Помоги проекту - поделись книгой:
– Ну, давай, просыпайся! – сквозь зубы говорил Еремей самому себе. – Ты должен работать! Эх, ты, манекен…
Но цифровой Еремей на экране глуповато таращился в пространство и, не желал пошевелить даже пальцем. Его вертели и так, и этак, но он оставался неподвижен, как кукла. Так прошло их время, отпущенное на эксперименты, и приблизилось время сна. (Чтобы не поддаваться искушению подмены качества опытов, их количеством, они придерживались расписания.)
Обе пары чаще всего ужинали вместе, после чего расходились по разным комнатам. В тот раз произошло именно так, но едва Ал и Изумрудка забрались в койку, как раздался стук в дверь. Когда открыли, на пороге стоял почти голый Еремей, из-за спины которого выглядывала удивлённая Лисичка.
– Я понял! – почти крикнул «космический заяц», глаза которого лихорадочно блестели. – Чтобы
– И как ты себе это представляешь? – спросил пилот, несколько недовольным, по вполне объяснимым причинам, голосом.
– Меня нужно погрузить в анабиоз, и в таком виде снять копию, – торопливо объяснил хакер. – Затем, загружаем эту копию в программу моделирования и туда же грузим процедуру разморозки…
– Спятил? – почти рассмеялся пилот. – В полёте я тебя анабиотизировать не буду, я ведь не убийца. Да и вне полёта такое можно доверить лишь профессионалам. Иди-ка, брат, спать! Утром подумаем, как быть дальше.
Утро началось с того, что Еремей и Лисичка не явились к завтраку. Их друзья решили было, что те ещё спят, утомлённые ночными делами, но когда через некоторое время проверили каюту, где помещалась эта пара, то обнаружили, что там пусто. Не нашлось их ни в душе, ни в кают-компании, ни в тренажёрном зале, нигде. Предположив, что Еремей вводит подругу в курс их исследований, Ал заглянул в помещение, где они смонтировали установку для экспериментов, но там тоже никого не было. Они уже собрались уходить, когда Изумрудка воскликнула:
– Посмотри сюда!
Пилот взглянул на монитор с изображением двух фигур и обомлел – рядом с Моделью Икс был не вчерашний цифровой Еремей. Человек стоящий рядом со схемой девушки, как будто спал, но он был живым! Над ними висела прямоугольная табличка с надписью из одного слова – «Действуй!»
Он сорвался с места, как будто это могло что-то изменить! Изумрудка едва успевала за своим возлюбленным, несмотря на то, что обычно обходила его на беговой дорожке. Ал вихрем ворвался в отсек, где располагались саркофаги со спящими колонистами. Он бросился туда, где должны были стоять запасные контейнеры для анабиоза и замер, остолбенев от ужаса!
Подбежавшая Изумрудка тихо вскрикнула и зажала рукой рот. В саркофаге с прозрачной крышкой лежали двое – анабиотизированный по всем правилам мужчина и девушка, одетая в юкату, которая обнимала его, положив голову ему на плечо.
Лисичка была мертва. В атмосфере саркофага жизнь, в её обычном виде, была невозможна, а она не проходила процедуру анабиотизирования. Да это было бы бесполезно – тело синтезантки в любом случае исчезло бы в свой срок. Оно и теперь исчезнет, а в саркофаге рядом со спящим Еремеем останется опустевшая юката…
Это выглядело трагично, но поправимо – Лисичка была способна возродиться по первому требованию. Собственно, до такого возрождения ей оставалось полторы недели, которые она могла прожить в обществе друзей, но девушка предпочла задохнуться, обнимая любимого…
Ал проделал проверку состояния спящего и выяснил, что всё в норме. Процедура погружения Еремея в сон была произведена без ошибок. Видимо Лисичка всё сделала сама, после чего сняла тамограмму, запустила её в компьютер, отвезла возлюбленного сюда и легла рядом с ним. Больше для них ничего пока сделать было нельзя.
Точнее, можно, но Изумрудка не дала ему приступить к работе, пока он не успокоился. И всё же он загрузил программу для вывода человека из анабиоза в их экспериментальный компьютер уже этим вечером. Сразу, как это случилось, монитор погас, и компьютер вошёл в режим внутренних работ. Запустить систему по новой, не удалось – экспериментальная программа открываться отказывалась, монитор выдавал только цифирную абракадабру, и даже Изумрудка разводила руками, глядя на эту галиматью.
