Своя игра - 4. На тропе войны

Кроме упряжных лошадей противника уцелело еще три. Я посмотрел на небо — дождя не предвиделось — и снял тенты с двух повозок. Один порезал на вьюки, для трофейных лат и оружия, второй оставил целым — под тела воинов. Пока Жюстина, пацаны и Палаш раздоспешивали трупы и паковали добычу, перетащил на костомехе в лагерь туши убитых коней, волколатникам на еду. Да и остальным: нормальное мясо, чего им брезговать. Потом я поднял елку, поставил ее на прежнее место, закрепил на растяжках и забросал корни землей. Полил дерево растворенными в воде какашками Люцифера из заранее приготовленной бадьи. Когда закончил, обоз уже подготовили в дорогу.

Палаш сел на первую телегу. Мыку и Живчику он поручил управлять второй и третьей. Лошади с вьюками пошли за каждой из телег на длинных привязях. Костомех ухватил узел с трупами и легко забросил за спину. Жюстина с лешим и волколатниками осталась приводить в порядок проезд под мудрым руководством Люцифера, уничтожая следы схватки. После чего должна дожидаться нас в лагере, латая раненых броневолков. Палаш тоже был ранен, но собирался самостоятельно отлечиться эликами по дороге.

Глава 7

Остановились мы лишь однажды — утопить трупы барона и его команды в ближайшей речке. Через четыре часа добрались до «Сухой гавани», приобретшей почти что прежний, благоустроенный вид. Только все строения сияли новизной, вокруг засеки протянулся глубокий ров, а на месте бывшего прохода с двумя башнями плотники мастырили одну, большую, с настоящим, блин, подъемным мостом. И уже укладывали последние венцы из толстых дубовых бревен.

— Ну ты и развернулся! — сказал я Меченому.

— А что? — пожал плечами он. — Укрепляться так укрепляться. Погоди, я еще на ее месте каменную построю.

— Тогда уж сразу замок строй. Присвоим тебе титул графа Гинкмарского. Или сразу герцога — мы не жадные. После чего тебе останется только выразить неповиновение Бальдуру и провозгласить себя королем. Придворные книжники — будь спокоен! — немедля раскопают в твоей родословной венценосных предков и докажут право на престол. А не справятся — прикажи отрубить им головы. Тогда другие точно сделают что требуется, и очень быстро.

— А не лучше ли первым пощедрее заплатить?

— Ну, можно и так. Однако заметь себе: головы рубить дешевле. И полезнее для монаршего имиджа.

Сдав добычу, мы вернулись обратно и стали поджидать очередной отряд с юга. Регулярно поливаемая елка чувствовала себя хорошо, и я не сомневался, что она нам еще послужит. А потом пусть так и стоит на растяжках: глядишь, и выживет.

Следующей нашей жертвой стал еще один барон — на сей раз худой и высокий. Потом еще один — боевой коротышка гномьего сложения. Потом по березняку хотела проехать небольшая компания рыцарей с оруженосцами и четырьмя телегами. После налета на них елка приобрела совершенно непрезентабельный вид со всех сторон из-за множества сломанных при падениях веток, и мы оставили ее в покое, переместив засаду чуть ближе к южному горлу проезда.

Жюстина поднялась до тридцать девятого уровня, а я — до сорок четвертого. Весточка никуда не поднялась, по-прежнему оставаясь на своем вечном третьем, зато перезнакомилась со всеми местными птичками. Кузнец сделал костомеху доспехи, отковал щит. В придачу к мечу и топору изготовил в содружестве со столярами арбалет. Осталось дождаться взятия Жюстиной сорокового уровня, чтоб она смогла доработать магией костомехову броню и оружие, и она его взяла. Заодно поразив меня заявлением, что бросает пить.

— По крайней мере попробую бросить, — сказала она, заметив мое нескрываемое недоверие. — И это надо отметить.

— Нажравшись как следует? — предположил я.

— Нет! Кончай меня подкалывать, а то на обряд курения талмифоры не приглашу.

— Что такое талмифора?

— Трава с магическими свойствами. Ее называют еще шаманской травой, знахарской, ведьминой. Она используется для призывания бесплотных, помогает общению с ними. Также имеет множество других полезных качеств. Ну и облегчает отказ от алкоголя, когда магу приходит пора от него отказаться.

