Распад. Сборник рассказов

Дэн Рил

Распад. Сборник рассказов

Сдвиг

Пробираясь в полутьме через трубы и силовые кабели подвального коридора, я облокачиваюсь о ствол ели, чтобы перевести дыхание. Глухой хруст мокрых веток под ногами заставляет обратить внимание на коврик у входа в квартиру, где мы жили, когда мне было восемь. Вкус крабовой палочки, когда впервые их попробовал на новоселье. Но почему нигде рядом нет мамы? Я разворачиваюсь, чтобы увернуться от машины, которая чуть не сбивает меня на втором курсе института, когда мы с друзьями идем по пешеходному переходу на «зеленый». Такой же цвет у машины с педалями, которую отец дарит на день рождения. Сидя на стуле в гостиной, он стреляет себе в голову, думая, что меня еще нет дома. Оглушительная тишина.

Я опять поднимаю с пола пистолет. Какой же он тяжелый и большой. Но гораздо больше возникшее красное пятно на наших бежевых обоях.

Это все уже было и было давно, в мои семнадцать. Но мне ведь двадцать восемь, отца нет уже одиннадцать лет. Мы на похоронах с мамой, она не плачет.

Что-то не так, я понимаю, что не должен быть тут. Это все уже прошло. Это все прошлое.

Меня как будто ударяет в спину волна, я оказываюсь в десятках мест, которые наслаиваются друг на друга. Все это я, все это мои воспоминания. Меня тошнит, голова кружится, желудок выворачивает в чью-то ванную под оглушающий бит во время одной из вечеринок много лет назад. В глазах слезы, рукав нелепого цвета рубашки весь промок. Какой-то придурок снимает это на телефон. Я отобрал мобильник и запустил его в стену, но сейчас просто смотрю на него, и все встает на паузу.

Это я сделал? Сцена застыла, парень в проходе, вода, льющаяся из крана, падающий флакон с шампунем. Я вижу себя со стороны. Себя из того времени. Как я тут оказался?

Все окружение ванной комнаты задрожало. Но через мгновение встало на свои места. Я не помню. А что последнее я помню до подвала?

Вот он. Холодно и темно. Но все вокруг плывет. Все так медленно, какое-то желе, как если бы я был под водой…

Нет! Я опять тону в реке, когда мне было девять. Нужно отталкиваться ногами от дна и так дойти до берега. Моя комната, моя комната!

Моя комната в застывших вместе с пылью солнечных лучах. Разрисованные обои, залепленные плакатами, старый тюль и потертая мебель. На столе первый собственноручно собранный компьютер с тяжелым пожелтевшим ЭЛТ-монитором… Я могу этим управлять.

Вот с другом иду по рынку и тащу этот монитор, который только что купил. Какое же приятное чувство! Но сейчас важнее то, что я сам сюда переместился.

И вновь в своей комнате, потому что решил в нее вернуться. Мне нужно остаться в ней и все обдумать, остаться в моей комнате.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Открываю. Все еще тут, в комнате. Я понимаю, что со мной что-то произошло. Не помню что именно, но я должен разобраться.

***

Не могу поверить, что прошло уже три года. Я опять просыпаюсь рядом со своей девушкой после очередного возобновления отношений, которое в тот раз проходило на даче ее друзей. И вновь отправляюсь в подвал, к двери.

В течение первого года постепенно память о самых последних воспоминаниях начала возвращаться. Прозрачное желе, через которое я не мог пройти до двери, охватывало еще два года воспоминаний. Со временем стена стала растворяться – я начал вспоминать, благодаря чему и не сошел с ума.

Дверь приоткрыта, я свободно, без усилия захожу внутрь и через несколько хозяйственных помещений оказываюсь в своей лаборатории. В центре заставленной массивным оборудованием комнаты находится больничная кровать, на ней лежу я. Больничный халат, голова побрита налысо, датчики для снятия данных активности мозга.

Я вхожу в состав группы, которая занимается исследованиями в области лечения прогрессирующей амнезии и различных синдромов нарушения памяти. Мы разработали технологию, из-за которой я и нахожусь сейчас в своем прошлом.

Вот ложусь на кушетку, готовлюсь к погружению. Дана помогает мне и калибрует оборудование вместе с Марком. Все это не первый эксперимент, где я выступаю добровольцем: и до этого было множество других этапов, но не было «сдвига». Этому явлению я дал название, будучи уже здесь.

Во всех случаях аналитик – так мы стали называть людей, находящихся внутри воспоминания, – возвращается в реальность, как только заканчивается действие препаратов, которые используются для погружения. Примерно за два часа в реальности я мог пребывать сутки внутри своей памяти.

И тут два варианта. Либо действие препаратов уже давно прошло и я по каким-то причинам не пришел в себя, либо что-то случилось с моим субъективным восприятием времени. Что в целом не имеет значения, так как это никак не поможет мне выбраться отсюда.

Так, время перекусить. Это, кстати, не обязательно, я проверял, пробовал не есть целую неделю.

Крабы, устрицы и различная экзотика из отпусков надоели еще в первые месяцы частых перемещений на пляжные курорты. Сегодня же я в отеле с отличной простой кухней, куда заселился во время поездки на рабочую конференцию. Прекрасная глазунья с идеальным тостом.

В момент планирования впитать разлившийся желток кусочком хлеба я что-то слышу. Шуршание за дверью. Дыхание перехватило. Этого не было раньше. И этого не было тогда.

Все встало на паузу, но звук странного шуршания не пропал.

Я поднимаюсь, оставляя своего прошлого «я» за столом, подхожу к двери. Звук похож на какую-то смесь из скрежета и бульканья.

Я тянусь к ручке, поворачиваю и открываю дверь.

Что… это? Плесень? Стены, ковровое покрытие на полу, деревянная мебель, все в коридоре покрыто каким-то грибком, все в темно-коричневых пятнах. Обои и краска под ними отслаиваются, все шелушится. Темные частицы висят в воздухе. И этот звук… Что это такое?

Я аккуратно выхожу в коридор. Плесень покрывает дверь номера с другой стороны. И тут что-то произошло с моим слухом. Такое ощущение, что меня оглушило, но без помутнения сознания. Я закрываю дверь, оставаясь в коридоре, но щелчок замка звучит где-то совсем далеко.

Во время наблюдения за отваливающимися частицами окружающих предметов приходит запоздалое понимание. Они гниют. Мои воспоминания гниют. Но этот грибок, это какая-то игра моего сознания, визуализация процесса забывания, повреждение мозга или же что-то иное?

Я касаюсь ручки двери, и обжигающая боль пронизывает все тело. Крича, я перемещаюсь в больницу, сюда приезжал, когда сильно обжегся во время ремонта на даче за пару лет до поездки как раз в этот отель. Рука пылает от боли.

Плесень и тут. Ее нити покрывают стены стойки регистрации, больничную мебель и застывших во время своих дел медсестер и пациентов. И тут везде это шелушение. Не просто фрагменты краски или обоев, сама реальность воспоминания расслаивается, застывает в воздухе частицами, открывая под собой абсолютное ничто.

Но ведь это яркое воспоминание, почему это происходит?

Потому что я здесь.

***

Двадцать один год, двадцать два? Кажется, я потерял счет времени, как бы нелепо это тут ни звучало.

Сколько раз я был в этой комнате? Я точно помню, что она моя, но не помню, когда это все было. Почти все вокруг прогнило, они ищут меня.

Память – это пространство, мы создаем его, а потом возвращаемся в эти места, вспоминаем события, но по итогу нам тут больше нет места. Это наши воспоминания, но это их среда, место обитания. И мы тут чужие. Я тут чужой. Им не нравится, что я тут. И мы не должны были вторгаться сюда.

Я научился прятаться, я смогу дождаться… Чего-то важного. Не могу вспомнить чего. Но я должен ждать.

***

Как я тут оказался? Что, что я тут делаю? Почему это происходит?

***

Кто я, кто я, кто я, кто я…

***

Дана перевела взгляд с экрана показателей активности на часы на стене. В ближайшее время Алан очнется. Очередное погружение проходит четко по плану.

После того как придет в себя, в этот раз она обязательно пригласит его пообедать вместе.

Она протянула руку, чтобы поправить ему челку и в этот момент Алан открыл глаза, резко вдохнул и закричал:

– Кто я?! Кто я?! Кто я?!

Его тело свело судорогой, он начал весь трястись, но фиксаторы не дали упасть ему на пол. Крик перешел в протяжный вой, который затих вместе с последним вздохом.

Дана трясущимися руками вызвала по телефону помощь и начала делать сердечно-легочную реанимацию, но вернуть к жизни Алана не удалось.

***

– Все же было в порядке, мы действовали, как и всегда, – по протоколу, с утвержденными дозировками, – Дана покрасневшими от слез глазами смотрела на Марка. – Я пыталась, я правда пыталась спасти его.

В палате было пусто, Алана увезли час назад, а часть оборудования забрали на диагностику и анализ данных.

– Поверь, тут нет ничьей вины, – Марк поправил очки, рассматривая пустую койку. – Все понимали риск, и сам Алан в первую очередь…

Он запнулся, всматриваясь куда-то в угол около одной из серверных стоек у койки.

– А это что такое? Какая-то… плесень? – Марк потянулся к темному пятну.

Трещина

Мне часто снится город, в котором я выросла. Старые вывески и серые панельные дома, трещины на дорогах, залитые летним солнцем, и такое большое количество деревьев вокруг. И теперь, когда я оказываюсь в этих местах по работе или другим причинам, у меня возникает ощущение, что я не вернулась в прошлое, нет, но оказалась во сне.

Лето, когда пропал Тики, теперь тоже кажется сном. Это была одна из самых жарких недель июля, что я помню. Мне было десять, брату неделю назад исполнилось шесть. Все лето мы проводили на окраине нашего небольшого городка в доме бабушки. Крохотный двухэтажный деревянный дом, несколько яблонь, качели на дереве, которые мы сделали из старой покрышки вместе с дедушкой, когда он еще был с нами.

Бабуля, вечно суетливая, но такая добрая и заботливая, присматривала за мной и братом, пока родители были в командировках. Смерть дедушки сильно подкосила ее здоровье – хоть она это нам старалась не показывать – и большую часть времени мы с братом были предоставлены сами себе. А это подразумевало, что я являлась инициатором и руководителем для всех наших летних мероприятий. Среди них, например, была слежка за немногочисленными соседями из старого бинокля на чердаке, создание сачков для бабочек – один из многих полезных навыков, переданных дедушкой, – и также поиск необычных цветных камешков с последующим созданием тайников в лесу, что начинался сразу за ветхой оградой дома.

Тики обожал делать эти тайники! Вот он в синих шортах, своей белой футболке с нарисованным на ней грузовиком, сидит в траве и копает очередную ямку в земле, хмурится от того, что лучи солнца пробиваются сквозь кроны деревьев, мешая важному процессу. И в десятый раз объясняет мне, что кепку носить не будет, так как она «слишком зеленая».

Все в итоге произошло из-за тайников. На третью неделю пребывания на даче, зайдя несколько дальше в лес, чем обычно, Тики выкапывал очередную ямку небольшой садовой лопаткой, заботливо выданной бабушкой. Я охраняла периметр, выискивая в бинокль тех, кто мог подглядеть, где находится тайник.

Тут послышался звук удара лезвия лопатки о камень. Обычный ничем непримечательный булыжник. Я подошла помочь вытащить его.

Подкопав со всех сторон, мы вдвоем подняли увесистый камень. Я отчетливо помню, как в этот момент вокруг запахло озоном, как будто только что прошел проливной дождь с грозами и молниями. И в этот момент камень в наших руках исчез, а ровно посередине того места, где он находился, появилась «трещина». Тонкая, с мизинец толщиной, ровная прямая линия белого света, она вырастала из ямки почти на два метра в высоту и просто обрезалась в воздухе.

Вот так, практически буднично, мы встретились с чем-то совершенно необъяснимым. Мы смотрели на трещину, боясь даже пошевелиться, трещина же на нас никак не реагировала. Медленно, шаг за шагом, я обошла ямку, встав между светящейся полоской и братом, после чего постепенно стала отталкивать его назад, отдаляясь от ямки.

Отойдя так на десяток метров, Тики одернул меня, предложив тем самым остановиться. Я, не сводя глаз с трещины, легла в траву у небольшого холмика, который стал нашим укрытием и начала рассматривать открытие в бинокль. Процессу исследования всячески мешал Тики, выпрашивая возможность тоже посмотреть. Так мы пролежали минут десять, пока Тики не уговорил меня подойти к трещине поближе.

Подойдя на расстояние в пару метров, мы не додумались не до чего лучшего, как кинуть что-то в трещину. Для этого я взяла пару стеклянных камешков, что хранились у Тики для будущего тайника.

Встав за стволом одного из деревьев, я аккуратно подкинула камешек в сторону трещины и благополучно промахнулась. Но вот следующая стекляшка попала прямо в цель и просто мгновенно исчезла, как и булыжник до нее.

После еще нескольких камней и палок в ход пошли различные игрушки, что мы тайком от бабушки вытащили из дома. Старая кукла, которая мне никогда не нравилась, какой-то мячик, несколько плюшевых медведей – все это пропало в трещине. Настало время большого пищащего попрыгунчика. Размахнувшись посильнее, я направила его точно в центр трещины, и он исчез вслед за остальными игрушками. Но тут где-то в паре десятков метров мы услышали писк игрушки. Еще один звук отскока и еще.

Прибежав к месту, откуда, казалось, издавался звук, мы увидели, как на небольшой поляне горкой лежали выброшенные в трещину вещи.

Сейчас я понимаю, насколько невообразимо глупой и безрассудной была следующая идея самой пройти сквозь трещину, но тогда в десять лет это казалось весьма логичным продолжением нашего исследования таинственной аномалии. Но я все же додумалась надеть защиту в виде старого велосипедного шлема и наколенников, что хранились в небольшом сарае за домом.

Как следует разбежавшись, я запрыгнула в трещину и чуть не врезалась в ствол дерева, росшего на поляне, где мы нашли наши игрушки. Рядом с ним как раз лежала пищалка.

Поправив шлем, я оглянулась в поисках Тики. Увидела его и помахала рукой, объясняя, что со мной все в порядке. Он радостно помахал в ответ. Не успела я ничего понять, как Тики развернулся и со всех ног побежал в сторону трещины, а еще через мгновение, смеясь, врезался в меня.

Тут брат посмотрел на меня и спросил, говорила ли я со Стражем? Я непонимающе замотала головой. И он рассказал, как за трещиной встретил того, кто назвался Стражем, гордо уточнил, что совсем не испугался его. Тики не мог описать Стража, но сразу понял, что он «добрый», ведь тот рассказал брату, как можно изменить место, где ты окажешься.

Ничего больше не объясняя, Тики взял меня за руку и потянул обратно к трещине, пройдя через которую, мы очутились на чердаке бабушкиного дома. Мы посмотрели друг на друга и запрыгали от восторга.

После этого были прыжки в огород ворчливого деда по соседству, прямо в воду ближайшего озера, в магазин за мороженным и еще в кучу мест, куда было непросто или долго добираться. Радиус наших перемещений постепенно расширялся, Тики объяснял это тем, что Страж лучше понимает, как мы думаем.

Я даже не помню, сколько раз мы проходили сквозь трещину – так много было прыжков. Но со временем я начала замечать, что Тики стал меняться. Он начал уходить в себя, после каждого прыжка что-то бормотал под нос. Он ничего больше не рассказывал про Стража, но ему хотелось прыгать все больше и больше, он стал одержим идеей прыгнуть как можно дальше от трещины.

В дальнейшем я долго задавалась вопросом, в действительности ли мы случайно нашли ту трещину, может быть, это она нашла нас. Или даже не нас, а конкретно моего брата.

В один из дней экспериментов, когда жара была уже совсем невыносимой, мы возвращались к трещине после очередного прыжка за мороженным. Тики почти всю дорогу молчал.

Заходя в лес и приближаясь к полоске света, он развернулся ко мне и всего лишь сказал: «Прости», после чего забежал в трещину. И она исчезла вместе с моим братом.

Вспоминаю, как у меня перехватило дыхание и как все поплыло вокруг. В мгновение как-то я поняла, что Тики больше нет со мной, искать его бесполезно, он не прыгнул без меня в озеро или к бабушке домой, что его просто не существует тут. Моя реальность разрушилась, развалилась на части и собралась во что-то иное за один вдох.

Обрывками помню, как ревя и глотая воздух, пыталась объяснить бабушке, что Тики исчез. Помню ее испуганное и озадаченное выражение на лице, с которым она задала вопрос: «Милая, кто такой Тики?». Дальше мне рассказывали про потерю сознания, про истерики, бесконечные попытки найти комнату брата, которой просто не существовало в доме родителей, как и одежды, его многочисленных рисунков или игрушек.

После был период полного ухода в себя. Годы психотерапии были больше направлены на переубеждение, что всего, что я помню о брате, не было на самом деле, что это попытка подсознания справиться с какой-то скрытой травмой, может быть, из-за смерти дедушки, которого я обнаружила первой.

Я не сдавалась, стоя на своем, но постепенно с годами события тех дней стали отдаляться, они покрывались слоями новых воспоминаний, затуманивались в сознании. Я не забыла Тики, его лицо, зеленые глаза, улыбку со сломанным зубом, его белую футболку с грузовиком. Он и память о нем являются неотъемлемой частью моей жизни, частью меня, но жизнь продолжила свое движение вперед и я позволила себе двигаться вместе с ней. Возможно, из-за того, что по каким-то непонятным причинам была уверена, что еще увижу брата.

И вот сейчас Тики стоит в моей комнате в теплых утренних лучах июльского солнца. Он практически не изменился за эти пятнадцать лет и как ни в чем не бывало улыбается мне. Трещина, такая же, какой я ее помню, находится в метре за ним и вместе с ее появлением вся моя комната наполнилась знакомым запахом грозы.

Тики не шевелит губами, но я слышу, как он объясняет, что сейчас не совсем здесь, не может быть больше здесь, но хочет, чтобы я отправилась с ним. Говорит, как ему было жаль уходить, но Стражу нужна была помощь сделать возможным перемещение дальше, чем мы прыгали в то лето. Тики рассказывает, как побывал в других местах, таких отдаленных, что даже свет от нашего Солнца не может быстро туда добраться. Что трещина именно для этого и предназначена и теперь, благодаря и моей помощи, ей смогут воспользоваться все и этот подарок создателей Стража все изменит.

И я не столько вижу, сколько чувствую то, что скрывается за полоской света, эту сеть, настолько огромную и древнюю, что понятия о расстоянии и времени просто не укладываются в голове, расплываясь в воображении. Чувствую миллиарды теней тех, кто проходил через трещины, когда нашей Солнечной системы еще даже не существовало. Как огромные – размером с города – корабли и неподдающиеся описанию конструкции появляются и исчезают вместе с тенями в этом бесконечном потоке.

С рассказом младшего брата то, что так довлело глубоко внутри, ощущение некой незавершенности, с которой я жила все эти годы, все это мгновенно исчезло. Я замечаю, как по моим щекам льются слезы, как появляется приятная боль в груди. Медленно поднявшись с кровати, я двигаюсь к Тики, без слов соглашаясь отправиться в путешествие вместе с братом. И лишь где-то на периферии сознания мелькает момент из нахлынувшего меня видения, где среди всей массы теней в сети трещин одна маленькая одинокая фигура кричит от ужаса, мотая головой и сжимая в руке что-то похожее на стеклянный камешек. Но все это было так мимолетно, что уже похоже на воспоминание из сна про какой-то другой сон. И я делаю свой последний шаг на пути к трещине.

Странные события в квартире Эгла Тэка

– Еще пять сантиметров, – Эгл нервно сверялся с записями в папке, держа трубку телефона плечом. – Моя комната за день уменьшилась на пять сантиметров вдоль, на три поперек, а высота потолков сократилась на целых десять сантиметров! И никому до этого нет дела?!

– Мужчина, я еще раз повторяю, это аварийная служба, – голос девушки на другом конце провода выдавал ее полное безразличие к крикам жильца. – Мы отправляем специалистов на вызов при возникновении неисправности в доме. Если у вас нет проблем с электричеством, отоплением, канализацией, вы не чувствуете запах газа, то, пожалуйста, не занимайте линию.

– Вы… Вы издеваетесь?! – Эгл выронил ряд листов с заметками на пол, но не стал их поднимать, посмотрев на свою комнату. – За неделю моя гостиная стала почти в два раза меньше, я могу дотянуться рукой до потолка! И вы не готовы прислать специалистов, чтобы они провели замеры, проверили… проверили несущие стены? Почему вам все равно?!

Но в ответ в трубке слышны были только короткие гудки. Эгл в недоумении уставился на телефон, после чего собрался резко бросить трубку на стол, но в последний момент все же передумал.

Он набрал другой номер. Через несколько гудков трубку подняли.

– Клар, прошу тебя, не отключайся! Это очень важно! – Эгл зажмурился, надеясь, что бывшая супруга все же ответит ему. – Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста.

Пара секунд молчания растянулись для Эгла в вечность, но по их прошествии он с облегчением выдохнул, услышав пусть и уставший, но такой знакомый голос Клар.

– Послушай, я сейчас говорю как человек, которому твоя судьба все еще не безразлична. Тебе нужна помощь. Не моя, не коммунальных служб, которым ты названиваешь каждый день. Нужна специальная помощь, – Клар на мгновение запнулась. – Просто подойди к зеркалу, посмотри сейчас на себя, тебе тридцать пять, а выглядишь как пятидесятилетний, когда мы последний раз виделись по видеосвязи, я тебя не узнала! Я поняла, что ты почти ничего не ешь, стал таким болезненно худым и бледным…

– Я понимаю, правда понимаю и вижу, как это все выглядит со стороны! – Эгл затараторил в страхе, что не успеет объясниться. – Но помнишь ту стиральную машинку, при покупке которой мы еще так разругались в магазине? И потом вдвоем еле подняли к себе в квартиру. Помнишь?