– Нет, я понимаю, что вы боитесь того, что я сразу же отправлюсь к нему. Могу вас заверить, что у меня нет такой цели, – твердо ответил я, стараясь быть убедительным.
– И все же вы будете очень близко друг от друга. Я боюсь, что любопытство может взять над тобой верх, и ты поддашься, – с грустью заявил он.
– Ну, даже если мы и встретимся, что это может изменить? – недоумевал я.
– Я тебе говорил, что никто этого не знает. Это уникальный случай за всю новейшую историю, да пожалую и не новейшую. Ты же помнишь всю его жизнь, все его воспоминания, его воспоминания – часть тебя. И если ты их изменишь, то и ты сам можешь поменяться. Это лишь мои догадки, ничем не подтвержденные. И все же я бы не стал их проверять, – все с той же грустью продолжил он.
– Интересно получается, я могу делать все что угодно и с кем угодно, но к нему подходить нельзя, потому что это может изменить мои воспоминания, ну и меня самого, – улыбаясь, ответил я.
– Это не смешно, – не оценив моего настроения, строго сказал он. – Ты можешь и не встречаясь с ним повлиять на него, заведя какие-то общие знакомства. Это может произойти совершенно случайно, без какого-либо умысла с твоей стороны. Поэтому я и не хочу, чтоб ты там учился. Лучше вам держаться на расстоянии.
– Не переживайте вы так. Он мне совершенно не интересен, по крайней мере, не настолько как психология. А выучиться на психолога я могу только там. Это ближайший отсюда университет, – уверил я его.
– Я не могу тебе ничего запрещать, и все же поверь мне, тебе не стоит с ним видеться, это опасно и для тебя, и для него. И как бы это дико не звучало, полагаю, что к нему выставят охрану, – с разочарованием произнес он.
– И кто же будет его охранять? Такие же посредники как вы?
– Вероятно да, но не обязательно, что из нашего отдела, возможно, они будут из другого, и тогда тебе придется не сладко при встрече с ними. Их методы работы гораздо жестче, чем наши.
– Я буду держаться от него подальше, – улыбнувшись, пообещал я.
Он промолчал. По нему видно было, что он недоволен и сердится. Но сердится не на меня за мое решение, а, скорее на себя, за то, что не смог меня отговорить.
Больше мы не возвращались к этому разговору. Я же в том же году успешно окончил школу и так же успешно сдал вступительные экзамены в уже давно выбранный мною университет.
Осенью я отправился на учебу. Мой опекун с грустью в глазах посадил меня на автобус. Я всячески старался его развеселить, но он так ни разу и не улыбнулся. Я понимал, что он привык ко мне, и его печаль связанна не только с тем, куда я отправляюсь на учебу, но и с самим фактом того, что я покидаю его дом. Я обещал ему звонить не реже раза в неделю. На мгновение на его лице показалась еле заметная улыбка, но тут же снова исчезла.
Перед отправлением мы обнялись, словно были родными.
– Береги себя, – грустно сказал он мне на ухо.
– И вы себя тоже берегите. Я буду к вам приезжать. Не сдавайте мою комнату, – решил пошутить я на прощание, уже забираясь по ступенькам в автобус.
По нему было видно, что он не оценил мою шутку, а, возможно, даже ее и не услышал. Автобус тронулся, а мой опекун так и остался стоять полностью погруженный в свои мысли. Я же, чувствуя заманчивый вкус свободы, дышал полной грудью. Меня радовали открывающиеся передо мной перспективы. Школьная программа позади, теперь я наконец-то буду изучать, что-то новое! Мне наконец-то не придется притворяться. Мысли о том, что я покидаю квартиру, ставшую за три года совсем родной, нагнетали на меня тоску. И все же она была такой же мимолетной, как и улыбка на лице провожавшего меня опекуна.