После озвучивания таких характеристик я ждал вечера с легким нетерпением, но и скептицизмом. Знаем мы эти шаманские табачки для болтовни с духами, наслышаны. Еще по жизни в своем мире. Наверняка талмифора не что иное, как здешний аналог анаши. Первая же затяжка из раскуренной Жюстиной трубки с длинным мундштуком мою догадку подтвердила. Сущая анаша, только с каким-то сильным посторонним привкусом. А трубка напоминала индейскую трубку мира. Вскоре мне захорошело так, что лагерь показался раем. Скептицизм улетучился без следа, я даже забыл, что это такое. Жюстина тоже забалдела, а когда мы разучили с ней песенку про зайцев, слегка измененную мной в соответствии с обстановкой, стало совсем здорово. Стемнело, на небо высыпали звезды, выплыл месяц. Остальные члены клана, до дегустации талмифоры не допущенные, чтоб весь личный состав не укурился вусмерть, смотрели на нас с завистью, а мы горланили на два голоса:

В темно-синем лесу,

Где трепещут осины,

Где с дубов-колдунов

Облетает листва,

На поляне траву

Зайцы в полночь курили

И от кайфа напевали

Странные слова…

А нам все равно,

А нам все равно,

Пусть боимся мы волка и сову.

Дело есть у нас -

В самый жуткий час

Мы волшебную

Курим трын-траву!

Расходы на вино сократились вдвое — раньше Жюстина выпивала столько же, сколько мы с Палашом. Теперь она провоняла талмифорой так, что сам я мог бы эту магическую наркоту и не употреблять: достаточно было бы целоваться с подругой и нюхать ее одежду.

Трижды мне пришлось возить в «Дубы» на воскрешение волколатников, и однажды — Палаша. В результате шаман Глена начал на меня как-то странно поглядывать, а при последнем визите к нему намекнул на грядущее повышение расценок. Вместо того, чтобы скидку пообещать, как постоянному потребителю услуг.

— А это потому, что ни один главарь в Гинкмаре пока не воскрешал всех своих подряд, — объяснил Меченый. — Я понимаю, почему ты так поступаешь, но правильнее будет не швырять деньги мешками ради удовлетворения хотелок твоей благородной души. Уже и так пошли разговоры по тавернам и станам, что ты на Тропе загребаешь немерено. Суммы называют гораздо больше тех, что ты реально имеешь. Смотри, накличешь беду. Ты не обязан оживлять погибших даже и за их счет. Правила правилами, а здравый смысл — здравым смыслом… Правила, кстати, еще не законы. Иногда лучше уж жадностью руководствоваться, чем ими.

Я учел сказанное, и как-то вечерком, сидя в нашем в обжитом уже до предела и всесторонне благоустроенном лагере, подозвал для задушевной беседы Торна. Волколатник слова Меченого в целом подтвердил, присовокупив многое от себя лично.

— Воскрешать всех павших не слишком хорошо для дисциплины в отряде, — сказал он. — Бойцы от этого становятся легкомысленны, чаще идут на неоправданный риск. Никто не осудит тебя, оставь ты кого-то мертвым, даже при полной возможности вернуть его к жизни. Право убитого на добычу почти всегда спорно: заслужил ли он ее, прежде чем погиб? Уравнивание его с выжившими нередко вызывает недовольство последних, потому что неизбежно приводит к уменьшению их собственных долей. У нас такого пока не случалось — отряд слишком мал, налеты проводим все как один рисковые, и потеря любого бойца, независимо от его заслуг, уменьшает шансы остальных в следующей схватке. Но это не значит, что дух раздора над нами не властен вовсе. Имей в виду еще вот что: любой убитый не позднее чем через три дня встает на путь перерождения, и как знать, не окажется ли для него новое существование предпочтительнее предыдущего? Положим, погибну я. Если ты меня воскресишь, я буду тебе благодарен, поскольку именно так поступают настоящие боевые товарищи, истинные соратники. А нет — не обижусь, ибо только смерть способна снять с меня проклятие и позволить сменить расу. Это не обязательно произойдет: я могу вновь возродиться именно проклятым и даже волколатником. Поэтому я не стремлюсь к гибели, — но и не намерен избегать ее любой ценой…

Торн говорил в общей сложности с полчаса, и я не перебивал, хотя быстро понял, что лекция будет иметь для меня скорее общеобразовательное значение. И ее, в сущности, можно проигнорировать, как и предостережение Меченого. Несмотря на несомненную правоту обоих высказавшихся. Еще один удачный налет — и я расплачусь с долгом. И тогда, согласно данному эгиде обещанию, я должен буду отправиться на восток. Иначе не найдется оправданий, буде божественная шкура превратится в львицу еще раз. Мне и так придется дополнительно задержаться в Гинкмаре, выполняя задание по освобождению духов лабиринта, для чего следует сходить к мавзолею вождя варваров и вернуться назад. Но это по крайней мере будет похоже и на начало выполнения задания эгиды. Некрополь с мавзолеем скорее на юго-востоке, но хоть примерно в той же стороне, а шкура при последнем превращении сказала, что я могу идти своим путем, то есть и любые свои дела делать, только медлить не надо. Поэтому и не стоит медлить. Самого уже задолбало бесконечное топтание в герцогстве Каритекском. Пора что-то новое повидать. Клан при этом неизбежно развалится — мне его с собой тащить без надобности, а остальные после моего ухода меж собой не договорятся. Впрочем, он и так готов развалиться. Давно заметил, что Жюстине бандитство успело надоесть, и она хочет вплотную заняться таверной. Палаш устал — жизнь, состоящая из одних драк с короткими перерывами между ними оказалась не для него. Даже волколатники, кажется, стали уставать. Все чаще по вечерам ударяются в воспоминания о более спокойных периодах в истории своей стаи. Похоже, лишь нам с Люцифером бесконечные сражения по душе. С Люцем понятно все, а от себя я такого не ожидал. Верно сказал какой-то оргойский философ: внутренний мир разумного точно так же полон сюрпризов, как тот, что вокруг него.

С этими мыслями я начал укладываться спать. Ну правильно: иногда хочется просто лечь и уснуть, с вечера, а не трахаться предварительно часа четыре. Тем более что мы с Жюстиной изрядно приелись друг другу. Сколько можно распутства Ингервольда и Миранды на пару изучать, и прочие местные камасутры? Когда отправлялись в «Сухую гавань» вместе, Жюстина в открытую кокетничала с Меченым. Я ей не препятствовал и скандалов не устраивал. Ясно, что эти двое неминуемо сойдутся, — только какая мне разница, если я сам вот-вот брошу Жюстину к чертовой матери? Кстати, надо не забыть отнять у нее на прощанье футляр вампира. Пусть знает, что я умею грабить не только чужих, но и своих.

Ночь обещала быть тихой, звездной, прохладной, — и пройти спокойно. Первое время в березняке нападения полевой нечисти случались регулярно, однако постепенно она поняла, что с нами лучше не связываться. Засека вокруг лагеря щетинилась шестами с черепами монстров, ее заостренные ветви там и сям украшали целые скелеты упырей. Моя очередь дежурить сегодня — под самое утро. То есть наилучшая. Не надо просыпаться, засыпать и пробуждаться вновь. Один раз встал, размялся в преддверии грядущего дня, и заодно обязанности часового выполнил.

Разбудила меня Жюстина. Рано, еще в темноте. Вокруг не наблюдалось и признаков рассвета, не то что самого рассвета.

— Чего тебе? — недружелюбно поинтересовался я. — Откуда ты вообще нарисовалась — я Люцифера сменять должен.

— Все на ногах давно, один ты дрыхнешь! — попрекнула меня магиня. — Вставай давай! Кажется, в лесу где-то рядом кто-то с кем-то дерется.

— «Кажется»… «Где-то»… «Кто-то»… Вы ужас как информативны, мадмуазель. Еще немного — и я утону в океане наиточнейших данных.

Жюстина оставила мою колкость без ответа: заметила, что несмотря на брюзжание, броню я натянул с рекордной скоростью. В лагере действительно все были на ногах, готовые дать отпор неведомому противнику. Я прислушался и уловил среди обычных ночных шумов и шорохов словно бы перезвон колокольчиков — красивую и злую песню спорящих друг с другом мечей высокого качества. Она прерывалась ненадолго и начиналась вновь. Сражались на северо-западной окраине березняка. Высокоуровневые воины, судя темпу наносимых ударов. Однако с окончательными выводами я не спешил. Некоторые монстры — большие мастера по части имитации самых сложных и причудливых звуков. Они широчайшим образом используют свои способности, выманивая разумных и животных из их укрытий, пугая и вводя в заблуждение. А также отвлекают внимание, в то время как их сородичи подкрадываются с другой стороны…

Я осмотрелся. Нет — Люц, Палаш и волколатники стояли грамотно, рассредоточившись, ожидая проникновения сквозь засеку с любой стороны. А сквозь нее, кстати, еще попробуй проникни.

— Кто бы это мог там столкнуться? — вполголоса спросил Торн, предлагая остальным высказать предположения. — Рубятся как дьяволы!

Версиями никто не разродился. Неведомые воины, кем бы они ни были, выбрали странное место для поединка. И дрались молча, не тратя сил на подбадривающие себя и устрашающие противника крики. Наконец раздался короткий предсмертный вопль, после которого наступила тишина. Мы остались стоять где стояли. Опасность для нас, если она была, не миновала. Один ночной боец погиб, другой остался жив. Куда он пойдет после победы?

Меня мучило сильнейшее искушение послать волколатников на северо-запад — у них самый чуткий слух, и даже прокравшись на половину расстояния до предполагаемого места схватки, броневолки могли бы что-то узнать. Что-то такое, что позволило бы догадаться об остальном. И одновременно я опасался остаться в лагере без них, хотя уже мысленно отверг версию с хитрыми монстрами. Прошло десять минут. Пятнадцать… Требовалось принять какое-то решение. Продолжать бдеть? Ложиться спать, выставив усиленный караул?

Висящий у меня на шее амулет Айка стал теплым, почти горячим, будто его нагрело скрытым внутренним жаром. Проклятый находился неподалеку и давал об этом знать. Какой хороший подарок он мне некогда сделал, а? Скорее бы вырасти в уровнях и узнать все свойства черного камня. Должно быть, их миллион.

— Отбой тревоги, — сказал я. — Это Айк дрался с кем-то. Сейчас идет сюда.

Вскоре он показался перед засекой. Мы с Палашом разгородили закрытый на ночь проход ровно настолько, чтоб Айк мог попасть внутрь не зацепившись за сучья. И загородили вновь.

— Вот, заставил нас работать, — проворчал я. — Взял бы да перепрыгнул! Или ты ранен?

— Невредим, — успокоил меня проклятый. — Устал только. И я, когда к друзьям прихожу, через засеки не прыгаю. Вдруг поверху висит какое-нибудь дешевое, но хитрое заклинание типа «Невидимой стены» с прочностью хотя бы дюймовой доски, о котором сами хозяева давно позабыли. Будет очень обидно. Осадок неприятный останется… Разведите кто-нибудь огонь. Не беспокойтесь: поблизости никого.

— Никого живого? — уточнил я.

— Ну да.

— А мертвые не кусаются.

— Надежно мертвые — нет.

Живчик и Мык кинулись раздувать угли в лагерном костре. Когда он разгорелся, мы расселись вокруг, и Айк небрежно бросил между собой и мной отрубленную человеческую голову:

— Познакомься — это Альт Кер-Нери. Талантливый вор, наемный убийца, шпион и охотник за вознаграждениями. Сперва работал на тимойцев, потом был перекуплен оргойцами, а после достижения семидесятого уровня ушел на вольные хлеба. Я совершенно случайно опознал его в одной из таверн на Ревском тракте под личиной бродячего фокусника. Затем встретил во второй, третьей, и стал за ним следить. Слишком уж целеустремленно Альт двигался в сторону твоей дислокации, а так как фокусник он еще тот, я решил ненавязчиво сопровождать его до пункта назначения. И в случае чего прокачаться на нем — противник достойный. Когда отпали последние сомнения, что идет он к тебе, попался ему на пути и предложил побеседовать. Надежды что-то выведать было мало — парней вроде Альта нелегко разговорить. Ну а парней вроде меня нельзя просто обойти или сдвинуть с дороги. В общем, мы не поладили.

Я посмотрел на голову. Одна, без тела, она демонстрировала профиль с глубокими паузами-провалами и сильными помехами. Но семьдесят девятый уровень я в нем узрел без труда. А у Айка теперь был восемьдесят четвертый. Поднялся-таки на следующую ступеньку.

Вспомнился Карл Ингмарский. И как после его убийства мы с Люцем рассуждали, что по мере увеличения назначенной за меня герцогом награды мною будут интересоваться все более опытные охотники за скальпами. Так и вышло.

— Спасибо, камрад, — сказал я. — Этот Альт Хер-как-его-там наверняка нас всех перебил бы.

— Тебя, возможно, взял бы живым, — возразил Айк. — Про переход Альта на вольные хлеба я скорее по сплетням знаю, чем уверен. Не исключено, что он опять переметнулся к тимойцам. И получил заказ на тебя от Дондрейденкура.

— Или так и остался на службе у оргойцев, однако все же мог хотеть меня повязать. Если Генриху пофиг, убьют меня при поимке или нет, то Герхарду не пофиг, и кое-кому еще может быть не пофиг. Например, Хорингеру. Это ж наверняка хитрейшая лиса, вполне способная вести свои собственные игры.

— Запросто.

Я еще раз глянул на голову Альта. Собственно, не имеет значения, на кого он работал. Вскоре мое местоположение неизбежно вычислит следующий высокоразвитый хер, потом следующий. Столкновение с любым из них закончится плохо. Еще одна причина сворачивать бизнес на Тропе и убираться из герцогства. В деле обеспечения собственной безопасности нельзя полагаться только на Айка. Он и так заботится обо мне немногим хуже, чем штатный телохранитель. Скоро начну при встречах краснеть от стыда.

— Хорошо, что ты был поблизости, — сказал я.

— А мог ли я поступить по-другому? — развел руками проклятый. — Не думай, что я к тебе в няньки определился, — знаю, тебя это обидело бы. Но и сосредоточиться исключительно на своих делах, оставив тебя заниматься своими, я не мог. Поступи я так, вряд ли ты счел бы меня камрадом. Обещал помогать тебе чем смогу — этого и придерживаюсь. Причем, как ты наверное заметил, не без пользы для себя.

— Именно на Альте восемьдесят четвертый поднял?

— А то! Кстати, не встреть я его, все равно пришел бы. Предупредить. Вы уже давно сидите на Тропе, и перекрыли ее чуть ли не наглухо. Сначала, вроде, осторожничали, а в последнее время мимо вас беспрепятственно проходит едва ли один отряд из пяти. В центральных и северных герцогствах успели заметить почти поголовное невозвращение дворян, которые должны были вернуться, а так как раньше подобного не случалось, безмерно обеспокоились. Большого шума не поднялось лишь по одной причине: родня, соседи и сеньоры пропавших прекрасно осведомлены, каким путем те возвращались с юга и почему. Так что до Бальдура и высоких властей в целом пока ничего не дошло. Тем не менее по королевству поползли слухи о супербанде в сотню бойцов или больше. Говорят также, напротив, о маленькой банде, которая изобрела для промысла нечто особенное.

— Живым от нас пока никто не ушел. Свидетелей нет. Соответственно, никто не знает, кто мы, и что у нас костомех. Поэтому пускай болтают что хотят. И чем разнообразнее окажутся мнения, тем лучше. Раз слухи распространяются с севера, значит, они пока не достигли юга. Еще одно нападение…

— Ты можешь не успеть его провести. «Никто не знает» — это не значит, что никто не догадался. Потому-то я и сказал, что все равно пришел бы, даже не всплыви в поле моего зрения Альт.

— А кто догадался?

— Бдящие. И теперь они готовят карательную экспедицию против тебя. Усиленную двумя боевыми костомехами.

Глава 8

Я выматерился так замысловато, что система мою фразу слушателям адекватно перевести не смогла. В чем честно призналась. И попросила выражаться яснее. Нарвавшись на предельно ясное предложение идти по адресу их трех букв.

— Расскажи подробнее, — попросил я Айка. — Они снова воскресили Креппера?

— О нем я ничего не слышал, — покачал головой проклятый. — Но ведь не только Креппер мог убедить Бдящих, что на Тропе орудуешь ты. И подсказать, что именно используешь.

— Ну, тогда это Онуфрий настучал на меня.

— Не сам. Его разыскал Герхард…

— И уже он слил инфу вернейшим и преданнейшим слугам Бальдура? Подонок!

