Обычное дело

Вовчику повезло – Ольга была относительно молода, не обременена спиногрызами, не пила, имела постоянную работу и приносила в дом стабильные деньги. Нетребовательная и неприхотливая, как придорожный лопух, свое нежданное сокровище Ольга оберегала всеми силами: варила супчики (у Вовчика был гастрит), крутила котлетки, стирала носки, подарков не просила и головными болями не мучилась. Упиваясь своей новой – почти семейной жизнью, словно молочным коктейлем, Ольга лелеяла своё счастье, все время опасаясь какого-то подвоха. Вдруг избранник уже женат (неудобно как-то спрашивать в лицо, язык не поворачивается), вдруг разлюбит её – простушку деревенскую, соблазнившись кем-нибудь помоложе, да посимпатичнее. А Вовчик, устроившись со всем возможным комфортом, сидел у неё на шее, свесив ножки вниз. Майки-алкоголички сменились наглаженными рубашками, изрядно поредевший от времени чуб был аккуратно подстрижен, во рту сияли новенькие коронки, а впалые прежде, точно у бродячего пса, бока обрастали жирком.

Выходные апокалипсиса Ольга провела, как всегда, на конюшне, с удивлением отмечая, что никто из хозяев лошадей не приехал покататься. Студент, помогавший ей с лошадьми, тоже не пришел. Ольгу это только порадовало, нравилось думать, что лошади всецело принадлежат ей. Жила она в поселке рядом с институтом коневодства, снимая однокомнатную квартирку. Возвращаясь домой поздно вечером в субботу Ольга обнаружила соседку Лизу, незадачливую мать-одиночку, лежащую на пороге своей квартиры. Бросившись поначалу к ней, сразу отпрянула. Лиза была мертва. Ее восьмилетний сын лежал в постели и тоже был мертв. Ольга в панике бросилась домой – Вовчик сидел перед работающим телевизором (кредит за который ей предстояло отдавать еще полтора года, но чего не сделаешь для любимого) в одних трусах, язык вывалился из его раскрытого рта. Вокруг все было заблевано пивом. Дальше события нарастали как снежный ком – беготня по поселку, страх, непонимание. К утру Ольга вернулась в конюшню, окончательно убедившись, что все люди в поселке мертвы. В институте тоже ни одной живой души не оказалось. Но лошади были в порядке.

Конец света Ольга восприняла, как данность. Все ее мысли были о лошадях, в институте их было слишком много, она не в силах будет заботиться обо всех. Нужно найти людей, чтобы помогли. Наверняка еще жив кто-нибудь, кроме нее. Оседлав свою любимицу Снежинку (машину Ольга не водила), она отправилась в районный центр, расположенный в десяти километрах от института. После двухчасового безрезультатного блуждания по городу Ольга осознала масштаб катастрофы, даже мысли о лошадях отошли на второй план. О них ей предстояло позаботиться самой. Уже вторые сутки девушка была на ногах, душевное потрясение и усталость давали о себе знать. Но отдыхать было некогда, предстояло вывести всех лошадей на пастбище, чтобы они не погибли от голода. Сердце у Ольги кровью обливалось, эти породистые красавцы: арабские скакуны и орловские рысаки, не выживут зимой одни, без ухода человека. При себе она оставила только свою любимицу – Снежинку.

Поглаживая лошадь, Ольга постепенно обретала ясность мысли. Нужно поехать в ту сторону, где был фейерверк, нельзя упускать шанс найти людей. Вынужденное одиночество давило, она устала. Но снега очень много, проедет ли? Уснуть этой ночью она так и не смогла. Рано поутру, тепло одевшись и оседлав Снежинку, тронулась в путь.

Смежив заиндевевшие ресницы, Ольга безнадежно вздохнула. Эта деревня была уже третьей из тех, что она обследовала, утопая в снегу. Сюда она пришла по следу колес на дороге, окрыленная надеждой. Хотя к жилым домам следы не вели, она добросовестно обследовала их все, потратив на это остаток дня. Стемнело. Ольга совершенно выбилась из сил, Снежинка тоже. Перспектива ночевки в одном из холодных домов в компании парочки трупов не привлекала, на улице у костра – тем более. Покормив Снежинку припасенным зерном, Ольга поехала назад по следу шин на дороге. По примятой колее ехать было намного легче и до следующей деревни она добралась меньше, чем за час. Колея привела ее к трактору, стоявшему у одного из домов. К этому времени Ольга совсем продрогла, глаза слезились, голова болела.

Тяжело сверзившись с лошади, она начала стучать в ворота, все еще не веря в удачу. В доме зажегся один огонек, второй. Потом послышался шум открываемой двери, звук шагов и, наконец, калитка распахнулась. Несколько человеческих лиц, освещенных фонариком, и женский возглас: «Ой, да Вы замерзли совсем. Скорее в дом. Идемте.»

Слезы лились из глаз Ольги не переставая, а хозяева в это время развили вокруг нее бурную деятельность: сняли обувь и верхнюю одежду, надели теплые носки, раздули огонь в камине и усадили ее в кресло напротив, сверху укутали шубой и сунули в руки кружку с чем-то горячим.

«Пейте,» – твердо приказал женский голос.

Горло обожгло горячее вино, и Ольга закашлялась, но уже вскоре почувствовала блаженное тепло глубоко внутри и отключилась. Проснулась она далеко за полдень и первой мыслью было: «Снежинка.» Кажется, она вскрикнула это вслух потому, что тут же в комнате появились девочка лет шести и пожилая женщина.

«Снежинка. Моя лошадь,» – просипела Ольга и зашлась сухим лающим кашлем, раздирающим грудь.

«Не беспокойтесь, мы о ней позаботились. Она в сарае с коровами, накормлена и напоена,» – успокоила ее женщина, озабоченно кладя руку на лоб.

«Софочка, градусник,» – скомандовала она.

Через час, накормленная горячим супом и таблетками, Ольга снова спала, то укутываясь в одеяло, то сбрасывая его. Ее бросало то в жар, то в холод. Только на третий день температура начала спадать и ежик, застрявший в горле, начал прятать свои колючки. Все это время компанию ей составлял самодовольный рыжий кот, вроде бы спавший в кресле напротив, но внимательно наблюдавший за ней одним глазом.

Все остальные домочадцы были чем-то заняты, в доме царила суета. Но вечером все собирались за одним столом на кухне. Их оказалось на удивление много: милая девчушка Соня с толстой косичкой, ее душевная бабушка Анна Михайловна, серьезный молодой человек Егор, то и дело заинтересованно поглядывающий на симпатичную, но замкнутую и немного угрюмую девушку Дашу, смешливый Антошка, чем-то озабоченная женщина средних лет с приятной улыбкой и немолодой мужик с проницательным взглядом карих глаз, которого внимательно слушали все. Обсуждали переезд. Оказывается, были и другие люди, и совсем недалеко. Пока Ольга болела, они два дня перевозили домашнюю птицу на новое место жительства и со смехом хором проклинали свободолюбивого петуха, который умудрился удрать дважды: здесь и по приезду. Свесив набок гребень и шустро передвигая лапами, он умудрялся так ловко уворачиваться от людей на узких, протоптанных в снегу дорожках, что заставил всех изрядно попотеть.

