Наш агент в Риме пропал

Я не сказал ей, что отправлю его связному AX в Рим для углубленного расследования синьорины Моранди, ее биографии и всех ее прошлых и настоящих связей с "Концом Света" и покойным Клемом Андерсом.

Глава 2

В аэропорту имени Леонардо да Винея Фумичино под Римом царил полный беспорядок. Я указал правильное имя и быстро прошел таможню и проверку безопасности. Я бросился в бой за такси. Шла обычная забастовка в аэропорту, и конкуренция за такси была жесткой. В конце концов я нашел дружелюбного ублюдка, который согласился отвезти меня с моими сумками в город вместе с двумя другими пассажирами всего за долю на человека сверх общей суммы.

Они получили мою бронь в Le Superbe, и Хоук сделал свои обычные умелые приготовления. Ко мне относились так, как будто я действительно контролировал техасские миллионы. Когда я зарегистрировался, я спросил, зарегистрированы ли также Стадс Мэллори или сэр Хью Марсленд.

— Оба, мистер Карр. Портье с радостью подтвердил данные AX о том, что Le Superbe является неофициальной штаб-квартирой создателей Wereldeinde.

— Тогда я просто напишу им сообщение, — сказал я. В моей руке был кусок гостиничной бумаги, прежде чем я вынул ручку из кармана. Я написал обоим одно и то же, тем самым покрыв риск того, что одно из посланий пропадет. Я хотел связаться как можно скорее. «Дорогой сэр Хью, — написал я (и «Дорогой Мэллори» во втором сообщении), — Лью Кевин велел мне увидеться с вами в Риме. Я хочу, чтобы фильм стал шедевром. И думаю, что "Концец Света" все еще может быть шанс сделать это » .

Я поставил большую неразборчивую подпись, и клерк бросился за скрепками для визитных карточек, которые дал мне Хоук, идентифицировав меня как члена представительного хьюстонского джентльменского клуба .

Посыльный отвел меня на шестой этаж, в номер, который выглядел более элегантно, чем тот, что я оставил в Нью-Йорке. Le Superbe начал свою гостиничную жизнь в яркие времена на рубеже веков и, с его многочисленными изменениями стиля и реконструкциями, никогда не следовал современной тенденции увеличения заполняемости путем разделения своих люксов на более мелкие помещения. Я вынул две новые купюры в 1000 лир для посыльного, а затем вручил ему одну из 5000 и велел ему возвращаться на максимальной скорости с самой последней и самой полной картой Рима. Я довольно хорошо знал город, но планировал быстро освоиться, ожидая ответа от моего лучшего набора: двух сообщений.

Он вернулся прежде, чем я закончил распаковываться. В качестве награды я отказался от сдачи, которую он хотел вернуть.

Я потратил пять минут сосредоточенного внимания на карте, которая в разложенном состоянии покрывала половину моей кровати в стиле барокко. Я подтвердил свое знание прошлого, заполнил несколько смутных пятен в памяти и определил местонахождение наших контактных адресов: один в благородном Париоли, другой в шумном Трастевере по ту сторону Тибра.

Для дальнейшей необходимой и привычной рутины я вынул «Люгер» из дипломатического кейса, разобрал его и капнул маслом на ударный механизм. Затем я разделся на пять минут йоги. Затем я лег, чтобы немного отдохнуть, чего Розана так счастливо лишила меня в самолете, желая забыть об этом до конца дня, если потребуется.

Если бы я не получил ответа на свои сообщения, что-то было бы не так, потому что чем больше я думал о Розане — факте, что ее стимулирующая прелюдия была одновременно эффективной и эротической, — тем больше я убеждался, что она как-то связана с "Концом света".

Я погрузился в глубокий сон, и мне приснился приятный сон, который был расслабленным воспроизведением моей встречи с Розаной. Только в моем сне в самолете больше никого не было и дела обрабатывались немного тщательнее. Пока не прозвенел тревожный звонок.

Я проснулась быстро и был недоволен. Телефон зазвонил. Я снял трубку с крючка.

— Мистер Карр? Женский голос с легким иностранным акцентом.

— Вы присоединитесь к разговору?

— Сэр Хью Марсленд для вас. Минутку, пожалуйста.

Я подождал, и слишком теплый, слишком вибрирующий голос занял место девичьего.

— Вы говорите с Хью Марслендом, мистер Карр, — сказал он. (Всегда остерегайтесь, если англичанин забывает свой титул слишком рано.) «Я получил ваше сообщение. Лью очень предусмотрительно посоветовал вам связаться с нами. Как поживает этот старый дурак?

Я ответил информацией, которую Хоук передал мне по телексу. Лью, этот старый сумасшедший, путешествовал на своей яхте « Безумная Джейн» у берегов Даймонд-Рид вместе с Мими, пятой миссис Кевин. Пришлось поздороваться от них обоих.

— Боюсь, с финансовой стороной « Конца Света» все в порядке, дорогой, — сказал сэр Хью, немного вспомнив Лью. — Но нет никаких причин, почему бы нам не встретиться, чтобы немного расслабиться в la bella Roma. Ренцо Конти и кое-кто из нас хотим встретиться, чтобы выпить и провести вечер. Я был бы рад, если бы вы присоединились. Скажем, около половины седьмого в зале «Монца»?

Я сказал, что мне это понравится.

Короткого разговора было почти достаточно, чтобы составить представление о сэре Хью во плоти и крови. Грамотный и хорошо воспитанный англичанин с фальшивой внешностью общества крутых парней, которому приходилось маскировать свой снобизм, чтобы он мог заработать фунт, марку, франк или лиру, которые он не унаследовал, как другие мальчики. И было почти наверняка, что в "Конце Света" найдется место для еще большего количества денег. Это было только сказано, чтобы сделать вклад более привлекательным для тупого, богатого техасца, заставив его казаться ненужным, так что, если они поймают меня, они уговорят меня и притворятся, что тоже хорошо проводят время.

Было всего пять часов пополудни, и мой продолжительный отдых устранил дискомфорт от разницы во времени. Я смог с пользой использовать те два часа, которые у меня остались до того, как игра началась. Я оделся (и мысленно сделал себе заметку купить еще несколько ярких рубашек и аксессуаров, чтобы сделать свой образ еще более убедительным) и спустился на лифте, позолоченной металлической клетке, в вестибюль.

Швейцар вызвал такси, и я поехал на Пьяцца Навона, удивительно красивое и туристическое место. Вместо того, чтобы занять столик на террасе Tre Scalini, я пересек площадь, свернул на несколько поворотов и вернулся на свой маршрут, Corso Vittorio Emanuel. Я приехал как раз вовремя, чтобы сесть на автобус до Трастевере. Был теплый весенний день, и автобус был битком набит, и казалось, что ты застрял на складе, полном запаха несвежего белья, но я знал, что избавился от преследователей.

Контактным адресом была ветхая, скудно обставленная угловая квартира над табачной лавкой, где продавались сигареты, соль и лотерейные билеты. Я поднялся по шаткой лестнице и постучал три раза. Дверь открыл худощавый парень лет двадцати с льняными волосами, похожий на безработного тракториста. Идеальная маскировка среди интернационального, бродячего студенческого населения района. Он сохранял свою вялую позу наркоман, пока не закрыл и не запер за мной дверь.

Затем он вышел из своей позы и стал выглядеть немного более человечным.

— Хайман, ЦРУ , — сказал он. — Мне сказали, что ты приедешь. Вы Джерри Карр, не так ли?

'Именно так.' Я пожал ему руку.

« Мне очень жаль Андерсона, — сказал Хайман. «Мы понятия не имели, что он делает. Я обыскал все его вещи, и у нас до сих пор нет зацепок. У него была некая дикая теория о "Конце Света". Но единственный заговор, который я вижу в этом, — это обычная попытка подоить инвесторов и, может быть, даже публику». Он впустил меня в заднюю комнату, в которой была такая же смертельная атмосфера, как и в первой комнате. Все-таки какая-то организованность в этом должна была быть, потому что он подошел вплотную к старому дивану, отодвинул беспорядок на полу и вытащил из-под него картонную коробку.

«Может быть, вы найдете что-то, что мы упустили из виду», — сказал он без особой убежденности. «Это его вещи, за исключением одежды, в которой он был найден, его единственного хорошего костюма, в котором он был похоронен, и еще кое-какой одежды, которую его служанка продала на блошином рынке».

— Его служанка? Мои уши навострились от возможной подсказки. «Кора. Американская студентка. Предположительно, — сказал Хайман. Последняя из длинной серии. Нет мотива в этом направлении. Мы проверили. Но вы можете получить ее адрес, если хотите. — Возможно, — сказал я. — Но сначала позволь мне разобраться с этим.

Я не отмахиваюсь от ЦРУ. Но были времена, когда AX узнавали о вещах, которые они упускали из виду. И редко бывало наоборот.

— Я буду в другой комнате, если понадоблюсь, — сказал Хайман. «Бьюсь об заклад, я тут единственный, кто должен жечь гашиш в кадильнице, чтобы скрыть тот факт, что я курю Camel».

Я сел на расшатанный диван и стал осматривать содержимое коробки. Мне не на чем было остановиться. Все повторения того, что я уже знал из телекса. Куча неуклюже написанных записок Андерсона самому себе обо всем на свете; от свиданий с Корой и другими девушками до заметок о Конти, Марсленде и Мэллори. Клем Блессид Андерсон был хроническим писакой. Это такая же плохая привычка для сотрудника секретной службы, как и болтать в пьяном виде. С другой стороны, я знавал хороших агентов (никогда не первоклассных, но все же хороших), которые в пьяном виде так много болтали и сообщали столько противоречий, что сводили с ума контрразведчиков, пытавшихся извлечь из их болтовни крупицу правды. То же самое можно сказать о каракулях и заметках Андерсона. За исключением того, что сошел с ума не враг, а я, Ник Картер, ищу возможность, которая могла бы исключить возмездие, и ищу ключ к разгадке того, что могло стать причиной его смерти.

Было только три заметки, которые не были дубликатами того, что я раньше хранил в своей голове. Неясный набросок с именами Конти, Марсленда и Мэллори, образующими треугольник вокруг буквы L. За ним вопросительный знак и неразборчивое примечание, которое могло означать CH, обозначение номерного знака Швейцарии. А за этим следует что-то, что читается как Юнгфрау, альпийский шпиль в Швейцарии, или по-немецки — девственница (крайне маловероятно), или Юнкер — по-немецки дворянин, или Джанки — наркоман. Или, может быть, какое -то кодовое слово. Второй была более четкая нота, состоящая не более чем из «R». «R» и курьер? Но кто это? В мгновение ока мои мысли вернулись к Розане.

В-третьих, в середине пустой карточки буквы «АА». У Клема были проблемы с алкоголем, и он, возможно, собирался связаться с Римским отделением Анонимных Алкоголиков, но это казалось таким же надуманным, как и моя предыдущая «девственница».

Я поблагодарил Хаймана, записал адрес Коры и ушел. Она жила в гостевом доме неподалеку. На всякий случай я прошел несколько переулков к площади Санта-Мария, такой же обычной туристической остановке в Трастевере, и поймал такси.

У меня еще было немного времени, чтобы купить пару ярких рубашек и пару высоких сапог из крокодиловой кожи, чтобы поддержать свой имидж техасца. И у меня еще было немного времени, чтобы побриться в своем номере и переодеться для встречи.

Вдохновленный мистикой гонок серийных автомобилей, зал Le Superbe в Монце был украшен репродукциями старинных автомобилей так же, как некоторые английские пабы украшены репродукциями лошадей и охотничьих собак. Теперь, в половине седьмого вечера, его наполняли съемочные группы Конти, некоторые из следующих, и самые красивые и опрятно одетые женщины, которых я когда-либо видел, собравшимися под одной крышей.

Я вошел в комнату Монца с несколько шизоидной манерой поведения, которая, казалось, лучше всего подходила Джерри Карру. Наполовину неуверенность незнакомца и наполовину высокомерие человека, который знает, что может выписать любой чек на восьмизначную сумму. Я проигнорировал официанта, пытавшегося провести меня к столику, остался на месте, наполовину загораживая вход и вглядываясь в соблазнительную темноту.

Я все еще щурился, когда ко мне подошел высокий, плотный мужчина с красным лицом, лысеющей головой и тугими рыжими усами над верхней губой.

Джерри Карр? Хью Марсленд. Я узнал голос из телефонного звонка. — Я рад, что вы смогли прийти. Мы все в том углу. Он махнул мясистой рукой в неопределенном направлении. «Приходите и поддержите счастливую компанию с его гаремной компанией». Он издал храпящее ржание, и я последовал за ним.

В его группе и группе Конти было сдвинуто вместе несколько крошечных столиков. Меня познакомили с Лоренцо Конти, Ренцо с друзьями, Стадсом Мэллори, стареющей звездой Майклом Спортом, цветущей, потрясающей Камиллой Кавур и другими. Я заказал двойной «Чивас Ригал» со льдом, сел в позолоченное кресло между сэром Хью и Конти и попытался вглядеться в темноту, чтобы разглядеть своих новых товарищей .

Сэра Хью я уже описал. Нужно только добавить, что между его лысеющим черепом и рыжими усами у него было веселое и невинное лицо воспитанника английского интерната, хотя ему было далеко за сорок. Он выглядел как веселый и жизнерадостный ребенок, пока я не увидел его глаза. Крутые, расчетливые шарики из нержавеющей стали. Он был высоким и несколько коренастым из-за того, что давно ушел из спорта.

Ренцо Конти был другой крайностью. Невысокий, около пяти футов, стройный и элегантный, всего 56 лет, по моим данным, с иссиня-черными волосами. Либо это было естественно, либо это была лучшая покраска, которую я когда-либо видел. Он был чисто выбрит, имел аристократический нос и темно-карие глаза на загорелом лице. Его серо-зеленый костюм из мохера был сшит по индивидуальному заказу с итальянским совершенством. На нем была бледно-зеленая шелковая водолазка. На левом запястье у него был золотой «Ролекс». На его правом безымянном пальце было старинное кольцо с печаткой из светлого золота. Он улыбнулся и показал полный набор блестящих белых зубов; лучше, чем у большинства его звезд.

Стадс Мэллори был большим, как Марсленд. Но он явно был намного толще, несмотря на дорогой пошив его пушистого твидового костюма. Все в нем было таким новым, отражающим его новообретенное процветание, что вам не нужна была дополнительная информация, чтобы заметить это. Не знаю почему, но кто-то вроде Ренцо может впервые ходить в костюме, и все равно создается впечатление, что его семья носила его из поколения в поколение. В то время как кто-то вроде Стадса выдавал ядро фальшивости, несмотря на все фунты, которые он вложил в свои дорогие костюмы. У Стада было длинное и уродливое лицо, такое уродство, которое некоторые дамы, на которых легко произвести впечатление, называют привлекательным. Особенно со шрамом на левой щеке. В любой благополучный период своей карьеры он мог бы е удалить. Так что он, должно быть, хотел сохранить его, как память о своем прошлом Его глаза были бледно-голубыми.

Майкл Спортс. Вы, несомненно, знаете его по фотографиям. Он необычайно красивый англичанин, чуть менее потрепанный, чем можно было бы предположить по его внешности на широком экране. Выглядит на сорок, и расскрывает свой настоящий возраст в пятьдесят с лишним лет, только в конце напряженной ночи со стервами и выпивки.

Камилла Кавур снова была чем-то совершенно другим. И кое-чем, на чем стоит сосредоточиться на мгновение. Она выглядела лучше, чем предполагалось в ее кинообразе, и этот кинообраз сделал ее секс-символом всего за два коротких года. Едва ли она могла быть выше ста шестидесяти футов босиком или весить больше ста фунтов, но результат был совершенным. Ее мягкие каштановые волосы были подхвачены желтой бархатной лентой и ниспадали на спину. Ее фантастическое тело было заперто в обтягивающем оранжевом платье, обтягивающем две выступающие груди сливообразной формы. Когда она повернулась, чтобы ее представил сэр Хью, два темно-карих глаза, почти такие же черные, как спелые оливки, имели ослепительный эффект двух 250-ваттных ламп.

Остальное составляли меньшие боссы, сотрудники, актеры и актрисы, о чем сэр Хью уже сказал мне по телефону. У меня возникло стойкое ощущение, что вся вечеринка была устроена для доверчивого Джерри Карра, плейбоя и возможного инвестора.

Официант, одетый так, словно сбежал с поля боя XVII века, принес мне виски, а Ренцо, уже мой большой друг, предложил мне сигарету из плоской платиновой трубки, украшенной гербом. Возможно, герба семьи. Я вежливо отказался от сигареты и вытащил свою собственную марку, сигареты с фильтром, которые я предпочитаю. Они сделаны на заказ и украшены монограммой C, которая может сойти за Carr или Carter. Камилла в восторге заворковала и спросила, можно ли ей тоже. Я просто хотел доставить ей удовольствие. Она доверительно наклонилась и превратила прикуривание в особый, интимный акт.

— Оооо, — разочарованно сказала она после долгой затяжки. — Это обычный табак, мистер Карр.

— Прости, — сказал я. «Я понял, что итальянская полиция довольно сложно относится к марихуане».

— Пух, — сказала она. «Для бомжей и хиппи — да, но не для таких, как мы. Дотторе Симка, который скоро прибудет, имеет высокое политическое положение, и все знают, что его выносливость частично связана с кокаином. То же самое касается Ренцо.

— Нет, — сказал я, соответственно впечатленный. — Зови меня просто Джерри, — добавил я.

«Если ты будешь звать меня Камиллой», — сказала она. Она посмотрела на меня на мгновение. «Думаю, я сяду рядом с тобой , Джерри», — сказала она. «Даже если твоя сигарета — обычный табак». Я не знаю, что она сделала с G, но это звучало как что-то среднее между Ch и Dsj, и от этого у меня по спине побежали странные мурашки.

Теперь у нас была небольшая площадь для нас четверых: Камиллы, сэра Хью, Ренцо и меня. Камилла прижалась ко мне так близко, что между нами не было места даже для папиросной бумаги.

«У Джерри есть планы участвовать в « Конце света», — сказал сэр Хью со сдерживаемым смехом. — Но я сказал ему, что боюсь, у нас полно денег. Верно, Ренцо? — Боюсь, я тоже так думаю, — сказал Конти. «Это бюджет в восемь миллионов, очень большой в наши дни, и у нас уже есть два дополнительных миллиона на возможные задержки и инфляцию. Большая часть нашего бюджета уходит на необычный реквизит и «спецэффекты». Уничтожаем целые машины. Около десяти съемок вот-вот начнутся. Будут потоплены огромные флоты, не говоря уже о карманных деньгах в полмиллиона долларов на гонорары звезд вроде Камиллы и популярного Мистера Спорта. Мы также используем самых больших звезд из каждой страны, включая Россию и, впервые, Китая, для гостевых ролей».

— Какая неудача, Ренцо, — вздохнул я. «Я бы отдал последний доллар , чтобы однажды посмотреть такой фильм». Поскольку этот последний доллар должен был быть погребен под более чем двенадцатью миллионами братьев и сестер, вздох Конти был встречен многозначительным хмурым взглядом.

Я была бы рада, если бы Джерри получил долю в нашем фильме, — любезно сказала Камилла. — Я только что встретила его здесь, Ренцо. Ты знакомишь его со мной, а потом снова прогоняешь. Это делает меня несчастной, и вы знаете, как это может быть плохо для фильма: задержки, повторные съемки, врачи, уколы, если я стану несчастным». Ее последний фильм « Мадонна де Сад » стоил на несколько сотен тысяч балов дороже благодаря ее темпераменту и темпераменту. — Спасибо, Камилла, — сказал я.

— Но Камилла, куколка, — запротестовал сэр Хью. «Вы должны знать, что есть предел участию. Мы можем позволить себе некоторые из ваших капризов с дополнительными двумя миллионами.

"Несколько капризов, Хью?" — спросила Камилла, когда одна из ее рук с кроваво-красными ногтями легла на мое колено и слегка сжала его.

— Пожалуйста, Камилла, дорогая, — сказал Ренцо. — Я не имел в виду, что помочь Джерри будет невозможно, просто сложно. И если ты хочешь сделать из этого проблему, может мы что-нибудь придумаем. Но мы должны дождаться Пьеро, мистера Симку, нашего финансового эксперта. У него есть собственный швейцарский банк, и он является нашим политическим связным. Не расстраивайся пока, дорогая Камилла, и ты тоже, Джерри.

Я спросил, когда этот мистер Симка присоединится к нам. Этот швейцарский банк мог быть как раз той связью, которую я искал в странном наброске Клема Андерсона.

— Кто знает, — сказал Ренцо. — Если Пьеро придет, он придет. И если ему сейчас нравится похулиганить в Сенате, то он будет немного позже.

«Он устанавливает свои собственные законы», — сказал Стадс Мэллори. — Как будто он издает законы для Италии.

«Или нарушает законы», — чирикала Камилла.

— Ну-ну, — сказал сэр Хью, по-отечески нахмурившись. «Мы не должны позволять, чтобы Джерри приходили в голову странные идеи».

Ренцо рассмеялся, словно сэр Хью только что рассказал самую большую шутку в мире. И, возможно, это было так.

Затем последовало несколько часов выпивки и бесцельного пиршества в зале «Монца», прежде чем Ренцо посмотрел на свой «Ролекс» и сказал, что пора переместить весь зверинец в ресторан на ужин; на этот вечер он нанял совершенно особенную закусочную.

«Мы можем поесть там, а затем Стадс покажет Джерри часть нашей заимствованной авиации», — сказал он. «Я заработал свои миллионы, совмещая бизнес и удовольствие». Он также смахнул это хвастовство добавлением: «И вот как их снова потерял.'

Согласно моему телексу, он до последнего дня был в долгах перед банками и менее терпимыми частными кредиторами. Но я должен был сказать, что он продолжал вести себя как человек без единой заботы в этом мире.

Шесть лимузинов ждали на извилистой дорожке отеля. Я удостоился чести быть первым. Ренцо, Камилла и я на заднем сиденье. Мэллори и сэр Хью на откидных сиденьях напротив нас, а Майкл рядом с ливрейным водителем.

От отеля до ресторана у меня ушло добрых двадцать пять минут, которые я провел полностью поглощенный собой. С одной стороны, Ренцо с осторожными, но подробными вопросами о моем финансовом положении на случай, если Верелдейнде пригласит меня в качестве инвестора. С другой стороны, Камилла, которая вовлекла меня в некоторые из своих мероприятий . Едва мы вышли из отеля, как я почувствовал на своем бедре маленькую шелковистую руку, проверяющую мою реакцию на ее прикосновения.

«Есть довольно много проблем с получением приличной суммы из Соединенных Штатов, Джерри, — сказал Ренцо. «Несмотря на все эти разговоры о свободном предпринимательстве».

«У меня всегда есть несколько миллионов в резерве в Нассау», — признался я Ренцо.

«Хорошее расположение финансов в Нассау». Сэр Хью повернулся, чтобы присоединиться к разговору. «Никаких проблем, если вы хотите быстро привести свои дела в порядок».

Камилла хихикнула и сжала мое бедро. «Мне гораздо больше нравится, если ты замедляешь свой бизнес», — прошептала она мне на ухо. Она произнесла слова, за которыми последовало движение языка, усилившее свободные движения ее руки.

«Однажды я получил перевод из Нассау, и это заняло всего два дня», — добавил Стадс Мэллори. «Если бы я попытался получить его через Америку, это заняло бы две-три недели».

— И вам нужно было бы заполнить пятьдесят форм на жалкие 400 000 фунтов стерлингов, — фыркнул сэр Хью.

Я тоже фыркнул, но это было от разочарования и удовольствия, которое пришло вместе с этим. Я не знал, сколько еще смогу продержаться под нежными ласками Камиллы, не взорвавшись. Йога дала мне некоторый контроль, но для достижения максимальных результатов требуется полная концентрация. И с языком Камиллы в моем ухе, ее играми возле моего паха, я должен был держать другое ухо открытым для Конти, Мэллори и сэра Хью, и они отвечали, не связывая себя напрямую.

Я стиснул зубы и со знанием дела рассказал о возможностях ряда многонациональных компаний с офисами в Риме или Милане. Я прошептал безмолвную молитву благодарности, когда лимузин наконец свернул на обсаженную кипарисами аллею к нашему ресторану. Камилла издала почти неслышимый сердитый звук, как маленький избалованный ребенок, потерявший свою игрушку, когда она отдернула руку. Машина остановилась. Когда водитель открыл нам дверь, Ренцо повел нас через огромную деревянную дверь старого оштукатуренного фермерского дома. Весь первый этаж превратили в столовую. В кормовой части под двумя огромными вертелами стояли два полных пылающего огня камина, топившихся дровами. На одном вертеле висел очень большой дикий вепрь, жир которого вытягивал маленькие огненные языки из костра внизу. На другом было три гуся и пять кур.

«Мы получаем тосканскую еду в лучшем виде», — сказал Ренцо. Он указал нам на главный стол и остановился, чтобы дать владельцу несколько кулинарных советов.

Остальная группа ворвалась внутрь. Вскоре начался традиционный итальянский ужин из нескольких блюд. За антипастой последовал густой фермерский овощной суп и/или паста. Затем жареный кабан с печеным картофелем и артишоками. Затем курица или гусь с микс-салатом и кабачками. Затем огромные тарелки со сладкими каштанами и кремовыми пирогами. Потом сырная доска размером почти с один из столов и, наконец, в довершение всего всякая разная мелочь, запиваемая бренди, шампанским и граппой.

Камилла села рядом со мной. Она ела все блюда с таким же аппетитом, как и прожорливые жеребцы напротив нас. Если она всегда ела так, то ее маленькую пятифутовую фигуру нужно было поддерживать постоянными и упорными упражнениями. Наша поездка сюда дала мне некоторое представление о том, что это за упражнение. — Господи, — сказал Мэллори, накладывая на вилки спагетти и запивая их кьянти, — клянусь тебе. Что-то есть в этом итальянском воздухе, от чего у меня сжимается живот. Дома два из этих блюд были бы полноценным обедом, а здесь я продолжаю есть».

Где-то между макаронами и вепрем на входе возникло какое-то волнение и по всей столовой прошел шепот.

— Пьеро идет, — сказал Ренцо. «Маленький мудрец».

В поле зрения появился толстый трактирщик, отступая назад и низко кланяясь. А после него я увидел самого маленького человека, которого когда-либо видел. Пьеро Симка был опрятным, эффектно одетым карликом с хорошо постриженными волосами и аккуратной бородкой в форме сердца. Он носил короткую трость с набалдашником из слоновой кости не длиннее четырех футов. В сапогах на платформе на высоких каблуках он был примерно пяти футов ростом.

Его подвели к нашему столику, где официант уже положил на стул две подушки. Все встали, чтобы поприветствовать его, включая Камиллу и, неуклюже следуя за ними, как того требовала моя роль, ваш покорный слуга.

"Пьеро".

'Профессор".

— Наконец-то, — воскликнул Ренцо. «Профессор Симка. Мистер Карр, о ком я вам говорил.

«Хватит об этом, профессор », — сказал маленький человечек, крепко сжимая мою руку, как когтями. «Мы здесь как друзья. Я Пьеро, Джерри, и я рад познакомиться с вами. Садитесь, чтобы я мог наверстать упущенное в этом распутном обжорстве.

Он безупречно говорил по-английски с легким американским акцентом, в отличие от той британской чопорности, которая обычно наблюдается у грамотных итальянцев.

Его улыбка была открытой и невинной. Но в его маленьком телосложении чувствовался сильный гнев. Это был не тот всегда настороженный взгляд его зеленоватых глаз, а что-то вроде мягкого шороха в его худощавом теле. Единственное, с чем я мог сравнить это, была ночь давным-давно в Палембанге, Суматра. Затем я ворочался семь бессонных часов в своей постели. Пока я не заглянул внутрь и не обнаружил крошечного яркого и блестящего крайта; одна из самых фатальных змей во всей природе.