на нетронутый стакан соседа. — Не хочешь? Ну, тебе видней. Мы живем в свободной стране. Я не обижусь: бывают дни, когда я и сам капли в рот не возьму, хоть озолоти меня. Это уж так случилось, что нынче вечером я дую ржаное. Случилось, и все тут. По правде говоря, во всем жена виновата.

В другое время Стив сам, разумеется, держался бы подальше от человека, который вот так разоткровенничался. Время от времени он отдавал себе в этом отчет, и ему становилось стыдно. Но он тут же опять убеждал себя, что эта ночь — единственная в его жизни и это непременно нужно растолковать соседу с осунувшимся лицом.

А может, тот в самом деле не пьет, потому что болен?

Цвет лица у него землистый, нижняя губа судорожно подергивается, от чего зажатая в зубах сигарета то и дело вздрагивает. Стив подумал даже: а вдруг незнакомец — наркоман? Это огорчило его. Наркотики, будь то марихуана или героин, внушали ему ужас.

— Если ты холост, то, может, никогда и не задавал себе одного вопроса. А это самый важный вопрос. Люди болтают о разных высоких материях, а вот о нем заговорить не смеют. Возьмем, к примеру, мою жену. Прав я или виноват?..

Начал он неудачно и сразу потерял мысль. Впрочем. это была не главная мысль: она хоть и касалась женщин, но лишь косвенно. То, что он пытался объяснить, было сложно, очень сложно и настолько зыбко, что он не надеялся вторично поймать нить своих рассуждений.

Порой на языке у него вертелся добрый десяток фраз, в голову лезли десятки мыслей, но стоило ему открыть рот, как он разом представлял себе почти непреодолимую трудность поставленной перед собой задачи.

Стив пришел в отчаяние.

— Хозяин, еще стаканчик.

И чуть было не взорвался, увидев, что тот колеблется — налить или нет.

— Разве я похож на пьяницу? Разве я из тех, кто учиняет скандалы? Я тихо-мирно беседую с молодым человеком…

Виски налили, и он удовлетворенно хмыкнул:

— Так-то лучше. О чем это я толковал? Ах да, о женщинах и колее. Вот наша исходная точка. Запомни ее.

Женщины, они против дороги, понятно? Им подавай колею. Что ж, тем лучше. Они знают, куда идут. Еще девчонками понимают, чего хотят: их провожают до дома, целуют, а они уже о подвенечном платье думают, верно?

Впрочем, я не хочу сказать о них ничего дурного.

Просто констатирую факт — таковы они от природы.

Женщина — колея…

Мужчина — дорога…

Потому как, что бы ни делал мужчина, тут у него… — Стив убежденно ударил себя кулаком в грудь и тут же запутался в лабиринте своих рассуждений. Точные слова — вот чего ему особенно не хватало.

«Мужчина…» — напрягаясь, повторял он про себя.

Стив силился объяснить, что нужно мужчине и чего его лишают из-за непонимания. Это-то и есть самое трудное. Речь не о том, чтобы хватить лишний стакан ржаного, как съязвила бы Ненси. Велика важность! Виски здесь ни при чем. Важно другое — например, такая ночь, как сегодня, когда сорок пять миллионов автомобилистов вырвались на дорогу. Это надо понять, а чтобы понять, необходимо сойти с рельсов.

Так он и поступил, войдя в первый бар. Где бы еще он встретил такого человека, как тот, с которым он познакомился и которому ничего не пришлось объяснять? Уж конечно, не у себя в конторе. В конторе компании «Международный туризм» торгуют тысячами миль и полетных часов, путешествиями в самолетах-люкс, билетами в Лондон, Париж, Рим, Каир. В любой уголок Земного шара.

Каждый клиент торопится. Каждому крайне важно отправиться немедленно. И подавно не у Шварца и Тейлора, торгующих рекламой на страницах журналов, радио— и телевременем, щитами, которые устанавливаются вдоль дорог. Даже не у Луи, куда такие клиенты, как он, забегают к пяти, словно на водопой, чтобы взбодрить себя сухим мартини.

Ему вдруг захотелось мартини. Но он знал, что хозяин откажет, а ему неприятно нарываться на отказ перед новым незнакомцем.

— Понимаешь, одни с них сходят, другие — нет.

И все тут!

Он по-прежнему говорил о рельсах, но больше это не уточнял. Случалось, даже проглатывал лишние слова — может быть, потому, что их трудно произносить.

— Этой ночью я с них и сошел.

Прежний его знакомец тоже сошел с них, и, без сомнения, окончательно. Как, вероятно, и человек, который в первом баре, прикрывая трубку рукой, передавал по телефону нечто таинственное.

Ну а этот? Стиву ужасно захотелось задать ему вопрос, ободряюще подмигнуть, заставить его рассказать о себе.