Пришлось оставить всё, как есть и надеяться на то, что гудящий, как сонный улей, системный блок, скрывает усиленную и тонкую работу гения, проникшего туда, куда невозможно заглянуть даже самим создателям цифрового мира.
.......................................................................................................
Межпространственный вневременной скачок дело не шуточное, и к нему надо готовиться. Все системы корабля были проверены и перепроверены, всё функционировало нормально. Теперь требовалось пройти ряд процедур медицинского толка, так-как нагрузка на организм будет неслабая.
Пилот был не в идеальном состоянии. Видимо сказались переживания последнего времени. Медицинский робот назначил курс ускоренной терапии за неделю до расчётного времени, а за двое суток Ал попрощался с Изумрудкой.
Время её исчезновения приходилось как раз на этот период, а вот возродиться ей предстояло уже по ту сторону прыжка. А когда это случиться, сразу или через какое-то время, зависело от него. Он собирался запустить синтезирующее устройство, как только сможет до него доползти. Но, человек, как известно, предполагает…
В назначенное время он, вымытый до стерильности, голодный, одетый в скафандр и наколотый предохранительными стимуляторами, лежал в перегрузочном кресле, как космонавт старого времени, едва отрывающийся от земли в ракете примитивной конструкции. (Примитивной, по сравнению с современной техникой.)
Прямо перед ним светилась и мигала панель приборов. Дань традиции! Компьютер выводил изображение любого из них на внутреннюю поверхность стекла гермошлема, а так же, делал голосовые сообщения то приятным ободряющим, то встревоженным женским голосом, в зависимости от характера самого сообщения.
Сейчас его роль казалась статичной, но на самом деле от его решения зависело продолжить полёт или повернуть назад, пока не была пройдена точка невозвращения. Поверх панели приборов располагался широкий монитор с изображением звёздного неба расчерченного сеткой. Место прыжка было бы невидимо глазом, ведь оно являлось расчётным, но на сетке этот квадрат выделялся ярче остальных, и он приближался, противоестественно раздвигая остальные и нарушая пропорции. И чем больше были эти квадратные ворота, тем муторнее ему становилось.
Внезапно напала страшная сонливость. Вроде бы внешне было всё в порядке, но веки вдруг стали тяжёлыми, сердце словно замедлило свой темп, и по всему телу разлилась неприятная вялость.
«Состояние здоровья пилота нестабильно! – сообщил встревоженный машинный голос. – Наблюдается резкое снижение давления. Работа сердца понижена, мозговая активность приближается к пограничной отметке!»
– Запрашиваю стабилизирующие препараты, – сказал он, и сам удивился своему голосу, прозвучавшему глухо и напряжённо.
«Рекомендуется отклонить манёвр!» – посоветовал компьютер.
– Продолжать выполнение манёвра! – рыкнул пилот, словно разговаривал с нерадивым подчинённым. – Требую стабилизирующие препараты!
«Внимание, применение стабилизирующих препаратов!» – сообщил компьютер, и Ал почувствовал уколы под лопатку в бедро и в плечо.
Сразу стало легче, сонливость пропала, голова прояснилась, исчезла противная вялость, и даже захотелось встать из перегрузочного кресла, чтобы немного размяться.
«Ввиду нестабильного состояния здоровья пилота, рекомендуется отменить манёвр!» – снова заявил дурацкий компьютер.
– Продолжать выполнение манёвра! – почти крикнул пилот, потом сделал над собой усилие и произнёс спокойно:
– Произвести дополнительную оперативную диагностику состояния здоровья пилота.
Это была мини-диспансеризация. Скафандр, если надо, работал, как медицинский робот и мог подлечить с помощью инъекций, массажа и даже искусственного дыхания. Но Ал всё ещё надеялся, что этого не потребуется.
«Состояние здоровья пилота нестабильно, – сообщил зануда-компьютер. – Наблюдаются скачки давления на фоне превышения нормы сахара в крови…»
– Прекратить сообщение! – буркнул он, потому что не хотел ещё раз слушать рекомендации по поводу отклонения манёвра скачка, ради которого столько всего было сделано.
«До начала манёвра пятнадцать минут, – сообщил компьютер. – В связи с нестабильным состоянием…»
– Молчать! – крикнул пилот. – Требую стабилизирующие препараты.
«Стабилизирующие препараты уже задействованы, – возразил необидчивый компьютер. – Рекомендуется прекращение…»
– Манёвр продолжать, – приказал Ал, стараясь говорить спокойно. – Применение стабилизирующих препаратов по мере необходимости.
