Мишка под парусом

Нина Шамарина

Мишка под парусом

Мишка под парусом

Сегодня в сад идти не хотелось. Егор долго сидел на стуле в коридоре, одевался. То штаны перевернулись карманом назад, то свитер колол шею, то ноги за ночь выросли так, что ботинки никак не налезали.

Рядом, в ванной, стирала машинка, ровно гудя. В приоткрытую дверь Егор увидел, как среди белья мелькнул его любимый большой мишка. Сначала Егор задохнулся было, как он там, в барабане??? Но тут же успокоился: всё-таки мишка – игрушка, так что ничего с ним не будет. Но наблюдать за мишкой интересно (да и в сад, по-прежнему, не хотелось!), и Егор, как был – в одном ботинке – присел на корточки перед машинкой.

Как раз в этот момент мишка оказался внизу. Машинка остановилась, постояла совсем немножко и плавно завертела барабан в другую сторону. И опять, и опять: постоит-постоит – вправо повернёт, постоит-постоит – влево. Мишка то окунался с головой в толщу воды, то взлетал на самый верх и иногда шмякался оттуда обратно вниз. Очень редко он взмахивал лапой, как бы приветствуя Егора, но Егор отлично понимал, что сам по себе мишка лапой махать не может, а только тогда, когда лапу держит Егор или кто-то ещё.

Мама давно звала Егора, уже сердясь, и свитер от жары колол шею с ещё большей силой, но Егор никак не мог оторваться от зрелища стирки в машине. И казалось Егору, что плывёт мишка по синему-синему, почти чёрному морю. Штормит, пенятся волны под днищем маленькой лодочки с белым парусом простыни. Но мишка отважен. Смело ведёт он свою лодку сквозь мрак шторма, сквозь пену шипящих бурунов, и приветствует иногда Егора:

– Привет, Егор! У меня всё хорошо.

Занятия в саду начинались с рисования. Ребята рисовали зимний лес: синее небо, зелёные ёлки, белый снег.

Егор очень старался. Когда он закончил, по огромным волнам синего-синего моря на маленькой лодочке под белым парусом простыни плыл отважный мишка, приветственно вскинувший лапу:

– Привет, Егор! У меня всё хорошо!

Только был мишка зелёным, потому что коричневой краски ребятам в этот день не выдавали за ненадобностью.

Синеглазка

У Кати три уточки: мама утка и две дочки. Конечно, у Кати есть и другие игрушки, но купаться разрешается только с этими.

Утки – замечательные: жёлтые, с чёрными глазками и в белых платочках с красными горошинами. Во время купания утки весело плавали, ныряли, догоняли друг друга. Иногда пытались взлетать, разбрызгивая воду, но Катя эти попытки строго пресекала.

Однажды, когда Катя и мама шли в магазин мимо песочницы, что-то ярко-жёлтое мелькнуло среди тусклого осеннего песка. Катя подбежала, взяла. Такой же утёнок, как у неё! Точно! Как будто отбился от своей весёлой жёлтой семьи и грустит теперь в заброшенной детьми песочнице.

– Фу, какой грязный! – сказала мама, – и без глаза. Выкинь.

Но Катя выкидывать утёнка не стала, незаметно сунула в карман.

Вечером перед самым купанием Катя вытащила утёнка. Он, действительно, был очень грязным, и Катя стала его мыть в раковине, намыливая жидким мылом.

Пришла мама, посмотрела. Сказала:

– Ладно, давай помою. Но глаза у него нет, неприятный он какой-то.

Когда мама принесла Кате помытого утёнка, он выглядел совершенно иначе, нежели утром. Жёлтый-жёлтый, весёлый-весёлый. Катя отыскала в коробке чёрный карандаш, но глазик нарисовать не получилось. Чёрного фломастера у Кати не было, поэтому она попробовала нарисовать утёнку глаз синим фломастером, и фломастером получилось! Уже на бегу, уже раздеваясь, Катя нарисовала утёнку и красные горохи на белом платке.

Ах, как радостно сегодня уточкам! Ах, как хлопочет мама-утка вокруг новоприобретённой дочки! Как веселятся малыши, и Синеглазка (так назвала Катя нового утёнка, чтобы отличать его от прежних) пуще всех.

Пуговица

Сегодня в детском саду праздник осени.

Вчера мама готовила Илье костюм, на белую рубашку пришивала жёлтые и красные кленовые листья. Илюша помогал маме, как мог: приносил ножницы, восхищался. И, конечно, листья накануне Илья с мамой собирали вместе.

Ирина Ивановна – музыкальный руководитель – посадила ребят на скамейку перед музыкальным залом, а сама ушла в зал играть на пианино старшим ребятам, наказав сидеть тихо и ждать своего выхода. Илья сидел на краю, потому что он выходил первым, скучал.

Вдруг Илья почувствовал, что Артём, прижимаясь к боку Ильи, пытается спихнуть его со скамейки. Артём и Илья дружили, понятно было, что Артёму тоже скучно, и это игра такая. Илья вцепился одной рукой в край скамьи, а другой попытался Артёма отодвинуть, но никак не удавалось. Тогда Илья изо всех сил упёрся ногой в пол и стал двигать Артёма и рукой, и боком, и другой ногой. Но тут вошла Ирина Ивановна и сказала:

– Тихо, ребята. Встали. Илья – первый. Что у тебя с рубашкой? Пошли!

Тут только Илья заметил, что один листочек сбоку оторвался, только ниточки остались, которые его держали, и пуговица на рукаве куда-то подевалась. Пока выходили, пока по очереди читали, Илья старался не смотреть на маму в зале, понимал, что она расстроится из-за листочка.

Когда праздник закончился, и мама помогала Илье переодеваться, она спросила:

– Как же завтра на праздник в хоре пойдём? Я думала, что в этом же костюме. А как же, без пуговицы? Вот что: пойдём сейчас в пуговичный магазин, купим пуговицу.

– А листочек? – выдохнул Илья, поняв, что мама расстроилась не очень.

– Листочек по дороге найдём, да у нас ещё и дома остались.

Илья представлял, что в пуговичном магазине будет много-много белых пуговиц, целые горы, как яблок и бананов в «Пятёрочке». Они с мамой возьмут одну, и кассир пробьёт её на кассе.

На самом деле всё оказалось не так. В пуговичном магазине повсюду висели, как флаги на праздник или как простыни на сушилке, разноцветные большие полотна, мимо которых Илья с мамой прошли к стеклянному столику с большими белыми квадратами. Мама быстро перебирала эти квадраты.

– Нет, конечно, простых пуговиц не найдёшь, – говорила мама, – если детские, то непременно танки или божьи коровки!

Илья представил пуговицу-танк на своей белой рубашке, и картинка ему понравилась. Он даже раздумывал, не оторвать ли пуговицу на другом рукаве, чтобы туда мама пришила божью коровку? Но тут мама с квадратом в руках подошла к продавцу, показала на что-то, сказала:

– Эту, раз других нет.

И они пошли домой.

Вечер пробежал незаметно, ужин и спать, до рубашки дело не дошло.

На хоре, перед праздником, мама, надевая Илье рубашку, застегнула на рукаве пуговицу. Илья посмотрел: точно такая же белая унылая пуговица, как и раньше, не танк и не божья коровка. И вздохнул.

Приключения кленового листочка

Кленовый листочек, желтый с красными пятнышками, валялся под банкеткой в музыкальном зале. Настя нашла его случайно, когда полезла за выпавшей из волос заколкой. Заколку Настя не нашла, а нашла только какую-то белую пуговицу и этот нарядный маленький кленовый листочек.

– Наверное, отвалился у кого-то из ребят, выступавших утром на празднике осени, – догадалась Настя.

В Настиной группе праздника ещё не было, они только репетировали, поэтому, когда пели песню, когда Настя читала стихи («Кроет уж лист золотой влажную землю в лесу, смело топчу я ногой вешнюю леса красу»), она держала в руке этот маленький найденный ею листик.

– Молодец, Настя, – сказала Ирина Ивановна, – такое сложное стихотворение выучила и с листочком хорошо придумала!

Назавтра был выходной, и, проснувшись, Настя обнаружила, что листочек, принесённый ею из сада, обмяк и скукожился, несмотря на то, что вечером Настя поставила его в стакан с водой.

– Мама, мама! – заплакала Настя, – как же быть? Листочек завянет до понедельника, а я хотела с ним выступать!

– Да, Настя, листочки воду не пьют. Только тогда пьют, если ветку с листочками в воду поставить, да и то, если зелёные, а жёлтые и красные – всё равно опадут. Мы вот что сделаем: в воскресенье на прогулке наберём тебе целую охапку больших красивых кленовых листьев для выступления, а этот мы сохраним, но по-другому.

Мама достала утюг, постелила на гладильную доску толстый плед, положила на него листочек. Когда утюг достаточно разогрелся, мама отключила пар и стала медленно водить утюгом по листочку. Из-под утюга раздавалось негромкое шипение, а листочек удивительным образом распрямлялся, становясь ещё более красивым, чем прежде.

– Вот! – сказала мама, так же, как и Настя, любуясь листочком, – а теперь мы его положим в альбом. Мама, приставив стремянку, поискала что-то на самой верхней полке шкафа и достала оттуда толстый альбом. Аккуратно листая, мама показала Насте целое богатство: много-много разных листьев: и зелёных, и жёлтых, и красных, и даже коричневых. Некоторые Настя узнавала. Таких же кленовых, только больших, в альбоме было очень много.

– Берёзовый, липовый, листочки осинки – видишь, какие красивые, розовые, – говорила мама, – а этот красавец – лист белой акации, очень редко у нас встречается. Акация растёт там, где тепло. В этом альбоме и твой красивый кленовый листочек надолго сохранится. И называется этот альбом «гербарий».

Самокат

– У меня есть идея, – сказал Илюша громко, чтобы мама и папа на переднем сиденье его услышали.

Мама и папа засмеялись, а папа сказал:

– Знаем-знаем твои идеи!

Но Илюша продолжил:

– А поедем в «Мегу»!

Папа и мама засмеялись ещё громче, но в «Мегу» они всё-таки поехали.

На улице было холодно, а в «Меге» – тепло. Илюша стащил варежки, мама размотала ему шарф.

И они пошли мерить Илюше сапоги. Конечно, Илюша звал их в «Мегу» не за этим, но мама сказала:

– Сначала сапоги и куртку, потом на площадку.

Поэтому Илюша терпел, подставлял то одну ногу, то другую, вставлял руки в рукава и выставлял их обратно. Он устал, вспотел и даже зевнул уже разок, когда, наконец, услышал:

– Теперь на площадку!

На детской площадке стояли маленькие неинтересные качели, карусель, но, главное, большая-пребольшая горка, похожая на корабль, плывущий по волнам. Папа сказал как-то, что этот корабль – трёхпалубный. И Илюша не сразу, но запомнил: «трёхпалубный».

– Это потому, что у него три этажа, – додумался Илюша сам, глядя на корабль, пока они шли к нему, и горка просматривалась со всех сторон.

Прекрасный корабль: лесенки, круглые окошки, верёвки, чтобы лазать, и широкая труба, по которой с самого верха скатывались дети. Илья снял ботинки, быстро побежал к горке. Скатился раз и другой, и ещё, и ещё! Попробовал залезть на корабль по верёвке. Не получилось. Поглядел во все окошки и из некоторых помахал маме. Мама сидела на скамеечке возле площадки, а папу нигде не было видно.

Илюша влез на самый-самый верх и посмотрел на маму оттуда. Однажды Илюша приходил к этой горке с бабушкой; та ойкала, когда Илья поднимался, как сейчас на самый верх, и кричала ему, чтобы он слез, и ни в коем случае, ни в коем случае не скатывался оттуда.

А мама не боялась, быстро писала что-то в телефоне, и Илье вдруг стало скучно. Он посмотрел по сторонам. Недалеко, но не с той стороны, где сидела мама, размещался большой спортивный магазин, и Илья увидел, что папа ходит по нему! Ходить по спортивному магазину интересно, не то, что мерить куртки и сапоги, и Илья решил походить по нему вместе с папой. Он быстро скатился с горки, и, не теряя времени на надевание ботинок, побежал к магазину.

Папы он не увидел, зато увидел такой же самокат, как мамин, оставленный дома, белый с черными колёсами и синими буквами. Самокат просто стоял никому не нужный, и Илья решил на нём покататься немножко, а потом поставить обратно. Дома остался самокат не только мамин, но и Илюшин – детский, трёхколёсный, а он хотел такой же, как этот, похожий на мамин. Кататься получалось неплохо, только ручка возвышалась чуть ли не выше Илюшиной головы – еле-еле доставал, и самокат, может, от этого, всё время падал на бок, Илья едва успевал с него соскочить. Когда самокат в очередной раз с грохотом упал, Илюша вдруг вспомнил, что мама так и сидит на скамеечке возле горки. Он собрался пойти к ней, но увидел, что мама и папа бегут вместе по магазину к Илюше. Мама обняла Илью крепко-крепко, а потом присела перед ним и сказала:

– Илюша, не делай так никогда, ладно?

Илюша обещал.

Сказка о трёхногой табуретке

В одной прекрасной стране жила-была табуретка. Была она трёхногой, но этот факт её нисколько не смущал, хотя у всех вокруг: стульев, столов, табуретов – имелись четыре ноги!

По всей стране упоительно пахло мебельным лаком и древесной стружкой, и все жители этой страны считали, что лучшей нет на свете. Но мы-то с тобой понимаем, что эта «страна» на самом деле – столярная мастерская, где делают мебель. И чего только не теснилось в этой мастерской: резные столики с дубовыми столешницами, маленькие диванчики в весёлой обивке, табуреты с витыми ножками. Стояло там даже большое-большое пухлое кресло в шоколадного цвета кожаной обивке, со шляпками золотых гвоздиков по краям спинки и подлокотников. Кресло иногда вздыхало «пуф-ф-ф», как будто знало о жизни больше других, да, наверное, так оно и было. Так вот, наша табуретка – грациозная, высокая, куда лучше остальных табуреток – опиралась всего на три ножки. Ножки её замечательные: по всей их длине, словно виноградная лоза, вилась кружевная резьба, которая венчалась невиданной красоты цветком у самого сиденья.

В мастерскую часто приходили покупатели, стульев и табуреток становилось всё меньше, и настал день, когда в мастерской остались только большое кресло и наша трёхногая табуретка.

– Пуф-ф-ф, – вздыхало кресло, – никому-то ты, табуретка, не нужна. Ещё бы, на трёх ногах! Пуф-пуф-пуф, – презрительно заходилось оно, колышась своей шоколадного цвета обивкой. Возразить что-либо табуретка не смела, хотя, справедливости ради, нужно заметить, что и кресло по-прежнему болталось в мастерской никому не нужное.

Тоска и грусть охватывали табуретку, если б только она умела тосковать и грустить.

Через некоторое время в мастерской появилась новая большая партия кухонной мебели, но и её вскоре разобрали покупатели, а трёхногая табуретка вновь осталась.

– Никому не нужна! – думала табуретка, – так и пропаду в одиночестве.

Иногда к ней подходил Мастер, поглаживал по сиденью, задумчиво ронял:

– Пару тебе надо.

И однажды в мастерской появился чудесный стол. Рослый, под стать нашей табуретке, с резной столешницей, с витиеватой виноградной лозой на ножке. Да-да, всего на одной ножке! Его поставили близко-близко к табуретке, и сердце её замерло:

– Как мы подходим друг другу! Мы – пара!!! (Если б только у табуретки было сердце, всё именно так и происходило бы!)

– Пуф-пуф-пуф, – встряло кресло, – этот и вовсе одноногий! Пуф-пуф-пуф!

Но никто больше, включая стол, не видели в этом недостатка. И поняла табуретка, что не главное – сколько у тебя ног. Главное – прочность, надёжность, красота. Ну, и ещё – мысли и душа, если они, конечно, у тебя есть.

Пришёл покупатель. Купил и стол, и трёхногую табуретку, и даже большое кресло в шоколадного цвета обивке. Их всех разместили в кафе. На табуретку теперь садились люди, на резной столешнице стола красовались блюда и напитки. Большое кресло стояло у входа, в нём ждали своей очереди те, кто хотел посидеть на табуретке за столом, но пока не мог. Да-да, чтобы посидеть на табуретке, люди выстраивались в очередь!

– Пуф-ф-ф, – вздыхало кресло под тяжестью очередного посетителя, как будто знало о жизни и красоте больше остальных.

А наша трёхногая табуретка хотела смеяться и плакать от счастья: от того, что она нужна и от того, что рядом с ней красавец-стол. Если б только ей было чем смеяться и чем плакать, она бы непременно так и сделала.