Помоги проекту - поделись книгой:
Было невыносимо жарко, словно ребят кинули в печку и решили чуть подрумянить. Запах цветущей сирени вызывал приступы чихания у Тома Хупера, который из года в год страдал от аллергии, заставляя всех отойти подальше, когда из его покрасневшего носа вот-вот вылетит залп мокрых соплей.
Спустя минуту вмешался Дерек:
– Это Уолтер Краун, – он отодвинул всех руками и взобрался на бетонный блок, чтобы возвышаться над всеми, словно пророк. – Мне отец говорил, что тот вернулся с войны. И теперь все время пьет, колотит жену как невменяемый. Вообщем, тот еще мерзавец. Но стреляет, как бог. Только дай ему винтовку и все, считай что цель уже труп. Он никогда не промахивается.
– А почему он тогда мается на такой жалкой работе? – робко спросил Джек, боясь, что его примут за неуча.
– Да потому что сбрендил, с головой у него что-то не так. Вот и вынужден отстреливать бешеных псов.
Джек и все остальные понимающе кивнули.
Если беда с головой – пиши пропало. Никому из них не хотелось рехнуться, как когда-то рехнулся Уолтер Краун.
Джек вздохнул, как фото из слайд-шоу, перед ним проплывали старые добрые деньки.
Сейчас все было иначе. Хотя прошло всего-ничего…
Улица казалось пустой.
Многие, кто жил по соседству переехали в другой район или вовсе покинули город, в один день упаковали самые необходимые вещи и умчались куда глаза глядят, даже не сказав – прощай.
Обычные дома и дома с забитыми окнами, заросшим бурьяном двором, шли один через другой, в шахматном порядке.
Чем больше людей уезжало, тем менее сплоченней становились те, кто остался.
Никто уже не делился последними новостями с соседом, не устраивал барбекю на заднем дворе, дети не носились по улице играя в бейсбол.
Все пряталась в своих норах и предпочитали лишний раз не высовываться.
Коллективная память постепенно стирала воспоминания о прежних счастливых годах.
Оставался лишь дождь.
Который подбирал всю грязь – ветки, доски, опавшие листья, банки из-под пива и нес их вниз по улице.
Туда, куда уходили все воспоминания.
3
Джек уютно разместился в мягком кресле. Подперев ладонями влажные от слез щеки, он посмотрел в окно.
По затопленной дождем улице бегал отряд из шести-семи ребятишек.
Точнее сосчитать было трудно.
Они бегали так быстро и ритм их движений был такой странный, что иногда казалось, что их там больше десяти.
От неожиданности Джек слегка приоткрыл рот и смотрел на резвящихся детей, как завороженный.
Давно он не видел такого веселья.
Он пытался присмотреться внимательнее.
Дети в желтых дождевиках и натянутых почти до колен резиновых сапогах, носились как сумасшедшие.
Двое из них, один был худ, как безымянный палец, другой странно сутулился, словно ходил с горбом, прыгали в центр лужи и пытались тем самым поднять в воздух высокие волны. Остальные отскакивали в сторону, боясь что их накроет с ног до головы грязной мутной водой.
Некоторые вопили и громко смеялись.
Другие стояли и ждали своей очереди.
Джека охватила тоска. Не смотря на запрет матери, он хотел выбежать наружу и присоединиться к дикому веселью.
Но он смиренно сидел в кресле и продолжал смотреть.
Усталые от постоянной беготни, дети переключились на запуск бумажных корабликов, брошенные в центр кипучего потока и тут же подхваченные стремительным течением, те неслись вдоль бордюров, отдавшись во власть безудержной стихии, они мчались на всех парах вперед, то прямиком в канализационные сливы, то застревали в песочных дюнах, вставали на мель и замирали в окружении бурных вод уличной реки.
Это было увлекательное зрелище.
Джек каждый раз сжимал кулаки и вытягивался в струнку, когда тот или иной кораблик был на волосок от катастрофы.
