Бетонные клетки. Пандемия 2020

Таня Соул

Бетонные клетки. Пандемия 2020

Все персонажи, события, организации и техника, упомянутые в данном рассказе, являются выдуманными автором.

I

Дождавшись своей очереди на вход в метро, я подошла к турникету и поднесла руку с чипом к ридеру, оставляя между его поверхностью и моей перчаткой не меньше десяти сантиметров. Вертикальные полосы на стеклянных створках ожили и загорелись оранжевым – тепловизор не обнаружил у меня повышенной температуры тела. Я сделала шаг вперёд, чтобы установленная на турникете камера могла считать мои биоданные и подтвердить наличие респиратора, – сигнальные полосы загорелись зелёным, и створки разъехались в стороны, пропуская меня в полупустую подземку.

В холле меня встретил привычный шум УФИ-кондиционеров (уже больше полугода при помощи ультрафиолетового излучения они очищают воздух в метро и других общественных местах). В последнее время за этим следят особенно строго, и отсутствие такого кондиционера гарантированно лишает заведение лицензии.

По чисто вымытым, ещё пахнущим хлоркой ступенькам я спустилась на платформу, вдоль которой несколько человек уже заняли отмеченные дистанционными линиями места: с момента смягчения локдауна гражданам запрещено приближаться друг к другу ближе, чем на полтора метра. Исключения рассматриваются индивидуально через подачу заявки на госпортале.

Я остановилась там, куда обычно подъезжает четвёртый (и последний) вагон. Теперь поезда в метро имеют по четыре вагона максимум, а вдоль пустующей части платформы устанавливаются переносные ограждения.

Когда рекреационное время ограничили, сервисы и магазины локализовали по районам, а большую часть жителей столицы перевели на удалённую работу, пассажиропоток сильно упал и необходимость в общественном транспорте значительно снизилась.

Старенький поезд, такой, каким его знало уже не одно поколение жителей, гремел в глубине тоннеля, приближаясь к нашей станции. Он с шумом затормозил и распахнул перед нами двери, над которыми новенькие мониторы показывали количество свободных мест в вагоне. Мой оказался практически пустым.

Я зашла внутрь и заняла место. Когда вагонные тепловизоры и камеры ещё раз проверили нашу температуру и наличие средств защиты, установленные вдоль вагона световые датчики загорелись зелёным. Поезд тронулся и загромыхал дальше.

Мужчина, сидевший наискосок от меня, раздражённо потянулся к запотевшему стеклу своего резинового респиратора и слегка приподнял его, чтобы просушить изнутри. Не успел он оттянуть край респиратора от кожи, смарт-браслет на его руке предупредительно запищал. В метро, на улицах и в подъездах – везде установлены умные камеры, подключённые к госсети, и, чтобы обнаружить нарушителя, уходит всего пара секунд. Бедолаге явно уже прислали штраф.

Очередная остановка, и распахнутые двери вагона проглотили ещё одну порцию пассажиров. Моя следующая.

На экране, висевшем у двери напротив, крутили ролики с правилами пользования общественным пространством и там же перечисляли штрафы за их нарушение. Однако наш строгий учитель, две тысячи двадцатый год, наглядно показал, что лучше любых взысканий людей дисциплинирует страх.

Как только ввели чрезвычайное положение, из особого резерва государство выделило всем гражданам набор со средствами первой необходимости: резиновый респиратор со стеклом, перчатки, антисептики, электронные градусники и смарт-браслеты с трэкером. Многие послушно следовали инструкциям государства и выходили на улицу только в респираторах, ограничивая контакты с посторонними, но нашлись и те, кто не верил, что нечто невидимое глазу могло представлять реальную опасность для жизни. Поэтому в первой волне вирус скосил именно их, преподав нам самый ценный урок: единственная надежда на спасение – не дышать одним воздухом друг с другом.

– Станция Водный стадион, – женский голос прохрипел из динамиков, и я вышла из вагона, в котором мужчина с запотевшим стеклом всё ещё сокрушался о сумме выставленного ему штрафа.