На четвертый день Ольга чувствовала себя вполне сносно, чтобы присоединиться к вечерним посиделкам на кухне и была принята с шумным одобрением. Она рассказала свою немудреную историю и тут же была засыпана просьбами от детей покататься на лошадке. Навестив перед ужином Снежинку и сидя теперь в компании живых дружелюбных людей в тепле и уюте, Ольга была счастлива так, что невольно расплакалась. Все бросились ее успокаивать. От всеобщего внимания она засмущалась и совсем разревелась. Жизнь входила в привычную колею. Ольга с удовольствием покатала детей на застоявшейся Снежинке, наслаждаясь их радостным смехом. Первый раз выйдя из дома после болезни, она долго с недоумением рассматривала вереницу тележек из супермаркета, пристроенную на зимовку вдоль забора и остов сгоревшего вертолета, торчащий из дома неподалеку.

Трактор делал по два рейса в день, перевозя запасы дров, зерна, кукурузы и овощей. Рулоны сена закатывали по деревянному настилу общими усилиями. На очереди был домашний скарб и коробки с книгами. Самые большие сложности возникли с коровой. Предполагалось завести ее все по тому же настилу. Но фокус не удался. Корова оказалась упрямее ста ослов (или трусливее). Ее пробовали тянуть, толкать, заманивать теленком, которого не без труда удалось затолкать в тележку с помощью грубой физической силы. Без толку. Ничего не оставалось, как вести ее пешком, привязав к трактору. Следом отправилась и Ольга верхом на Снежинке. Коровы, как известно, не спринтеры, поэтому путешествие затянулось.

В новый дом Ольга влюбилась с первого взгляда – сказочная деревянная избушка из бруса (только размером побольше) медового цвета с резными наличниками и высоким деревянным крыльцом, покрытая красно-коричневой черепицей. По обе стороны от крыльца росли небольшие, совершенно одинаковые пушистые елочки. Подвальный этаж отделан красивым декоративным камнем. Такой же камень использован для забора. Ажурные кованые ворота были творением большого мастера своего дела.

После того, как упертая уставшая корова была водворена в приготовленный для нее гараж, Ольга познакомилась со всеми домочадцами. Компания оказалась весьма любвеобильная. Пожилой суетливый дядечка, из которого не иссякая лился поток слов, оказался тем самым Арсением Петровичем. Сняв рабочую одежду и пригладив лысину, он превратился в Дон Жуана провинциального разлива: целовал Ольге руки, которые она, немедленно смутившись, попыталась спрятать за спиной, называл валькирией и с многозначительной улыбкой заглядывал в глаза. Прежде такие обольстители не удостаивали Ольгу вниманием, и она совсем растерялась. Положение спасла появившаяся из кухни грудастая красотка, гордо выставлявшая вперед животик – причину своей уникальности и неповторимости. Мгновенно оценив ситуацию и метнув в профессора молнию, она с притворной улыбкой обняла Ольгу и увела на кухню. Светлана Ольге не понравилась с первого взгляда, уж лучше тот престарелый павиан, чем эта насквозь фальшивая, холодная девица. На кухне ее поджидал сюрприз. Конечно, она знала о том, что Крис – чернокожий. Но знать – одно, а видеть – другое. До прихода Ольги он ловко шинковал капусту и, пересыпая ее натертой морковью, складывал в большую эмалированную кастрюлю, где Светлана собиралась ее заквасить. Показав все тридцать два белоснежных зуба в искренней улыбке он, широко раскинув руки, бросился обниматься, лопоча что-то по-французски. Оторопев от такой встречи, Ольга и сама не смогла сдержать улыбки. Сердечие и дружелюбие Криса, его заразительный смех и непритворная радость совершенно покорили Ольгу, она почти перестала стесняться.

Глава 14.

Ирина с детьми и Анна Михайловна с внучкой покидали дом последними. На прощание она обошла место, с которым уже было связано столько воспоминаний. Михаил ее не торопил, чутко уловив настроение: «Взгрустнулось? Не переживай, тебе там понравится. К тому же у меня есть сюрприз.» Уткнувшаяся было ему в плечо Ирина отпрянула, услышав возмущенный вопль сына: «Ну хватит уже целоваться, поехали!» Невольно улыбнувшись этой наглой выходке, они пошли к трактору. Все уже были в сборе, разместившись со всеми удобствами в тележке поверх тюков с одеждой. Закутанный в норковую шубу кот вид имел самодовольный и вальяжный, словно сытый купчина с лоснящейся, зажравшейся и заплывшей жирком мордой. Второй шубой укутали Соню. Ирина устроилась с краю и всю дорогу была задумчива и молчалива.

Деревянный дом совершенно всех очаровал, окружающие его сугробы и заснеженные деревья придавали ему поистине волшебный вид. Такие домики рисуют на новогодних открытках, подразумевая жилище Деда Мороза. Антошка выразил свое восхищение фразой: «Круто, в теремке жить будем».

«Не будем,» – отрицательно покачивая головой сказал Михаил и пояснил в ответ на удивленные взгляды: «Это и есть сюрприз. Дом, конечно, большой, но всем нам здесь будет уже тесно. Поэтому я подготовил для Вас с мамой другой дом через два участка отсюда вниз по улице.» Дом оказался самым обычным, небольшим, с двумя спальнями наверху, гостиной и кухней внизу, со всей необходимой мебелью и бытовой техникой. Ирина испытывала почти физическое удовольствие, поглаживая стиральную машину. Электричество, горячая вода! Какое счастье!

Знакомство с Арсением Петровичем и Светой вышло задушевным. Вся компания с трудом поместилась на кухне большого до, где, сдвинув столы, они по русской традиции, отметили знакомство застольем. Оглядывая лица собравшихся, Ирина думала, как причудливо переплелись их судьбы. Всего одиннадцать человек. Одиннадцать совсем разных человек – все, что осталось от полумиллионного города. Им нужно сберечь друг друга. Может быть весной еще кто-нибудь найдется. Это уже не казалось невозможным.

Арсений Петрович расцвел в обществе стольких дам и, не переставая, сыпал комплиментами, анекдотами и забавными историями из жизни. Душа компании. Светлана периодически по-хозяйски одергивала его, но тот, откупившись дежурным поцелуем ручки или щечки, продолжал фонтанировать словами. Забавная парочка. Разница в возрасте у них огромная. Что держит их вместе?

Крис, сияя улыбкой, разговаривал по-английски с Дашей. Языковой барьер очень мешал Ирине понять, какой он на самом деле. Первое впечатление – добродушный, открытый, дружелюбный, простой, как пять копеек. Так ли это? Егор поглядывал них озабоченно и хмуро. Вот он был Ирине очень симпатичен: спокойный, уравновешенный, серьезный, на него можно положиться. На месте Дашки она определенно предпочла бы его компанию. Ирина видела, что и от глаз Анны Михайловны этот зарождающийся любовный треугольник тоже не укрылся. Она смотрела на внука, как в первый день его возвращения – с безграничной любовью, заботой и беспокойством.

Ольга тихонько сидела в углу стола, не участвуя в общей беседе, задумчиво глядя в пустоту мечтательным взглядом. Ее некрасивое лицо в этот момент казалось таким одухотворенным. Заметив, что на нее смотрят, Ольга смутилась. Ирине и самой было неловко, будто подглядела что-то интимное.

Она спешно перевела взгляд на Михаила. Оказывается, пока она наблюдала за всеми, он наблюдал за ней. Пришла ее очередь смутиться под его проницательным взглядом. Он понимающе улыбнулся. Словно мысли ее читает. Неприятно.

Разговор, между тем, крутился вокруг катастрофы, произошедшей с человечеством.

«Кто устроил этот кошмар? Да мужчины, разумеется. Вы – обладатели игрек хромосом вечно бряцаете оружием, пытаясь выяснить, у кого член больше. Вот и доигрались,» – внесла свою лепту в дискуссию Ирина.

«Это точно,» – поддержала Светлана. – «Вечно меряетесь х…ми, как обезьяны краснозадые. Все войны развязывают мужчины, а страдают обычно больше всех женщины и дети.»

«Строго говоря, это не совсем так, голубушка. Воинственные женщины в истории человечества тоже бывали. Вот Изабелла Кастильская, например, или Жанна д Арк…,» – встрял было с исторической справкой Арсений Петрович, но счел за благо стушеваться при виде грозно насупившихся Светкиных бровей.

Больше никто заступиться за мужчин не рискнул.

«Надеюсь, на следующем этапе развития человечество предпочтет матриархат,» неожиданно высказалась Анна Михайловна. – «Все же это самая разумная форма общественного устройства. Женщины никогда не затеют войн, в которых могут погибнуть их сыновья. Интересно, почему мужчины никогда не думают о детях, даже о своих, когда устраивают все эти ужасы?»

«Да потому, что они не рожали,» – фыркнула в ответ на этот риторический вопрос Светлана.

Первый скандал грянул уже на следующий день. Светлану вывела из себя Лиса Алиса, посмевшая облаивать ее в собственном доме. Мало ей было одной, без устали крутящейся под ногами псины, которую притащил Крис, так вторую подсунули. По ее глубокому убеждению, собаки должны жить на улице. Эту тираду пришлось выслушать всем, включая Соню, успевшую привязаться к собаке и взявшую ее жить вместе с собой. Анна Михайловна не стала накалять обстановку и отнесла собаку Ирине. И, пожалуй, зря. Такая легкая победа окрылила Светку. У нее появилось то, чего она давно была лишена – человеческое общество, с отдельными представителями которого или со всеми сразу можно повоевать. Арсений Петрович был не в счет, он уже давно был плотно пришпилен Светкиным каблуком и сам не понимал, как это с ним произошло на старости лет.

Теперь Светлана развернулась. Скандалы накатывались один за другим бесперебойно, как морские волны. Не успевал схлынуть один, как уже пенился второй. Поводов было не счесть: она не нанималась чисть картошку на всю ораву; натащили в дом снега на валенках; слишком долго занят туалет, а она беременна (в этом хотя бы был резон) и т.д. Жизнь в одном доме со Светкой становилась невыносимой, несмотря на миротворческие усилия Арсения Петровича и Анны Михайловны.

О, как хотелось Ирине временами стать такой же хамкой, хотя бы на пять минут: приструнить злючую, высокомерную бабку в регистратуре детской поликлиники (оставив в этом преддверии ада изрядное количество сил, времени и нервов, она ненавидела это учреждение всеми фибрами души) или наглую кондукторшу в автобусе. Бывали в её жизни моменты, когда она остро завидовала хабалкам, способным открыть рот и излить на любого, кто их (якобы) обидел потоки словесного дерьма. Для верности вколачивая каждое слово в голову несчастного собеседника децибелами, сравнимыми по силе со звуком взлетающего самолета. Сама Ирина так никогда не могла. Не дано было. Обычно она тушевалась, пасовала и что-то мямлила, надолго теряя после этого душевное спокойствие.

Ирина малодушно радовалась, что они живут отдельно и она избавлена от Светкиных истерик. Через пару недель атмосфера в доме накалилась настолько, что впору было надеть Светке на голову мешок и устроить темную. Ситуация разрешилась самым неприятным образом. В один прекрасный день Ирина с Дашей принесли к завтраку к общему столу в большой дом свежеприготовленный сыр. Раскрасневшаяся Анна Михайловна пекла блинчики, которые, не отходя от сковородки, наперегонки поедали Соня и Егор. Отвлекшись на минутку, она сожгла один из них. Неприятный запах горелого теста поплыл по кухне. Внезапно возникшая на кухне Светка ядовито обозвала Анну Михайловну косорукой старухой. Это оказалось последней каплей. Взбешенный Егор мгновенно молча закатил Светке оплеуху. Та, ошеломленная, немедленно заткнулась, застыв с открытым ртом. Дежавю. Недооценила она парня. Егор нашел единственный способ ее унять – грубая физическая сила. Бабушка тут же бросилась к Егору с успокоительными словами, Ирина возликовала в душе, а Даша презрительно скривилась, глядя на Егора.

После этого происшествия Светка присмирела. Периодичность скандалов теперь составляла один-два в неделю, что совершенно нормально для женщины с семимесячной беременностью. А вот Егор, по рассказам Анны Петровны, долго корил себя за несдержанность. Были и другие последствия. Ирина с сожалением заметила, что Дашка стала сторониться Егора, отчего тот стал мрачнее тучи. Ох уж эти подростки! Что им стоит поговорить по душам? Оторвать бы голову, да свою приставить. Сама она Егора не осуждала. Да, он ударил женщину, сильно беременную. Не стерпел оскорбления бабушки. Да ведь и у самой Ирины руки давно чесались. Поэтому осуждать не могла.

С момента знакомства с беременной мегерой одна мысль беспокойным червяком сверлила Ирине мозги. Роды предстояли через два месяца в начале марта. И никто из них не сумеет их принять, даже отдаленно не представляя, что надо делать. После близкого знакомства с будущей мамой у Ирины мелькнула малодушная мысль пустить все на самотек. Пусть рожает, как хочет. Она решительно прогнала ее подальше. Каждый ребенок в этом мире бесценен. Надо научиться принимать роды и научить этому может только сама Светлана, какой-никакой, а медик. Пережив омерзительно-скотский процесс деторождения дважды, она была в ужасе от перспективы пережить это снова, хотя бы и в качестве зрителя и соучастника. Мужчины вряд ли смогут ей помочь, а вот поддержкой Ольги и Анны Михайловны стоит заручиться. Запасшись толстой тетрадью и ручкой, она приступила с расспросами к Светлане.

Жизнь вошла в привычную повседневную колею: ухаживали за скотиной, делали домашний сыр, пекли хлеб, коптили мясо, чистили бесконечный снег, учили детей. Арсений Петрович с удовольствием взял на себя преподавание истории. Эти занятия тотчас стали любимыми не только у детей, но и у взрослых. Настолько увлекательно и захватывающе умел рассказывать профессор.

Глава 15.

Гарик появился во дворе неожиданно, будто из-под земли вырос.

«Эй, парень, бить не будете?» – вместо приветствия обратился он с вопросом к оторопевшему Антошке, чистившему снег у дома.

«Мое почтение, хозяюшка,» – дурашливо поклонился он выскочившей из дома Даше. Та, зажав нос и отступив пару шагов назад, скомандовала брату: «Беги, позови всех.» Воняло от гостя нестерпимо, на расстоянии двух метров вонь просто сбивала с ног.

«Эк, сколько Вас тут собралось, прям как в метро в час пик,» – уважительно прокомментировал он прибежавших и столпившихся на некотором расстоянии людей.

«Я Гарик – свободный человек без места жительства. Ну, бомж, то есть. А ты че, негр что ли? Во блин, все сдохли, а негр живой,» – залился гость дребезжащим хохотом при виде Криса, аж приседая и ударяя себя по бедрам от восторга, демонстрируя при этом щербатый рот.

«Ну, Вы, это, бить, значит не будете? Дайте тогда пожрать чего-нибудь горяченького, супчику там. А? За харч отработаю честь по чести,» – закончил Гарик свое выступление с просительными нотками. Зрители безмолвствовали.

«Я – бездушная скотина, но в дом я его не впущу ни за какие коврижки,» – размышляла Ирина. Схожие мысли посетили Светлану, у которой отвращение было написано на лице, и Анну Михайловну, которая деликатно обратилась к гостю и Михаилу одновременно: «Конечно, мы Вас накормим, у нас сегодня борщ. Но сначала мы Вас немножко помоем. Правда, Мишенька? Давайте баню затопим.»

Идея была принята на «ура». Пока мужчины занимались баней, а женщины собирали чистую одежду, Гарик сидел на крыльце и пил горячий чай со свежим хлебом, шумно прихлебывая и причмокивая от удовольствия. Санитарная обработка гостю требовалась основательная. Под чутким руководством Михаила он бесчисленное количество раз намыливался и тер покрасневшую кожу щеткой до блеска, безропотно позволил сбрить волосы на голове, попытавшись отстоять хотя бы бесформенную лохматую бороду под предлогом того, что без нее зимой холодно. Безуспешно. Всю его одежду вилами (противно было прикасаться руками) выгребли из предбанника и сожгли в бочке во дворе. Пытка санитарно-гигиеническими процедурами продолжалась больше двух часов. В заключении Гарика заставили подстричь ногти и даже почистить уши.

И вот теперь, раскрасневшийся, розовощекий и крякающий от удовольствия Гарик, поедал уже третью тарелку горячего борща, сидя у Ирины на кухне. Вполне удовлетворенная результатами обнюхивания гостя, она рассматривала его, устроившись напротив. Маленький, щупленький, жалкий человечек непонятного возраста. Лысая ушастая голова со шрамами, лицо, напоминающее печеное яблочко многочисленностью глубоких морщин, бегающие глазки неопределенного цвета. Всем своим обликом он напоминал шуструю юркую ящерку, готовую при первых признаках опасности спрятаться под камнем или отбросить хвост. В Гарика поместилось три тарелки борща, миска гречневой каши и приличный шмат сала с луком. Самогонки не дали. После еды его совершенно разморило, и он уснул прямо на полу в кухне, наотрез отказавшись лечь на диван.

Беззлобный обалдуй Гарик катился по жизни, как перекати поле. Родился и вырос тогда еще Гришенька в городе Невинномысске. Жили они вдвоем с мамой в небольшом частном доме. Папа исчез в неизвестном направлении так давно, что Гриша его и не помнил. Мама работала продавщицей, выращивала на продажу все, что росло в огороде, сдавала парочке молодоженов летнюю кухню, в общем, крутилась. На жизнь хватало. Вот только сынок у нее получился непутевый. Мечтательный, задумчиво улыбающийся Гриша с детства имел у соседей репутацию «странненького». Он мог часами наблюдать за бабочками, не замечая, что давно стемнело; подолгу любоваться течением воды, сидя на берегу Кубани, не слыша, как мама часами зовет его.

В школе тоже всегда находились занятия поинтересней, чем слушать учителя. Поэтому учился Гриша плохо. Но мальчиком он был тихим, безобидным, незаметным, как соломинка в стоге сена. Поэтому переползал из класса в класс, пока не закончил восьмилетку. Мама всю голову сломала, куда пристроить Гришеньку дальше, такой не приспособленный к жизни получился мальчик. В итоге устроила дитятко работать почтальоном. И угадала. Со столь необременительными обязанностями справлялся даже он. А если и задерживался где по дороге, то не все ли равно придет письмо часом раньше или позже. Зарплата правда была – кот наплакал. Но в быту Гриша был совсем неприхотлив – ходил зимой и летом в одних и тех же штанах, не обращая внимания на пузыри на коленях; ел, что давали, не замечая вкуса. Женщины Гришу тоже не замечали. Так и существовал он под маминым крылом, пока та не умерла.

Да и после ее смерти образ жизни Гриши мало поменялся. На работу он ходил, как привык при маме, научился варить макароны и мыть иногда посуду. Но на этом его самостоятельность и закончилась. Через пару месяцев дом превратился в свинарник, в огороде все засохло, молодожены, зажимая носы при Гришином приближении, съехали, даже кот, которого давно перестали кормить, сбежал в поисках лучшей жизни. Неравнодушные соседки, пытавшиеся поначалу помогать ему, махнули на Гришу рукой. Взрослый ведь мужик! Заведующая почтой церемониться не стала и заставила Гришу написать заявление на увольнение, после того, как сотрудницы и посетители стали жаловаться на исходящий от него запашок. Когда кончились деньги и запасы макарон в кухонном шкафчике, Гриша призадумался. И пошел посоветоваться к тетушке – маминой сестре. Видел он ее до этого не более трех раз в жизни, сестры не ладили. Тетушка пустила слезу в память о почившей сестре, дала Грише немного денег и, порывшись в доме, забрала какие-то документы. Через три месяца дом оказался продан, новые хозяева – семья каких-то кавказцев с Гришей церемониться не стали, а дали пинка под зад вовсе не в переносном смысле. Так и началась для Гарика новая жизнь.

Где его только не носило с тех пор. Поначалу несколько лет он жил в Краснодарском крае, зимы там теплые, а летом и вовсе благодать. Иногда Гарик нанимался подработать: навоз чистить или огороды копать. Порой ему немного платили, порой просто кормили, а то и побить могли. Всяко бывало. Гарику все было нипочем. Однажды он добрался до Черного моря и задержался там надолго, любуясь осенними штормами. Море его завораживало. Но охота к перемене мест погнала дальше.

Конец света застал Гарика в Ростове-на-Дону и ничуть не испугал. Люди его мало интересовали. Без них жить стало гораздо проще. Заходи куда хочешь, бери, что хочешь, никто не гонит и не бьет. Консервов в мире еще лет на сто хватит. А запах разлагающихся трупов его и вовсе не смущал, и не такое нюхал. Гарик решил податься в столицу. Никогда там еще не был, да и охота было знать: там тоже все умерли? Пару раз в дороге он видел живых людей, но подходить не стал. Зачем? Ему ничего от них нужно не было. Еды вокруг вдосталь, мест для ночевок еще больше. В Москву он пришел уже зимой. Впрочем, какой сегодня день недели или даже месяц его тоже мало интересовало. Снег лежит, значит, зима. Побродив недельку по заснеженному мертвому городу, поглазев на Кремль и Красную площадь (на этом список известных ему достопримечательностей закончился), Гарик решил куда-нибудь пойти. Куда глаза глядят. По счастливому стечению обстоятельств глаза глядели в сторону этого областного центра.

В гостях ему понравилось. К нему здесь отнеслись уважительно, не били, кормили от пуза, давали спать в тепле. А что помыться заставили – так это мелочи, переживет. Гарик добросовестно отработал харчи – отобрав лопату у мальчишки почистил все дорожки от снега. На третий день хозяева приступили к нему с расспросами о планах на будущее. Какие планы? Да он отродясь их не строил. Пойдет куда-нибудь, где тепло. Почему этот ответ всех изумил Гарик не понял. Хозяйка с жаром бросилась убеждать его, что нет никакой необходимости уходить. Ведь других людей он может и не встретить. Он может жить с ними. Теперь, в свою очередь изумился Гарик. Жить здесь? Да он и не думал об этом, скучно ведь на одном месте сидеть. Соскучится – придет обратно. А люди и в других местах есть. Тут хозяева хором воскликнули: «Где?» Гарик рассказал.

Последний раз людей он видел в Коломне – небольшом городе по дороге сюда. Понаблюдав за ними какое-то время, Гарик решил им не показываться и пойти дальше потому, что видел только двух мужиков и мальчика. А мужики и морду набить могли, это бабы обычно помягче, да пожалостливей. Такая вот немудреная бомжацкая психология. А вот объяснить где точно в Коломне они живут не смог, знал только, что дом из белого кирпича, двухэтажный, да сетевой супермаркет на той улице есть. Пойди найди!

Исчез Гарик так же внезапно, как и появился следующим утром. Ни с кем не попрощался.

Глава 16.

23 февраля отметили день рождения Сони. По этому случаю Егор и Кристиан на снегоходах съездили в город и привезли целый ворох кукол и новых книжек для именинницы. Было у них и другое поручение – целый список медикаментов, которые могли понадобиться при родах. Светка совсем отяжелела, она еле ходила, переставляя по-утиному ноги. Ирина с ужасом ждала часа икс.

По случаю дня рождения решили побаловать себя копченостями. Во дворе устроили очаг, обложив небольшое пространство кирпичами, между ними разожгли огонь. Когда дрова хорошо разгорелись, сверху на кирпичи водрузили коптильню, представляющую из себя прямоугольный ящик из нержавейки с крышкой и двумя рядами решеток внутри. На решетках разложили кусочки гусиного мяса. Больше двух часов мужчины с серьезным видом колдовали у коптильни. От фантастического запаха текли слюнки. За столом гусиные косточки были обглоданы до зеркального блеска. Праздник определенно удался, но ровно до того момента, пока не погас свет. Одновременный вздох разочарования пронесся по кухне. Ситуация была знакомая. Снова вернулись в средневековье с вечерними посиделками при свечах. Накануне была оттепель, после которой случился ледяной дождь и ударил мороз. На деревьях ломались обледеневшие ветки, и провода, по мнению мужчин, тоже могли не выдержать ледяного груза.

Следующим утром Ирина вывалилась из дома и села прямо на заснеженную ступеньку лестницы. Руки у нее дрожали, сердце колотилось, шум в ушах стоял такой, что ничего вокруг она не слышала. Нужно было бы померить давление, наверняка оно зашкалило, и выпить таблетку, но сил подняться не было. Ну почему она должна этим заниматься? Она не может, не хочет, она устала. Рядом присел Михаил, накинул ей на плечи шубу, приобнял за плечи и успокаивающе заговорил: «Ну, что ты, все хорошо, все кончилось. Пойдем домой потихоньку. Поспишь.»

Ночью всем было не до сна. Светка рожала. Схватки начались вечером сразу после ужина. Первые пару часов, пока они были несильными Светлана бойко командовала всеми, распорядившись нагреть воды, собрать свечи и фонарики, убрать постельное белье с кровати и застелить ее двумя слоями клеенки и старой простыней поверх. Ирина сбегала домой за заветной тетрадкой и отправила Соню, Егора и Криса ночевать к ним. Мужчины с напряженными лицами сидели внизу с тревогой глядя друг на друга. Ирина разложила медикаменты и шприцы. Проблема была в том, что уколы умела делать только сама Света. Еще через час она сама себе ввела внутривенно окситоцин, решив, что сила схваток нарастает недостаточно эффективно. Результат не заставил себя ждать, схватки усилились, воды отошли, Светка начала орать с интервалом в три минуты. Все это было до ужаса знакомо Ирине. И наблюдать со стороны было еще страшнее, чем мучиться самой. На эпидуральную анестезию рассчитывать не приходилось. В течении следующих нескольких часов Светлана уже ничего не смогла себе уколоть. Анна Михайловна сидела рядом с ней на постели, пытаясь говорить что-то успокаивающее, Ольга и Ирина стояли, опираясь на подоконник и мечтая оказаться где угодно, только не здесь. Когда наконец из Светки что-то показалось функции акушера-гинеколога неожиданно взяла на себя Ольга. Закричав Светлане страшным голосом: «Стой, не тужься,» – она аккуратно освободила показавшуюся головку и скомандовала: «Давай.» Ирина была безумно благодарна Ольге за проявленную инициативу, та в ответ улыбнулась: «Да все, как у лошадей.» Реакцией на эту фразу был всеобщий истерический смех. Нечто родившееся оказалось девочкой и, судя по первому концерту, такой же горластой, как ее мать. Обессиленная, измученная Светка сама перерезала пуповину. Деловито осмотрев младенца (уж в них то она разбиралась) подытожила: «Вроде все нормально.» Еще пара часов суеты, две инъекции для профилактики кровотечения и нормализации давления и Светлана уснула. Для новорожденной малышки принесли заранее собранную и спрятанную из суеверия кроватку. Арсений Петрович вызвался добровольцем посидеть с ними.

Суеверия, кстати, успешно пережили конец света. Коляска, кроватка и прочие вещички для ожидаемого малыша были приготовлены заранее, но ждали своего часа в доме у Ирины, не показываясь на глаза будущей мамаше. Члены маленькой общины по-прежнему продолжали плевать через левое плечо, активно стучать по дереву на всякий случай и гонять без вины виноватых черных котов.

Через два дня раздумий Светлана назвала девочку Александрой. Возможно в честь мужа? Чувствовали себя обе хорошо, молоко у свежеиспеченной мамы было. Арсений Петрович с первого дня очень трогательно заботился о них. Возможно, в бездетном профессоре заговорил наконец родительский инстинкт, поэтому эта чужая по крови девочка стала для него объектом безмерной любви, всепоглощающей заботы и неусыпного внимания. Ребенок получился «ручным», в течении дня понянчиться с ней успевали почти все. Александра была образцово-показательным младенцем: жадно ела, исправно пачкала памперсы и требовательно орала по поводу и без.

Близилась весна. Анна Михайловна начала готовиться к следующему огородному сезону, заставив все подоконники ящиками с рассадой сладкого перца и помидоров. На вечерних посиделках при свечах обсуждали, в основном, две темы: возможную поездку в Коломну и предстоящие весенне-полевые работы. В их распоряжении были несколько соседских теплиц и все окружающие огороды, и Анна Михайловна планировала развить бурную деятельность. А Ирине предстояло за этот сезон освоить все возможные тонкости огородничества, чтобы не чувствовать себя такой беспомощной. Перспектива совсем не радовала. Копаться в земле она никогда не любила, искренне не понимая, как можно получать от этого удовольствие. Цветущие розовые кусты и колосящаяся плотными рядами морковка – это не для нее. Но это был вопрос выживания в будущем, поэтому в который уже раз придется наступить на горло собственной песне. У мужчин планы были помасштабнее: обработать и засеять зерном несколько ближайших полей, и заготовить сена. Необходимую технику и семена надеялись найти в бывшем колхозе поблизости.

До Коломны было около 80 километров. В старом мире – час езды по шоссе. Но сейчас проехать это расстояние по дороге, перегороженной битыми и брошенными машинами, аккуратно расчищая ее трактором – та еще задача. Поэтому ехать решено было на мотоцикле. Дело оставалось за малым – найти подходящий. Новенький агрегат можно было с легкостью раздобыть в автосалоне. Таким образом, все с нетерпением ждали, когда растает снег, чтобы начать осуществлять свои наполеоновские планы.

Новенький блестящий черный-синий мотоцикл выглядел слишком массивным и широким, на взгляд Ирины. Однако мужская часть населения в возрасте от 12 до 65 лет с явным одобрением, а некоторые и с восторгом, оглядывала его гладкие бока. Мальчишки не взрослеют. В путь отправлялись ребята: Егор и Крис. Было начало апреля и еще довольно прохладно. Островки снега лежали в лесах и на полях, но дороги уже были свободны. Подготовка к предстоящему путешествию внесла в жизнь маленькой общины приятное оживление. Ребята, волевыми усилиями сдерживающие нетерпение, терпеливо выслушали инструкции по безопасности; решительно вынули из своих рюкзаков половину упакованных вещей, решив ехать налегке; еще раз всех обняли и отправились в путь. Крис за рулем, Егор – позади с ружьем на плече.

Полным сюрпризом для Ирины были трогательные объятия Криса и Ольги. Их взаимные взгляда были полны нежности. Ох уж эта ее вечная невнимательность и ненаблюдательность! Как она могла не заметить возникшей привязанность? Ведь видит обоих каждый день. Как давно это началось? И как далеко зашло? Оставалось только надеяться, что они предохраняются.

***

Кристиан был счастлив. За рулем такой крутой и мощной машины ему сидеть еще не доводилось, дома он с двенадцати лет гонял только на скутере. Эх, разогнаться бы как следует! Но по такой дороге нельзя. Приходилось ехать медленно и аккуратно, согласно полученным инструкциям. Отъехав пару километров от дома ребята, не сговариваясь, сняли шлемы. Зачем они нужны на такой черепашьей скорости?

Яркое солнышко, наконец, начало пригревать. Конечно, было еще очень холодно, но Кристиан уже не мерз так отчаянно, как зимой. Снег он возненавидел почти сразу. Этот белоснежный кошмар лежал повсюду огромными кучами, заполняя, казалось, весь мир. На него даже смотреть было холодно. Поначалу он не мог выйти зимой на улицу просто так, обязательно надо было активно двигаться, чистить снег, например. Потом немного привык. Даша – единственная с кем он мог тогда разговаривать, научила его, как правильно одеваться зимой: многослойно, как капуста. Крис с ужасом смотрел, как дети, смеясь от радости, играют снегом на улице: кидают друг в друга большими комками или валяются в нем. Ведь это же пытка. А взрослые им это позволяют. Странные люди – его новая русская семья.

Как он радовался, когда они его нашли. Долгое время просто пребывал в эйфории и без конца улыбался. Но русская семья так редко улыбалась, у взрослых всегда были серьезные и озабоченные лица. Крис изо всех сил пытался понравиться им: брался за любую работу, охотно ел странную на вкус еду, ужасно скучая по маминому ндолэ.

Немного угрюмая, как он не пытался ее развеселить, Даша сразу начала учить его русскому языку и сейчас, спустя несколько месяцев, он уже почти все понимал, догадываясь о значении незнакомых слов по контексту предложения. Больше всех Кристиан привязался к Арсению Петровичу, тот был веселым, улыбчивым, мог бесконечно долго болтать и смеяться, мешая русские слова с английскими.

А вот с его женщиной – Светланой получилось неловко. То, что она положила на него глаз, Крис понял сразу. Пристальные, оценивающие взгляды с нагловатой улыбкой на лице за спиной Арсения Петровича, якобы случайные прикосновения. Много ли надо девятнадцатилетнему парню, чтобы загореться? Несмотря на беременность Светка была очень привлекательна, ее пышные округлости невольно волновали Кристиана. Неизбежное случилось, когда Арсений Петрович кормил свиней, Светлана мыла полы, а Кристиан собирался чистить снег, да зашел домой за забытыми варежками. И повторилось еще дважды. Потом в доме стало слишком много народу и уединиться стало негде. Угрызений совести он не испытывал, отнесясь к произошедшему легко и просто, как оно того и заслуживало.

Ольгу он разглядел не сразу. Ее удивление при первом знакомстве позабавило и насмешило Кристиана. Потом она пыталась неловко извиниться, смущаясь и краснея. Почему-то именно ее стеснительность показалась ему такой привлекательной, может быть потому, что противоположности притягиваются? Их отношения развивались очень медленно и осторожно. Ольга была похожа на пугливого недоверчивого дикого зверька, и Крис интуитивно чувствовал, что торопиться нельзя, спугнешь. Вернувшись из поездки героем, он рассчитывал на полную и безоговорочную капитуляцию с ее стороны.

Около шестидесяти километров они проехали без происшествий, добравшись до небольшого районного городка с крупной сортировочной железнодорожной станцией. Путепровод на выезде из города и дорога по обе стороны от него была усыпана грузовыми вагонами сошедшего с рельсов поезда, словно детская комната кубиками из коробки. Зрелище было впечатляющее. Неприятный едкий запах заставил ребят ретироваться на безопасное расстояние. Нечего было и думать проехать здесь, пришлось искать обходные пути.

Двигаясь по городским окраинам параллельно железнодорожной насыпи, они нашли железнодорожный переезд километрах в трех от трассы. Но дальше за переездом дорога поворачивала в другую сторону, нежели было надо им, а в нужной стороне разлилось озеро с раскисшими от воды берегами и торчащими коричневыми остовами прошлогодних камышей. Через пару километров им удалось отыскать проселочную дорогу, огибавшую озеро и вроде бы ведущую к трассе. Посовещавшись, ребята рискнули поехать по ней и почти сразу пожалели. Разбухшая от воды земля и скользкая глина не позволяли двигаться на мотоцикле, пришлось идти пешком, толкая его, и с каждым шагом увязая все глубже в грязи. Проклиная все, два упертых барана героически штурмовали весеннюю распутицу и добрались-таки до шоссе: грязные, мокрые, донельзя уставшие, с тонной грязи, налипшей на сапоги и мотоцикл. Оставалось последнее препятствие – преодолеть полутораметровую насыпь и взобраться на дорогу. Собрав последние силы, ребята ринулись вверх, надеясь взять преграду с наскока. Не вышло. Поскользнувшись на глине, Егор стал падать назад, машинально уцепившись за мотоцикл и опрокидывая его на себя. Раздался страшный вскрик. Кристиану не хватило сил удержать их обоих, и он съехал следом по насыпи на животе.

Через два часа Крис вернулся за сидящим на обочине Егором. Ему пришлось долго идти, отыскивая место, где насыпь становилась ниже. Сообразив, что штурмовать ее в лоб не стоит, он попробовал вкатить мотоцикл наискосок. Со второй попытки получилось. Стараясь не вскрикивать от боли в потревоженной ноге, Егор с помощью друга взобрался на мотоцикл. Две таблетки обезболивающего ничем ему не помогли. Темнело. После захода солнца резко похолодало. До Коломны оставалось километров двадцать. Крис вел мотоцикл предельно сосредоточенно. В город они въехали уже в полной темноте. Ездить по нему сейчас было глупо и опасно. Поэтому устроились в первом попавшемся частном доме, и, накрывшись всем, что попалось под руку, отрубились до утра.

К утру голень ноги распухла. Кристиан кое-как смастерил шину из двух дощечек и порванной простыни и, оставив Егору продукты и воду, отправился искать людей. Приметы были весьма шаткие, да и свидетель из Гарика ненадежный, но выбирать не приходилось. Парень медленно разъезжал по улицам, громко газуя мотоциклом и крича во все горло. Повезло ему уже через час. Из двухэтажного кирпичного дома выскочил мужик в веселеньких семейных трусах, пуховике и ботинках на босу ногу и, размахивая руками и громко крича, бросился вдогонку за мотоциклом, расплескивая весенние лужи. Крис ничего не мог с собой поделать, при виде мультяшных фигурок на трусах у мужика его разобрал неудержимый смех.

Обладателем забавного нижнего белья был Сергей Борисович – хорошо упитанный мужчина средних лет с лукавой хитринкой в глазах. Для окончательного сходства с Карлсоном ему не хватало только пропеллера за спиной. Но Кристиан русских мультфильмов не смотрел, поэтому видел перед собой лишь мужика лет 45-ти, среднего роста, с основательным пивным животиком и изумленно-радостным выражением на круглом лице.

«Твою ж мать, негр! Да откуда ж ты взялся родимый?» – хлопая парня по плечам восклицал он.

«Ты по-русски то понимаешь? Понимаешь! Ты один? Ты откуда приехал? А еще людей видел?» – засыпал он Криса вопросами, не замечая, что топчется прямо в луже.

«Борька, Борька, сюда, смотри,» – в ажиотаже закричал он парню, бегущему к ним по дороге.

В отличии от отца, Борис Сергеевич предпочел надеть штаны, а не куртку, потому и подзадержался. Был он похож на него, как две капли воды, только лет на двадцать моложе: такое же восторженно-радостное выражение на круглом лице, тот же ежик коротко стриженных волос, приземистость и основательность фигуры, вот только пивной животик взлелеять еще не успел. Соображали оба быстро. Сосредоточенно выслушав рассказ о Егоре с возможно сломанной ногой, они перестали смеяться и задавать вопросы, сообща обмозговали это дело, и уже через четверть часа были готовы ехать. За это время Кристиан успел познакомиться с их домочадцами. Тех было двое: шустрый чернявый пацаненок лет восьми и очаровательная белокурая девчушка в памперсе, взревевшая при появлении незнакомого дяди, как пожарная сирена.

Егора эвакуировали на маршрутном такси Коломна-Москва, перенеся его до машины на руках. Самодельную шину забраковали и, пошуровав в аптеке по дороге, раздобыли специализированную медицинскую, похожую на сапог с вырезанной передней частью и кучей креплений.

Новые знакомые оказались людьми хозяйственными: содержали дом в относительном порядке, умели жарить картошку и варить кашу для девочки. Все последние месяцы они прожили вчетвером и никого больше не видели.

Сергей Борисович родился и вырос в этом городе. В прошлой жизни он был владельцем автомастерской на трассе и, несмотря на обилие конкурентов, доходов на хлеб с маслом хватало. Предприятие было семейным – работали они втроем с сыном и братом жены. Супруга его была женщиной солидной, твердой рукой вела и бухгалтерию предприятия, и семейную лодку, направляя ее к процветанию. Любитель пива, футбола, бани и дружеских застолий, с женой благоразумно во всем соглашался. А супруга, в качестве ответной услуги, не лишала его всех этих радостей жизни. В семье царило взаимопонимание. Сын, названный в честь деда Борисом, оказался точной копией отца не только внешне. В школе звезд с неба не хватал, учиться дальше не хотел, а вот в автомобилях копаться обожал, с детства пропадая у отца в мастерской.

Конец света отец с сыном провели на работе. Супруге с утра нездоровилось, ночью кашель ее совсем замучил, поэтому мужики собирались на работу, стараясь не шуметь. Поток клиентов в автосервисе неиссякаем, покуда существуют автомобили. Но сегодня поток чайников за рулем превратился сначала в тонкий ручеек, а потом и вовсе иссяк. Подивившись такому невиданному явлению, как почти пустая трасса, Борисовичи, как сокращенно именовали похожих будто две горошины мужчин знакомые, закрыли автосервис и отправились домой.

В дом они вбежали уже совершенно ошарашенные увиденными мертвыми телами, авариями и пожарами. И первым делом бросились на второй этаж в спальню к жене и маме. Она была мертва. Мужики совсем растерялись. Как же они без нее? Попытки дозвониться в скорую ни к чему не привели, впрочем, как и в похоронное агентство. Без чуткого руководства жены и мамы Борисовичи чувствовали себя, как рыба, вытащенная на берег. Обойдя дома соседей и знакомых следующим утром, они приняли единственно верное решение – похоронить ее самим. Так уж получилось, что первым местом, где им пришлось помародерствовать, стало похоронное агентство. Гроб выбрали самый дорогой. Похоронили на городском кладбище, там же и помянули.

Возвращаясь вечером домой по безлюдному, притихшему городу Борисовичи услышали истеричный плач ребенка. Совсем маленькая девчушка была пристегнута к детскому креслу на заднем сидении солидного черного внедорожника, водительская дверь которого была вмята внутрь ударом другой машины. Малышка совсем охрипла от крика, переполненный килограммовый памперс прохудился, но во всем остальном она была цела. В отличии от своей мамы, которую подушка безопасности впечатала в спинку сиденья. Длинные белокурые локоны, изящная стройная ножка в туфельке на высоком каблуке – она была похожа на поломанную фарфоровую куклу. На полу нашлась дамская сумочка с документами. Судя по паспорту, блондинка была Беляковой Викторией Кирилловной, а девчушка – Беляковой Ульяной Владимировной восьми месяцев от роду.

Освободив ребенка от переполненного памперса, Борисовичи завернули ее в рубашку Сергея и рванули в аптеку за детским питанием. Действовали слаженно, как единый механизм, пока один вскрывал упаковку с бутылочкой, другой читал инструкцию на банке молочной смеси. Греть воду было негде и некогда, поэтому развели той, что была. Девочка вцепилась в бутылку двумя руками и жадно зачмокала. Борисовичи перевели дух и, поняв друг друга без слов, стали собирать в аптеке детское приданое: памперсы, молочную смесь, коробки с кашами и баночки с детскими пюре. Высосав содержимое бутылочки, малышка блаженно уснула на руках у Сергея Борисовича. С тех пор так и повелось – засыпала только у кого-то на руках или в обнимку.

Цыганенок Коля нашел их сам. Мальчишка пребывал в состоянии ужаса четыре дня, начиная с того момента, когда его многочисленные шумные родственники начали умирать один за другим и до того дня, когда, бесцельно бродя по вымершему городу, он не увидел Бориса Сергеевича, перегружающего в багажник автомобиля содержимое полной тележки из супермаркета.

«Дяденька, дяденька, возьмите меня с собой. Ну, пожалуйста, дяденька!» – истошно кричал он, вцепившись, как клещ, в ногу Бориса.

«Да ты что, малец, конечно возьму. Не реви. Ну, успокойся. Ты один? Еще кого-нибудь видел?» – обняв пацаненка и неловко поглаживая того по голове, успокаивал его парень.

Но Колю, наконец, прорвало. Он рыдал, пронзительно всхлипывая, и не мог остановиться. Так и приехали домой. Испуганное выражение надолго поселилось на Колином лице, он ни в какую не хотел оставаться один ни на минуту, опасаясь, что взрослые его бросят. Пацан оказался шустрым и сообразительным, старался быть во всем полезным и хвостиком ходил за мужиками. Вскоре выяснилось, что девятилетний Коля не умеет читать. В его большой цыганской семье, состоящей из мамы, папы и шести старших сестер, образование было не в чести, куда больше ценилось умение пролезть в узкую форточку или ловко стащить горсть конфет у торговки на рынке. На этом поприще Коля преуспевал. Девочки и вовсе бросали учебу в 14-15 лет, выходя замуж. Четырех Колиных сестер из шести замуж уже выдали. Необходимость протирать штаны в школе воспринималась, как напрасная потеря времени. Просидев два года в первом классе, мальчишка с трудом складывал из букв простейшие слова. Борисовичи решили, что так дело не пойдет и в единодушном педагогическом порыве извлекли на свет божий старые Борины учебники. Дело продвигалось со скрипом. Ученик всячески отлынивал от скучнейших занятий, а у учителей не хватало терпения и выдержки. Вскоре педагогический пыл Борисовичей, к великой радости Николая, иссяк. Учебники пылились в дальнем углу под кроватью, припрятанные им подальше на всякий случай.

Поразмышляй мужчины хоть немного о природе болезни, скосившей человечество, они пришли бы к тому же выводу, что ранее Ирина и Анна Михайловна. И тогда их сильно удивило бы, что Коля вообще жив. Возможно после шести попыток, окончившихся рождением девочек, его родители решили проблему с наследником радикально – украли ребенка. Цыганенок ли он на самом деле? Где его настоящие родственники?

Зиму спокойно прожили в своем доме, ведя хозяйство типично по-мужски – как получится, не строя планов на будущее. Рев мотоцикла за окном прозвучал, как гром среди ясного неба. Встречу двух культур отметили по русской традиции – пьянкой. Егору тоже налили, сугубо в медицинских целях, в качестве анальгетика.

Через неделю состояние Егора ничуть не улучшилось, наступать на ногу было невозможно. Видимо, это действительно был перелом. Егор тяжело переносил вынужденное бездействие и свое положение чемодана без ручки, который нести тяжело, а бросить невозможно. Уже был найден маршрут объезда аварии на путепроводе, подготовлен и заправлен микроавтобус. Дальше тянуть с отъездом не было смысла. Егора разместили прямо на полу маршрутки, обложив подушками и одеялами. Ульяшу пристегнули в детском кресле, собрав ей в дорогу целую сумку игрушек, еды, воды и памперсов. Наконец, тронулись.