12
Первым делом в новом городе я заселился в общежитие, мне всегда было интересно, как студенты там живут. И вот теперь я сам все узнаю на собственном опыте, а не по рассказам очевидцев.
У нас группе оказалось довольно много девчонок, были даже крайне симпатичные. Если бы мой мозг не был занят решением глобальных проблем по исправлению ошибок из предыдущей жизни, я бы, наверняка, постарался с одной из них познакомиться поближе. Но, увы, в моих мыслях не было больше места ни для кого.
В первый же день во время большой перемены, мои одногруппницы решили устроить чаепитие, чтобы со всеми получше познакомиться и за одно отметить начало студенческой жизни. Для этого мероприятия они выбрали кафе, находившееся рядом с университетом. Я помнил это кафе из прежней жизни. Оно тут всегда стояло, но я как-то обходил его стороной, перекусывая булочками, купленными в соседнем павильоне.
Когда мы шумной и веселой толпой зашли в кафе, я спокойно огляделся вокруг. Забавно получалось, я в прошлом проучился тут полтора года, а изнутри его видел впервые. Заканчивался мой обзор на столике в углу возле окна. Сейчас там спокойно сидел человек и не спеша обедал. Я замер.
– Простите, мне надо отойти, – неуверенно сказал я одногруппникам, – Начинайте без меня, я присоединюсь попозже.
Все с той же неуверенностью, я подошел к этому крайнему столику.
– Здравствуйте, – робко поприветствовал я человека, сидящего за ним.
– Здравствуйте, – смутившись от неожиданности, ответил он, – простите, мы знакомы?
Я готов был провалиться сквозь землю. Я совершенно не ожидал такой встречи, и совершенно не готовился. И все же надо было теперь что-то говорить. Я крайне не хотел выглядеть дурачком в его глазах, но пока все шло именно к этому.
– Я знаю вашего сына, – неуверенно продолжил я. – Он много о вас рассказывает.
– Мой сын обо мне рассказывает? Вы точно ничего не путаете? – удивленно спросил он.
Хоть он и старался выглядеть хмурым, я заметил, как уголки его губ дрогнули. Ему явно было приятно это слышать, и все же он старался себя сдерживать. Я назвал имя его сына.
– Да, вы действительно, не ошиблись, – взволновано, ответил он. – Если вы еще не расположились, можете присесть ко мне за столик. Он довольно большой, места хватит.
– Да, конечно, с удовольствием, – стараясь скрыть радость, сказал я. – Мне только надо что-нибудь заказать, я зашел просто чаю попить. Подождите минутку.
– Не переживай, садись, открою тебе один секрет. В этом кафе работают официанты, – улыбнувшись, сказал он, явно проявляя ко мне симпатию. – Вон, кстати, один уже несет тебе меню.
Я присел. За всю прошлую жизнь я почти не видел, чтоб отец улыбался. Сейчас же он именно этим и занимался, с интересом глядя на меня. Вся эта ситуация вызывала у меня не меньше интереса, чем у него. И все же мой интерес к нему был мне понятен, я не видел его больше двадцати лет, и последний раз мне пришлось видеть его на его же похоронах, так что для меня это была еще одна счастливая возможность провести время с отцом. В этой жизни у меня тоже был отец, и все же именно своего прежнего отца я всегда воспринимал в этой роли, именно он вырастил меня, именно при его участии формировалось мое мировоззрение, и именно благодаря ему я стал тем, кем стал. А чем же я мог вызвать интерес с его стороны?
Подошел официант, я, не глядя в меню, заказал чашку чая и чизкейк.
– И где же вы пересекались с моим сыном? – продолжил он разговор.
Надо было срочно придумать что-то правдоподобное. Он очень проницательный человек, иначе бы не добился таких успехов в финансовой деятельности.
– Я тоже занимаюсь хиромантией, – стараясь сохранять хладнокровие, ответил я. – Мы встретились на одном семинаре два года назад, и с тех пор поддерживаем общение.
– Вы еще совсем юный, сколько же вам было, когда вы этим увлеклись, – заинтересованно спросил он.
– Мне тогда было пятнадцать, – не очень убедительно сказал я, необходимо было исправлять ситуацию. – Ваш сын подошел ко мне после того семинара и сказал, что он тоже начинал в пятнадцать, так и началось наше знакомство.
Он откинулся на спинку кресла, видимо, мои слова показались ему убедительными.
– И что же он рассказывал обо мне? – продолжая проявлять интерес, спросил он.
– Он говорил, что вы словно хиромант, только на финансовом рынке. Как ваш сын видит будущее людей, глядя на их ладони, так же и вы видите будущее акций, глядя на текущие котировки, – сказал я.
Я видел, как он улыбнулся при этих словах. Никогда бы не подумал, что мой прежний отец так падок на лесть.
– Ну, это не совсем правильное сравнение, только глядя на котировки, будущее не предсказать, необходимо изучать гораздо больше информации, чтобы делать какие-либо выводы по поводу того, как будет вести себя рынок, – с плохо скрываемой гордостью ответил он.
– А еще он рассказывал, что вы очень много работаете. Вы обеспечили его всем, кроме отцовского внимания, – решил я его немного кольнуть, видя, как он расцвел.
– Да, так и есть, – с горечью ответил он. – Но если бы я больше времени уделял ему, пришлось бы меньше времени уделять работе. Он, видимо, не рассказывал тебе, как мы с его мамой мотались по съемным квартирам с младенцем на руках, когда я работал учителем экономики. Как одна квартира была хуже другой. Как он в два года заболел пневмонией, потому что крыша в деревянном доме, в котором мы тогда жили, протекла. Как нам не хватало денег на лекарства, чтобы поставить его на ноги. Как органы опеки чуть не отобрали его у нас, увидев, где мы живем. Как нам с его матерью пришлось заложить в ломбард все ценное, что у нас тогда было, включая обручальные кольца, чтобы снять хорошую квартиру и отчитаться перед органами опеки. Мне пришлось сменить работу, на более оплачиваемую. Это было не так-то просто, меня никто не хотел брать, считая, что школьная экономика далека от рыночной, и, как я узнал позже, они были абсолютно правы. И все-таки нашелся человек, поверивший в меня и давший мне шанс на светлое будущее. Мне пришлось заново изучать экономику, днем я был на работе, ночью читал книги. Я не хотел, чтобы мы снова оказались в доме с протекающей крышей, а это требовало полной моей отдачи работе. Когда я стал профессионалом в своем деле, и мои заработки увеличились в разы, я собирался поменьше времени уделять работе, но меня повысили. И я не мог подвести человека, поверившего в меня когда-то. Так я до сих пор и живу работой. И все это время меня греет лишь одна мысль, что те, кого я люблю, живут в хорошем доме, питаются хорошей пищей и могут заниматься тем, что им нравиться, а не тем, что приносит стабильный доход.
Я видел, с какой горечью он все это рассказывал, а я даже не помнил тех времен, когда у нас ничего не было. Я всегда считал, что в своей прежней жизни я родился в уже богатой семье. Сейчас я совсем по-другому на него смотрел, мне хотелось не упрекать его, а благодарить. Благодарить за то, что он сделал столько усилий, чтоб его семья ни в чем не нуждалась. Мне было очень стыдно и за себя сейчас, и за того, кем я был в прошлом.
– Он, видимо, не помнит об этом, – печально сказал я.
– Наверно, и не помнит, – так же печально ответил он. – Возможно, так даже лучше, зачем ему помнить плохие времена? Они лишь навеивают грусть. А у него и так не самая легкая судьба.
Я только сейчас осознал, как все-таки много он сделал для своей семьи, которая помнит о нем лишь то, что он все время был на работе.
– А вы часто тут обедаете? – спросил я, решив сменить грустную тему.
– Почти каждый день, – задумчиво ответил он.
– Ваш сын учился в университете, который тут рядышком находится, но никогда вас тут не видел, – сказал я, рассчитывая получить какие-то разъяснения.
– Он никогда сюда и не заходил, хотя я каждый раз рассчитывал на это, – с вернувшейся грустью, сказал мой собеседник. – Я тут обедаю с первого дня, как он перешагнул порог этого университета. Видишь ли, ездить домой на обед у меня не всегда получается. Вот я и подумал, что мы с сыном можем обедать вместе тут рядом с его учебой. Да и мне от офиса до этого кафе ехать гораздо меньше, чем до дома.
– Но он предпочитал покупать пирожки в соседней лавке, – с обидой на себя договорил я.
– Да, именно так, – спокойно продолжил он. – Я почти каждый день видел, как он проходит мимо. Я надеялся, что он когда-нибудь зайдет в это кафе, но этого так и не состоялось.
Я видел, как заблестели его глаза, когда он все это говорил. Мне хотелось его обнять, сказать, что его сын очень любит его, что его сын гордиться им. Но я лишь молча смотрел на него, готовый сам разрыдаться в любой момент.
– Но вы же могли сказать ему дома, что вы хотите с ним пообедать в кафе и договориться заранее? – неуверенно произнес я.
– Да мог, но мне все время хотелось, чтоб это выглядело как-то случайно, чтоб он не думал, что я лезу к нему в жизнь. Не думал, что я навязываюсь. К тому же он постоянно был в компании, а мне всегда хотелось, чтоб у него было много друзей. Так что я не мог себе позволить влезть между ним и его однокурсниками, – все так же печально говорил он.
С каждым его словом я презирал себя все больше. Как я мог быть таким слепым, таким эгоистичным, я ведь даже ни разу его не поблагодарил, я уж не говорю о том, что я ни разу за всю жизнь не сказал отцу, что люблю его. Мы оба молчали, обдумывая наш разговор. Я все же первым нарушил тишину:
– Можно посмотреть на вашу руку?
– Зачем вам это? – насторожено, спросил он.
– Я все-таки считаю вашего сына выдающимся человеком, – мне было крайне неприятно сейчас его хвалить, и все же я понимал, что без этого мне явно рассчитывать не на что. – Мне, просто, интересно, есть ли у вас на руке какой-то особый знак, указывающий на исключительность вашего сына.
– Выдающийся человек, – улыбнувшись, повторил он мои слова.
Моя лесть подействовала, он протянул мне руку. Когда я брал его руку, по телу у меня пробежали мурашки, я делал то, что должен был сделать еще в предыдущей жизни. Но тогда у меня не хватило на это ни духу, ни предусмотрительности. Как я и ожидал, таланты детей на руке не отображаются, но меня интересовало совсем другое. И я все это отчетливо увидел. Проблемы со здоровьем в ближайший год. Ну почему я в прошлой жизни был таким идиотом? Мне бы хватило всего одной минуты, чтобы спасти близкого для меня человека. Но раз я не сделал этого тогда, то постараюсь сделать сейчас. Все-таки второй шанс мне дан не просто так.
– Вы давно не были у врача? – непринужденно спросил я.
– Да я, вообще, к ним не хожу, на работе очень плотный график, – ответил он.
– Я бы вам посоветовал, взять на работе выходной и все же пройти медицинское обследование, – серьезно сказал я. – На руке четко прослеживается ваша переутомлённость, которая может привести к серьезным проблемам со здоровьем. Я бы на вашем месте не стал откладывать поход в клинику.
– Я с этой переутомленностью живу бок о бок уже пятнадцать лет, она стала для меня роднее, чем моя семья, – улыбнувшись, сказал он. – Если бы было что-то серьезное, мой сын предупредил бы меня об этом, полагаю, у него все же опыта побольше чем у вас.
«Мой сын, мой сын – гневно пронеслось у меня в голове – да он, вообще, сейчас о вас не думает, у него очередной клиент, он снова спасает кому-то жизнь, он даже представить себе не может, что помощь понадобиться его близким».
Я понимал, что я никак не смогу убедить его пройти обследование. Оставалась только одна надежда. Надежда на его сына, только он мог убедить своего отца насколько все серьезно.
– Простите, мне уже пора идти, перемена заканчивается, – сказал я, жестом подзывая официанта, чтоб попросить счет.
– Действительно, мы тут с вами заболтались, – добродушно ответил мой собеседник. – Я так понимаю, вы же в этом университете теперь учитесь.
– Да, сегодня первый день, – ответил я.
– А я в этом кафе обедаю, так что полагаю еще увидимся, – улыбнувшись, сказал он.
– Да, конечно, – сказал я, вставая из-за столика, попутно вынимая деньги из кошелька и вкладывая их в книжечку, принесенную официантом.
– До свидания, – нелепо улыбнувшись, добавил я, направляясь к выходу.
Я совершенно не обратил внимания, оставались ли там еще мои одногруппники или уже разошлись? Сейчас меня волновало только одно – я должен был встретиться с прежним собой и заставить его позвонить отцу. Меня совершенно не волновало, как это в итоге отразиться на судьбе. Был человек, которого я очень хотел спасти. Да, в этой жизни он был для меня никем, но в той жизни он был моим отцом, и все чувства к нему с прошлой жизни у меня сохранились. А сейчас я узнал его с другой стороны, с той, о которой раньше и не подозревал. Мне всегда казалось, что ему не знакомы эмоции, он всегда при мне был предельно сдержан, и только сейчас я увидел в нем совсем другого человека. Человека, которому не чужды ни чувства, ни сомнения, ни переживания.
Я шел на встречу с собой.
13
Я так красочно представлял в своей голове предстоящую встречу, что совсем не заметил, как дошел до нужного мне дома. Во дворе была тишина, я не увидел ни одного человека возле подъезда. Хотя, вспоминая слова своего опекуна о том, что мне не дадут встретиться с собой прежним, ожидал, что его будут охранять от меня.
Уверенно подходя к входной двери, я услышал голос:
– Ты хорошо подумал?
Я притормозил. Все-таки его охраняли. Но это выглядело совсем не так, как я себе представлял. На пороге подъезда стоял уже пожилой человек. На вид ему было лет пятьдесят, и это меня даже позабавило. Он выглядел довольно интеллигентно, строгие ботинки, брюки, шляпа с полями, серое пальто, поверх которого красовался клетчатый шарф. Я бы и не подумал, что он тут стоит из-за меня, и все же он очень пристально на меня смотрел, и голос был именно его.
– Уже почти восемнадцать лет, как думаю. Так что полагаю, что хорошо, – язвительно ответил я, не видя в нем никакой преграды.
– А теперь постой немного и еще раз подумай, – спокойно ответил пожилой охранник.
– Без проблем, – с сарказмом ответил я и сделал паузу секунд на семь. – Все подумал, я иду.
С этими словами я продолжил движение.
– Стой! – уже жестче сказал он, – я тебя не пропущу. По крайней мере, не сегодня.
Я притормозил.
– Вы намереваетесь меня остановить? – с усмешкой, спросил я, разглядывая своего предполагаемого соперника. – Вы что, рассчитывали, что я не отодвину в сторону человека, мешающего мне пройти, из уважения к его преклонному возрасту?
– Я, конечно, рассчитывал на это, все же мы с вами люди образованные, – с разочарованием произнес он, – но на всякий случай подстраховался.
Произнося это он, достал из кармана своего пальто и показал мне электрошокер. Меня это на секунду смутило, и я остановился.
– Это, просто, смешно, – менее уверенно сказал я. – Вы же не станете использовать это на человеке.