Миновав турникет, повторно измеривший температуру моего тела, я подошла к автоматам со средствами защиты, стащила с рук резиновые перчатки и бросила их в стоявший рядом утилизационный бокс. Такие теперь расставлены по всему городу: маски и перчатки выбрасывать можно только в них.

По инерции я потянулась к санитайзеру, но, вспомнив о нещадно иссушенной коже рук, тут же передумала. Обработка антисептиком могла и подождать до моего прихода в Пункт сбора биоданных, куда меня приняли на работу после введения ЧС.

Когда закрылись оффлайн-магазины и начались проблемы с поставками товаров из-за границы, компании, несмотря на угрозы госорганов, стали массово сокращать сотрудников, и я попала в первую же волну. Если не у кого закупать и некому продавать, нет нужды и в менеджере по закупкам.

У меня вызывают искренний смех все, кто жалуется на неудобство удалённой работы, потому что какая-никакая она у них есть. Печальнее, когда ты не имеешь ни малейшего понятия, чем занимать своё свободное время, и тебя на два месяца закрывают в стенах однокомнатной квартиры наедине с самим собой. За эти дни я на собственной шкуре ощутила, что чувствуют несчастные животные, запертые в клетках. После такого зоопарк или цирк кажутся мне не развлечением, а болезненным напоминанием о собственном бетонном заключении.

Когда начался набор персонала для Госпрограммы по сбору биоданных населения, мне было уже всё равно, что там за дверью: пусть это будет хоть смертельный вирус, хоть армагеддон. Ближайший к моему дому Пункт оказался на Водном стадионе. Я прошла интервью и несколько психологических тестов, подписала бумаги, подтверждающие, что работодатель не несёт ответственности в случае моего заражения COVID-19, и в тот же день была принята в ряды госслужащих.

От воспоминаний о той отчаянной попытке вырваться из давящих стен квартиры меня отвлёк звук пролетевшего мимо дрона, несущего коробку с надписью «Доставка еды – Госпрограмма». Тех, кто ещё не успел по Программе распределения получить новую работу, государство поддерживает продуктами и дотациями, поэтому государственные дроны-доставщики частенько снуют по улицам.

Пройдя уже половину пути до работы, я встретила на дороге всего пару легковых машин. Снижение траффика принесло в город тишину, порой пугающую и пронзительную, в которой звуки поворачивающихся вслед за прохожими одноглазых камер, установленных на подъездах и столбах, заставляют волосы вставать дыбом. Но на этих чернооких циклопов, заполонивших столицу, я уже давно перестала обращать внимание. Вероятно, потому, что теперь их стало больше, чем людей, а госканал с гордостью трубит о завершении Программы камерицазии в столице.

Вымытый почти до скрипа и во избежание гололёда тут же посыпанный солью тротуар повернул направо и устремился дальше, мимо синей вывески продуктового магазина «Вектолит». Во время жёсткого локдауна эта сеть почти не пострадала, зато ей, как и большинству магазинов, пришлось полностью перестроить свою работу. Теперь покупатели должны оформлять заказы заранее и забирать их из кассовых окошек или дронобоксов у дома.

Уже подходя к работе, я остановилась у кассового окна моего любимого кафе, которое, к счастью, уцелело.

– Поднесите руку к ЭТИ, – голос кассирши, и без того приглушённый респиратором, казался охрипшим.

Я засунула руку в большую выемку с установленным в ней электротеплоизмерителем, сокращённо ЭТИ, и сигнальная лампочка загорелась зелёным – спустя десять минут дороги моя температура была по-прежнему в норме.

– Капучино, средний, и круассан с миндальным кремом, пожалуйста.

На экране, встроенном в кассовое окно, высветилась сумма, и я поднесла руку с чипом к ридеру, чтобы расплатиться.

Наличные деньги ограничили почти сразу же после появления вируса, а когда в стране завершится Программа чипизации, их и вовсе планируют запретить. Счета, документы и даже аккаунты в соцсетях теперь привязаны к идентификационному номеру гражданина, или ИНГ, и зашиты в чип.

В Москве чипизацию встретили относительно спокойно, но в регионах, я слышала, народ боялся потерять свободу и бунтовал, пусть и не долго. Тех, кто выходил на улицы с протестами, наказывало не государство, а вирус – половину из них скосила вторая волна. По мне, так лучше уж оказаться с чипом в руке, чем на кладбище.

Забрав свой заказ из окошка кафе, я прошла мимо витрины с огромной надписью «АРЕНДА» и поднялась на крыльцо Пункта сбора биоданных.

Пластиковая дверь недавно отреставрированного и выкрашенного в светло-бежевый цвет трёхэтажного здания распахнулась и впустила меня в предбанник с санитайзерами.

Тонкая струя антисептика коснулась кожи рук и, тут же испаряясь, принесла прохладу. Я бережно распределила жидкость между пальцами и по ладоням и, дождавшись высыхания, перешла в следующий отсек.

Сквозь прикрытые веки в глаза ударил яркий свет УФ-ламп, и под раздражающее тиканье таймера я начала поворачиваться, позволяя лучам обеззараживать кожу и одежду. Короткий звонок – лампы погасли – верхнюю одежду можно снять.

Оставив куртку в раздевалке и пройдя ещё один этап УФ-обработки, в последней подготовительной комнате я надела защитный костюм из плотной тёмно-бардовой материи и повесила бейджик на грудь. На нём: мой ИНГ, имя и должность.

Наконец я шагнула в холл – неспокойное море таких же тёмно-бардовых костюмов, меж которыми иногда мелькали коллеги в тёмно-синем.

II

Тёмно-синие костюмы носят практиканты-чипизаторы – в нашем Пункте для них выделили часть третьего этажа. После практики им предстоят долгосрочные командировки в регионы, поэтому в Отдел чипизации отбор особенно тщательный: ничто не должно удерживать сотрудников в столице.

На первом этаже в Пункте сбора располагаются выездные бригады, и моя – среди них. На втором – техники, контролёры базы данных и составители графика выездов. А на третьем этаже – Отдел чипизации, начальство и несколько переговорок.

Карьеру в Пункте сбора я начинала с составителя графика – безопасная, но крайне нудная и малооплачиваемая работа. Другое дело выездные сотрудники – им и платят больше, и скучать не приходится. Когда одна из сотрудниц заразилась и Пункт разместил вакансию на должность Специалиста сбора биоданных, сама не знаю, как и зачем я записалась на собеседование. Наверно, когда для одних смертельно опасен вирус, для других – скука.

Так началась моя карьера сборщика. Выезд за выездом, неделя за неделей я вкладывала в работу всю энергию и время, пока не дослужилась до должности Старшего специалиста.

Пройдя по длинному коридору, я вошла в комнату 1.3, где меня уже дожидались коллеги из третьей бригады. На сбор биоданных мы ездили по трое плюс водитель.

– Ты когда в последний раз сдавала тест? – Лиза атаковала меня с порога, сразу же протягивая узкую упаковку с экспресс-тестом.

– Вчера. Мне рано ещё, – вернув упаковку в ящик, я принялась собирать свою часть оборудования: планшет с чип-ридером и плоский переносной сканер отпечатков ладоней и сетчатки глаза.

Лиза держала треногу со сканером тела в одной руке и переносной, похожий на пистолет электротеплоизмеритель в другой. Артём нёс большую коробку с памятками, браслетами и смартфонами, а ротационный круг, лежавший сверху неё, время от времени опасно съезжал ближе к краю.

Узкий длинный коридор вывел нас к бардовому фургону с белой надписью «Служба сбора биоданных». Его автоматическая дверь распахнулась, и мы, погрузив оборудование, заняли места в салоне. Когда фургон тронулся, я открыла папку с графиком и пробежалась глазами по списку адресов. Их оказалось значительно меньше, чем вчера, а значит Люба, одна из составителей, всё-таки прислушалась к моей просьбе. Я отпросилась, чтобы сегодня уйти с работы пораньше.

Поскольку проблема пробок в столице теперь решилась сама собой, до первого адреса мы доехали минут за семь от силы. Повернув во дворы возле пустой, переведённой на дистанционную программу школы, мы остановились у пятиэтажной кирпичной хрущёвки. Во дворе не было ни души, но из окон выглянуло несколько человек – старики и протестующие, которым государство запретило выходить из дома до установки чипов.

В последнее время бетонное заключение подкосило немало сторонников протестного движения – в ноябре графики выездов у нас были почти такие же плотные, как и в весенние месяцы, на которые пришёлся пик сбора.

Этот всплеск выездов вполне объясним. Лидеры протестов призывали людей не участвовать в чипизации и дождаться появления вакцины. Но вирус мутирует, снова и снова, и разработки вирусологов за ним никак не поспевают. В конце лета государство официально объявило, что вакцины не будет, и единственный путь для человечества – это принять новую реальность и адаптироваться.

Если раньше происходящее казалось нам сюром, сюжетом бездарно снятого постап фильма, то теперь мы понимаем, что это наша новая жизнь, и режиссируем её, как можем. Переучиваемся на другие профессии, вживляем себе чипы и вместо встреч с друзьями остаёмся дома. Машина перемен запущена, и остановить её человечество уже не сможет.

Поднеся руку с чипом к домофону (у старших сотрудников Службы сбора есть доступ во все подъезды), я открыла подъездную дверь для Лизы и Артёма, пропуская их вперёд. Остановившись на третьем этаже перед железной дверью квартиры номер двенадцать, я нажала на старый дверной звонок, который неожиданно ударил меня током, пробивая даже через резиновую перчатку. Я испуганно отдёрнула занемевший указательный палец.

– Иду-иду, – за дверью послышался старческий женский голос, а за ним – шарканье шагов.

Звякнул замок, соскользнула и зазвенела цепочка, и из-за приоткрывшейся двери выглянуло морщинистое лицо. Его обладательнице было лет семьдесят, не меньше. Надев висевшие на цепочке толстые очки в роговой оправе, она принялась рассматривать наши бейджи.

– Проходите.

Дверь распахнулась, приглашая нас в узкий коридор с пожелтевшими от времени и кое-где отклеившимися обоями.

– Сначала нам нужно измерить вашу температуру, – Лиза, достав из сумки переносной ЭТИ, направила красный луч на морщинистый лоб хозяйки.

– Я слышала они врут. Китайщина… – Анна Ивановна, так значилось её имя в графике, махнула рукой, на нас и на наши приборы.

– Это российская разработка, последняя модификация. Точность до трёх десятых градуса, – ответила Лиза, нажимая на кнопку передачи данных. В открытой на моём планшете карточке сбора напротив надписи «Температура» появились цифры тридцать шесть и пять.

Занеся оборудование и базовый набор идентифицированного гражданина в тесную прихожую, мы надели бахилы и прошли в зал – грустное место с советской мебелью, потёртым ковром на полу и ещё одним поновее над диваном. В прихожей щёлкнул выключатель, и над моей головой загорелись две из шести лампочек хрустальной люстры, покрытой толстым слоем пыли.

– Можно подвинуть журнальный столик? – Артём обратился к хозяйке, когда закончил установку треноги со сканером в торце зала.

– Конечно-конечно, – Анна Ивановна, пройдя за нами в зал, растерянно наблюдала за приготовлениями.

– Давайте начнём со сканирования глаз, – я усадила старушку на диван и присела на корточки напротив неё, поднося сканер к её лицу. – Снимите, очки, пожалуйста, – Когда роговые очки повисли на шее хозяйки, я нажала на кнопку запуска, и горизонтальный луч сканера от бровей старушки скользнул вниз по её глазам. – Постарайтесь не моргать и потерпите ещё разок, – луч снова прошёлся вниз, и первый индикатор загорелся зелёным. – Теперь ладони, сначала правую.

Когда я закончила, Артём уже успел установить ротационный круг, как и положено, на расстоянии двух метров от сканера тела и ушёл на кухню.

– Для сканирования тела нужно раздеться и встать на ротационный круг – вот сюда. Когда будете готовы, приподнимите руки в стороны и крикните мне, а я запущу сканирование. Хорошо?

Анна Ивановна смущённо кивнула, не задавая встречных вопросов, – видимо, уже слышала о процедуре сканирования от прошедших чипизацию знакомых. Пока старушка готовилась, я переслала сканы сетчатки и ладоней на планшет и загрузила в госбазу.

– По телефону вы сказали, что смартфона у вас нет, а смарт-браслет? – крикнула я из кухни, чтобы не смущать хозяйку своим неожиданным возвращением в зал.

– Нет, дочка, никакого браслета у меня нет.

Браслет у неё был точно. Но раз она не помнила даже о его существовании, то тратить время на его поиски не было никакого смысла. У нас и так впереди целый список адресов.

– Я выдам вам новый. А если найдёте ещё один такой же, верните в Службу сбора биоданных.

Услышав знакомый звук опускающегося от тяжести ротационного круга, я приготовилась начать сканирование.

– Всё, – прохрипела старушка, – можете начинать.

– Не забудьте руки немного развести в стороны, – я нажала на планшете кнопку удалённого запуска, и из зала послышался тихий звук поворота круга, на котором стояла хозяйка. Когда формирование 3D-изображения тела было завершено, сканер и ротационный круг отключились автоматически. – Можете одеваться.

Старушка зашла на кухню спустя добрые десять минут.

– А хотите чаю? – не дожидаясь ответа, она схватила спички, чтобы зажечь конфорку, под стоявшим на ней железным чайником.

– Спасибо, но не нужно. Давайте лучше проведём инструктаж, – я выдвинула из-под стола табуретку, приглашая Анну Ивановну присесть. – Лиза, подай, пожалуйста, памятки и технику.

Вскоре у меня в руках оказалась целая стопка ламинированных листов с инструкциями и увесистая, хоть и небольшая, коробка, из которой первым делом я достала смарт-браслет.

– Левую руку, пожалуйста, – старушка протянула руку, и я, закрепив ремешок на её запястье, прикоснулась к экрану браслета. – Вот здесь, на экране, ваш ИНГ – идентификационный номер гражданина. У браслета много функций, они все прописаны вот в этой инструкции, – я положила первый ламинированный листок на кухонный стол, – но, если что, вы можете попросить подробное обучение у службы поддержки, нажав на жёлтую кнопку сбоку от экрана. А вот эту карточку ни в коем случае не потеряйте, – я вложила в руки растерянной Анны Ивановны карточку, на вид походившую на банковскую, – это физическая копия вашего ИНГ. Просто положите её туда, где храните документы.

Вслед за браслетом из коробки появились планшет и смартфон.

– Китайские? – спросила Анна Ивановна, рассматривая технику с подозрением. – Они нам вирус этот подкинули, а мы у них телефоны покупаем.

– Не китайские – оба российского производства. Не такие шустрые, конечно, но ничего, мы тоже скоро научимся, – когда старушка услышала, что техника сделана в России, кивнула одобрительно. – Все инструкции кладу на стол. Вот здесь, в планшете, тоже есть служба поддержки – звоните им в любое время, они всё объяснят и на экране покажут.

Старушка снова кивнула и придвинула ближе к себе планшет.

– Мы загрузим ваши биоданные в госбазу, а коллеги из Службы чипизации свяжутся с вами и назначат дату вживления чипа. Это не страшно и не больно, у нас они тоже есть, – я показала ей бугорок между указательным и большим пальцем на моей правой руке. – Так что не переживайте. Зато уже скоро сможете гулять. На улице сейчас погода не очень, но всяко лучше, чем дома сидеть, – я встала из-за стола, давая знак Лизе и Артёму, чтобы выносили оборудование. – Хорошего дня.

Когда наш фургон тронулся, я мысленно поздравила коллег из колл-центра с ещё одним постоянным клиентом. Людям в возрасте перемены давались тяжелее всего, но государство всё равно активно вовлекало их во все программы, потому что чипизация – не временная мера, а наши новые реалии.

Объехав все адреса из списка, мы закончили рабочий день раньше срока, и без пятнадцати пять фургон уже подвозил нас к красному коридору Пункта сбора.

После череды обработок и дезинфекций, я положила аппаратуру в комнату 1.3, сдала отчётность и перед выходом с работы оформила доставку продуктов из онлайн-супермаркета.

III

Дождавшись поезда в полупустом холле метро, я доехала до Сокола, где уже три года снимала однокомнатную квартиру. Всего две остановки – и на улице меня встретили тёмные глазницы витрин и вереницы надписей «АРЕНДА». Год выдался непростой – для всех, и для предпринимателей особенно.

На улице уже стемнело, и цепочки фонарей горели разными оттенками оранжевого. Словно нить Ариадны, они по пустынным улочкам вели меня к дому. На одной из остановок прохожий терпеливо ждал свой автобус – довольно редкое зрелище. Наземный общественный транспорт ходил теперь нечасто, да и сам народ предпочитал передвигаться по городу на такси.

Остановившись у подъездного дронобокса, я поднесла руку с чипом к ридеру – дверца одного из ящиков распахнулась почти бесшумно, позволяя забрать небольшую коробку с продуктами.

Когда локдаун только объявили, доставка занимала в разы больше времени, а частый контакт с курьерами увеличивал скорость распространения вируса. Проблему решили дроны и боксы для доставки, установленные почти у каждого подъезда. Верхний ярус бокса оснащён механизмом распределения коробок, принятых у дронов-доставщиков, а в основной корпус встроен чип-ридер и механизм выдачи. Теперь доставка стала удобной, быстрой и, главное, безопасной.

IV

К моему приходу в квартире уже горел свет и закипал чайник, а на кухне гремела посуда.

Верхнюю одежду, обувь и до жути надоевший респиратор я сняла с себя почти моментально и, включив в коридоре УФ-лампу для дезинфекции, направилась к источнику шума – на кухню.

Опустив коробку с продуктами на пол возле холодильника, я присела на табуретку и с любопытством наблюдала за вечерней шоу-программой, развернувшейся у плиты: Рамиль, мой Домохозяин, уже начал готовить омлет.

Домохозяин… звучит красиво! Но если посмотреть на него непредвзято, то Рамиль – ни что иное, чем консервная банка с торчащими из неё тоненькими ручками, которые ловко управляются с посудой и продуктами.

Его левая рука уже налила масло на сковороду и прогревала её над огнём, а правая самозабвенно перемешивала молоко и яйца – картина поистине завораживающая. С детства я мечтала научиться этому мастерству: одной рукой что-нибудь мешать, а другой орудовать сковородкой и не проливать при этом ни капли масла на плиту.

Рамиль – это робот, страшненький, но безумно полезный и потому дорогой сердцу. В народе его прозвали «Домохозяин», хотя его умения готовкой и уборкой вовсе не ограничиваются: он и секретарь, и помощник, и повар, а когда нужно, и друг.

Моя мама верит, что в каждом доме должен быть домовой, а я верю, что в каждом доме должен быть Домохозяин. Хотя бы такой, как этот. Я даже машинным маслом его каждый день готова кормить, лишь бы никуда не уходил. Вот такая у нас с ним любовь, искренняя и вообще не про внешность.

– Когда закончишь с готовкой, убери продукты в холодильник, – велела я роботу, а сама пошла мыть руки.

Добившись нездорового скрипа несколько раз вымытой с мылом кожи, я вытерла руки о полотенце и в довершение щедро полила их антисептиком. В нос ударил резкий запах спирта, с которым я за прошедшие месяцы сроднилась настолько, что теперь мне даже чудились в нём древесные нотки, как в хорошем дорогом коньяке.