Шепотом он принялся раздавать приказы своим солдатам:
– Вы – обходите сзади, вы – спереди… А вы трое отправитесь со мной к сараю.
В сарае нашлось сухое сено. Солдаты неслышно рассредоточились вокруг дома, пока Мартин не запалил все факелы. Он раздал их воинам, и сам присел на корточки перед бревенчатой стеной.
Хутор по-прежнему безмолвствовал. Мартин поднял руку. И опустил.
Факелы дружно ткнулись в сено, и во мраке ночи взметнулось яркое пламя.
Мартин с солдатами отступили назад и смотрели, как огонь гложет бревна верхнего этажа.
– Враг сейчас сытый, – прошептал Мартин. – Хвитры хорошо поели и теперь спят… Но мы их разбудим.
Пламя расходилось все сильнее. Огонь бушевал уже под самой крышей.
Мартин огляделся. Габриеля нигде не было видно. Опять он куда-то улизнул. Ну ничего, зато его отряд рядом, держит наготове мечи и луки.
Мартин готов был дать сигнал к началу атаки, когда почуял за спиной какое-то движение.
Еловая лапа мелко дрожала. Рядом раскачивалось еще несколько ветвей. Без всякого ветра. Тут что-то неладное. Мартин засомневался, но в конце концов поднял свой меч.
– Вперед! – закричал он.
Почти одновременно с ним глухую тишину ночи разорвали еще несколько криков. Дверь и окна дома хлопнули, из пламени вылетели странные существа. Черные тени бросились на солдат.
– Огонь! – выкрикнул Мартин.
Девять стрел взметнулись в воздух и одновременно поразили легкую цель. Существа взвыли и повалились навзничь.
Все стихло, и в наступившей тишине ушей Мартина коснулся чей-то шепот. Он шел от елей позади солдат.
Мартин повернулся и взмахнул мечом.
– Они прячутся на деревьях! Сзади!
Сотни еловых лап вздрогнули одновременно. В свете пламени блеснули острые зубы.
Враг атаковал со всех сторон.
– Назад! – завопил Мартин, плотнее запахиваясь в свой плащ. – Бежим!
Последнее, что он слышал, прежде чем тьма объяла его, было ржание коней и пение тетивы лука в руках Торкиля, который одну задругой посылал в ночь свои стрелы.
Жизнь после черной смерти
Пробуждение
Ристин Ширококрылая проснулась голодной на своей каменной постели.
Вокруг черным-черно, но Ристин чувствует под собой подстилку из мха. Когда она ложилась спать, подстилка была свежей и толстой. Теперь же она сухая и плоская.
Она лежит на своей постели в Верхнем Покое, на самой вершине замка хвитр, что на горе Салаяк.
Ристин не знает, сколько месяцев она спала.
Ее тело затекло и замерзло. Кожаные одежды высохли и затвердели. Малейшее движение крыльями отдается болью. И голод. Неуемный голод плоти, истосковавшейся по свежей сочной пище.
Ристин поднимает голову и сипит в темноту:
Хриплая трель ее голоса отдается эхом в Верхнем Покое и замирает.
Тишина.
Ристин была сытой, когда заваливалась в спячку. Голод подкрался к ней незаметно, во сне, через толстый зимний снеговой покров. И стал лишь еще сильнее.
Какое сейчас время года? Все еще темная зима? Или светозарная весна? Ристин не знает. Но ее черные волосы на голове стали гуще. И когти на руках удлинились в два раза.
Она садится. Медленно, чтобы не повредить отощавшие конечности. И не поранить крылья на спине.
Окошки в круглых стенах башни закрыты тяжелыми каменными ставнями. Но Ристин видит белый свет, пробивающийся через щели. Богиня Солнце пробудилась и парит высоко в небе. Значит, теперь уже весна. Она всегда внезапно, безо всякого предупреждения наступает для обитателей Салаяка.
Хвитры спокойно спят зимой в своем замке на горе. Долина внизу занесена снегом, крепостная стена вокруг замка покрыта льдом, и опасность схода лавины удерживает людей на расстоянии от Салаяка.
Весной раньше всех остальных хвитр пробуждается сотня воинов и отправляется на юг. Им поручено набрать первой еды для всего замка. С их возвращением пробуждается королевская семья, и пир длится до самого прихода Богини Солнце.
Отправилась ли Сотня уже в дорогу? Или уже вернулась? Ристин двигает своими заостренными ушками и прислушивается. К счастью, ее слух остался таким же чутким, как и до сна.
Она слышит, как капает талая вода с крыши замка.
Слышит пение птиц в вышине над Салаяком.
И свист ветров внизу в долине.
Вокруг башни так много звуков, но в Верхнем покое пока все тихо. Ристин смотрит на каменные ложа вдоль стен башни. На каждой виднеется недвижная тень. Ристин пробудилась первой в королевской твердыне хвитр.
Она принимается тихонько напевать, чтобы пробудить свой голос к жизни. Чтобы он окреп и стал сильнее.
Ее тело затекло от долгого лежания на каменной постели. Все время, пока она спала, крылья оставались сложенными вдоль спины, и теперь она медленно и осторожно начинает их расправлять.
Шурша, крылья достигают потолка.
Но во мраке Ристин слышит еще один звук: с ложа рядом с ней доносится едва различимая вопросительная трель.
Узкая рука с когтями касается ее руки.
Это хвитра Кари. Они с Ристин всегда спят рядышком.
Ристин кладет свою руку на руку подруги и поет вместе с ней. Хвитры умеют говорить, но чаще всего они поют. По сравнению с пением хвитр обычная людская молвь похожа на блеянье или кваканье.
Ристин медленно складывает крылья и поворачивается к Кари.
Кари кивает:
Сотня – мощь хвитровской рати – скоро вернется и принесет с собой пищу. Корзины. Много корзин со свежей едой.
Сумасшедший на поле
– Убийца! Дядя-убийца!
Пронзительный мальчишеский крик эхом разносится над Долиной Скорбей, долетая аж до самого края Змеиного Хребта.
От этого крика куры с шумом разлетаются в стороны, а конь Роскиль перестает жевать сено.
– Тихо, ты, малявка! – раздается рев в ответ. – Я никого не убивал, но ты будешь первым, если не заткнешься!
Йоран Вострый карабкается на горный хребет, но, заслышав новый крик, вздрагивает и чуть не валится обратно в долину.
– Ты убил отца!
Йоран поворачивает голову и смотрит в долину. Оттуда доносится жуткий рык:
– Я тебе башку снесу, Никлис! Из-за тебя я пролил свое вино!
Можно подумать, что ревет тролль, хотя на самом деле это не так. Ну, почти. Это всего лишь дядя Стейн, брат матери Йорана, который в очередной раз затеял свару с Никлисом, братом Йорана.
Оба терпеть друг друга не могли, и так было всегда. С тех самых пор, как Стейн живой вернулся домой с осады крепости в Аксвалле, где воевал солдатом, в отличие от отца братьев, который остался там навсегда.
– Убийца! – снова кричит Никлис. – Это ты ударил его ножом в спину! И забрал его кошель!
Йоран смотрит, как дядя Стейн вышагивает по полю – грузный, широкоплечий, потный. В одной ручище он сжимает кувшин с вином из одуванчиков. В другой – топор.
– Никлис! – ревет Стейн. – Я ж тебя сейчас зарублю, ублюдок!
Йоран весь день пахал поле с братьями и теперь залез на горный хребет, чтобы передохнуть. Отсюда он высматривает Торкиля. Йоран хочет забраться как можно выше, чтобы первым увидеть, как его старший брат возвращается с Севера.
Как же им всем его не хватает! Торкиль держал Стейна в узде, сколько хватало терпения, а потом плюнул на все и отправился на поиски приключений.
Теперь некому остановить Стейна. Вдрызг пьяный и совсем свихнувшийся дядя шумно топает по полю, размахивая топором.
– Стой, маленький дьявол!
Когда Стейн напьется, ему всегда хочется кого-нибудь убить. Тогда он режет кроликов, отрывает головы курам и бросает камни в птиц. А сейчас он, похоже, вознамерился прикончить сына своей сестры.
– Я тебя убью и здесь зарою, Никлис! – Стейн тычет топором в свежевспаханную землю. – Прямо здесь!
Внезапно он спотыкается об кочку и чуть не роняет свой кувшин.
– Ах ты, дьявол тебя за ногу!
Йоран видит, как Никлис остается стоять в центре поля. Брату некуда деться – он впряжен в плуг, к которому привязан единственной – и лучшей в Смоланде! – веревкой семьи Вострых. И тем не менее он храбро отвечает:
– Не выйдет, дядя! Пьяным псам несподручно махать топором!
– Закрой пасть! – рычит Стейн. – Я расщеплю тебя как колоду!
И тут над пашней раздается крик:
– Бросьте топор, дядя! Уймитесь!
Это Самуэль – старший брат Йорана. Он встает между Никлисом и Стейном. Самуэлю скоро восемнадцать, и он с легкостью управляется с плугом, но он еще слишком мал, чтобы управиться с дядей.
– Не смей разговаривать с убийцей отца! – кричит ему Никлис.
– Мы не можем этого знать наверняка, брат, – отвечает Самуэль.
Йоран как можно медленнее, чтобы его не заметили из долины, продолжает дальше карабкаться на хребет, все выше и выше, к самой Голове Короля.
Своего отца он не помнит, он был еще слишком мал, когда его и дядю призвали в солдаты.
Если дядя Стейн действительно убийца, думает Йоран, то возможно судьба уже наказала его. Его собственных троих детей забрала Черная Смерть, а его жена скончалась три года назад от чахотки. Теперь для Стейна единственная в жизни радость – это собирать цветы одуванчиков и делать из них вино.
Когда цветы распускаются, он срывает их, кладет в воду и оставляет бродить на солнце. После чего начинает вливать в себя кувшин за кувшином получившегося пойла. Вдрызг напивается и начинает тосковать по своей семье. Что-то бормочет. Разговаривает сам с собой. А потом расходится и принимается рычать. Вот как сейчас.
– Ну, ты, Никлис! – ревет он. – Иди сюда, паршивый пес!
Йоран прибавляет скорость. Теперь он уже на самой вершине Змеиного хребта.
Трусливый заяц, думает он про себя. Но ему всего четырнадцать – в рукопашной от него не будет никакого толку. Он ничего не сможет сделать со свихнувшимся дядей – остается только держаться от него подальше. И карабкаться все выше.
С высоты он смотрит на север. Но там только дубовый лес и ни малейшего признака Торкиля.