Япония эпохи Мэйдзи

В Идзумо изображения лис, как представляется, превосходят числом таковые в других провинциях — здесь они служат символами чего-то еще, помимо культа божества риса. Более того, можно сказать, что древнее представление о божестве рисовых полей в Идзумо — по крайней мере в сознании низших сословий — затмил и почти что изгладил некий весьма необычный культ, чуждый духу чистого синто, а именно — культ Лиса. То есть культ слуги, каковым был для Инари Лис, почти полностью заместил собой культ самого божества. Изначально Лис был Инари тем же, чем была Черепаха для Koмпирá[62], Крыса — для Дайкоку, Тай — для Эбису, Белая Змея — для Бэнтэн, Многоножка — для бога сражений Бисямона. Но с течением столетий Лис узурпировал статус божественности, и каменные изваяния — не единственные внешние свидетельства его культа. На тыльной стороне едва ли не каждого храма Инари вы обнаружите в стене, на высоте одного-двух футов от земли, идеально круглое отверстие порядка восьми дюймов в диаметре. Если вы найдете его открытым и заглянете внутрь, то, быть может, увидите приношения тофу и иной снедью, которую, как полагают, любят лисы. Вы также, скорее всего, обнаружите зерна риса, насыпанные на небольшой деревянный выступ ниже этой норы или рядом с ней. И вполне возможно, вам попадется какой-нибудь крестьянин, который хлопает в ладоши перед этой норой, произносит молитву и проглатывает одно-два рисовых зернышка, свято веря в то, что этим он либо излечится, либо убережется от какого-то недуга. Лис, которому предназначена эта нора, невидим, это лис-призрак. Но если он когда-нибудь пожелает показаться в своем видимом обличье, то его окрас будет снежно-белым.

Считается, что существует несколько видов лис-призраков. Но дальше начинается разноголосица. Одни знатоки вопроса убеждены, что насчитывается три их разновидности: полевой, или дикий, лис кицунэ, человек-лис и Инари-лис (О-Кицунэ-Сан). При этом многие смешивают кицунэ с человеком-лисом, в то же время есть и такие, кто отождествляет с человеком-лисом Инари-лиса. По мнению других, есть только два вида — Инари-лис и кицунэ. Некоторые идут еще дальше и подразделяют лис-призраков на высших и низших. По этой классификации существует четыре высших типа — бякко, кок-ко, дзэнко и рэйко — и все они обладают сверхъестественными силами.

Весьма сложно, если вообще возможно, разобраться в путанице этих верований, глубоко укоренившихся в крестьянской среде. К тому же эти верования различаются в зависимости от местности. Я, прожив четырнадцать месяцев в Идзумо, где эти суеверия особенно сильны и отмечены некоторыми особенными чертами, составил нижеследующее краткое их обобщение.

Все лисы обладают сверхъестественной силой. Есть хорошие и плохие лисы. Инари-лис хороший, и плохие лисы боятся Инари-лиса. Самый плохой лис — это Нинко или Хито-кицунэ (человек-лис): ему присущи особенные демонические качества. Он не больше куницы и иногда полностью повторяет ее облик, если не считать хвоста, который у него обычный лисий. Его редко видят, поскольку он остается невидимым для всех, кроме тех, в чьем доме поселяется. В дома, где о нем хорошо заботятся, он приносит процветание и достаток. Он сделает все, чтобы рисовые поля никогда не нуждались в воде, а котел, в котором варят еду, — в рисе. Но если его обидеть, он принесет в дом несчастье и погубит урожай. Дикий лис Ногицунэ также плохой. Он чародей и предпочитает вводить людей в заблуждение своей магией, а иногда, ко всему прочему, в них вселяется. Он обладает волшебной силой принимать любое обличье и становиться невидимым, но собаки всегда видят его, и поэтому он чрезвычайно боится собак. Более того, когда он пребывает в каком-то ином обличье, то, если его тень упадет на воду, на воде отразится только тень лиса. Крестьяне при первой возможности убивают его, но убийца лиса подвергает себя опасности быть околдованным как его сородичами, так и духом ки самого этого лиса. Защититься от этой угрозы можно достаточно просто: поев лисьего мяса. Ногицунэ также обитает в домах и иногда даже уживается под одной крышей вместе с Нинко. Считается, что, если Ногицунэ доживает до ста лет, то он становится совершенно белым и обретает ранг Инари-лиса.