Вместе с ними, словно призрак, под холодным дождем и шквальным ветром, он бегал по улице и громко смеялся.
Лишь там он мог забыть о том, что случилось с его отцом и матерью.
Что все это ушло.
Ушло навсегда…
Джек проснулся.
Руки онемели от тяжести головы. А та в свою очередь слегка трещала, словно ее встряхнули, как погремушку.
Уставший он встал с кресла и посмотрел в окно.
Дождь по-прежнему со всею силою и неистовством обрушивался на уже размокшую землю.
Только вот детей как ни бывало
Улица была той самой, какой Джек видел ее последнее время – мрачная, пустая, словно здесь никто не жил.
От того, что все небо было покрыто черными тучами, было сложно сказать, сейчас день или уже вечер.
Джека не покидало чувство, что во сне он потерял нечто важное.
Он пытался вспомнить, но не смог. В голове один туман.
Тут же, как из громкоговорителя, раздался голос матери –
Джек знал, что лучше не сердить маму. Она точно проверит, выполнил ли он ее поручение.
Он даже не хотел представлять, что она могла сделать.
Джек не мог ей перечить.
Старый чердак. Там его ручки, там его ножки, когти, клыки, там он кушает маленьких деток, там он проглатывает их целиком, будто те виноградинки, только их крики доносятся из этой чудовищной пасти.
Сердце бешено колотится.
Начинает ныть в животе. Джеку страшно, но он должен выполнить то, что приказала мама.
Он идет на чердак.
4
Джек вышел в коридор, робко огляделся.
Пугающий мрак обступил мальчика со всех сторон, руки его тянулись к нему лишь с одним желанием – утащить куда подальше.
Он щелкнул выключатель.
Комната по-прежнему осталась во власти цепкого мрака.
Джек прямо двинулся на тьму своей детской грудью. Свет сюда почти не проникал. Поэтому приходилось двигаться по памяти.
В голове он представил высокие стены, лестницу и дверь на чердак.
Все было рядом и далеко одновременно.
Сделав несколько шагов, Джек прислушался.
Но часы давно были сломаны. Хоть и казалось по ночам, что они вновь идут.
Он подошел поближе,
Кукушка, застыв на месте, настороженно выглядывала из деревянной избушки. Джек потрогал ее рукой.
Он приложил ухо к холодному корпусу и на секунду замер.
Тихо.
Механизм внутри замер и вряд ли уже когда-то вновь заработает. Отец хотел выбросить часы на свалку, но почему-то передумал.
Отойдя от кукушки, Джек двинулся прямиком в сторону лестницы – медленно, шаг за шагом.
Время от времени, он замирал и напряженно прислушивался – не зовет ли его мама, но в ответ слышал лишь громкий бой дождя и то, как ходуном ходят стены.
Оставалось совсем чуть-чуть.
Джек ярко чувствовал, что перед ним, словно колосс из гранита, возвышается скрюченная от тяжести времени, вся в заплатах и дырках, старая лестница.
После минутного замешательства Джек двинулся дальше – тут же напоролся на нижнюю ступень.
Не желая долго стоять в темноте, он начал свое восхождение.
Проделывал он это также медленно и методично.
Он крепко вцепился в перила и до самого верха их не отступал.
Каждая вторая половица раздирала тишину пронзительным, пробирающим до мурашек скрипом.
Иногда казалось, что скрипит сразу две половицы.
Тогда мальчику было особенно страшно.
Джек настойчиво себя успокаивал и шел дальше.
От лестницы пахло сыростью и гнилью: так пахнут старые церквушки затерянные среди вересковых полей, одинокие и тоскливые, так пахнут склепы, стиснутые каштанами и туманной дымкой.
Джек скривился, сжался, он хотел стать маленьким камешком, упасть холодным тельцем на промозглые доски и больше никогда не вставать.
Поделиться книгой: