По другую сторону Алисы. За гранью

– Признаюсь, нет, не удивлена. Алисочка давно мне рассказала о своих приключениях и когда я сама познакомилась с милым Гарольдом, то окончательно убедилась в правдивости её слов. Хоть и поверила тебе сразу, дорогая, – Алевтина Анатольевна прикоснулась своей тёплой сухой ладонью моей руки. Мама нахмурилась.

– Этот садовник вовлёк мою дочь в столь тёмную историю, а теперь и ты, мама, вместо того, чтобы Алиса забыла все эти загробные глупости и жила нормальной жизнью, поощряешь её появление? – Я почувствовала, как рука Алевтины Анатольевны дрогнула. Теперь мы для Елизаветы Андреевны мать и дочь. Ну надо же.

– Лизавета, – сердито окликнула дочь бабушка. Школьная учительница проснулась в ней в мгновение ока. – Алиса не может это контролировать. Я только почувствовала, что она должна скоро появиться. – Мама ледяным взглядом продолжала пристально смотреть на Алевтину Анатольевну. По всей видимости, преодолевая внутреннее сражение, Елизавета Андреевна сдалась.

– Алисе всё равно придётся разобраться с тем, что происходит в реальном мире и…

– Вообще-то, я ещё здесь, можно обращаться напрямую ко мне, – не выдержав, прервала я обсуждение моей скромной персоны. Чашки зазвенели, ударяясь о блюдца. Трамвай пришёл в движение.

– Что происходит? – Нет, ещё рано, я не готова прощаться.

– Мне пора, правда, мама?

Бабушка с тоской взглянула на Елизавету Андреевну.

– Это не я решаю, дорогая.

За окнами начало понемногу светлеть.

– Алиса, – почти шёпотом обратилась ко мне мама, – я правда люблю Джозефа и всегда считала его хорошим человеком… Знаешь, не стоит недооценивать моего сына.

Я поёжилась, услышав то, как мама назвала моего мужа своим сыном.

– Он не знает о нашем с тобой разговоре. Не могу представить, как он отреагирует на завещание. Береги себя.

Мне показалось, что белый свет слишком скоро заполнил наш трамвай и поспешно вернул меня на дорожку близ церкви.

Я стояла посреди пустой дороги, заметённой снегом и вцепилась руками в свои плечи, на которых больше не было бабушкиной шали. Сдержать непрошенных слёз я не смогла. Что имеем – не храним, потерявши – плачем.

– Вот ты где, я всюду тебя ищу, пойдём скорее в машину. Не думал, что ты не захочешь проводить маму в последний путь, – раздался баритон мужа почти у самого моего покрасневшего от мороза уха. Внезапно возникший, словно из воздуха Джо, довольно крепко ухватил меня чуть повыше локтя и потащил к стоянке.

– А вот тут ты ошибаешься, я как раз её и провожала, – горько шепнула я куда-то вниз.

– Ты что-то сказала? – остановившись, и чересчур серьёзно на меня посмотрев, сказал Джозеф. В его взгляде пронзительных голубых глаз я заметила искру безумия, что некогда скрывалась в зелени глаз Евы. Прогнав наваждение, я смогла выдавить из себя улыбку.

– Ничего, мне просто всё ещё нехорошо. Идём. – Удовлетворившись этим ответом, муж отвернулся, и я почувствовала облегчение от того, что он больше не смотрел на меня.

Глава IV

Наследство

Прошла ровно неделя после похорон леди Элизабет Андерсон. Елизаветы Андреевны. Моей мамы. В большом кабинете, заставленном книжными шкафами, за массивным столом из красного дерева восседал маленький невзрачный мужчина. В огромном кожаном кресле он смотрелся едва ли не карликом. Его выпуклую лысину обрамляли редкие седые волоски, а сам семейный нотариус – Питер Николас Копленд, нервно промокал карманным носовым платком блестящий от пота лоб. Нельзя сказать, что в комнате было жарко. Отнюдь. Для оглашения завещания были приглашены мы с Джозефом, моя золовка Виктория, бледная как смерть экономка, да кухарка, страдающая приливами и обмахивающая себя газетой. Повариха и нотариус переглядывались и сочувственно улыбались друг другу. Пока эти двое обливались потом, остальные дрожали от холода. Моё внимание привлекла незнакомая темнокожая женщина, чьи кудрявые чёрные волосы были собраны в высокий пучок, украшенный фиолетовым платком. Её тоже пригласили? Но кто она? Пока эти вопросы крутились у меня в голове, я разглядывала гостью. Женщина стояла, прислонившись к шкафу, набитому снизу доверху книгами в одинаковых переплётах с золотым тиснением. Я отметила её стройную широкоплечую фигуру и высокий рост. Не меньше шести футов. Тонкие запястья украшали золотые браслеты. Сливовый брючный костюм выглядел дорого. Казалось, незнакомка почувствовала мой взгляд и повернулась ко мне. Обсидиановые глаза смотрели прямо на меня. Я не стала разрывать зрительный контакт и едва приподняла уголки губ, не уверенная до конца, стоит ли улыбаться. Женщина одобрительно кивнула и и её полные губы расплылись в широкой белозубой улыбке. Я вздрогнула. Нервное покашливание мистера Копленда возвестило о готовности нотариуса огласить завещание. Собственно, зачем все здесь и собрались.

– Кхм. Так. Все указанные лица в завещании покойной леди Элизабет Андерсон присутствуют, – он быстро окинул собравшихся взглядом маленьких сереньких глазок, – думаю, стоит начать с наименьшей части состояния и скорее отпустить мисс Мелтон и миссис Торп. Молодая экономка чуть вздёрнула вверх острый подборок.

– Согласно последней воле леди Андерсон, мисс Мелтон завещается коллекция антикварных таблетниц.

Я заметила гримасу недовольства на лице экономки, но та быстро справилась с эмоциями, вернув себе равнодушный вид.

– Миссис Торп полагается выплата пособия в размере двух тысяч фунтов стерлингов после выхода на пенсию вплоть до самой смерти. Леди Андерсон выражает благодарность за Ваш многолетний труд. – Миссис Торп что-то прошептала, по всей видимости обращение к Всевышнему, сложив полные руки в молитвенном жесте. Я всё-таки улыбнулась. Те трапезы, что выпадали на мою долю за время проживания в особняке были выше всяких похвал.

– А теперь я попрошу остаться только членов семьи и миссис Картер. – Когда мистер Копленд назвал знакомую фамилию, я вздрогнула. Картер. Эйч, он же Гарольд – однофамилица?

– Миссис Картер, как единственной родственнице покойного Гарольда Картера, леди Андерсон оставила, – нотариус запинается и подносит документ ближе к лицу вчитываясь, – домик садовника с дальнейшим правом наследования. – Мистер Копленд выглядит удивлённым. Разве не он заверял завещание? Я украдкой поглядела на миссис Картер. На её губах играла усмешка и вновь заметив мой взгляд она склонила голову набок. По телу пробежал табун мурашек. Создавалось впечатление, что она что-то знает. Что-то определённо связанное с Эйчем и со мной.

– Кхм, раз с кузиной Гарольда Картера мы уладили вопрос, – нотариус многозначительно вскинул брови глядя на миссис Картер. Так она сестра Эйча. Так-так, – то мы можем с вами перейти непосредственно к распределению наследства среди членов семьи Андерсон.

Мистер Копленд продолжал сверлить кузину садовника многозначительным взглядом, явно намекая на приватность дальнейшей беседы, но миссис Картер делала вид, что совершенно не замечает намёков.

– При всём уважении, мистер Копленд, – Джозеф подал голос со своего места рядом со мной, – разве это законно?

Питер вперился взглядом в моего мужа.

– Все правила наследования были соблюдены, уверяю. Так, кхм. На чём я остановился?

Спустя добрых полчаса, я пыталась прийти в себя после громогласных воплей Джо едва не начавшего драку с несчастным нотариусом. На помощь как ни странно пришла Чалис. Именно так представилась родственница Эйча, шепнув мне своё имя на ухо, будто бы посвящая в некую тайну. Она схватила моего мужа поперёк талии и оттащила от мистера Копленда, в страхе прижимающего завещание к груди. Для миссис Картер сопротивление Джозефа никак не помешало выставить его за дверь кабинета и захлопнув за ним дверь, повернуть торчащий в замке ключ. Прислонившись к двери и не замечая барабанящего по ту сторону Джо, Чалис одарила меня ободряющей улыбкой. Сильная женщина. Как и предостерегала меня мать, её пасынок весьма остро отреагировал на желание Елизаветы Андреевны оставить особняк со всей прилегающей территорией, за исключением домика садовника, мне.

А тем временем, мне очень хотелось разодрать ногтями себе горло, настолько было невозможно дышать. Голова кружилась и ноги становились ватными. Цепляясь непослушными пальцами за стену, я добралась до кресла. Андерсон Мэнор и правда теперь принадлежит мне.

Глава V

Чалис

Мы разошлись наполовину

Страшно сделать шаг

Идти ли нам навстречу

Или повернуть назад

Застряли мы на перепутье

Зовёт другая сторона

Подобно хлёстким прутьям

Огнём горят слова

Выжжено на сердце:

«Тебя я больше не люблю»

Но я, подобно иноверцу

Упрямо верю, что смогу

Я сидела в небольшой кофейне напротив салона Чалис, набираясь смелости наконец-то покинуть своё убежище и навестить сестру Эйча. Рождественские украшения ещё не убрали, хотя прошёл почти месяц, как праздник закончился. Отложив в сторону погрызенный карандаш, я пробежалась взглядом по написанным строчкам. Мой блокнот почти весь исписан. Такой тонкий и аккуратный при покупке, без всяких рисунков на светлой обложке, сейчас он словно разбух, его срез утратил гладкость, а переплёт приобрёл украшения в виде неведомых символов, неосознанно выведенных моей рукой. Внутри ещё хуже. Каждые пять страниц – разный почерк. Менялся и нажим, и высота букв, и наклон. Некоторые слова я даже не могла разобрать. Побарабанив пальцами по блокноту, я всё-таки убрала его в сумку и проверила себя на предмет оплаты счёта. Проглотив остатки горького кофе, я решительно поднялась с места и облачившись в пальто, направилась к гадальному салону «Мистерия».

Снег обрушился на головы лондонцев столь внезапно и город, казалось, был совершенно к этому не готов. На тротуарах образовались сугробы, дороги замело, что повлекло за собой образование пробок. Я переходила на другую сторону улицы под недовольный хор гневных гудков раздражённых водителей. А снег всё шёл, прилипая к моим ресницам и практически ослепляя. Порыв ледяного ветра поднял в воздух мой клетчатый шарф и, набросив его мне на лицо, на мгновение лишил способности видеть. Понадобилось не более двух секунд на то, чтобы убрать с глаз шарф. В это самое мгновение я ощутила удар и очутилась лежащей лицом вниз на холодном, мокром асфальте. Голова звенела. Другие звуки, кроме этого проклятого звона, были для меня недосягаемы. Кто-то перевернул меня. Надо мной нависла Чалис. Даже целых две. Но вскоре, сёстры Эйча слились в одну, и я смогла сквозь звенящую завесу услышать её хриплый голос:

– Иисус Христос! Элис, ты в порядке? Как себя чувствуешь? – На шее гадалки в такт её словам покачивался золотой аккуратный крестик на тонкой цепочке. Нас окружало плотное кольцо из любопытных зевак. Болел правый бок и ныло бедро. Я поморщилась.

– Чувствую себя так, словно меня только что сбил автомобиль. А ты что здесь делаешь? – Чалис обхватила прохладными ладонями мою голову и сосредоточенно всмотрелась мне в глаза. Я попробовала пошевелить ногой. Та поддалась. Хорошо. Отняв руки Картер от своего лица, я оперлась на них и попыталась подняться. Думаю, жить буду.

– Подожди, не вставай, вдруг у тебя перелом, – сильные пальцы Картер впились в моё запястье. Я упрямо продолжала вставать. Толпа чуть разомкнула круг, отступая.

– Вышла покурить и увидела тебя, едва двинулась тебе навстречу, как появился этот чёртов «порш», словно из ниоткуда, – Чалис нахмурилась, поддерживая меня одной рукой за талию. – Может скорую вызвать?

Я отрицательно мотнула головой. Надоели мне врачи.

Осторожно, шаг за шагом, мы с Картер преодолели расстояние до её салона и оказались в тёплом, небольшом помещении, где царил полумрак. В воздухе остро ощущался запах благовоний. Цитрусы и жасмин. Плотные фиолетовые шторы закрывали окна, не пропуская в салон дневной свет, из-за снега казавшийся особенно ярким. У стены находился прилавок из тёмного дерева, забитый различными травами, амулетами, рунами и одна Вселенная знает, чем ещё. Центр комнаты занимал большой круглый стол, укрытый бархатной тканью чёрного цвета. Вопреки моим ожиданиям, хрустального шара на нём не было. Чалис подвела меня к креслу рядом со столом.

– Сделать чаю? У меня есть обезболивающие, остались после моего падения с лестницы.

Я в удивлении приподняла брови.

– Буду благодарна и чаю, и таблеткам. Как это произошло? – Сидеть в мягком кресле было определённо удобней, чем лежать на асфальте. Чалис включила электрический чайник.

– Заварю прямо в чашке, ладно? Я несколько раз подогревала, пока ждала тебя. – В её голосе слышался упрёк. За временем я следила и опоздала лишь по вине непутёвого водителя. Я только пожала плечами и кивнула.

– Это случилось примерно за две недели до оглашения завещания. Мне позвонила леди Андерсон и настойчиво попросила меня приехать. Я уже бывала в особняке, когда умер кузен, забирала вещи. Звонок твоей матери меня весьма удивил. И насторожил. Но отказать я Элизабет не могла. Разговор состоялся в её спальне. Не в гостиной, не в кабинете. – Раздался характерный щелчок. Чайник вскипел. Чалис разлила кипяток по чашкам. Я почувствовала аромат чабреца, который смешался с запахом благовоний, дополняя его.

– Предлогом для встречи была завещанная мне книга, каким-то образом миновавшая основную коробку с вещами покойного брата, но истинная причина моего визита была в другом. Она просила меня приглядеть за тобой после её смерти, а взамен завещала домик садовника. – Картер отпила чаю и быстро отдёрнула чашку от губ, поморщившись. Чай, разумеется, остыть не успел. – А ещё, велела остерегаться её сына, поскольку об изменении в завещании он ничего не знал.

Мне сказать на эти новости было нечего. И зачем за мной просить приглядывать совершенно незнакомого человека? Да ещё и в обмен на наследство.

– У тебя наверняка есть вопросы. – Чалис выжидающе смотрела на меня. Я набрала побольше воздуха и закашлялась от въевшегося в него едкого запаха жасмина и цитрусов. Чихнула.

– Надеюсь, ты не заболела? – Представляю, какое впечатление я произвела на Картер. Мало того что меня едва не сбил какой-то маньяк по пути в салон, так ещё и вирусы липли со скоростью света. Я мотнула головой, отрицая это предположение. Уж лучше бы я простыла.

– Благовония. Слишком много запахов. Да и головная боль подступает, – пожаловалась я, поднося свои ещё холодные после улицы пальцы к ноющим вискам. Сделав подушечками массажное круговое движение, я прикрыла на мгновение глаза. К нагрянувшей мигрени присоединилась лёгкая тошнота. Как всегда, полный набор. Медленно выдохнув, и стараясь не обращать внимания на то, что меня начало мутить, я спросила гадалку:

– Но зачем? Почему именно ты? Должна же быть причина такого странного и что уж таить, совершенно нехарактерного для моей матери поступка? – Слова мне давались с трудом. Я потянулась за чаем. Но выпитая горячая жидкость почти сразу попросилась обратно.

– А причина в забытой книге. Под обложкой «Божественной комедии» скрывалась твоя фотография. Вы с Гарольдом сидите за столом, пьёте чай. А на обратной стороне фото подпись: «Моей смелой девочке». – Чалис обхватила свою чашку ладонями.

– Фото, чудесно. Мы действительно сделали селфи с Эйчем… в трамвае. Но повторюсь, при чём здесь ты? – Головная боль, тошнота и нетерпение были весьма плохими спутниками светской беседы. Картер хмыкнула.

– Во-первых, фото датировалось девятнадцатым годом, мой кузен почил гораздо раньше. А во-вторых, я получила письмо от него. В нём он прощался со мной, писал, что уходит. И теперь навсегда. Но Алисе нужна помощь. – Тёмные глаза Чалис гипнотизировали. Я на некоторое время даже забыла, что не все в курсе моих загробных путешествий. Но Картер не выглядела озадаченной, напуганной или вовсе скептически настроенной и как любой нормальный человек на её месте, отрицающей всю эту мистику. Нет, напротив. Она пребывала в спокойном, даже несколько умиротворённом состоянии, что заставляло меня нервничать. Я судорожно сглотнула скопившуюся во рту слюну. Запила чаем. Желудок выдержал.

– Тебе это не кажется… ну хоть немного странным?

Гадалка улыбнулась.

– Я гаитянка. Странность – у меня в крови.

Я недоумённо захлопала ресницами.

– А при чём здесь национальность?

Заметив моё непонимание, Чалис пояснила:

– Магия Вуду. Моя прабабушка, родилась на острове Гаити, в одной из деревень, где культ Вуду особенно почитался. Вместе со своим мужем и сестрой, они перебрались в Новый Орлеан, что весьма предсказуемо. А моя мать, в свою очередь, в Нью-Йорк. Сама я выросла в Бруклине. – Я слушала Картер, не перебивая её. Хотя понять к чему она ведёт, было сложно. – Мы с Гарольдом только кузены, но росли под одной крышей и делили одну фамилию. Он был мне невероятно дорог. И разница в возрасте не помешала нам стать лучшими друзьями. Нашу семью вполне можно было назвать обычной и даже счастливой, пока мой брат не умер. А вот странности начались потом. Поэтому придётся начать издалека. Я закурю? – И не дожидаясь моего ответа, Чалис зажала губами тонкую коричневую сигарету и через секунду пламя зажигалки «Зиппо» озарило её лицо.

– Так о чём это я? Родная религия была оставлена прабабушкой за океаном. Но её сестра не торопилась терять знания, впитанные с молоком матери. Прабабушку звали Алида, а её сестру – Эме. Они вдвоём были как олицетворение Рада и Петра1. Мои предки поклонялись лоа – духам, которые могли помочь связаться с высшим божеством. Одержимость являлась нормой жизни. – Картер стряхнула пепел в опустевшую чашку. Клубы дыма туманом повисли в воздухе.

– Один из таких лоа, наиболее доброжелательный – Легба. Или как его ещё принято называть – Папа Легба. Вот ему в основном моя дорогая прабабушка Алида и поклонялась. Её сестра тоже разделяла любовь к лоа – правда, к его тёмному двойнику Кальфу. Этих лоа объединяет одно – они являются своеобразными проводниками, между смертным и божественным. Между смертью и жизнью, позволяют проникать в другие миры.

Я почувствовала ускорившееся сердцебиение, что неприятно напомнило ритм барабанов в ритуалах Вуду. В ушах зашумело. А Чалис, смотря куда-то за мою спину, продолжила свой рассказ:

– Пусть от корней отрекаться нельзя, но я никогда не слышала от матери и намёка на Вуду, кроме упоминания об истории иммиграции в Америку. Мы были из тех семей, для которых поход в церковь каждое Воскресенье был не просто для галочки. Вера – неотъемлемая часть нашей жизни. Неважно во что. Только она придаёт нашему духу силу, а разуму ясность. – Картер подцепила изящными пальцами золотую цепочку с крестиком. – Но после смерти брата моя вера пошатнулась. Я начала глушить боль зелёным змием, потеряла из-за этого работу, и воровала у матери деньги из кошелька на очередную бутыль с зельем. Это продолжалось довольно долго, пока я не увидела его. Будучи в пьяном бреду, я забрела в один из паршивых Нью-Йоркских переулков, насквозь пропитанный запахами мочи и блевотины. Тот самый закоулок, куда уходят извергнуть из себя отравляющий организм алкоголь и перепихнуться неизвестно с кем, пока этого хочет осквернённое ядом тело. Пока я цеплялась за решётку забора и мой желудок выворачивало наизнанку, сзади кто-то подошёл. Я помню, как страх сковал меня, когда я почувствовала холод стали на своей шее. «Не двигайся» – всё, что я услышала от незнакомца. Всплеск адреналина включил инстинкт, и я поступила наперекор приказу. А дальше последовала вспышка боли и темнота. Очнулась я, лёжа на земле, у чьей-то могилы на кладбище, похоже, местном. Передо мной стоял, как я тогда подумала Легба, или его двойник. Найдя в себе силы встать с мокрой травы, я подошла к лоа. Передо мной был не Легба, и даже не Кальфу. Гарольд, собственной персоной. Кузен курил, и с привычной усмешкой произнёс:

– Чали, моя милая Чали. До чего ты себя довела. – Чалис вытерла скопившуюся в уголках глаз влагу. – Так я и узнала, что смерть, это ещё не конец.

Глава VI

Луна, Башня, Смерть

Я хранила молчание. Ещё в Калифорнии мне удалось себя в собственном психическом здравии, но окончательное подтверждение реальности пережитых событий получила только сейчас. Если раньше и закрадывались в голову сомнения, а внутренний голос украдкой шептал: «Может, всё же стоило пить таблетки?», то теперь этот голос затаился и, по всей видимости, выжидал удобного момента, чтобы вновь дать о себе знать.

Чалис по-прежнему смотрела расфокусированным взглядом. Правой рукой она стала перебирать браслеты, отчего те стали позвякивать. Я сделала последний глоток чая и с громким стуком отставила чашку в сторону. Резкий звук вывел Картер из транса.

– Может ещё налить чаю? – медленно протянула Чалис. Я отрицательно помотала головой и скривилась.

– Только если чего покрепче, – не подумав брякнула я и тут же прикусила язык, – прости, нет, ничего не нужно, спасибо. – Гадалка понимающе улыбнулась.