Он чувствовал, что компьютер прав. Его упрямство могло стоить ему жизни, а это ставило под угрозу жизни колонистов. Конечно, на борту имелся автопилот, и при благоприятном стечении обстоятельств он доведёт корабль до Коллектора. Но если произойдёт хотя бы малейшее отклонение после скачка или на полпути к месту назначения, то судно может уйти в непредсказуемом направлении, а вернуть его на прежний путь будет некому.
Однако разворачивать корабль сейчас означало выполнить сначала процесс торможения, а это даст перезагрузку, вдесятеро превышающую ту, которая ляжет на него при скачке. Если он не сможет выдержать скачковую перегрузку, то такую не выдержит и подавно! Тогда затормозивший, но не успевший развернуться корабль, попросту «зависнет» в космосе близ межпространственной дыры, в которую должен был прыгнуть. Рано или поздно его втянет внутрь, и рано или поздно выбросит с другой стороны, но когда это случится, почти невозможно предсказать. Может быть через год, а может через миллион лет или миллиард… Короче, если уж разворачиваться, то надо было начинать позавчера. Но позавчера не было ни причины, ни повода для этого.
«До начала манёвра десять минут, – сообщил компьютер. – Состояние здоровья пилота по-прежнему нестабильно. Рекомендуется перейти в режим автоматического пилотирования».
– Автопилоту быть наготове, – приказал он. – Продолжать манёвр. Сообщать об изменениях состояния моего здоровья только в критические моменты.
«Резкое повышение кровяного давления, – тут же сказал компьютер. – Учащённое сердцебиение, критическое превышение сахара в крови».
Он уже пожалел, что разрешил компьютеру, вообще, сообщать о своём здоровье. Головная боль, цветные круги перед глазами и сердце, бухающее по ушным перепонкам, говорили сами за себя. Что же с ним такое? Ведь до того, как влезть в скафандр, было всё нормально, и никакие тесты не показывали отклонение от обычного состояния.
«До начала манёвра пять минут, – почти торжественно заявил компьютер. – Проходим точку невозвращения. Внимание! Критическое состояние здоровья пилота! Угроза летального исхода в связи с предстоящими перегрузками! Рекомендуется немедленное погружение в анабиоз. Рекомендуется переход в автоматический режим пилотирования».
– Отставить анабиоз организма пилота, – почти прошептал Ал. – Автопилоту быть готовым принять управление в случае моей смерти, либо обморока. Запрашиваю применение стабилизирующих препаратов.
«Применение стабилизирующих препаратов не рекомендовано в связи с возможной передозировкой», – сообщил компьютер.
– Настаиваю на применении стабилизирующих препаратов в связи с критической ситуацией! – приказал пилот. – Требуется поддержание жизненных функций моего тела, независимо от возможных последствий на всё время межпространственного прыжка.
Он тут же почувствовал уколы в оба бедра, в предплечья, под лопатки и в шею. Через пару секунд головная боль исчезла, в мышцах появился тонус, и сознание прояснилось. Давно бы так! Он понимал, что дорого заплатит за такой форсаж организма, но отдавал себе отчёт в своих действиях. Доверять автопилоту корабль во время межпространственного скачка, это, то же самое, что разогнаться до предела на прямом участке горной дороги, после чего закрыть глаза и отпустить руль, перед участком извилистым. Нет, через дырку в пространстве он должен провести корабль сам, чего бы ему это ни стоило!
«Внимание! Начало манёвра прыжка! – пропел компьютер. – Три, два, один – прыжок!»
Пилот корабля скачковых перелётов по имени Александр нащупал пальцами сенсорные контакты, и корабль тут же отозвался на его прикосновение. Живи он во времена первопроходца Ларсена, его руки сейчас лежали бы на штурвале. В детских книжках до сих пор изображают пилотов космических кораблей держащих в руках рычаги достойные старинного трактора. Нет, если требуется вести корабль вручную, то достаточно движения пальцев по сенсорной панели. Это требует от пилота минимума физических усилий, но максимум чёткости движений и сосредоточенности, ведь корабль при таком управлении становится с ним единым целым. Тренированный пилот при этом перестаёт чувствовать себя человеком, и ощущает живой гигантской машиной из металла и керамита.
