Двое в пути. Записки Белого Лиса

И мы отправились назад в поля. Мне почему-то совсем не хотелось выпытывать у Макара, что случилось с его другом. Было грустно. Как же такой продвинутый практик мог добровольно уйти из жизни? Значит, не защитили его полученные сакральные знания от боли и отчаяния. Тогда какой от них прок? Стоило ли тратить многие жизни на поиск истины, если в самый нужный момент эта истина оказалась бесполезной? Может быть, этот парень просто был слабаком? Нет, не мог Макар выбрать себе в попутчики какого-то хлюпика. Похоже, испытания, выпавшие на долю его друга, превысили меру его стойкости.

– Не каждый бой можно выиграть,– Макар словно подслушал мои мысли,– не суди других, пока сам не окажешься в их шкуре.

17 октября

Что-то я давно не открывал свою тетрадку. Два дня мы с Макаром трудились на заготовках сена, как подорванные, словно за нами бесы гнались. Я не понимал, зачем нужно так надрываться, но мой мудрый гуру не давал мне возможности пофилонить. Он впахивал с таким азартом, что мне поневоле пришлось соответствовать. О причинах спешки я догадался только сегодня утром, когда на наш остров обрушилась снежная буря. Я проснулся от того, что ледяная крошка принялась молотить в стёкла, как сушёный горох, а вьюга завыла в печной трубе, что твоя голодная волчица, даже сделалось немного не по себе от этого духового соло.

Ника, похоже, здорово подмёрзла этой ночью на своём чердаке, она спустилась вниз, закутавшись в спальник по самую макушку. Макар тут же взялся восстанавливать её подорванное здоровье своими магическими приёмчиками. Уложил хлюпающую носом бедняжку на свой топчан, сам уселся рядом, положил правую руку ей на грудь и закрыл глаза. Выглядело это довольно комично, но смеяться мне почему-то не хотелось, ревность мерзким червяком опять заползла в мою душу. И почему я сам так не умею? Как бы было прикольно силой своего сознания поднять на ноги захворавшую Нику, а потом снисходительно принимать её благодарность за помощь. Увы, теперь все эти ништяки достанутся Макару.

Казалось бы, я уже успел смириться с её выбором. Да что там было выбирать? Какой-то заштатный городской неудачник и могущественный маг-отшельник. Даже сравнивать нельзя. А всё равно каждый раз, когда вижу их вместе, горечь подкатывает к горлу. И ведь понимаю, что так лучше, теперь мне не грозит оказаться в зависимости от капризов обладательницы фиалковых глазок, вновь с отвращением ощущать свою беспомощность перед сиреневым мороком и ненавидеть себя за это. Можно теперь с лёгкостью сохранять невозмутимость и здравомыслие. Для начинающего философа это самое подходящее состояние духа.

Да, я понимаю, что у меня нет шансов, а если б даже были, не встану я на пути у Макара. Кстати, почему? Это же ненормально, такое смирение мне вовсе несвойственно. Раньше у меня никогда не возникало подобных этических фрустраций, если мне нравилась женщина, я её завоёвывал, и всё. Но только не с Макаром, его счастье вдруг сделалось для меня важнее, чем мои собственные чувства. И когда же он успел меня так приворожить? Вроде бы и не старался, даже наоборот, устраивал мне испытания на грани смертельного риска. Неужели во мне говорит просто благодарность за спасение?

– Лис, приготовь Нике чаю с мёдом,– попросил Макар, врываясь в мои рефлексии. – Ей сейчас нужно поспать, а мы позавтракаем и пойдём утеплять крышу. Хорошо, что успели запасти травы до снега. Она, конечно, пока не просохла как следует, но всё же лучше, чем ничего.

И снова мы молча проработали целый день. Пообедали всухомятку, Ника так и проспала до вечера, похоже, Макар что-то там наколдовал с её сном. Когда начало смеркаться, я вдруг почувствовал, что мне стало жарко на чердаке. Жар от печной трубы перестал улетучиваться сквозь крышу, и Никина спальня наполнилась теплом, хотя мы ещё не закончили с утеплением. Часть травы из последней партии оставалась слишком влажной, её следовало хотя бы немного подсушить. Но пока не грянули настоящие морозы, и того, что мы уже сделали, оказалось достаточно, чтобы на чердаке можно было спать, не опасаясь замёрзнуть.