— А ты от него чего-то доброго ждал? В каком ключе он начал, в таком и будет продолжать… Бдящим идея твоей повторной поимки понравилась. Операцией вызвался руководить Бурхард, племянник его превосходительства Штольба, местного приора ордена. Парень довольно глуп, ни в чем себя пока не проявил, а спеси столько, словно уже магистр. Штольб нехотя, но согласился. В таланты Бурхарда он не верит, и не поручил бы ему даже охоты на бродячих собак. Однако приор в преклонных годах, почти не покидает замка, а желающих занять его место примерно столько же, сколько братьев-рыцарей под началом. Старик не прочь формально передать бразды правления родственнику, в действительности продолжая командовать из-за его спины. Твоя поимка — отличный шанс возвысить Бурхарда, поставив его вне конкуренции среди претендентов, и произвести рокировку. Ты же знаменитость!.. Заодно Штольб отмажет племянничка от службы по всеобщей повинности — возможно, не только на грозящие тому в ближайшее время полгода, но и навсегда.

— Бурхард должен отправиться на войну?

— На юг, дружище, на юг. Но таким как он и этого не надо. На границе с варварами все же опасно, и по-настоящему большими деньгами в разоренных постоянными набегами районах не разживешься. Конечно, Бурхард предпочтет остаться здесь. Однако сейчас на каждом углу выражает готовность исполнить воинский долг перед монархом и отечеством. Он снял со стены трофейного зала орденского замка твой щит с фигой и клянется лично пленить тебя по дороге на юг…

— Мой щит?!.. Сука!!!

— Спокойнее, Иван! Вообще говоря, это твой бывший щит, а теперь — законный трофей Бдящих.

— Хрен там — законный! Или — уж ладно! — законный трофей ордена. Но не отдельно взятого тупого козла, который меня не только не побеждал, но и в глаза не видел. За присвоение моего щита я из Бурхарда вытащу кишки и навью из них веревок. Он хочет двинуть к границе по Тропе — я правильно понял?

— Правильно. Мне представляется, что план его таков: он ловит тебя, с триумфом доставляет в Каритек, возвращается в замок, занимает место дяди…

— В последнем я ему помогу. Раз Штольб стар, его место на кладбище.

— Вижу, ты уже настроился завершить свою деятельность на Тропе эффектно, разгромом карательного отряда. Только отряд-то немаленький. Десять всадников будет в свите Бурхарда. Еще с ним отправляются три децимы бывших ополченцев, а ныне полноценных воинов, успевших послужить на западе и поучаствовать в битвах с империей. Ну и Штольб от себя усилит отряд высокоуровневым магом и дюжиной рыцарей с оруженосцами. Им предстоит сопровождать Бурхарда аж до самого Ревска, и только оттуда вернуться назад. Но Бурхард ведь не пойдет к Ревску, пока тебя не отловит. Он вообще в ту сторону не собирается. Твердо уверен, что удача ему улыбнется. Естественно, рыцари, маг и пехотинцы останутся при нем. И костомехи. Надеюсь, ты про них не забыл.

— Откуда Бурхард возьмет костомехов? Штольб ему выделит?

— Нет, они королевские. Бальдур послал их на юг в помощь гарнизону пограничной крепости Сапр. В диких землях напротив нее некий варварский вождь невероятно усилился. Подчиняет соседние племена одно за другим. И его решено уничтожить, пока он не превратился в настоящего царька с сильным войском, которое сможет всерьез угрожать крупным городам на нашей стороне.

— А Бурхард, выходит, не прочь поэксплуатировать скелеты в личных целях, пока их ждут не дождутся в Сапре? Похвальная предприимчивость! Сочувствую коменданту крепости — в итоге он вовсе не получит костомехов.

— Что ты задумал?

— Да пока ничего особенного. Исходная идея такова: раз отряд большой, надо его разделить. И разбить хотя бы ту его часть, в которой окажется Штольбов племянник. Детали позже проработаю. С твоей помощью или без — тут уж сам определяйся… Я очень хочу получить обратно свой щит. Пока ты про него не напомнил, я и не подозревал, насколько хочу. Не так уж часто я привязываюсь к каким-то вещам. Меч, вот, мне дорог. Да еще, оказывается, щит этот.