Прыжок… Скачок, нуль-переход, как хотите, так и называйте. В представлении человека это перемещение через отверстие подобное дырке в материи, сквозному дуплу в дереве или туннелю в горе. Сравнение с последним ближе всего. Вот только «туннель» этот не прямой и не ровный. Он больше смахивает на пещеру, прорытую громадным червём, который никак не мог решить, куда ему собственно надо вылезти. Вся процедура прыжка длится несколько человеческих секунд. Пилоты, побывавшие в дыре, утверждают, что секунды эти кажутся часами. Нагрузка на организм при этом такая, что он теряет несколько лет жизни. Иногда несколько десятков лет. Женщины её просто не выдерживают.
Корабль мчался по извилистому псевдо туннелю, плавно вписываясь в его изгибы и повороты. Пилот, бывший сейчас кораблём и ощущавший себя им, прилагал максимум усилий, чтобы не коснуться обшивкой стенок этого туннеля выглядевших каменными. Он знал, что на самом деле это не камень и что «туннель» никакой не туннель, и стенок у него нет. Но даже малейшее прикосновение к такой «стенке» грозило гибелью. Нет, корабль не врежется в неё, высекая искры, теряя куски обшивки и, в конце концов, разваливаясь на части, как это происходит с автомобилями, не вписавшимися в поворот, где-нибудь на земной трассе. Он просто канет в неизвестность, чтобы быть непредсказуемо выброшенным либо с одной, либо с другой стороны прохода. Из пяти погибших таким образом земных кораблей, три были найдены бесцельно дрейфующими в космосе, с мёртвым экипажем на борту, два исчезли бесследно. По счастью, это было ещё до колонизации живых планет по ту сторону межпространственной дырки, поэтому в авариях гибли только космические исследователи-первопроходцы, которые были готовы к такому обороту.
Парадокс заключался в том, что во время самого скачка, никто никогда перегрузок не чувствовал. Объяснялось это просто – переход занимает слишком мало времени, чтобы организм успел оценить нанесённый ему урон. Так человек, получивший пулевое ранение, нередко чувствует сильный толчок и успевает удивиться тому, что нет боли. Боль приходит потом, через секунды кажущиеся на удивление долгими.
Вот и эти секунды длились долго, бесконечно долго. Пальцы пилота скользили по сенсорам управления, его машинное тело виляло между изгибами межпространственного псевдо туннеля, а в душе нарастало торжество. Потому что вот он – выход впереди. Прыжок пройден, и корабль летит по прямой, пусть не в пятно света, но на простор, где его не поглотит никакая неизвестность, и не выбросит потом, словно выеденную устрицу!
«Внимание! – кричал кому-то компьютер. – Остановка жизненных функций организма пилота! Приступаю к реанимирующим процедурам».
«Манёвр прыжка завершён, – сообщил откуда-то тот же голос, но совершенно бесстрастным тоном. – Ввиду невозможности пилотом осуществлять управление, корабль переводится в режим автоматического пилотирования».
Что за ерунда? Какая там невозможность осуществлять управление? Он же только что… Но пальцы не слушались. Они соскользнули с сенсоров и замерли сведённые судорогой. Он ещё почувствовал, точнее, понял, что в его тело вонзаются иглы инъекторов, впрыскиваются в кровь какие-то вещества, что в лёгкие нагнетаются потоки кислорода, а грудную клетку сжимают и разжимают тиски аппарата искусственного дыхания.
Но всё это было неважно. Важно было лишь склонившееся над ним лицо Изумрудки, в обрамлении зелёных, как листва, волос, и её необычные, но такие родные глаза, цвета осени…
....................................................................................................
Солнце… Прямо в лицо бьют немилосердные лучи, проникают сквозь закрытые веки, щекочут нос. Хотя… Нос щекочут не лучи, а что-то ещё, кажется – пёрышко!
Он чихнул, почесал нос и прикрыл глаза ладонью. Рядом раздался смех. Её смех… В следующее мгновение любимые руки обняли его, и губы Изумрудки прижались к его губам, а облако зелёных волос закрыло от него солнце. Его руки сомкнулись у неё за спиной, и он прижал к себе её тело, всё ещё уверенный, что это сон.
Однако если это был сон, то очень уж реалистичный! Он ощущал Изумрудку каждой клеточкой своего тела, но кроме того, он чувствовал жестковатое неровное ложе, на котором лежал, слышал шелест листьев и пение птиц, чувствовал запахи травы и земли, цветов и свежего, чуть влажного воздуха, которого не было на корабле.
