Гость Дракулы и другие странные истории

– Слушай, девочка, я уже все решила! Эти двое сохнут по тебе, но достанешься ты лишь одному, и, прежде чем ты его выберешь, нужно устроить так, чтобы ты заполучила все, что есть у них обоих! И не спорь со мной, дочка! Иди прогуляйся, а когда воротишься, дело будет сделано – я знаю способ легко все провернуть!

Итак, Сара отправилась гулять по узким тропкам между золотистыми кустами дрока, покрывавшими склоны горы, а миссис Трефьюзис присоединилась к мужчинам, которые ожидали в гостиной маленького домика.

С безоглядной смелостью, которая свойственна всем матерям, думающим о благополучии своих детей (и подчас готовым применить ради этого не самые достойные средства), она сразу пошла в наступление:

– Вы оба влюблены в мою Сару.

Визитеры сконфуженно молчали, подтверждая этим справедливость ее прямолинейного утверждения, и миссис Трефьюзис продолжила:

– Ни один из вас не обладает значительным состоянием.

И опять они не решились оспорить ее слова, оставив свои возражения при себе.

– Не уверена, что кто-то из вас двоих способен содержать жену!

Хотя оба по-прежнему молчали, на сей раз их взгляды и позы выражали явное несогласие.

Миссис Трефьюзис меж тем развила свою мысль:

– Но если вы сложите вместе все, что есть у обоих, один из вас сможет жить в достатке… вместе с Сарой!

Она произнесла это, хитро сощурив глаза и испытующе глядя на собеседников; затем, удостоверившись, что ее соображение не встречено в штыки, торопливо продолжила, словно стремясь не дать мужчинам времени возразить ей:

– Вы оба нравитесь моей девочке, и, наверное, ей трудно сделать выбор. Почему бы вам не бросить жребий? Сперва соедините ваши деньги – я уверена, у каждого из вас есть кое-что за душой. Тот, кому выпадет удача, заберет выигрыш и пустит его в дело, отправившись в плавание на торговом судне, а потом, разбогатев, воротится домой и женится на Саре. Полагаю, вы не боитесь? И ни один из вас не откажется сделать это ради той, которую вы оба, если верить вашим словам, любите?

Абель первым решился нарушить молчание:

– По мне, нехорошо решать судьбу девушки посредством жребия! Ей бы такое не понравилось, да и выглядит это… непочтительно по отношению к ней…

Эрик, сознававший, что, пожелай Сара выбирать между ними сама, у него было бы меньше шансов на победу, чем у Абеля, перебил соперника:

– Что, боишься рискнуть?

– Я – ничуть! – с вызовом ответил Абель.

Миссис Трефьюзис, видя, что ее замысел начинает претворяться в жизнь, не замедлила развить успех:

– Стало быть, решено: вы соединяете свои сбережения ради будущего благополучия Сары, независимо от того, доверите ли вы выбор ей самой или положитесь на жребий?

– Да, – быстро сказал Эрик, и Абель столь же решительно выразил согласие.

Маленькие хитрые глазки миссис Трефьюзис сверкнули. Заслышав снаружи шаги Сары, она подвела черту под состоявшейся беседой:

– Что ж, вот и она. Решение за ней.

С этими словами мать девушки покинула гостиную.

Во время недолгой прогулки на гору Сара в очередной раз попыталась сделать выбор. Она уже почти что злилась на своих ухажеров, которые явились причиной ее затруднения, и, едва войдя в комнату, коротко бросила им:

– Мне нужно поговорить с вами обоими… Пойдемте на Флагшток, там нас никто не потревожит.

Она взяла шляпку, вышла из дома и направилась по извилистой дорожке, что вела к крутой скале, увенчанной высоким флагштоком; на нем в старину зажигали ложные огни в факельных корзинах грабители, подстраивая крушения приближавшихся к побережью судов. Скала эта была частью северного входа в маленькую гавань Пенкасла. По узкой дорожке идти бок о бок можно было только вдвоем, и, повинуясь какому-то молчаливому уговору, Сара шагала впереди, а двое мужчин следовали за ней, нога в ногу и плечом к плечу, – картина, наглядно отображавшая отношения, которые сложились к этому моменту в их треугольнике. Сердца соперников кипели от ревности. Достигнув вершины скалы, Сара остановилась у флагштока, а молодые люди – напротив нее. Она намеренно выбрала место, где никто не смог бы стать рядом с нею. Некоторое время все трое молчали; затем Сара засмеялась и сказала:

– Я обещала вам обоим, что дам ответ сегодня. Я все думала, думала, думала, пока не начала злиться на вас за то, что вы заставили меня так терзаться. Но даже сейчас я ничуть не ближе к решению, чем раньше.

– Позволь нам кинуть жребий, любимая! – неожиданно произнес Эрик.

Сару нисколько не возмутила его просьба; благодаря постоянным намекам матери она была внутренне готова к чему-то подобному, а собственное слабоволие побуждало ее ухватиться за какой угодно выход из затруднительного положения. Девушка стояла, потупив взор и теребя рукав платья, и всем своим видом давала понять, что она согласна на предложение Эрика. Мужчины интуитивно поняли это, и каждый, вынув из кармана монетку, подбросил ее в воздух, поймал на ладонь и накрыл ладонью другой руки. Несколько секунд они не двигались и не говорили ни слова; затем Абель, более рассудительный из них двоих, спросил:

– Сара, хорошо ли это?

И, сказав так, он убрал руку, скрывавшую монетку, а монетку положил обратно в карман, чем вызвал у Сары вспышку раздражения.

– Хорошо ли, плохо ли – меня это устраивает! – воскликнула она. – А ты волен решать, устраивает это тебя или нет.

– Нет, любимая! – поспешно отвечал Абель. – Я готов участвовать во всем, что касается твоей судьбы. Я забочусь лишь о том, чтобы ты спустя время не испытала из-за этого боль или разочарование. Если ты любишь Эрика больше, чем меня, то, во имя Господа, так и скажи, и я полагаю, мне достанет мужества отойти в сторону. Равным образом, если ты любишь меня, не делай нас несчастными на всю оставшуюся жизнь!

Столкнувшись с дилеммой, Сара дала выход своему безволию: она уткнулась лицом в ладони и заплакала, повторяя:

– Это все моя мать! Это она мне внушает!

Тишину, которая пришла на смену ее всхлипываниям, нарушил Эрик, запальчиво заявивший Абелю:

– Почему бы тебе не оставить ее в покое? Если ей нравится такой способ выбора – быть посему! Мне он подходит – да и тебе тоже! Она уже согласилась на жребий – и с этим нужно смириться!

Но тут Сара неожиданно повернулась к нему и гневно крикнула:

– Придержи язык! Тебе-то какое дело? – после чего снова расплакалась.

Эрик был настолько обескуражен, что не смог больше вымолвить ни слова, а застыл на месте с крайне глупым видом, разинув рот и вытянув вперед руки, в которых он все еще держал монетку. Вновь воцарилось молчание. Наконец Сара, отняв от лица руки, разразилась истерическим смехом и сказала:

– Раз вы оба не можете ничего решить, я отправляюсь домой!

И она повернулась, чтобы уйти прочь.

– Стой! – повелительно окликнул ее Абель. – Эрик, держи монетку, а я загадаю. Но прежде, чем сделать это, давайте договоримся: тот, кто выигрывает, забирает все деньги, которые есть у нас обоих, едет с ними в Бристоль, садится на корабль и отправляется торговать. Затем возвращается и женится на Саре, и они вместе распоряжаются всем тем, что он заработал за время странствия. Речь идет об этом?

– Да, – подтвердил Эрик.

– И я стану его женой в мой следующий день рождения, – добавила Сара, но, как будто пораженная нестерпимо торгашеской манерой собственного поведения, тут же густо покраснела и отвернулась. В глазах обоих мужчин, казалось, сверкнули огоньки.

– Стало быть, год! – произнес Эрик. – У того, кто выиграет, будет один год в запасе.

– Бросай! – крикнул Абель, и монетка взлетела в воздух. Эрик, выбросив вперед руки, поймал ее и зажал между ладонями.

– Орел! – весь побледнев, воскликнул Абель. Он склонился к рукам Эрика, желая узнать, что выпало, Сара склонилась тоже, и головы их почти соприкоснулись. Абель почувствовал, как ее локон легко скользнул вдоль его щеки, и по жилам его пробежал огонь. Эрик открыл ладонь – монетка лежала гербом вверх. Абель шагнул к Саре и заключил ее в объятия. Эрик, чертыхнувшись, зашвырнул монету далеко в море. Потом привалился спиной к флагштоку и, засунув руки в карманы, хмуро воззрился на влюбленную пару. Абель сбивчиво шептал Саре на ушко слова, полные страсти и неги, и, слыша их, она начала склоняться к мысли, что судьба верно истолковала тайные желания ее сердца и что она и впрямь любит Абеля больше, чем Эрика.

Через некоторое время Абель поднял голову и окинул взглядом фигуру у флагштока. Последние лучи заходящего солнца лишь подчеркивали природный румянец Эрика, и казалось, что лицо его залито кровью. Абеля не слишком встревожил хмурый вид недавнего соперника – теперь, когда его собственные волнения остались позади, он вдруг ощутил неподдельную жалость к своему другу. Он шагнул вперед и, желая утешить Эрика, протянул ему руку.

– Мне просто повезло, старина, – сказал он. – Не злись на меня. Я постараюсь сделать Сару счастливой, а ты станешь братом нам обоим!

– Будь ты проклят, брат! – коротко бросил Эрик и пошел было прочь, но, сделав несколько шагов по каменистой дорожке, развернулся и направился обратно. Остановившись перед Абелем и Сарой, которые стояли обнявшись, он произнес: – У тебя есть год. Используй его по полной! И разумеется, тебе нужно будет вернуться вовремя, чтобы заявить свои права на Сару! Для того, чтобы жениться на ней одиннадцатого апреля, ты должен успеть к оглашению брака. Имей в виду: если в церкви в должный срок не прозвучит твое имя, то прозвучит мое, и тогда ты, считай, опоздал!

– Что ты хочешь этим сказать, Эрик? Ты сошел с ума!

– Не больше, чем ты, Абель Бегенна! Ты уезжаешь – и это твой шанс! Я остаюсь – и это мой шанс! Я не собираюсь ждать у моря погоды. Пять минут назад Сара была увлечена тобой не больше, чем мной, и через пять минут после твоего отъезда ее чувства снова могут перемениться! Ты выиграл лишь этот раунд – но игра еще не окончена!

– Игра окончена! – отрезал Абель. – Сара, ты будешь верна мне? Ты не выйдешь замуж до моего возвращения?

– В течение года! – быстро добавил Эрик. – Таков уговор.

– Я обещаю ждать год, – сказала Сара.

Абель помрачнел, хотел было что-то сказать, но сдержался и улыбнулся.

– Мне не стоит сегодня быть чересчур настойчивым или злиться! Ну же, Эрик! Мы ухаживали, соперничая друг с другом! Я победил честно, ты знаешь это не хуже меня. И теперь, когда я уезжаю, я рассчитываю, что мой старый верный друг поможет мне, пока я буду отсутствовать.

– Я не стану тебе помогать, – отозвался Эрик, – и да поможет мне Бог!

– Бог помог мне, – кротко произнес Абель.

– Тогда пусть Он и дальше тебе помогает, – воскликнул в сердцах Эрик, – а мне достаточно и помощи дьявола!

И, не сказав больше ни слова, он устремился вниз по крутой дорожке, что вела на скалу, и вскоре скрылся за каменистым выступом.

По его уходе Абель уже предвкушал нежные минуты воркования с Сарой, но первая же ее реплика охладила пыл влюбленного:

– Каким унылым кажется все вокруг без Эрика!

Эти слова звучали в его сознании все время, пока он провожал ее домой, – да и после тоже.

Утром следующего дня Абель услышал неясный шум возле входной двери и, выглянув наружу, увидел Эрика, который быстро удалялся прочь. У порога лежал небольшой холщовый мешок, набитый золотом и серебром, на приколотом к нему клочке бумаги было написано:

«Бери деньги и уезжай. Я остаюсь. Бог – за тебя, дьявол – за меня! Помни про 11 апреля. Эрик Сансон».

В тот же день Абель отправился в Бристоль, а спустя неделю взошел на борт судна «Морская звезда», отплывавшего к берегам Паханга. На все свои деньги, включая долю, полученную от Эрика, он накупил дешевых безделушек. Сделать это ему посоветовал его знакомый, бывалый старый моряк из Бристоля, который был сведущ в обычаях жителей Малаккского полуострова и утверждал, что каждый вложенный пенни принесет шиллинг прибыли.

По мере того как проходили месяцы, Сару все сильнее одолевало беспокойство. Эрик всегда был рядом и продолжал искусно и настойчиво обхаживать ее, она же отнюдь этому не противилась. От Абеля пришло всего лишь одно письмо, в котором он извещал, что его предприятие оказалось весьма успешным, что он уже выслал около двухсот фунтов в бристольский банк и теперь собирается сбыть оставшиеся товары стоимостью пятьдесят фунтов в Китае, куда держит курс «Морская звезда» и откуда она потом должна вернуться в Бристоль. Абель также писал, что предполагает вернуть Эрику его деньги и ту долю прибыли, которую на них выручит. Узнав об этом намерении, мать Сары сочла его глупым ребячеством, а Эрик впал в ярость.

С той поры миновало более полугода, а новых писем все не было, и надежды Эрика, низринутые посланием из Паханга, опять начали обретать силу. Он беспрестанно донимал Сару всевозможными «если». Если Абель не вернется, выйдет ли она за него – Эрика – замуж? Если наступит одиннадцатое апреля, а корабль Абеля не появится в гавани, порвет ли она с ним? Если Абель решил оставить заработанное себе и в довершение всего женился на другой, пойдет ли Сара под венец с Эриком, как только правда выплывет наружу? И так далее, с бесконечным множеством возможных вариаций. Постепенно сила воли и целеустремленность обнаружили несомненное превосходство над слабой женской натурой. Сара мало-помалу разуверялась в том, что Абелю суждено стать ее мужем, и начала исподволь примерять на эту роль Эрика; а тот, кого женщина воспринимает подобным образом, отличается в ее глазах от всех прочих мужчин. В сердце ее вновь пробудилось чувство к нему, а ежедневные встречи и близость в рамках дозволенного лишь усиливали эту растущую склонность. В Абеле же Сара теперь видела скорее препятствие на пути к своему счастью и постаралась бы навсегда забыть о самом его существовании, если бы мать не напоминала ей постоянно о том, что ее счастье уже лежит в бристольском банке.

Одиннадцатое апреля приходилось на субботу, и, чтобы сыграть свадьбу в этот день, нужно было объявить о ней в церкви в воскресенье двадцать второго марта. С первых же дней месяца Эрик только и делал, что говорил об отсутствии Абеля, который, дескать, скорее всего, был уже либо мертв, либо женат, и Сара понемногу проникалась убедительностью этих речей. Когда миновали две недели, Эрик расцвел и пятнадцатого марта по выходе из церкви пригласил возлюбленную прогуляться к Флагштоку. Там, на вершине скалы, он перешел в решительное наступление:

– Я говорил Абелю и тебе: если он не успеет в должный срок объявить, что его свадьба состоится одиннадцатого апреля, я объявлю, что моя состоится двенадцатого. И вот пришло время, когда я готов это сделать. Он не держит слова…

Тут Сара поборола нерешительность и воскликнула:

– Но он еще его не нарушил!

Эрик гневно скрипнул зубами.

– Если ты хочешь защищать его, – сказал он, в ярости ударив по флагштоку, который гулко завибрировал в ответ, – что ж, прекрасно! Я же буду следовать уговору. Через неделю я объявлю о своих намерениях в церкви, а ты вольна заявить о своем отказе. Если одиннадцатого апреля Абель вернется в Пенкасл, он сможет аннулировать мое объявление и взамен сделать свое, но до тех пор я буду держаться принятого решения – и горе тому, кто встанет у меня на пути!

С этими словами Эрик бросился вниз по каменистой дорожке, а Саре не оставалось ничего иного, как восхищаться силой и удалью потомка викингов, покуда он удалялся вдоль береговых утесов в сторону Бьюда.

За неделю вестей от Абеля так и не пришло, и в субботу Эрик объявил в церкви о своем намерении взять в жены Сару Трефьюзис. Священник хотел было отговорить его, так как, несмотря на отсутствие каких-либо официальных извещений, вся округа с момента отъезда Абеля знала, что тот, вернувшись, собирается жениться на Саре; но Эрик отказался обсуждать этот вопрос.

– Это щекотливая тема, – произнес он с твердостью, сильно впечатлившей священника, который был очень молодым человеком. – Поистине, ничто не препятствует моему браку с Сарой. Какие же тут могут быть возражения?

Священник не сказал больше ни слова. Когда на другой день он впервые огласил перед прихожанами имена жениха и невесты, по толпе собравшихся в церкви пронесся гул недовольства. Вопреки обычаю Сара тоже присутствовала на церемонии и, несмотря на румянец негодования на ее щеках, втайне испытывала чувство превосходства над теми девушками, которым пока не выпала подобная честь. Еще до конца недели она принялась шить подвенечное платье. Эрик часто приходил посмотреть на нее за работой, и это зрелище вызывало у него восторженный трепет. В такие мгновения он говорил ей множество нежных слов, за которыми следовали упоительные минуты любовных ласк.

Двадцать девятого марта их имена были вторично оглашены в церкви, и надежда Эрика выросла и укрепилась еще больше; но временами, когда он чувствовал, что судьба может в любой момент раз и навсегда отвести чашу счастья от его уст, на него находили острые приступы отчаяния. Тогда его охватывало бешенство – безрассудное, беспощадное – и он так неистово скрежетал зубами и сжимал кулаки, словно былая ярость его предков-берсеркеров все еще бродила в его крови. В четверг, заглянув к Саре, Эрик застал ее в озаренной солнцем комнате, с белоснежным свадебным платьем в руках – уже почти готовым. Сердце его переполняла радость, а при виде девушки, которая вскоре будет всецело принадлежать ему, он ощутил невыразимое блаженство и погрузился в какую-то сладкую истому. Склонившись, он поцеловал невесту в губы и прошептал ей в розовое ушко:

– Твое свадебное платье, Сара! И оно – для меня!

Когда Эрик отступил на шаг, чтобы еще раз окинуть ее восхищенным взором, она игриво глянула на него и сказала:

– А может, и не для тебя. У Абеля в запасе еще больше недели!

В следующий миг она вскрикнула в смятении, ибо Эрик, неистово размахивая руками и изрыгая проклятия, выбежал из дома и с грохотом захлопнул за собой дверь. Этот случай лишил Сару покоя, разбудив ее прежние страхи и сомнения. Она всплакнула, потом отложила платье и направилась к Флагштоку, чтобы посидеть в одиночестве на скале и немного успокоиться. Добравшись до вершины, она обнаружила там небольшую группу людей, встревоженно обсуждавших погоду. Море было спокойным, и солнце сияло вовсю, но по водной глади пробегали какие-то странные полосы, темные и светлые, а вокруг прибрежных камней виднелись хлопья пены, которые приливное течение свивало в большие белые кольца. Ветер переменился и начал задувать холодными, пронизывающими порывами. Из промоины, что тянулась под скалой Флагшток от каменистой бухты до самой гавани, временами доносился раскатистый гул, а у входа в нее, непрестанно крича, кружили чайки.

– Плохо дело, – услышала Сара слова старого рыбака, который разговаривал с человеком из береговой охраны. – Я только раз видел такое – когда «Коромандель», посудину, принадлежавшую Ост-Индской компании, разнесло в щепки в заливе Диззард.

Дальше Сара слушать не стала. Опасности страшили ее, и она терпеть не могла рассказов о кораблекрушениях и стихийных бедствиях. Девушка вернулась домой и снова занялась платьем, втайне решив, как только встретится с Эриком, задобрить его, извиниться – и при первом же удобном случае поквитаться с ним после свадьбы.

Пророчество старого рыбака насчет погоды оказалось верным. Вечером, как стемнело, разыгрался сильнейший шторм. Море дыбилось и хлестало по всему западному побережью Великобритании – от острова Скай до архипелага Силли, – везде оставляя за собой разрушение. Моряки и рыбаки Пенкасла как один высыпали на скалы и утесы и взволнованно наблюдали за происходящим. Внезапно при вспышке молнии среди волн показался небольшой двухмачтовый корабль, дрейфовавший под одним лишь кливером в полумиле от гавани. Все глаза и все бинокли устремились на него в ожидании следующей вспышки, и, когда молния вновь сверкнула, толпа на берегу вскрикнула хором: «„Красотка Элис“!» Это было торговое судно, которое курсировало между Бристолем и Пензансом, заходя во все маленькие порты, лежавшие на пути его следования.

– Да поможет им Бог! – воскликнул комендант порта. – Ибо ничто другое в этом мире не спасет их, коли им довелось оказаться между Бьюдом и Тинтаджелом, когда ветер дует с моря!

Береговая охрана, проявив смелость и усердие, сумела поднять на вершину скалы Флагшток устройство для запуска ракет и подать сигнал – синие огни, чтобы людям на судне, если они еще не потеряли надежду пристать к берегу, удалось разглядеть место входа в бухту. Команда на борту предпринимала все меры к спасению – но ни сила, ни сноровка человека помочь уже не могли. В течение нескольких минут «Красотка Элис» встретила свой конец, налетев на крупную одиночную скалу, защищавшую гавань со стороны моря. Рев шторма сливался с криками моряков, которые в последней попытке уцелеть прыгали в воду. Синие огни продолжали гореть, люди на берегу напряженно всматривались в пучину, ожидая, что среди волн мелькнет чье-нибудь лицо, и держа наготове спасательные веревки. Но ни единого лица не показалось на поверхности, и руки, готовые прийти на помощь, остались без дела.

В толпе, собравшейся на берегу, был и Эрик. Его древнеисландские корни никогда еще не давали знать о себе так явственно, как в этот тревожный час. Он схватил веревку и прокричал в самое ухо коменданту порта:

– Я спущусь вниз по скале к тюленьей пещере. Поднимается прилив, и кого-то может затянуть туда!

– Остановитесь! – последовал ответ. – Вы с ума сошли? Стоит вам раз оступиться – и вы пропали: никто не сумеет удержаться там в темноте, да еще во время шторма!

– Это не так, – возразил Эрик. – Вспомните, как Абель Бегенна спас меня в такую же ночь, когда моя лодка следовала к Галл-Рок. Он вытащил меня из глубоких вод пещеры – а сейчас, быть может, туда затянуло кого-то еще.

И, сказав это, Эрик скрылся во мраке. Скальный выступ закрывал свет, шедший с Флагштока, но он знал дорогу слишком хорошо, чтобы заблудиться. Благодаря смелости и твердости шага он вскоре уже стоял на большом круговерхом камне, подточенном снизу волнами, над входом в тюленью пещеру, где вода была необычайно глубока. Здесь Эрик находился в относительной безопасности, поскольку валун, формой напоминавший ложку, успешно отражал удары волн, и, хотя внизу все бурлило, словно в кипящем котле, сверху было практически спокойно. К тому же скала приглушала рев шторма, и Эрик мог не только всматриваться, но и вслушиваться. И вот, когда он стоял начеку, держа в руке моток веревки, приготовленной для броска, ему вдруг почудилось, что снизу, помимо гула водоворота, донесся слабый, полный отчаяния крик. В ответ Эрик издал громкий возглас, прорезавший ночную тьму, а затем, дождавшись очередной вспышки молнии, кинул один конец веревки во мрак, туда, где посреди вихрившейся пены только что на миг показалось лицо человека. Веревка натянулась, и он, догадавшись, что ее поймали, вновь закричал во всю мощь своих легких:

– Обвяжись ею вокруг пояса, и я тебя вытащу!

Затем, рассудив, что его призыв услышан, Эрик вместе с веревкой переместился по валуну к дальней стене пещеры, у которой вода, протекавшая внизу, была менее бурной, встал понадежнее и приготовился вытаскивать тонущего на край своего каменного пьедестала. Он принялся тянуть и вскоре, выбрав значительную часть веревки, понял, что человек, которого он спасает, вероятно, находится уже совсем близко к верхушке камня. С мгновение Эрик помедлил, чтобы собраться с силами, и сделал глубокий вдох для последнего рывка. Он уже склонился к выступавшему краю валуна, когда новая вспышка молнии выхватила из темноты лица обоих мужчин – спасателя и спасаемого.