С этими верованиями связаны курьезные противоречия, и с ними читателю придется как-то смириться, если он их обнаружит на следующих страницах. Вообще дать определение лисьему суеверию весьма трудно, и не только по причине запутанности представлений на этот предмет у самих верующих, но также и по причине разнообразия элементов, из которых оно сформировалось. Его происхождение — китайское; но в Японии оно удивительным образом слилось с поклонением синтоистскому божеству, а затем вновь было изменено и расширено буддистскими понятиями о волшебстве и магии. Что касается простых людей, то можно с уверенностью сказать, что они поклоняются лисам главным образом потому, что они их боятся. Крестьянин, как и прежде, поклоняется тому, что его страшит.

IV

Сохранилось письмо Хидэёси[63] богу лису с жалобой на лиса-демона Нинко. Это письмо и сейчас хранится в Нара, в буддистском храме Тодай-дзи:

Киото, семнадцатый день третьего месяца.

Инари Даймёдзину

Милостивый Государь.

Имею честь сообщить Вам, что один из лисов в Вашем подчинении околдовал одну из моих служанок, чем навлек на нее и прочих множество бед. Я вынужден настаивать, чтобы Вами было проведено тщательное дознание по этому делу и приняты меры к установлению причины столь вопиющего поведения вашего подданного, а мне было также сообщено об исходе такового.

Если выяснится, что этот лис не имеет надлежащей причины в оправдание таких действий, Вам надлежит незамедлительно взять его под стражу и примерным образом наказать. Если же Вы не поспешите принять меры по сему делу, я принужден буду издать указы об истреблении всех лис в этой стране.

Все иные обстоятельства, о которых вы можете пожелать быть поставленным в известность касательно случившегося, вы можете узнать у верховного жреца Ёсида.

Приношу свои извинения за все огрехи этого письма Имею честь оставаться Вашим покорным слугой.

Хидэёси Тайко

У самураев Идзумо Инари был божеством весьма чтимым; до сих пор в саду почти каждого старого самурайского жилища в Мацуэ можно видеть небольшое святилище Инари Даймёдзина с маленькими каменными лисами, сидящими перед ним. В представлении низших сословий у всех самурайских семей был свой лис. Но самурайские лисы не внушали никакого страха. Они считались «хорошими лисами», и не похоже, чтобы в феодальную эпоху суеверие о демонических качествах Нинко или Хито-кицунэ каким-либо невыгодным образом сказывалось на самурайских семьях в Мацуэ. Но со временем, когда нередки стали браки дворян сидзоку с тенин — людьми из торгово-ремесленных классов, среди которых такое предубеждение всегда было сильно, — некоторым семьям все-таки пришлось из-за этого суеверия пострадать.

Самыми крупными кицунэ-моти («лисовладельцами») крестьяне считали Мацудайра — даймё Идзумо. Верили, что один из них отправлял лис как гонцов в Токио (следует отметить, что согласно народным поверьям, лис способен добраться от Иокогамы до Лондона за считаные часы). В Мацуэ рассказывают историю о лисе, попавшем в капкан[64] возле Токио; к его шее было привязано письмо, написанное князем Идзумо утром того же дня. Посвященный Инари великий храм на землях Мацудайра — О-Сирояма-но-Инари-Сама — с его тысячами и тысячами каменных лис, крестьяне считают красноречивым свидетельством почтения, которое демонстрировал этот род, но вовсе не Инари, как можно подумать, а именно лисам.

Ныне невозможно установить родовые различия в этой призрачной зоологии, где каждый вид эволюционирует во все иные. Если спросить крестьян из провинции Идзумо, молятся они Инари как злому или как доброму божеству, то они, несомненно, скажут, что Инари добрый и что лисы тоже добрые. Но при этом расскажут не только о белых, но и о темных лисах, не только о лисах, которых следует почитать, но и о лисах, которых следует убивать, о добром лисе, который кричит кон-кон, и о злом лисе, который кричит кай-кай. И о том, что крестьянин, одержимый лисом, выкрикивает: Я Инари — Ямабуси-но-Инари!..

V

Лис-демонов страшатся в Идзумо, особенно в силу трех дурных обыкновений, им приписываемых. Во-первых, они силой колдовства вводят людей в заблуждение — в отместку за что-либо, либо просто из озорства. Во-вторых, когда они становятся домашними слугами в какой-нибудь семье, из-за этого терпят ущерб соседи. В-третьих, — и это наихудшее — они вселяются в людей и мучительно доводят их до сумасшествия. Эта беда именуется кицунэ-цуки.

Излюбленное обличье, принимаемое лисами-демонами, — это образ красивой женщины; намного реже принимается облик юноши. Несть числа рассказам о коварстве женщин-лис. Поэтому тех женщин, что обольщают мужчин ради того, чтобы завладеть их добром, в народе называют кицунэ, и это считается смертельным оскорблением.

Правда, есть и такое мнение, что лисы никогда не принимают человеческий облик, — они лишь вводят людей в заблуждение посредством своей гипнотической силы и магии.

Не всегда во всем этом присутствует злой умысел. Есть несколько рассказов и одна действительно чудесная пьеса о лисё, принявшей облик красивой женщины, вышедшей замуж за человека и родившей ему детей — всё это в благодарность за какое-то оказанное благодеяние; впрочем, семейное счастье этой пары омрачалось хищными пристрастиями их потомства.

Вообще у кицунэ есть много способов добиться цели. Так, мужчин, которые не склонны поддаваться женским чарам, они могут заставить видеть, слышать или воображать себе всё, что они пожелают. При необходимости они даже могут вызвать прошлое и открыть будущее. Порой их могущество едва ли не безгранично; например, несколько лет назад лис отправил мчаться по Токайдской железной дороге поезда-призраки, приведя этим в великое смятение и до смерти напугав машинистов. Но такое бывает нечасто — как и все демоны, лисы предпочитают уединенные места. Ночью они развлекаются, вызывая необычные призрачные огни[65], которые мелькают наподобие горящих фонарей и грозят человеку гибелью. Чтобы уберечься от этих огней, необходимо сложить руки, оставив между перекрещенными пальцами просвет ромбической формы; подув через это отверстие в направлении колдовского огня и прочитав буддистское заклинание, можно загасить его на любом расстоянии.

Но не только в ночное время демонстрируют лисы свою склонность к дурным проделкам. Средь белого дня лис может искусить вас либо просто напугать, чтобы вы пошли туда, где непременно найдете свою погибель. Так, он может заставить вас вообразить, что началось землетрясение и необходимо бежать из помещения. Зная обо всем этом, крестьянин старого закала, когда происходит что-либо необычное, не спешит верить глазам своим. Самым ценным свидетелем потрясающего извержения вулкана Бандай в 1888 году, разнесшего огромную гору на малые фрагменты и опустошившего территорию площадью двадцать семь квадратных миль, ровняя с землей леса, оборачивая реки вспять и погребая под слоем камней и пепла окрестные деревни с их жителями, — был старый крестьянин, который наблюдал весь этот катаклизм с вершины соседней горы столь же невозмутимо, как если бы он смотрел нечто, происходящее на театральных подмостках. Он увидел черный столб пепла и пара, поднимающийся на высоту двадцати тысяч футов и на самом верху расползающийся во все стороны в форме зонта, заслоняющего солнце. Затем на него излился странный дождь — горячее, чем вода горячих источников. Затем всё почернело, и он почувствовал, что гора под ним ходит ходуном, и услышал раскат грома такой чудовищной силы, что казалось, будто бы весь мир рушится. Но крестьянин сохранял олимпийское спокойствие, ибо твердо знал, что всё им видимое и слышимое — это всего лишь наваждение, насланное колдовством какого-то лиса.

VI

Умопомешательство тех, в кого вселяются лисы-демоны, выглядит следующим образом. Иногда они бегают нагими по улицам и громко кричат. Иногда они падают на землю с пеной у рта и тявкают, как лисы. Часто под кожей у одержимого появляется блуждающее вздутие, которое как бы живет своей собственной жизнью. Никакой самой сильной рукой невозможно ухватить его столь крепко, чтобы удержать на месте — оно все равно проскользнет меж пальцев. Одержимые демонами могут говорить и писать на языках, которых они совершенно не знали прежде. Едят они только то, что согласно поверью любят лисы — тофу, абурагэ[66], адзукимэси[67] и т. п. — и едят они очень много, говоря обычно, что сами они есть не хотят, а вселившиеся в них лисы очень голодны.

Не так уж редко случается, что жертвы одержимости лисами подвергаются жестокому обращению со стороны своих родственников, которые безжалостными методами пытаются изгнать из них лиса-демона. На помощь также нередко призывается хоин илиямабуси[68] —заклинатель. Он вступает в спор с лисом, который говорит устами одержимого. Когда лис под напором доводов о безнравственности его поведения сдается, он обычно соглашается изойти, но ставит условие, что будет снабжен в изобилии тофу и другой пищей и что эта снедь будет тотчас доставлена в тот храм Инари, служителем которого этот лис себя объявляет. Дело в том, что лис-одержитель, кем бы он ни был наслан, как правило, признается, в службе какому-то определенному Инари, хотя при этом порой и называет самого себя божеством.

Говорят, что тот, кто был однажды одержим лисом-демоном, никогда больше не сможет есть тофу, абурагэ, адзукимэси и вообще всю ту еду, которую любят лисы.

VII

Существует убеждение, что увидеть Хито-кицунэ невозможно. Но если он подойдет близко к спокойной воде, то на водной глади отразится его тень. Поэтому считается, что «владеющие лисами» стараются не бывать вблизи рек и водоемов.

Невидимый лис, как и обычный японский слуга, принадлежит семейству. Но если дочь из такого семейства выходит замуж, то лис не только переходит в новую семью вслед за молодой женой, но также и расселяет свой род по тем семьям, которые родством или свойством связаны с семьей мужа. Полагают, что каждый лис имеет семью из семидесяти пяти едоков — ни больше и ни меньше семидесяти пяти — и всех их нужно прокормить. Таким образом, пусть даже лисы, будучи призраками, едят очень мало, владеть лисами — удовольствие весьма недешевое. Кицунэ-моти должны кормить своих лис в установленные часы, причем лисы, все семьдесят пять, всегда едят первыми — раньше своих владельцев. Как только в кама — большом железном варочном котле — сварится рис семьи, кицунэ-моти громко стучит по стенке котла. Услышав стук, лисы поднимаются сквозь пол. И хотя они едят неслышимо для людских ушей и невидимо для людских глаз, рис всё же медленно убывает. По этой причине для бедного человека владеть лисами — немыслимое дело.

Впрочем, расходы на кормление лис — это наименьшее зло для тех, кто их держит. Лисы не имеют строгого морального кодекса, и за ними закрепилась репутация ненадежных слуг. Они могут поспособствовать процветанию и достатку в семье, но стоит обрушиться на нее какому-то великому несчастью, которому эти семьдесят пять невидимых слуг не сумеют помешать, как они тут же сбегут, прихватив с собой все семейные ценности. Также надо знать, что замечательные подарки, которые лисы приносят своим хозяевам, — это вещи, у кого-то украденные. Поэтому держать лис крайне безнравственно. Будучи демоном, лис не даст себе труда соблюсти правила и приличия, принятые среди людей. Предосторожность ему также чужда. Он может ночью украсть у ближайшего соседа кошелек и оставить его на пороге дома своего хозяина, так что если соседу случится проснуться первым и увидеть свой кошелек у чужого дома, то дело скорее всего примет неприятный оборот.

Еще одно дурное обыкновение лис — это разглашение того, что они услышали в доме кицунэ-моти, и самоуправные действия, приводящие к скандалам. Например, лис, прилепившийся к семье Кобаяси-сан, слышит жалобы своего хозяина на соседа Накаяма-сан, которого он втайне недолюбливает. Желая сделать приятное своему владельцу, ревностный слуга тут же мчится в дом Накаяма-сан, вселяется в его тело и нещадно его мучает, приговаривая при этом: «Я слуга Кобаяси-сан, которому ты причинил такое-то и такое-то зло, и, пока он не прикажет мне изойти, я не прекращу тебя мучить».

И последняя — но и наихудшая — из всех опасностей владения лисами, это то, что они могут прогневаться на какого-то члена семьи. Лис, сделавший богатым дом, в котором он поселился на постоянное жительство, кажется его владельцу добрым другом. Но поскольку он не человек и его побуждения и чувства не человеческие, а демонические, весьма легко оказаться у него в немилости. В самый неожиданный момент он может оскорбиться без всякого данного ему повода, и излишне даже говорить, какие могут быть у этого последствия. Ведь лисы обладают тэн-ган — «всевидящим оком», и тэн-ни-цун — «всеслышащим ухом», и та-син-цун — «знанием самых сокровенных мыслей других», и сиюку-мэй-цун — «познанием прошлого», и дзин-къян-цун — «познанием вселенского настоящего», а кроме того умеют превращаться в кого угодно. Так что даже не прибегая к помощи каких-то особых колдовских сил, они сами по себе существа почти что всемогущие в сотворении зла.

VIII

В силу всех этих и, несомненно, еще многих иных причин людей, которые слывут лисовладельцами, стараются избегать. Сознательно взять жену из семьи — лисовладельца — дело для многих немыслимое, и многие красивые и достойные девушки в Идзумо не могут найти себе мужа из-за всеобщей убежденности в том, что их семьи дают пристанище лисам. Как правило, девушки из Идзумо избегают выходить замуж за пределами своей собственной провинции, но у дочерей кицунэ-моти ситуация иная: они либо выходят замуж за молодых людей из семей таких же кицунэ-моти, либо находят себе мужей вне Идзумо. Богатые семьи-лисовладельцы не испытывают особых трудностей в устройстве судеб своих дочерей, но для менее состоятельных кицунэ-моти это серьезная проблема, и не всем ее удается решить; поэтому многие девушки обречены оставаться незамужними.

При этом молодых людей, окончивших государственные школы и не верящих в лис-демонов, хватает. Но в сельских районах довольно трудно бросать вызов народным суевериям. Ведь последствия такого вызова придется испытать на себе не только молодому супругу, но и всей его семье и даже всем семьям, которые так или иначе связаны с нею. Об этом невозможно не задуматься!

IX

Вера в лисов сказывается не только на людях; она отражается и на земельно-имущественных отношениях. Ее влияние на стоимость недвижимости в Идзумо может исчисляться в сотнях тысяч иен.

Землю семьи кицунэ-моти невозможно продать по справедливой цене. Люди боятся покупать ее, поскольку верят, что лисы могут разорить нового владельца. Трудность найти покупателя наиболее велика в случае, если это земля в горной местности, террасированная под рисовые поля. Основной потребностью такого рода земледелия является вода — полив осуществляется посредством сотни хитроумных приспособлений и всегда с необходимостью преодолевать множество препятствий. Бывают сезоны, когда воды крайне мало и дело доходит даже до драк за воду между крестьянами. Поэтому у людей возникает страх, что лиса-призрак бывшего владельца земли может отвести воду от одного поля и направить на другое или разрушить запруды и таким образом погубить урожай.

Нет недостатка в просвещенных людях, использующих в своих интересах это суеверие. Один господин из Мацуэ, хороший агроном и государственный служащий, пятнадцать лет назад, сыграв на страхе местных жителей перед лисами, приобрел на востоке Идзумо большой участок земли, на который не нашлось никаких иных претендентов. Стоимость этой земли с тех пор выросла шестикратно, не говоря уже о богатых урожаях, снимаемых на ней; продав эту землю сейчас, он может выручить за нее целое состояние. Что любопытно, его успех снял заклятие с этой земли, и теперь уже никто не верит, что здесь обитают лисы-призраки. Но тут надо заметить, что в представлении крестьян сила этого человека заключена в его положении «государственного человека». Для крестьянства слово «государство» равносильно оберегу.

При этом самый богатый и самый успешный землевладелец Идзумо, состояние которого оценивается во многие тысячи иен — Вакури-сан из Тиномия в Кандэгори, — в крестьянской среде почти единодушно принимается за кицунэ-моти. В народе о нем рассказывают занятные истории. Некоторые говорят, что, будучи еще очень беден, он однажды нашел в лесу маленького белого лисенка, забрал его к себе домой и заботился о нем, давая ему вдоволь тофу, адзукимэси и абурагэ — три кушанья, столь любимых лисами, и что с того самого дня к нему пришли процветание и достаток. Другие рассказывают, что в его доме имеется особая гостиная для лис и что раз в месяц в ней устраивается грандиозное пиршество для сотен Хито-кицунэ. Но Тиномия-но-Вакури может позволить себе смеяться над этими россказнями. Сам он человек просвещенный и весьма уважаемый в культурных кругах, куда суевериям вход заказан.

X

Когда некий Нинко ночью придет к вашему дому и постучится, этому стуку будет свойственно особое глухое звучание, по которому вы сразу определите, что это лис. Дело в том, что лис стучит в дверь хвостом. Но если вы откроете, то увидите не лиса, а мужчину или, быть может, красивую девицу, и говорить с вами будут какими-то обрывками слов, что, однако, не помешает вам прекрасно понять всё сказанное. Лисы не могут выговаривать слова полностью и поэтому говорят: «Нись… са…» вместо «Нисида-сан», «дэ годз…» вместо «дэ годзаимас», «уть… дэ…» вместо «ути дэс ка?» Пообщавшись таким образом с вами, посетитель (или посетительница) преподнесет вам небольшой подарок и сразу же исчезнет во мраке ночи. Каким бы ни был этот подарок, ночью он будет казаться вам намного значительней, чем при свете дня. Ибо только какая-то часть подарка лиса — настоящая.

Один сидзоку в Мацуэ, возвращаясь ночью домой по улице Хиромати, увидел лису, во всю прыть спасающуюся от преследующих ее собак. Он отогнал собак зонтом, дав тем самым лисе возможность скрыться. Вечером следующего дня он услышал стук в дверь и, открыв ее, увидел стоящую на пороге очень красивую девушку, которая сказала так: «Прошлой ночью я, несомненно, погибла бы, если бы вы не снизошли проявить свою доброту. Даже не знаю, как я могла бы достойно отблагодарить вас, — вот лишь маленький ничтожный подарок». Она положила к его ногам небольшой сверток и удалилась. Сидзоку развернул сверток и обнаружил в нем двух прекрасных уток и две серебряные монеты — те самые продолговатые тяжелые монеты листовидной формы, каждая стоимостью десять или двенадцать долларов, за которыми сейчас так рьяно охотятся все собиратели древностей. Через некоторое время одна из монет у него на глазах превратилась в пучок травы; но со второй ничего подобного не произошло.

Сугитэйан-сан, врач из Мацуэ, однажды вечером был приглашен принять роды в каком-то доме за городом, на холме под названием Сирага-яма. Проводником ему служил слуга, несший фонарь, на котором был изображен аристократический герб. Они зашли в великолепный дом, где его встретили с подчеркнутой самурайской вежливостью. Роженица благополучно разрешилась от бремени чудесным мальчиком. Семья угостила врача прекрасным обедом, развлекая его в самой изысканной манере, и отправила домой, щедро заплатив и нагрузив подарками. Но на следующий день он не смог найти этот дом — и, действительно, на Сирага-яма нет ничего, кроме леса. Вернувшись домой, он еще раз осмотрел золотые монеты, которыми ему заплатили. Все они были в порядке, кроме одной монеты, которая превратилась в жухлую траву.

XI

Бывали случаи, когда суевериями, связанными с богом лисом, злоупотребляли самым неожиданным образом.

Несколько лет тому назад в Мацуэ процветала тофуя, у которой не было отбоя от посетителей. Тофуя, как можно догадаться, — это заведение, где продается тофу.

Известно, что из всего съестного лисы больше всего любят тофу и соба, которая готовится из гречихи. Рассказывают, что один лис, в образе элегантно одетого мужчины, однажды зашел в Ного-но-Курихара-я — собая на берегу озера, где всегда было полно посетителей, и съел изрядное количество соба. Но после того, как этот посетитель ушел, деньги, которыми он расплатился, превратились в древесные стружки.

Но с владельцем этой тофуя приключилась совсем иная история. Один одетый в рубище человек взял за обыкновение приходить в это заведение, покупать на один тё тофу и поглощать его с такой жадностью, словно только что прибыл из голодного края. Так он делал каждый вечер, на протяжении многих недель, и при этом ни разу не обмолвился ни единым словом. Но однажды вечером хозяин заметил кончик пушистого белого хвоста, выбивающийся из-под лохмотьев незнакомца. Это открытие пробудило в нем фантастические догадки, и он начал всячески обхаживать необычного посетителя. Но прошел еще месяц, прежде чем тот заговорил:

— Хотя я вам кажусь человеком, я вовсе не человек. Я принимаю человеческий облик, только когда намереваюсь прийти к вам. А прихожу я с Така-мати, где находится мой храм, часто вами посещаемый. Искренне желая вознаградить вас за добродетельность и великодушие, я пришел сегодня вечером, дабы уберечь вас от великой беды. Ибо благодаря чудесному дару, которым я наделен, мне стало доподлинно известно, что завтра на этой улице случится пожар, и все дома на ней будут полностью уничтожены огнем — все, кроме вашего. Чтобы спасти его, я собираюсь произнести заклинание. Но чтобы я мог его произнести, вы должны открыть мне свою кладовую и не позволить никому следить за мной, поскольку стоит кому-нибудь хоть краем глаза увидеть, что я делаю, и мое заклинание утратит свою чудесную силу.

Лавочник, рассыпаясь в благодарностях, открыл кладовую и с подобающей почтительностью впустил туда мнимого Инари, а кроме того велел, чтобы никто из его домочадцев или слуг не сторожил дом в эту ночь. Это его указание было исполнено неукоснительно; в результате все запасы, хранившиеся в кладовой, и заодно с ними все ценности, бывшие в доме, были украдены. То, что кладовая совершенно пуста, обнаружилось только утром. А никакого пожара так и не произошло.

Доподлинно известна история, приключившаяся с другим состоятельным лавочником из Мацуэ, также ставшим легкой добычей самозваного Инари. Этот Инари сообщил ему: сколько бы денег он ни оставил в некоем мия с наступлением ночи, утром там окажется сумма вдвое больше — в награду за его благочинную и добродетельную жизнь. Лавочник несколько раз относил небольшие суммы денег в мия и в самом деле утром, по прошествии двенадцати часов, находил их там приумножившимися вдвое. Тогда он начал оставлять более крупные суммы, которые таким же образом увеличивались; он даже решился рискнуть суммой, эквивалентной нескольким сотням долларов, и она также удвоилась. Наконец, он забрал из банка все свои деньги, вечером оставил их в мия — и уже более никогда их не видел.

XII

Обширна литература, посвященная лисам-призракам. Самая ранняя ее часть относится к одиннадцатому веку. В старинных героических и современных бульварных романах, в исторических преданиях и в фольклоре лисы исполняют удивительные роли. Среди историй о лисах-призраках есть разные, в том числе очень грустные и даже ужасные. Некоторые из них послужили предметом дискуссий для самых выдающихся японских ученых мужей. Но многие воспринимаются, скорее, как сказки; они известны любому ребенку в Японии. Таков, например, рассказ о Тамамо-но-Маэ, прекрасной фаворитке императора Коноэ[69], которая в конце концов оказалась «лисой-демоном о девяти хвостах и в златых мехах». Весьма интересное отражение легенды о лисах-демонах нашли в драматургии.

Ниже я привожу отрывок из сочинения «Токайдотю хидзакуригэ» («На своих двоих по Токайдо») знаменитого писателя Дзиппэнся Икку[70]:

[Кидахати и Ядзи идут из Эдо в Осаку. Когда они уже приближаются к Акасаке, Кидахати прибавляет шагу и уходит вперед, чтобы договориться о ночлеге в самой лучшей гостинице. Ядзи, неспешно продолжая свой путь, заходит передохнуть и подкрепиться в придорожную чайную, которую содержит одна старуха.]

Старуха. Извольте откушать чаю, господин.

Ядзи. Благодарствую! Отсюда до следующей станции — до Акасаки, сколько примерно будет?

Старуха. Не больше одного ри[71]. Но если у вас нет спутника, то вам лучше заночевать здесь, ведь на этой дороге озорует один плохой лис, который любит околдовывать путников.

Ядзи. Я боюсь таких вещей. Но я должен идти дальше; потому что мой спутник ушел вперед и будет меня дожидаться.

[Расплатившись за угощение, Ядзи продолжает свой путь. Ночь темна, и он изрядно робеет из-за сказанного ему старухой. Пройдя уже довольно большой путь, он вдруг слышит тявканье лиса: кон-кон. От этого он робеет еще больше и кричит во всё горло.]

Ядзи. Подойди поближе, и я убью тебя!

[В это время Кидахати, также изрядно напуганный россказнями старухи, а потому решивший дождаться Ядзи, рассуждает про себя в темноте ночи: «Если я не дождусь его, мы непременно будем обмануты». Внезапно он слышит голос Ядзи и кричит ему в ответ.]

Кидахати. О, Ядзи-сан!

Ядзи. Что ты там делаешь?

Кидахати. Я и собирался пойти вперед; но заробел, поэтому решил остановиться здесь и дождаться тебя.

Ядзи (который вообразил себе, что это лис принял облик Кидахати, чтобы обмануть его). Даже и не пытайся меня одурачить!

Кидахати. Ты говоришь какие-то странные вещи! У меня есть вкусный моти[72], который я купил для тебя.

Ядзи. Конский навоз не едят![73]

Кидахати. Не будь столь подозрительным! Я и в самом деле Кидахати.

Ядзи (яростно набрасывается на него). Да! Ты принял облик Кидахати, чтобы одурачить меня!

Кидахати. Что всё это значит? Что ты собираешься со мной сделать?

Ядзи. Я убью тебя! (Валит его на землю.)

Кидахати. О, ты делаешь мне очень больно — прошу тебя, отпусти меня!

Ядзи. Если тебе и в самом деле больно, тогда покажись мне в своем настоящем обличье! (Они продолжают бороться.)

Кидахати. Что ты делаешь? Зачем там твоя рука?

Ядзи. Я хочу нащупать твой хвост. Если ты сейчас же не покажешь свой хвост, я заставлю тебя это сделать! (Достает полотенце и связывает им руки Кидахати у него за спиной, а затем ведет его перед собой.)

Кидахати. Пожалуйста, развяжи меня, пожалуйста, развяжи меня!

[К этому времени они уже почти подошли к Акасаке, и Ядзи, увидев какую-то собаку, подзывает ее и тащит Кидахати к ней, поскольку считается, что собака способна распознать лиса в любом обличье. Но собака не обращает на Кидахати никакого внимания. Тогда Ядзи его развязывает и извиняется перед ним; затем они оба смеются над своими прежними страхами.]

XIII

У бога-лиса существуют не только страшные, но и некоторые весьма милые ипостаси.

Например, на одной затерянной улочке Мацуэ, где едва ли может оказаться кто-либо посторонний, если только он не заблудился, находится храм, называемый Дзигёба-но-Инари[74], а также Кодомо-но-Инари — «детский Инари». Он очень маленький, что не мешает ему быть знаменитым; недавно ему была дарована пара каменных лис, очень больших, с позолоченными зубами и с каким-то особенно игривым выражением физиономий. Они сидят у ворот: с одной стороны Лис, который насмешливо оскалился широко открытым ртом, с другой — степенная Лиса, чей рот плотно закрыт[75]. Во дворе храма можно увидеть множество старых маленьких лис с отбитыми носами, головами или хвостами, а также двух больших львов карадзиси, перед которыми вывешены соломенные сандалии (варадзи) как обетные приношения кого-то, страдающего больными ногами и молившего избавить его от этого недуга.

Решетчатые двери храма Дзигёба-но-Инари белы от множества прикрепленных к ним листков бумаги; каждый листок — это чья-то молитва. Справа и слева от дверей, а также над ними наклеены странные, на первый взгляд, обетные картинки, на которых в основном изображены дети, купающиеся в ванне, или дети во время бритья головы. С трудом можно найти одну или две, на которых изображены дети, которые играют. Объяснение этих рисунков сводится к следующему.

По традиции, японские дети, подобно взрослым японцам, ежедневно принимают горячую ванну; также традицией является бритье голов совсем маленьких мальчиков и девочек. Но в отличие от взрослых нежная кожа детей трудно переносит как бритву, так и горячую ванну. Горячая японская ванна более чем горяча — как правило, температура воды в ней не менее ста десяти градусов по Фаренгейту[76], и даже взрослому иностранцу требуется время, чтобы постепенно привыкнуть к ней и оценить все ее гигиенические достоинства. Что же касается японской бритвы, то это значительно менее совершенный инструмент, чем бритва западная, применяется она без какой-либо пены и способна причинить боль, когда окажется не в самых умелых руках. Поэтому японские родители часто оказываются в трудной ситуации, если малыш восстает против ванны или поднимает бунт против бритвы.

И тут они призывают на помощь Дзигёба-но-Инари. Ожидается, что если его хорошо попросить, то он пришлет одного из своих слуг, чтобы позабавить ребенка и примирить его с традицией, а кроме того сделать его послушным и радостным одновременно. Когда ребенок не слушается или заболел, также обращаются к этому Инари. Если молитва была услышана, храму делают небольшой подарок, который иногда заключается в обетной картинке с изображением успешного результата такого ходатайства, подобной тем, что наклеены вокруг двери. Судя по числу таких картинок и по преуспеянию храма, «детский Инари» и в самом деле заслуживает своей популярности.

Даже за те несколько минут, что я находился в храмовом дворе, я увидел трех молодых матерей с маленькими детьми за спиной, которые молились и совершали приношения. Я обратил внимание, что один из этих малышей — удивительно милый ребенок — не был обрит. Это был, очевидно, случай беспрецедентного упорства малыша в борьбе с бритвой.

Когда я возвращался Дзигёба-но-Инари, мой японский слуга, сопровождавший меня туда, поведал мне такую историю.