Мы с Макаром скинули куртки и улеглись на сено передохнуть перед ужином. Пожалуй, впервые за последние два дня мне выпала возможность позадавать вопросы моему мудрому гуру, и я, естественно, не упустил свой шанс.

– Макар, я тут кое-что недопонял из твоих объяснений,– задумчиво произнёс любопытствующий неофит, глядя в потолок. – Как можно управлять проявлениями своего сознания? Ты говорил, что ум мешает пребыванию в естественном состоянии, из которого всё рождается. Но без ума невозможно сформировать желаемый образ реальности. Да что там говорить, даже намерения творить что-то конкретное без ума не получится сформулировать.

– Ну наконец-то ты начал задавать правильные вопросы, Лис,– Макар так искренне обрадовался, что мне даже стало неловко. – Всё верно. В отличие от всеосновы, наша природа двойственная, поэтому для того, чтобы сознательно творить свою реальность, нам нужно объединить своё женское и мужское начала. Иначе говоря, научиться управлять своим умом, осознанно пребывая в своей природе.

– Но это же невозможно,– от возмущения я даже поднялся со своего травяного ложа и навис над Макаром. – Ты же сам говорил, что, как только подключается ум, твоему созерцательному состоянию приходит конец. Или я что-то неверно понял?

– Я описал тебе естественное состояние сознания, как опыт ДО, только для того, чтобы дать тебе о нём некоторое представление,– спокойно пояснил мой невозмутимый гуру. – Разве я утверждал, что в этом состоянии невозможно мыслить?

Я попытался вспомнить наш разговор и должен был признать, что ничего подобного Макар не говорил. Это я сам сделал такой вывод. И этот вывод, похоже, оказался неверным.

– Для того, чтобы осознанно творить реальность, необходимо задействовать обе наши ипостаси,– продолжил своё объяснение мой мудрый гуру. – К сожалению, большинство людей отождествляют себя исключительно со своим умом, забывая или вообще не ведая о своей истинной природе. А ведь ум – это всего лишь инструмент, который наше сознание сотворяет для самопознания. Но это ещё полбеды, в конце концов, нашей природе от этого невежества никакого ущерба не случается. Хуже то, что, ассоциируя себя с умом, люди при этом свой ум даже не пытаются контролировать, скорее, это ум управляет их сознанием. Мы привыкли тупо следовать за потоком своих мыслей, и этот мутный поток формирует нашу реальность. А потом удивляемся, отчего всё не так, как хочется.

– Значит, главное – это взять свои мысли под контроль,– сделал я самоуверенное заключение. – А зачем тогда это естественное состояние?

– Осознанное пребывание в своей природе как бы подключает тебя к источнику, даёт силу творить,– Макар одобрительно улыбнулся, поощряя меня к дальнейшим рассуждениям. – Без этого твой доступ к творческой энергии ограничен. Представь, что жарким летним днём тебе хочется искупаться, но подход к водоёму перекрыт решёткой. Да, там есть дверь, но у тебя нет ключа. Вот и приходится тупо пялиться на вожделенную водную гладь и довольствоваться долетающими брызгами. А если этот ключ имеется, то можно бултыхаться в водоёме в своё удовольствие. Понятно?

– Забор – это, я так понимаю, ментальные конструкции ума,– попробовал я расшифровать предложенную модель,– а ключ – это осознанность.

– Правильно,– похвалил меня Макар,– доступ к источнику достигается за счёт осознания своей природы.

– А в этом водоёме нельзя утонуть? – полюбопытствовал я.

– Запросто,– мой гуру прямо-таки расплылся в довольной улыбке, видимо, я предугадал ход его дальнейших объяснений. – Вот поэтому необходимо объективно оценивать свои способности. Не умеешь плавать – не лезь на глубину. Впрочем, тебя и не пустят.

Я пропустил мимо ушей его последнее замечание, чтобы не отвлекаться от основной темы, но сделал себе зарубку на память. Узнать побольше об этих спасателях на водах было несомненно интересно.

– Если ты осознанно пребываешь в своей природе, то твои возможности воплощать различные формы сознания возрастают многократно по сравнению с возможностями обычного человека,– Макар сделал упор на слове «осознанно». – Но даже в этом случае проявления твоего сознания будут спонтанными с поправкой на ограничения, которые накладываются алгоритмами нашего мира. Только контролируемый ум позволяет сформировать намерение и воплотить в реальность форму, соответствующую этому намерению. Иначе говоря, создать из ничего шоколадку можно только с помощью ума.

– А почему бы этой самой всеоснове не сотворить шоколадку спонтанно? – полушутливо поинтересовался я.

– Теоретически это возможно,– улыбнулся мой гуру,– но даже если такое случится, то в отсутствии ума шоколадка сразу же растворится обратно во всеоснове. Те проявления, за которыми не следует наш ум, растворяются без следа. Поэтому для того, чтобы что-то сотворить, нужно научиться не только сознательно формировать мыслеобразы, но и удерживать их в сознании. Представляешь, какой силой должно обладать сознание Демиурга, чтобы хранить образ целого мира на протяжении веков?

– И всё-таки научиться контролю ума недостаточно, так? – мне уже стало любопытно разобраться в механизме воплощения. – Нужно ещё объединить работу ума с осознанным пребыванием в своей природе. Иначе просто не хватит энергии для воплощения желаемого объекта.

– Ты не перестаёшь меня радовать сегодня, Лис,– расплылся в улыбке мой гуру. – Да, именно это объединение, я думаю, и следовало бы назвать естественным состояние сознания, по крайней мере для нас, существ с двойственной природой.

– А как этому научиться? – я решил взять быка за рога и сразу перейти к практической части урока.

– Как обычно,– Макар пожал плечами,– сначала освоить каждую из составляющих по отдельности, а потом соединять их в единую практику. Я тебе покажу, во время зимовки у нас будет куча времени.

Я разочарованно вздохнул, но не мог не признать разумность такого подхода. Конечно, мне бы хотелось всего и сразу. А кто бы не хотел?

– И с чего мы начнём,– деловито осведомился я,– с дрессировки ума или с погружения в свою природу.

– С ума, разумеется,– Макар недоумённо воззрился на бестолкового ученика. – Ты бы сам доверил гранату неразумному ребёнку? Сначала ребёнок должен повзрослеть и освоить технику безопасности.

– А что в твоём понимании означает повзрослеть? – обиженно поинтересовался ребёнок, на голубом глазу вообразивший себя взрослым.

– Тут есть два аспекта,– как ни в чём ни бывало ответил Макар, проигнорировав мои претензии на взрослость. – Первый аспект – это способность контролировать проявления своего ума, причём не только мысли, но и чувства, эмоции, ощущения. Под контролем я подразумеваю для начала осознание этих проявлений, а как конечный результат – подчинение этих проявлений своей воле.

Я невольно хмыкнул. Да где ж это видано, чтобы человек испытывал только то, что сам хочет. Жизнь – штука непредсказуемая. Сегодня тебя гладят по головке и кормят пряниками, а завтра окунают в дерьмо и прохаживаются плёткой по спине. Попробуй испытывать радость, когда тебе на голову падает кирпич.

– Второй аспект – это свобода выбора и ответственность за свой выбор,– продолжал вещать мой гуру.

– Опять эта свобода выбора,– возмутился я. – Какое отношение свобода имеет к взрослению?

– Самое прямое,– снисходительно улыбнулся Макар. – Ребёнку свобода не нужна, она для него даже опасна, сам по себе, без взрослых он не выживет. Только тот, кто полностью принимает на себя ответственность за свою жизнь, может претендовать на звание взрослого. Большинству людей эта ноша не под силу, поэтому они ищут кого-то сильного и мудрого, кто мог бы их защищать и указать им, как жить. Чаще всего, это бог, религия, правительство, начальство. Сам-то ты можешь утверждать, что никогда не позволял собой командовать, не искал покровительства?

Я оглянулся на свою жизнь и вынужден был признать, что Макар прав. Мне тоже частенько требовалось опереться на чей-то авторитет. Да что там говорить, я и сейчас искал поддержки в этом странном человеке, добровольно взявшемся просвещать неуча и неумёху.

– Ты сказал «претендовать», а не быть,– уточнил я. – А почему?

– Если ты берёшь на себя ответственность за то, что не можешь контролировать, то это говорит не о зрелости, а о глупости,– Макар шутливо ткнул меня в бок. – Максимализм и неспособность к объективной оценке своих сил свойственны подростковому возрасту. Тут родительская опека становится насущной необходимостью.

– А кто они, эти родители? – насупился я, понимая, что под подростком Макар имел ввиду именно меня.

– Родитель у нас у всех один,– заявил мой гуру,– это наш Создатель. Разумеется, он не лично за нами всеми присматривает, а через присутствующие в его сознании мыслеобразы наших высших я. Эти алгоритмы контролируют наш доступ к энергии творения и не позволяют нам фатально навредить себе и окружающим. Вляпаться в собственное дерьмо – это сколько угодно, но снести полмира не получится. Доступ к силе пропорционален осознанности и самоконтролю. Вот так.

– А тебе не кажется, что вмешательство в нашу жизнь попахивает нарушением закона свободы воли? – ехидно поинтересовался я.

– Да, есть такое дело,– неожиданно согласился Макар. – А ты сам дал бы в руки несмышлёному малышу, например, пулемёт, позволил бы ему совать пальцы в электрическую розетку или прыгнуть с моста в воду? То-то же. Насилие в данном случае будет оправдано соображениями безопасности ребёнка, не так ли? Вот если это насилие превысит необходимый уровень, тогда кармическая ответка не замедлит последовать. К тому же ограничивает нас не чужой дядя, а мы сами. Ты ведь ещё не забыл, что являешься проекцией своего высшего я. Так что, кроме себя, некому предъявлять претензии.

– А ты уже взрослый, Макар? – не без скепсиса поинтересовался я.

– Это ты про мои игры с материализацией? – великий и ужасный маг весело рассмеялся. – Это всё несерьёзно, настоящая власть над своим умом мне пока недоступна. Но по отношению к тебе меня, наверное, можно назвать старшим братом. И я готов за тобой присматривать с твоего разрешения. По-родственному,– Макар хитро подмигнул своему, так сказать, младшему братишке.

– Почему? – наверное, мой вопрос прозвучал несколько вызывающе, но он понял меня верно, я это сразу увидел по тому, как изменилось выражение его лица.

Макар грустно посмотрел мне в глаза и улыбнулся, причём без всякого превосходства, наоборот, как бы смущённо и в то же время с надеждой, словно ждал чего-то. Так уже было несколько раз, и каждый раз этот взгляд вызывал у меня в душе какое-то странное чувство вины. Вот только за что? Чего-то я не понимаю, это факт, а он не желает со мной делиться, ждёт, что я сам додумаюсь. А если не додумаюсь? Ну не хватит у меня мозгов, чтобы разгадать этот его очередной квест. Что тогда?

– Мальчики, ужин на столе,– раздался снизу весёлый голосок нашей болящей.

Мы с Макаром переглянулись и оба одновременно заулыбались. Похоже, Ника уже совсем поправилась, коли озаботилась ужином.

– Как же ты её так быстро вылечил? – удивился я. – Хотя моё сотрясение тоже прошло за одну ночь. Это какая-то специальная техника?

– Просто накачал энергией, и всё,– Макар небрежно махнул рукой. – У вас организмы молодые, сами справились с недугом. Но техники тоже существуют, и я ими с тобой поделюсь. Не спеши, Лис, всему своё время. Ты бы лучше поухаживал за барышней, а то она уже чуть не плачет от твоей равнодушной физиономии.

У меня буквально отпала челюсть. Получается, Макар вовсе не претендует на романтические отношения с Никой. Неужели я всё себе напридумывал? Да нет же, она точно к нему неравнодушна, так и льнёт к этому матёрому донжуану. Почему же Макар считает, что Ника ждёт от меня знаков внимания? Что он там углядел своим магическим зрением?

– У тебя очень богатое воображение, Лис,– усмехнулся Макар,– коли ты решил, что между мной и Никой есть какие-то чувства, кроме дружеских. Я старше этой малышки более, чем на двести лет. Ты хоть отдаёшь себе отчёт, насколько глубока эта пропасть? Да я даже для её дедушки слишком стар.

– Но ты ведь таким не выглядишь,– смущённо пролепетал я.

– Зато ощущаю,– отрезал Макар. – Чтобы продолжать жить, мне требуется раз в полгода уходить в летаргический сон, как медведю. Но даже это помогает слабо. Ещё немного, и ничто меня больше не удержит на этом свете. Ну сам подумай, зачем мне молоденькая девушка?

– Мне показалось…,– я неловко пожал плечами и замолк.

– Я правда ценю твою жертву, парень,– Макар хлопнул меня по спине,– но она бессмысленная. Не теряй времени, потом будешь жалеть.

– Жалеть о чём? – я недоумённо уставился на навязчивого советчика.

– Ни о чём,– буркнул Макар и полез вниз.

Отлично. Как хочешь, так и понимай. Чего он обиделся? Я же просто спросил. Опять эти недоговорки. И чего он темнит? Для проформы я продолжал бурчать, но на душе у меня расцвели незабудки, несмотря на снежную бурю и тоскливое завывание вьюги. Спускаясь по приставной лестнице, я уже представлял себе, как включу на полную мощность своё мужское обаяние, и девушка с фиалковыми глазками падёт в мои объятья, словно созревший плод. И ровно в этот момент я понял, что мне совсем не хочется соблазнять понравившуюся мне женщину, не на этот раз. А чего мне действительно хочется?

Тетрадь №2

21 октября

Когда же я начал называть Макара учителем? Поначалу вроде бы в шутку, как бы играя в предложенную им игру. Но вчера я поймал себя на том, что уже не играю, он СТАЛ моим учителем по факту. Даже, наверное, больше, чем просто учителем. Не уверен, что смогу объективно описать те отношения, что сложились между нами, внешне они никак не проявляются. Всё это существует на уровне нюансов, слегка изменившихся жизненных установок, может быть, ещё ощущения тепла и защищённости, которые я испытываю в его присутствии. Но главное, это доверие, причём не на ментальном плане, а какое-то инстинктивное, зашитое в подкорку.

Самое забавное, я вдруг понял, что мне это состояние, оказывается, знакомо. Я словно бы забыл о нём, а сейчас постепенно вспоминаю. Иногда мне кажется, что всё это сродни наваждению. Только представьте себе взрослого самостоятельного мужика, который неясно с какого рожна внезапно проникся сыновними чувствами к другому мужику, которого он знает меньше месяца. Хотя нет, наши отношения, пожалуй, не назовёшь родственными. Макар вовсе не ставит себя в положение всеведущего взрослого по отношению к безмозглому малышу. Тут что-то другое. Он делится со мной всем, что знает и умеет, но в этом нет никакой корысти или задней мысли, типа, подрастёшь, сынок, и отдашь свой сыновний долг. По-моему, для него учить меня – это ещё большее удовольствие, чем для меня учиться.

Неужели всё дело в том, что я веду эти записи? Помню, он как-то сказал, что надеется таким образом передать знания своему другу, встречи с которым уже не надеется дождаться в этом воплощении. Слабоватое объяснение, если честно. То, что зародилось между нами, никак не назовёшь просто обоюдно выгодной сделкой, скорее, это какой-то своеобразный симбиоз, что ли. Иногда я остро завидую этому другу моего учителя. Если уж Макар способен так приручить незнакомого парня, то какими же должны были быть отношения двух проекций одного сознания? Трудно себе представить. Наверное, даже интимная связь с любимой женщиной нервно курит в сторонке. Хотя, это неточно.

Кстати, о женщинах. Вот тут у меня, как выяснилось, полный облом. Нет, Ника меня вовсе не отшила, как можно было бы заключить из моих слов. Наоборот, после того, как Макар прочистил мне мозги насчёт своих чувств к девушке, у меня словно пелена с глаз упала. Я сразу начал замечать, что ей нравлюсь, без дураков, и она только ждёт от меня первого шага, да хоть бы какого-то знака, не решается навязываться. А я торможу, веду себя как старший братик, забочусь, защищаю, но дальше ни-ни.

Что меня сдерживает, сам не понимаю, никогда у меня не было проблем с женщинами. Наверное, именно из-за этой уверенности в собственной мужской неотразимости меня так задела измена Маринки, что я полез бить морду начальнику. Может быть, она что-то там сломала в моём безотказном механизме соблазнения? Чушь собачья, впрочем, как и мои комплексы насчёт фиалковых глаз. Никины глаза тут совершенно ни при чём. Да, я бы с наслаждением часами ими любовался, зрелище завораживающее, но ни в какую зависимость от сиреневого морока я не угодил. Да и Ника не делает попыток меня захомутать, ведёт себя подчёркнуто корректно. Похоже, тут что-то другое, чего я пока не могу понять. И мой беспомощный ум в тщетной попытке отыскать рациональное объяснение моим комплексам, выдал эту дикую версию про фиалковый криптонит.

Макар смотрит на мои фрустрации с жалостью. Он явно что-то знает, но молчит как партизан, а меня просто распирает от любопытства. Может быть, они с Никой были близки в прошлой жизни, или, наоборот, это у нас с ней был роман. Недаром же Макара так перекосило, когда он её увидел впервые. Пару дней назад я даже попытался хитростью выведать у нашего молчуна его страшную тайну. Как бы случайно проговорился Нике, что учитель с ней встречался в прошлом воплощении. Естественно, любопытная девушка тут же начала приставать к нему с вопросами, типа, кем она была в прошлой жизни. Макар поначалу отнекивался, но потом эдак хитро усмехнулся и объявил, что она была монахиней. Вот так, версия с интимом не проканала. Не могли, значит, мы быть любовниками.

Погода на нашем острове испортилась окончательно. Мокрый снег с дождём лепит, не останавливаясь ни на минуту, вот уже три дня подряд. Ветер совсем озверел, даже просто передвигаться по берегу стало небезопасно. Мёрзлая земля покрылась ледяной коркой, на которой не держат даже подошвы трекинговых ботинок. Озеро пока не замёрзло, так что ловить рыбу теоретически можно, но рыбалка из удовольствия теперь превратилась в принудительную трудовую повинность. Охота почему-то совсем перестала приносить добычу, все звери попрятались по норам и носа не кажут. Кстати, их позиция мне очень даже близка, я бы тоже не казал, но хочется побаловать нашу хозяюшку свежим мясом. Так что приходится мёрзнуть и мокнуть.

Зато непогода высвободила для нас с учителем кучу времени для бесед и практик. Да, Макар начал дрессировать мой ум на предмет способности удерживать мыслеобразы. Если честно, я ожидал чего-то более сложного. Наслушался в эзотерической тусовке, как трудно поддерживать состояние концентрации, и в результате даже и не попытался ни разу всерьёз попробовать. А оказалось, что всё это просто понты́, ничего сложного в этой практике нет. Да я бы мог в лёгкую часами концентрироваться на любом объекте, только Макар мне не даёт. Нравится ему разнообразие в практиках. Впрочем, мне тоже нравится.

Вчера он впервые «познакомил» меня с моей природой, иначе говоря, показал, как можно осознанно оказаться в естественном состоянии сознания. Вариантов тут много, это же не что-то искусственное, естественное состояние присуще нам от рождения, в смысле, от сотворения. Можно попробовать заглянуть в свои мысли, а можно просто созерцать своё окружение, не интерпретирую свои ощущения и не следуя за проявлениями своего сознания. Эта практика мне понравилась даже больше, чем концентрация. Ты как бы становишься собой. Нет, не личностью, которую состряпал твой непоседливый ум, а самим бытием, что является твоей сутью. Не знаю, как объяснить лучше. Никакие слова на самом деле не помогают, они – лишь грубая имитация реальности.

Удивительно, но учитель отнёсся к моим медитативным успехам без особого восторга, вроде как ничего другого и не ожидал. А чего ж тогда продвинутые йоги проводят целые годы в пещерах, если это так просто? Или непросто? Почему у меня складывается такое впечатление, что я не учусь, а… только не смейтесь, вспоминаю. Иногда мне кажется, что ещё до объяснения учителя я уже знаю, как правильно делать эти практики. Скажете, самомнение? Я сначала тоже так подумал. Ну мало ли что, может быть, я просто угадал. Но не десять же раз кряду. Вчера я наконец не выдержал.

– Мне кажется, что я всё это уже делал раньше,– я потупился, не желая смутить учителя своим самонадеянным заявлением, но Макар ничуть не смутился.

– Разумеется, делал,– спокойно подтвердил он,– иначе ты бы не смог так быстро продвинуться. Понимаю, что тебе скучно, поскольку мы пока повторяем то, что тебе и так известно. Но мне нужно понять, на чём ты остановился в прошлых воплощениях. Так что потерпи, скоро будет веселее.

Вот так сюрприз. Оказывается, у меня был богатый медитативный опыт, и опытный учитель это сразу обнаружил. Интересно, а что ещё он обо мне знает?

– О чём бы нам сегодня поговорить? – Макар задумчиво посмотрел на своего обалдевшего от полученных откровений ученика. – У тебя есть вопросы?

Ну конечно, у меня были вопросы, целая гора вопросов. Странно, но чем больше я узнаю́, тем больше этих вопросов появляется. Размножаются они, что ли? Почкованием.

– Меня тут одна штука заинтересовала,– начал любопытный ученик, заранее предвкушая изысканный десерт из откровений учителя. – Большинство людей не способны управлять своими мыслями и понятия не имеют о своей природе, но это никак не мешает им проявлять свою реальность. Причём эти проявления отнюдь не представляют из себя бесформенный сумбур, они вполне последовательны и логичны, в общем, ни разу не напоминают спонтанные. В чём прикол?

– Одну из причин упорядоченности я тебе уже называл,– учитель удовлетворённо кивнул, похоже, тема была ему близка,– это алгоритмы нашего мира, управляющие механизмами проявления и восприятия.

– Какого ещё восприятия? – вклинился я в его объяснения, уж больно не хотелось оставлять за кадром что-то неясное.

– Наши сознания существуют в режиме самоудовлетворения,– усмехнулся Макар. – Единственным потребителем проявлений нашего сознания являемся мы сами. Что наготовили, то и кушаем. В отличие от всеосновы, наши сознания в своих проявлениях ограничены структурой нашего мира, уже поэтому эти проявления нельзя считать полностью спонтанными. Восприятие же этих проявлений, помимо встроенных алгоритмов, регулируется также формой нашего сознания, тем самым вибрационным спектром, о котором мы говорили раньше. Ум интерпретирует воспринятые сознанием проявления в соответствии с определёнными шаблонами, которые также являются частью структуры нашего мира. Поэтому мы воспринимаем небо голубым, воду мокрой, огонь горячим, деревья растут кроной вверх, люди ходят на двух ногах, а не летают как воздушные шарики и так далее.

– Правда, что ли, на двух ногах? – схохмил я. – А мне всегда казалось, что мы ползаем на брюхе, как улитки.

– Юморист,– Макар легонько ткнул меня кулаком в бок,– вижу, ты уловил смысл. Но есть и более тонкие настройки нашего восприятия, которые формируются не алгоритмами мира, а самими обитателями, например, представления о красоте, о добре и зле, о смысле жизни, о справедливости. Ты когда-нибудь задумывался о том, откуда все эти представления взялись в твоей голове? Уверен, что это плод твоих персональных изысканий?

Я попытался проанализировать источник моих, что называется, жизненных устоев и вынужден был признать, что мой персональный вклад в мою же картину мира был мизерным. Всё, на что я опирался, было вложено в мою голову кем-то. Сначала это были родители, потом школа, друзья, коллеги по работе, книги, фильмы, СМИ, даже игры. А где же во всей этой куче мой личный вклад? Даже в микроскоп не видно.

– Мы воспроизводим все эти чужие установки, совершенно не отдавая себе отчёта в происходящем,– продолжил рассуждения учитель. – Зато тот, кто эти установки формирует, отлично разбирается в человеческой психике и извлекает немалую выгоду из нашей безграмотности.

– И кто же наш злодей? – с улыбкой поинтересовался я. – Должно быть, это ужасный и коварный Демиург. Я прав?

– Пальцем в небо,– насмешливо хмыкнул Макар. – Во все века Демиурга пытались представить врагом человечества. Ещё в раннем христианстве гностики сочинили увлекательную историю про то, как из-за ошибки одного из эонов Создателя по имени София на свет появилось злобное и невежественное чудовище, которое нарекли Демиургом. Это чудовище обрело силу и стало считать себя Всевышним. Оно погрузило наш до того идеальный мир в материальность, а жителей засунуло в физические тела. Вот с тех пор мы и маемся тут, как на каторге, а Демиург использует нас в качестве рабов и питается нашей жизненной силой. Ты что-то подобное себе вообразил?

– В сети полно роликов про Демиурга и про Землю-тюрьму,– я беспомощно пожал плечами. – Так это неправда?

– Согласись, описанное поведение возможно только по отношению к чему-то внешнему,– пояснил свою точку зрения учитель,– к тому, чего тебе не жалко. А Демиург не разделяет своё сознание и наш мир, мир для него всё равно, что собственное тело. Разумеется, мне приходилось встречать мазохистов и торчков, готовых за минутный кайф нанести вред своему телу, да и все мы не особо печёмся о своём здоровье. Но мне очень трудно себе представить, что существо, способное веками удерживать в своём сознании образ целого мира, станет издеваться над собственным телом ради удовольствия.

– Значит, это мы сами себя мучаем? – удивился я. – А мне всегда казалось, что большинство людей достаточно разумны, чтобы не заниматься саморазрушением.

– Если у тебя паранойя – это ещё не значит, что тебя не преследуют,– Макар хитро подмигнул. – Интуиция тебя не подвела, Лис, внешняя враждебная сила всё-таки присутствует в нашем мире. Эти махинаторы, как болезнь, проникли в тело Демиурга и сосут из нас соки.

– Так чего же тогда весь из себя всесильный Демиург ушами хлопает? – возмутился я. – Почему он не защищает своё тело от болезни?

– Представь себе стадо овечек, пасущихся на лужайке,– Макар мечтательно закатил глаза. – Небо голубое, солнышко пригревает, цветочки качают своими головками под лёгким ветерком, вдали извивается блестящей лентой речка, где-то на горизонте маячит дубовая роща. Ну всё, достаточно пасторали. Чего в этой картинке не хватает, как по-твоему?

– Наверное, пастуха? – предположил я и скривился, угадав дальнейших ход рассуждений.

– Точно,– довольная ухмылка на губах учителя подтвердила, что мы снова мыслили синхронно,– а ещё пастушьих собак, которые сбивают овец в стадо, чтобы те не разбежались. Пастухи считают овец своей собственностью, они их охраняют, стригут, доят, а под конец пускают под нож. Им овец не жалко, потому что по отношению к стаду, пастухи являются внешней силой, явно превосходящей каждую отдельно взятую овцу. Именно поэтому пастухи могут навязывать овцам свои правила. Но Демиург не пастух, он – вся экосистема целиком.

– И пастухи являются частью этой экосистемы, наравне с овцами,– закончил я логическую цепочку.

– В том-то и дело,– подтвердил мою догадку учитель. – Пока не нарушены законы мироздания, Демиургу нет резона вмешиваться.

– Но ведь они нарушены, не так ли,– я выжидающе уставился на Макара,– пастухи всех нас превращают в овец, даже тех, кто пытается сопротивляться.