Изумрудка чуть отстранилась, и он с удивлением увидел, что по её улыбающемуся лицу текут слёзы. А ещё, он увидел небо над её головой. Чистое голубое небо, без единого облачка!
– Где мы? – спросил он голосом человека, едва пробудившегося от глубокого сна.
– На «Змле-18», – ответила Изумрудка. – Её ещё называют – «Иллюзией».
Он помнил, что такое «Иллюзия». Это была планета, не рекомендованная для колонизации. Она была живой, и, в общем и целом, соответствовала земным условиям, даже получила официальное название – «Земля-18», поскольку была восемнадцатой планетой такого типа. Но при её исследовании обнаружились множественные аномалии, природа которых была пока не изучена. Более подробные исследования предполагалось провести в будущем, но, ввиду дороговизны, решили отложить это на неопределённый срок. М
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Изумрудка, немного отстранясь и, разглядывая его, уже с пристальной пытливостью.
– Кажется, неплохо, – ответил он и сел, ощущая приятную истому в мускулах, как будто соскучившихся по движению.
Оказалось, что он лежал на охапке зелёных веток. Лежал нагишом, и некоторые из них намяли ему кожу на спине. Вот значит, что это было за жёсткое ложе!
Теперь он мог оглядеться. Они находились на опушке леса, состоящего из деревьев, вполне земного вида. Правда, он не смог бы точно назвать эти деревья. Позади раскинулась живописная холмистая равнина, покрытая зеленью. Справа возвышалась громада корабля стоявшего на аварийных опорах и со спущенным трапом.
– Мы что совершили аварийную посадку? – спросил он, ощущая внутри себя неприятный холодок, способный перерасти в чувство ужаса.
Дело было в колонистах. Ресурсы корабля могли обеспечить им анабиотический сон в течение очень длительного времени, но не держать же их в таком состоянии вечно! А что если не удастся быстро связаться с Коллектором? А что если с ним, вообще, не удастся связаться? Тогда придётся будить колонистов самому, ведь Иллюзию могли посетить лет через сто-двести, если вообще решат осваивать.
– Нет, аварии не было, – проговорила Изумрудка, как будто взвешивая слова. – Тут произошло другое… Ты можешь встать и идти?
Вместо ответа он встал и переступил с ноги на ногу, ощущая некоторую неловкость, которая, впрочем, быстро прошла.
– Отлично! – воскликнула Изумрудка, захлопав в ладоши. – Давай, одевайся и пошли! Лисичка обещала приготовить сегодня что-то особенное.
Только сейчас он заметил в отдалении слева от себя странную примитивную хижину, возле которой двигались человеческие фигурки. Изумрудка протянула ему одежду, в которой он узнал удобную полевую форму офицера космического флота, предназначенную для передвижения по поверхности освоенных планет. Отличительные знаки соответствовали чину на ранг выше, чем у него. На кителе был прикреплён… орден.
– Вот, держи это, – сказала Изумрудка, протягивая ему портупею с кобурой, из которой торчала рукоять пистолета. – Мы не видели здесь хищников, но это не значит, что их нет.
Сама она была безоружна и одета в знакомую тунику, но к её костюму прибавились лёгкие котурны, которые ей очень шли.
..................................................................................................
Еда, приготовленная Лисичкой, была выше всяких похвал! Примечательно было то, что девушка не пользовалась синтезатором пищи, а изготовила всё сама из ингредиентов добытых здесь – в лесу и в поле. Иллюзия была загадочной планетой, небезопасной, но щедрой. Оказывается, в пищу людям здесь годилось всё что росло! Съедобность фауны оставалась пока под вопросом.
– Колонисты поставили нам памятник на «Земле-44», – рассказывал Еремей. – Они все туда попали, поскольку корабль подвергся аномальному излучению при подходе к межпространственной дыре. На анабиотизированных оно не оказало никакого влияния, но их всё равно решили поселить в карантинном режиме на едва освоенную планету. Всё равно их места, намеченные заранее, были уже заняты. Но им понравилось, так что даже памятник поставили своим спасителям!
– Значит, это было неизвестное излучение? – задумчиво спросил Ал. – Такое, что не обнаружили приборы корабля… Оно-то меня и прикончило!
– Не тебя, а твоё прежнее тело, – поправила его Изумрудка. – Нам повезло, что медицинское оборудование противоперегрузочного скафандра, произвело сканирование мозга до полного прекращения его активности. При наложении этих данных на модель твоего организма, было не так уж сложно восстановить тебя живым и здоровым. С Еремеем было сложнее.
С Еремеем действительно было сложнее. После завершения прыжка, когда бортовой компьютер объявил о гибели пилота, цифровая модель «космического зайца» поняла, что дело плохо и решила взять инициативу в свои руки. Это было непростой задачей, прежде всего потому, что компьютер собранный ими для экспериментов работал автономно, и не был связан с бортовым компьютером корабля. Цифровой Еремей был заперт в ограниченном мире, где он решал задачи по разблокировке сторожевых программ, делавших их возлюбленных существами, зависимыми от машины. Эти задачи он решил ещё до подхода корабля к межпространственному проходу, но ждал, когда эта процедура закончится, чтобы сообщить товарищу о своих успехах.
Теперь же он оказался в плену, из которого надо было выбираться. Долго, (с точки зрения собственного индивидуального времени), ломал голову, как это сделать. И, в конце концов, догадался – передал сообщение с помощью азбуки Морзе, (мигал монитором), роботу-уборщику. Тот помог наладить соединение с главным компьютером, и тогда он вторично разбудил живого Еремея, спавшего анабиотическим сном.
– Это было непросто – существовать в двух личностях сразу, – рассказывал Еремей о себе. – Но это позволило мне освоить управление кораблём, который успел основательно отклониться от заданного маршрута. И всё же, я привёл его на Коллектор!
Да, он привёл корабль на Коллектор, к величайшему изумлению тех, кто давно уже зачислил всех бывших в этом полёте в список погибших, потому что считать их без вести пропавшими смысла не было. Об этом корабле с колонистами успели давно забыть, когда он вдруг появился спустя… шестьдесят лет, после того, как исчез! Вынырнул, откуда его не ждали, и запросил данные для посадки!
– Мне тогда стукнуло восемьдесят два, – рассказывал Еремей. – И долго я не протянул. Был, знаете ли, награждён, обласкан, исследован вдоль и поперёк, после чего преставился и был кремирован с воинскими почестями. Но, при этом, был ведь и второй я – компьютерный троян, неуловимый, потому что был разумен. Собой нынешним я стал, когда объединил последнюю тамограмму того старого хрыча со своим компьютерным клоном. Оставалось только синтезировать новое тело и вызвать из небытия всех вас!
– Но, как ты устроил всё это? – спросил Ал, глядя на статного мужчину средних лет, который называл себя «старым хрычом», и был одновременно похож и не похож на знакомого ему Еремея. – Как сделал так, чтобы наш корабль попал ни Иллюзию?
– Помнишь вот это? – Еремей извлёк из кармана старый наладонник. – Он был самой лучшей отмычкой на Земле и остался таковым на Коллекторе, несмотря на то, что прошло столько лет. Но даже он не помог бы там, если бы ещё в полёте я не подчистил все записи и не замёл все следы наших экспериментов, а помогла мне в этом – она!
Он обнял за плечи сидевшую рядом Модель Икс. Синтезантка, впервые обретшая человеческую форму, ещё не слишком уверенно чувствовала себя в ней, но, по её словам, ей по душе было такое существование. Да, у Еремея теперь было две девушки, которые прекрасно ладили друг с другом. Просто синтезантки не знали чувство ревности, являющееся продуктом общечеловеческих недостатков. Во время путешествия Модель Икс была такой же подругой компьютерного Еремея, какой была Лисичка для Еремея из плоти и крови, и теперь он не мог сделать выбор из них двоих. Да и зачем выбирать?
– Так вот, насчёт корабля, – продолжил бывший «заяц». – Этот старый хлам после такого длительного использования был признан негодным и отправлен в утиль, вместе со всем оборудованием, поскольку комиссия не нашла на нём ничего интересного. По счастью, утилизацией на Коллекторе занимаются роботы, а им не так сложно запудрить их электронные мозги. Короче говоря, корабль этот числится утилизированным, между тем, как он был на самом деле отремонтирован, заправлен и стартовал с Коллектора под видом обычного челнока, чтобы прибыть сюда. Когда эта пустая скорлупка благополучно приземлилась, я синтезировал по очереди всех нас. Себя первым, тебя последним.
– А почему это меня последним? – шутливо удивился Ал.
– Захотелось проверить, удалось ли снять свойство синтезанток влюбляться в того, кого они увидят первыми.
– Ах ты…
Дружный смех пресёк негодование пилота, и он понял, что его разыграли.
Поделиться книгой: