Помоги проекту - поделись книгой:
Я и себе не доверял. Сам же себя назвал человеком внеморальным. Но я гнал от себя любые мысли о том, как можно было бы употребить это тайное знание во зло. Да что там гнал? Я испытывал такой ужас, когда какая-нибудь полумыслишка заползала в голову и застревала там, что долго не мог успокоиться, пока не убеждался, что все сорняки вытоптаны и на этом месте уже ничего не вырастет. Наверное, это в стародавние времена и называли Страхом Божьим. Да, именно Страх Божий, как бы дико оно не звучало в устах такого циника, как я.
Нет, в отличие от израильских кодировщиков, я не уверовал во Всевышнего. Я просто знал, что он есть. Правда, Хаскин со мной не согласился.
– Знаем, что был, но не факт, что есть. Помните, чуть ли не в первую нашу встречу мы об этом с вами говорили? Библейские коды Рипса доказывают лишь то, что кто-то когда-то запустил машину. Словно некий режиссер снял всю будущую историю человечества на пленку, а мы теперь, как зрители в кинотеатре, можем этот блокбастер смотреть. Но только предыдущие серии. Мы тоже рано или поздно появимся где-то в массовке, но это увидят уже другие – будущие – зрители, а не мы. Но никакого его вмешательства, а, значит, и присутствия в зале во время просмотра не наблюдается. Он когда-то свой шедевр отснял, а теперь на курорте прохлаждается, а то и, вообще, умер. А если все идет по когда-то написанному сценарию, то никакой вины актеров в совершаемых ими злодействах нет. Они всего лишь честно исполняют отведенную им роль.
– Ага, – вставил я. – Вот и некий Шикльгрубер – всего лишь актер, который успешно прошел кастинг. И будущее безвариантно.
– Кто вам, Костя, это сказал?
– Вы же и сказали, мол, будущее безвариантно. И из библии это следует. Вспомните слова, которые появляются рядом с этим именем: Освенцим, хрустальная ночь, концлагерь, еврейский вопрос.
– Мало ли, что я говорил? Дурак был, вот и сказал, – самокритично возразил Хаскин. – Мы же все время забываем, что останься Гитлер художником-акварелистом, мы бы этих слов в библии не нашли. Они там были, есть и будут, но мы не смогли бы их опознать. А прочли бы, к примеру, такие слова: «Выставка, художник-академик, примерный отец, любитель собак». А сам он упокоился бы с миром на идиллическом кладбище и жена с детьми цветочки бы на могилку приносили и оградку подправляли.
– Да, но реальный Шикльгрубер свое Воздаяние получил. Плохо ведь кончил…
– Ну, это, Костя, не аргумент. Мы все более или менее плохо кончаем. И я глупо ошибался, ибо будущее как раз многовариантно. Это же уму непостижимо, сколько пленки потрачено, чтобы все эти варианты заснять на всякий случай? Но, как ни крути, присутствие высшей силы здесь и сейчас установить нет никакой возможности. Вот если бы актер, чья роль ограничивается словами «Кушать подано», вдруг возомнил себя Гамлетом и начал произносить знаменитый монолог или просто нести отсебятину, а режиссер бы, маша руками, закричал «Занавес!». А еще бы лучше, чтобы вдруг в нерадивого лицедея ударила молния прямо с театрального потолка. Вот тогда бы мы могли зафиксировать божественное вмешательство. Немедленное Воздаяние, причем в виде экспромта. А иначе – никак. То, что Он
***
Итак, я стал подозревать Илью Львовича, своего благодетеля. И от этого пребывал в полном смятении. Правда, смятение мое было вызвано еще одной причиной. Я вдруг обнаружил, что детская влюбленность в Люську Грушину «в моей душе угасла не совсем» и сейчас, после нашей неожиданной встречи, вспыхнула с новой силой. Я понимал, что это глупо, тем паче, что у нее через месяц свадьба, но очень хотел с ней поговорить, только повода не было. И тут я вспомнил, что она говорила об убийстве отца. А у меня ведь имеется специальный файл, куда я заношу имена тех, кого мне давал Хаскин с просьбой отыскать для них «напарников». И, соответственно, имена этих «напарников». «А вдруг, – подумал я, – Люськин отец в этом файле отыщется? Тогда мои подозрения насчет Хаскина получат подтверждение, да и повод будет Люське позвонить».
Придя домой, я сразу кинулся к компьютеру и открыл заветный файл со списком напарников. Довольно длинный – триста человек за два с лишним года. Стал пробегать глазами по строкам и очень скоро обнаружил фамилию Грушин. Да, это было пару месяцев назад. А Люська говорила, что его убили недавно. Вот оно – доказательство!
Имени Люськиного отца я не знал. «Вот и позвоню, чтобы выяснить», – нашел я предлог. Сердце мое колотилось, когда я набирал номер, который она мне сегодня днем дала. Пока раздавались звонки, я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы мой голос звучал спокойно и естественно. Но ответил мне мужской голос. Жених?
– Можно, пожалуйста, Люсю?
– Она уже спит. Что ей передать? Кто это?
– Да так, никто. Просто знакомый, – пролепетал я.
– Хм, знакомый, – раздраженно сказал жених и бросил трубку.
Жених не соврал. Люся действительно уже спала. Она устала после этого сумасшедшего дня – сначала интервью, потом надо было прослушать всю диктофонную запись и перенести ее на бумагу. Она показала текст Славе, как всегда делала. Он страшно заинтересовался, и они довольно долго обсуждали будущую и несомненно сенсационную публикацию. Потом еще привычный секс на сон грядущий. В этот вечер Слава был как-то особенно пылок и нежен.
***
Время приближалось к четырем. Генерал Пронин нетерпеливо поглядывал на часы. Он почему-то многого ждал от встречи с Людмилой Теодоровной. Как-никак, первый информант, который живьем видел этого загадочного Хаскина. Он специально пригласил Круглянского присутствовать на встрече. Без десяти четыре тот вошел, широко ухмыляясь:
– Ну и дикий же народ в твоем ведомстве. Они что, никогда правоверного иудея не видели? Озирали меня, будто я снежный человек.
Пронин только развел руками. Ему было не до того. Он каждый день ожидал приказа о своей отставке. Журналистка задерживалась. Вот уже четверть пятого, вот уже половина. Генерал, привычный к тому, что по его вызову не опаздывают, а скорее наоборот – приходят за час и в тревоге томятся в приемной, нетерпеливо барабанил пальцами по столу. Потом не выдержал и стал набирать номер Грушиной.
– Не отвечает. Неужто забыла?
Ждать дальше, видимо, уже не имело смысла.
– Что ж, рэбе, пойдем? Хоть в ресторане посидим. У меня сегодня больше никаких дел, – сказал генерал. И тут раздался звонок на его мобильный.
– Наконец-то! – Пронин был уверен, что это она звонит. Но ошибся.
– Что, опять? Когда обнаружили? Сорок минут назад? А с чего вы решили, что это – наш случай?.. Личность потерпевшего установили?… Ах, потерпевшей? Ну, это все равно… Кто-о-о?.. Грушина? Людмила?.. Что за бред! – генерал побагровел. – Чтоб через полчаса ко мне с докладом! Выясните все подробности… Всё, жду…
Генерал плюхнулся в кресло и лишь повторял: «Бред! Бред!»
– Я так понимаю, что она уже не придет… никогда, – сказал Круглянский.
Через полчаса вбежал с докладом запыхавшийся подполковник. От него они и узнали подробности.
Грушина Людмила Федоровна, 25 лет, найдена убитой в подъезде собственного дома. Обнаружено две пули – в область сердца и в голову. Соседи никаких выстрелов не слышали. Свидетели были? Только муж. Вернее, жених. Но он весь в кусках. Он с работы возвращался и наткнулся на тело прямо в подъезде. Кроме дамской сумочки у потерпевшей других вещей не было. Осмотр сумочки ничего не дал. Так, косметичка, смартфон, записная книжка, бумажник и, извиняюсь, ваша, Валентин Петрович, визитная карточка. Вроде бы ничего не пропало. Отпечатков пальцев пока не найдено. Что еще? Деньги? Доллары? Нет, долларов не было. Незначительная сумма в рублях. Да, все звонки проверили. Кстати, предпоследний исходящий – на ваш номер.
– Ах, снова извиняетесь? Похоже, я у вас теперь главный подозреваемый, – криво усмехнулся генерал и велел снять подробные показания с единственного свидетеля, с жениха, когда тот оклемается. Если обнаружатся какие-то новые детали, немедленно ему докладывать. Потом вздохнул и отпустил подполковника.
– Вот такие дела, рэбе… Невезуха. А я-то надеялся интервью почитать и от нее самой новые детали услышать. Всё, и эта ниточка обрублена. Странно, конечно, что это случилось перед нашей встречей. Но, думаю, это случайное совпадение.
– Вряд ли, – спокойно возразил Круглянский. – Вряд ли случайное совпадение.
– Но о назначенной встрече никто не мог знать. Тем более, Хаскин. Да и убийство по почерку совпадает со всеми прежними.
– Совпадает, да не совсем. Денег-то при ней не нашли?
– Это бывает. Они иногда потом их подбрасывают.
– Что ж, возможно, но есть еще одно обстоятельство.
– Какое же?
– Ты ведь говорил, что у убитых никогда и ничего не пропадает. Так?
– Так. Но и тут ничего не пропало.
– Ошибаешься, генерал. А где текст ее статьи?
Несколько мгновений Пронин оторопело молчал, а потом вдруг взвыл:
– Ах я идиот!
Он тут же бросился звонить и отдал приказ немедленно обыскать весь дом, чтобы найти статью, написанную вчера или сегодня. И компьютер проверить.
– Может, она забыла интервью дома. Тогда оно должно отыскаться. Но если не найдут, то получается, что кто-то все-таки знал, что она должна мне текст сегодня показать.
– Не обязательно, – снова возразил Круглянский. – Про тебя могли не знать, но побеспокоились, чтобы интервью в журнал не попало.
Пронин велел секретарше найти телефон журнала «Кольца Сатурна» и связаться с главным редактором или кто там отыщется. Через несколько минут она сообщила по селектору, что редактор на проводе. Генерал снял трубку, представился и стал расспрашивать. Увы, никаких интервью Грушина в журнал не присылала, хотя они с нетерпением его ждут.
– А с чего вдруг такой ажиотаж? Нам генералы нечасто звонят, – спросил редактор слегка насмешливо. – Что случилось? С Людмилой все в порядке?
– Боюсь, что нет, – ответил генерал и повесил трубку, после чего обратился к гостю: – То есть, ты хочешь сказать, что это была инсценировка под наши «штатные» убийства, а устранили ее из-за статьи? Из-за той информации, которая в ней могла содержаться?
– Да, очень похоже на то. И если так, то эту информацию мы никогда не узнаем.
– Нет, погоди, Людмила говорила, что кроме Хаскина на интервью присутствовал ее школьный приятель, который в том институте работает. Так что он может рассказать. И, вообще, у нас теперь есть более чем веский повод непосредственно познакомиться и с Хаскиным, и с этим его неизвестным сотрудником.
– Да, повод есть, но если Хаскин и тот второй в этом деле замешаны, то их уже давно и след простыл. Может, они уже летят в другую страну и в иллюминатор на матушку Расею любуются.
– Нет, улететь они еще не могли. А мы их сейчас такой возможности лишим. Второго мы пока что не знаем, но уж Хаскина точно не выпустим.
Генерал отдал приказ перекрыть аэропорты и устраивать тщательную проверку всех улетающих.
Больше он сегодня сделать ничего не мог, но велел на завтра пригласить, да хоть и насильно доставить к нему Хаскина и того, второго, предварительно установив его личность.
***
После неприятного разговора с Люсиным женихом я уселся в кресло, машинально скользя глазами по строчкам открытого файла. И вдруг понял: Если отец Люси оказался среди убитых, то что с остальными тремястами фамилиями? Может, и они тоже мертвы? Мысль показалась совсем дикой, но ведь это, наверное, легко проверить? Надо только поднять материалы криминальной хроники. «Завтра же этим займусь…» – обещал я себе.
Но до этого завтра еще многому суждено было случиться. Я вспомнил о списке из четырех человек, который утром вручил мне Хаскин, чтобы я отыскал для них «напарников» (якобы для спонсоров). Я включил программу. Двух первых отыскал, для третьего «напарника» не нашел. Оставался еще один. Программа заработала и через пару минут выдала мне имя, от которого голова пошла кругом. «Хаскин», так оно звучало, записанное еврейскими буквами. Но имя было не Илья и не Элиягу. Однофамилец? Я стал разбирать имя «напарника». А-м-б-р-у-з (или Амброз?). И вдруг меня как током ударило. Амброз! Имя младшего сына Хаскина. Не может быть! Даже если я прав, и Хаскин повинен во всех этих убийствах, не станет же он родного сына убивать? Нет, теперь у него полное алиби.
Но через минуту я понял, что никакого алиби нет. Он ведь не мог знать, кто окажется «напарником». Просто случайное совпадение. Или не случайное? Может, именно так, с садистской ухмылкой на устах, Всевышний и карает злодеев? Пресловутый Закон Кармы?
Было уже за полночь, но я набрал мобильный Хаскина.
– Костя? – удивленно спросил он. – Что стряслось?
– Да уж стряслось. Вы где?
– В Поибине.
– Я сейчас приеду.
– Что за спешка, Костя? Объясните толк…
Но я уже дал отбой.
«Что ж, сейчас все разъяснится», – повторял я, словно помешанный, вызвал такси и отправился в Поибин.
***
– Костя, что с вами? На вас лица нет! И что вы меня глазами сверлите? Глядите, как солдат на вошь, – попытался пошутить Хаскин, но было видно, что он встревожен.
Я не стал разводить антимонии, а в лоб спросил:
– Так вы, значит, ничего не слышали об убийствах?
– О каких убийствах? – он удивленно на меня уставился (каков подлец и каков актер!) – Ах, вы о том, что давеча Людмила рассказывала? Нет, ничего не слышал до сегодняшнего дня.
– Врете!
– Костя, вы что такое говорите? Вы в своем уме? Да и какое отношение это имеет ко мне и к вам?
– Какое отношение? Да вот какое. Знаете ли вы, что убитый отец той самой Людмилы был среди «напарников», которых я по вашему приказу отыскивал? То есть, я нашел, а его после этого шлепнули.
– Да, странное совпадение. И ужасное. Но погодите, Костя… – начал было Хаскин.
Но я не дал ему опомниться и решил взять, что называется, на пушку:
– Совпадение, говорите? А остальные триста «напарников». У меня все имена записаны. Они все убиты!
Да, конечно, остальных я еще не проверил. Но сейчас я вдруг ясно понял, у меня и сомнений не оставалось, что так оно и есть – все жертвы именно из того списка.
Хаскин только разевал рот, желая что-то сказать, но не мог произнести ни звука. Глаза у него выпучились, а лицо побагровело так, что я ждал, что его вот-вот хватит удар. Только через минуту он промычал:
– Костя, вы шутите! Этого не может быть!
Он забегал по своему роскошному кабинету, безостановочно повторяя: «Чушь! Бред! Не может этого быть!»
Я молчал. Наконец, он рухнул в свое кресло и спросил:
– Костя, неужели вы думаете, что это я?
– Вы! Конечно, вы! Ну, может на пару с вашим загадочным спонсором.
– Ах, да, спонсор… – он стал скрести дрожащей рукой свой лоб и лысину. Я знал, как быстро он соображает. Наверняка, уже придумал обеляющую его версию.
– Костя, можете мне не верить, но я ничего не знал. Ни сном, ни духом. Погодите…– он схватил мобильный и стал судорожно нажимать на кнопки.
– Вы куда звоните?
– Спонсору.
– В половине второго ночи?
– Ах, да… Но ведь не мог же никто не знать? Или хотя бы не догадываться? Вот сейчас, сейчас я позвоню – Хаскин снова стал набирать номер – Нет, не спонсору. Сотруднику, другу-мехматянину. Он полуношник. Работает только по ночам, чтобы ему, видите ли, думать не мешали.
– Сережа, ты здесь? – сказал он в трубку. – Слава богу! Я сейчас к тебе зайду.
– Он здесь. Пошли, – сказал Хаскин, обращаясь ко мне, и помчался по пустому коридору. Я ковылял следом.
***
«Друг Сережа», как я знал, был доктором наук и лауреатом математических премий. Но по виду – чистый ботан.
Хаскин кинулся к нему, почти крича:
– Сережа, ты что-нибудь слышал про эти убийства? И про наше в них участие?
Математик пожимал плечами, делал удивленные глаза, но врать он явно не умел, и по его лицу было видно, что он что-то знает. В конце концов, Хаскин подбежал к нему, стал трясти за плечи: Ну же, говори, говори!..
Ботан молчал, тогда Хаскин завопил:
Поделиться книгой: