На углу Пскопской и Йеллопуху

– У Заставы со всеми тесная связь. Приноси ей пользу, будь паинькой – и жить тебе в шоколаде. А я вот никогда не была послушной девочкой, мне хочется фейерверка, страсти, чтобы жизнь кипела. Но она не может мне дать этого. Или не хочет. Как сказал гном, я не ценное приобретение Заставы, а потому максимум какая от меня польза – прислуживать в кафе. Но я и этому рада. Лучше там, где постоянно шастают проходимцы, чем убираться в комнате у того же Бугера. Замучаешься каменную крошку выметать.

– Ты не хотела бы вернуться в наш мир?

– А что я там потеряла? Вернуться на пыльный склад кирпичного завода? Там нормального мужика днем с огнем не найдешь. Одна алкашня. А на Заставе я неувядающий цветочек – не нужно бояться, что время просвистит мимо.

– Окси, извини, что прерываю, но ты зачем пришла? – Макар в десятый раз перекладывал вещи с полки на полку, создавая видимость занятости, лишь бы не смотреть на девушку, принимающую нелепые соблазнительные позы.

– Ах, да! – Окси резво поднялась. – Я так поняла, вчера на Пределе новенькая появилась? Ночью Застава как лихорадочная тряслась, комнатку ей сооружая.

– Странно, я ничего не почувствовал, – Макар повернулся к Окси. – Спал как убитый.

– Какая она, новенькая? Красивая? – Окси вся подалась вперед. – Хотя нет, – девушка скривила рот. – Была бы красивой, ее бы не вернули. На Заставу только страшненьких возвращают, таких как Петра, остальные своих принцев находят. Ой, не смотри на меня так, словно я тоже неудачница.

Макар опустил глаза. Он вовсе не думал о неудачницах и удачницах, он размышлял, как бы ему перевести разговор на Хоча. Хотелось бы узнать, что метаморф сделал с тем военным, что по зову Окси оказался на Заставе.

Но блондинка продолжала песню о себе прекрасной и спешащем к ней принце.

– Если ты думаешь, что меня тоже вернули, то сильно ошибаешься. Мы с моим рогатиком просто разминулись. Портал не вовремя закрылся, он не успел следом за мной проскочить. Мы же шли у родной Заставы благословение получить – так у демонов принято, раз отца–матери у меня нет. Вот увидишь, когда наши миры еще раз соприкоснутся, мой жених с той стороны дверей будет на коленях стоять и обручальное кольцо в зубах держать.

– Что–то я не понял, к чему тогда все разговоры о принцах? И почему вчера в Гобляндию собралась, раз у тебя жених есть?

– Ой, и не вспоминай! – Окси манерно махнула рукой. – Осечка вышла. Я же думала, что на принца своего рогатика меняю, а оказалось… Шильного на мыльного. Я для себя так решила: пока мой демон ждет соприкосновения наших миров, попытаю счастья. Найду более подходящую кандидатуру – поминай, как звали, а нет – выйду замуж за рогатика. Он тоже ничего. Богатый.

Она опять заинтересованно посмотрела на Макара, облизала взглядом каждую мышцу.

– Я бы и с тобой не прочь закрутить, но жаль не принц ты, Птичка, не принц. А у меня ПРИНЦыпы. – Окси пальцами показала кавычки в нужном месте. – Мне наших Пскопских за глаза на Земле хватило.

Макар скрестил на груди руки, прикрываясь от задумчивого взгляда девушки.

– Скажи, Окси, кто такой Хочь–Убей? Я понял, ты с ним близко знакома.

– Угу. Выпивали вместе. Странный мужик. Весь из себя противоречивый. То добрый, то злой. Но я уже научилась угадывать его настроение. По усам. Какой бы Хочь образ не выбрал, всегда предпочитает, чтобы у него были усы. Так вот, если они вверх закручиваются – он мировой парень. Если висят – лучше на глаза не попадаться.

Макар припомнил, что у таксиста усы свисали до самой шеи как у дореволюционного украинского хлопца.

– Значит, с ним сегодня лучше не встречаться, – задумчиво произнес студент.

– Тебя тоже у двери застукали? – хмыкнула Окси. – Ты не оригинален. Но только я удостоилась ружейной канонады. Наверное, тебе уже рассказали повесть о настоящем полковнике? Котяра любит нравоучения читать.

– Хочь убил его?

– Пф–ф–ф, лучше бы убил. В психушке наш спаситель Рапунцель. Увидел говорящего кошака и начал с перепугу палить. Застава сразу поняла, что нам такой постоялец не нужен, вот метаморф и постарался. Всего лишь пару слов мужику на ухо шепнул, а тот слюни как дитя пускать начал. С тех пор я стараюсь не нарываться, боюсь услышать эти заветные слова.

Окси выгнула спину, потянулась, а потом похлопала по постели.

– Макарушка, а ты чего стоишь как неродной? Садись рядом, не покусаю, – но взгляд Окси говорил об обратном.

– Я пойду, меня, наверное, на кухне Гугл ждет.

– Ой, я тебя умоляю! – Окси закатила глаза. – Какой гном? С утра на кухне Петрушка с Мурзилой командуют. А Гугл в это время инфу собирает. Так он, кажись, выражается, когда летописи Заставы штудирует. Я бы тоже хотела посмотреть, что эта маленькая какашка в них про меня записала.

– Ты о Крошке Пиу?

– О ней. О мерзавке. Это с виду она девочка–одуванчик. Вроде ничего такого не делает – калякает рисуночки да номер присваивает. А ты попробуй, приложи ладонь к тому рисуночку. Он тебе такое выдаст!

– Как это?

– Я случайно узнала. Когда меня на Заставу занесло, Крошка Пиу, как здесь водится, начала мой портрет рисовать. Мне захотелось посмотреть, вдруг она меня уродиной изображает? А эта козявка ладошкой мазню свою прикрывает и книгу отодвинуть пытается. Ага. Не на ту нарвалась. Я гроссбух рукой к столу прижала, а сама на Пиу, прищурив глаза, смотрю. Нечего, мол, со мной в гляделки играть. Я таких сопливых еще в детстве обыгрывала. И тут меня как будто током шибануло, а в голове живые картинки появились о жизни какой–то неудачницы. Отдернула я ладонь, когда Пиу противно так заверещала, глядь, а на той странице наша Петрушка нарисована. Прикинь, оказывается, ее по ошибке похитили! В катафалк засунули и в гробу на Заставу принесли. Сказали, что эта дева – невеста властителя Царства Вечной Тьмы, и кровью написанное письмо показали, что спящая красавица дала свое согласие на перемещение и брак.

– Наврали?

– А черт их знает! Формально согласие перейти в иной мир было. Но самое смешное, что как только их царек Петрушку узрел, его чуть не своротило. Он даже отказался к ней прикасаться, не говоря уж о том, чтобы кровушки испить. Ты же знаешь этих вампирюг – все красавцы холеные. И вот когда такой весь из себя эстет рожу кривит, поневоле первый комплекс неполноценности заработаешь. Но то было только начало. Второй удар Петрушка получила, когда ее стали передаривать чинам все ниже и ниже. Никто не хотел ее у себя оставлять. Последний – начальник стражи, решил пустить Петру по кругу. Так они привыкли пить на вечеринках. Типа из горла. Как бутылку передавая друг другу. Мало страшна Петра как моя жизнь, так еще и кровь у нее оказалась не очень вкусной. Каждый смог сделать лишь по паре глотков. Как у нас говорят «не–е–е–е, я столько не выпью». А к утру зареванная Петра обнаружила, что все, кто хлебнул ее кровушки – мертвы. С перепуга побежала, куда глаза глядят. Плутала по замку, пряталась. Поймали. А когда поняли в чем дело, даже убивать побрезговали. Это еще больше ее унизило. Их царек так и заявил: «Не хочу марать руки об эту гадюку». Велели одному из слуг сдать ее на Заставу. Так он ее всю дорогу вел за конем на привязи, как собаку. А Петрушка…

– Хватит. Прекрати.

– А что я такого сказала?

– Неужели не понимаешь?

– Что, пожалел несчастную? А чего ее жалеть? Была бы посимпатичней, давно бы в земле лежала, а так хоть жива осталась. Уродство спасет мир – это про нашу Петру.

– Уходи.

– Ой, ой, какие мы нежные. Не очень–то и хотелось лясы с тобой точить. Лучше уж с Бугером трепаться. Все веселей.

Окси встала с кровати, одернула юбку и, смерив на прощание презрительным взглядом, вышла из комнаты. Макар жалел, что не прекратил их разговор раньше. Захотелось еще раз почистить зубы.

Стоя над раковиной и полоща рот, Макар поймал себя на мысли, что ему симпатична Петра. И совсем не нравится Окси.

Глава 6. О самоварах, розовых пони и поверженных метаморфах

– А, Макарушка! Иди к нам!

Гугл сидел в кафе за длинным столом в разношерстной компании пограничников, среди которых находились совсем незнакомые Макару. На приветствие студента все дружно повернули в его сторону улыбающиеся лица, морды и хари.

На столе в центре композиции из блюд с пирожками и блинами, вазочками с вареньем, медом и сметаной стоял пузатый самовар. Наличие раритета вкупе с хромовым сапогом в руках гнома несколько озадачили Макара. Благодаря старым фильмам он имел представление, как с помощью этой мужской обувки можно раскочегарить угли в тесном нутре самовара. Но откуда об этом знали на Заставе? Уж где–где, а в Междумирье допотопный агрегат казался чудом. «А чему удивляться? – хмыкнул Макар. – Если хорошенько подумать, то за сотни лет на Заставе спокойно могли прижиться и скатерть–самобранка, и печь–самоходка. Да и говорящая емелина щука после кота Бай–юрна уже не показалась бы сказочной».

Макар сел на стул, по которому похлопал широкой ладонью гном. Тут же перед студентом появилась тарелка, которую принесла Петра. Девушка ловко свернула блины, уложив их рядком, и придвинула вазочку с клубничным вареньем. Макар поднял на нее глаза.

– Спасибо, Петра! – Макару после всего, что он услышал о судьбе попаданки, хотелось ее поддержать. И пусть он совсем не любил клубничное варенье, все же полил им блины. – М–м–м, вкусно. Сама пекла?

Петра быстро кивнула, и на ее щеках заиграл румянец смущения.

Мурила, сидящая напротив, протянула Макару граненый стакан в кружевном подстаканнике, наполненный ароматным чаем.

– А я люблю пить чай из блюдца и вприкуску, – гном положил на язык кусочек сахара и шумно отхлебнул из блюдца, которое держал на четырех растопыренных пальцах. – Так кипяток быстрее остывает.

– Этому нас первые Пскопские научили, – Крошка Пиу ложечкой мешала чай с молоком. – И самовар мы у них прикупили. Зачем он им на Йеллопухской стороне?

– Туда ушли?

– Да. Лучшей доли искать. Тогда на Руси жизнь и гроша ломанного не стоила, вот мы и подобрали им более–менее подходящий мир. Они потом на соприкосновение не раз приходили.

– Наверное, ностальгия по родной сторонке мучила, – Гугл вытер вспотевший лоб клетчатым платком. – Но против правил не попрешь.

– Мы их чайком с их же самовара угощали, о житье говорили, песни русские вместе пели, – Пиу откусила пирожок и печально вздохнула. – И вместе плакали. Хорошие дяденьки были. Лошадку мне смастерили. Она до сих пор целая, правда, скрипит, когда я на ней качаюсь.

Послышался камнепад и Макар, наклонившись вперед, заметил, что в конце стола скалой возвышается Бугер. Студент кивнул ему в знак приветствия.

– Ты чего? – удивился гном. – Бугер же спиной стоит. Он нам демонстрирует свои наколки. Смотри, там и Пскопские отметились.

И действительно, приглядевшись, Макар заметил корявую надпись «Здесь был Вася». Чуть ниже красовалось сердце, пронзенное стрелой и арифметическое выражение, А+В=Л, содержащее лишь одну известную Макару букву. Под второй, видимо, подразумевался тот самый Вася.

– Это, Макар, ритуал у нас такой, – Пиу аккуратно собрала с передника крошки и стряхнула их на салфетку. – Если кто из наших влюбится в Йеллопухца и решит уйти с ним, то Бугер позволяет на себе выцарапать надпись. Влюбленные верят, что после этого обязательно будут счастливы.

Рассматривая сидящих за столом, Макар остановил взгляд на девушке, в которой признал возвращенную Надежду. Выглядела она чуть лучше, чем вчера. Во всяком случае, уже не была лохматой и чумазой, но лицо хранило следы пролитых слез: глаза покраснели, нос припух. Надя так и не притронулась к еде, лишь крутила в тонких пальцах чайную ложечку, задумчиво уставившись в одну точку.

Макар вспомнил мыслеграмму, где Надежда целовалась с мужчиной в мантии. Сейчас перед ним сидела совсем иная женщина: та полыхала огнем любви, а эта была задутой свечой.

– Надюша, выпей хотя бы чай. Он уже остыл, – прекрасный голос Мурилы выдернул новенькую из того мира, где она пропадала. Надежда растерянно подняла глаза и взяла протянутую чашку. Пригубила ее, сделала пару глотков и отставила. И опять ложечка завертелась в пальцах, выдавая навязчивые думы хозяйки.

Гном что–то говорил, пихал плечом Макара, но тот не слышал. Для него вселенная сошлась в одной точке.

Новенькая не была красавицей – в толпе на такую сразу внимание не обратишь. Но какие у нее оказались замечательные глаза! Пусть сейчас ресницы слиплись от набегающих слез, веки покраснели, но это только подчеркивало изумительный темно–серый цвет и хрустальную ясность глаз.

– Да, жалко девчонку, – вздохнул гном, и Макар, наконец, очнулся. – Напрасно страдает бедняга. И ничего поделать нельзя. Ректор Эльфийской магической академии никогда не узнает, куда делась его любимая студентка. А эти заразы уж постараются, чтобы он забыл о попаданке.

– А может, он придет за ней на Заставу? – Макар вспомнил Окси, которая ждала появления своего рогатика. – В следующее соприкосновение.

– Не в интересах соперниц дорожку ректору указывать, – гном внимательно посмотрел на застывшую в своем горе девушку. – Да и с этим княжеством соприкосновения весьма редки. Полгода ждать придется. А за это время всякое произойти может. Так что нашей Надежде лучше не тешить себя надеждой.

– Я бы такую и год подождал, – задумавшись, вслух произнес Макар. Гугл сделал вид, что ничего не услышал, хотя его глаза озорно сверкнули.

– Бугер, а у тебя на спине найдется местечко для еще одной любовной формулы? Вдруг и мне посчастливится?

Валун с грохотом повернулся другой стороной, на ней раскрылась тонкая щель, и послышался рокот, отдаленно похожий на смех.

– На груди, говоришь, места навалом? – понял гном. – Ты, Бугер, грудь–то побереги. Она хоть и широкая, но нашим только подставь, всякие похабные словечки напишут. Забей для меня кусок в пару ладоней. Очень прошу.

Надя низко опустила голову и на скатерть упала крупная слеза. Брови на лице гнома сошлись в одну линию.

– Так, девоньки! – скомандовал он, поймав за руку Петру, которая тянулась, чтобы забрать грязную тарелку. – Сводите–ка новеньких в наш сад. Там сейчас птички чирикают, солнышко припекает, цветы медом пахнут. А посуду другие соберут. Вон, Окси, например.

– Я не могу, у меня лак еще не высох! – Появившаяся в кафе Окси демонстративно подула на накрашенные под цвет красной помады ногти. – Я лучше тоже птичек послушаю.

– Стоять! – Гном успел схватить ее за край юбки. – Выбирай: сейчас моешь посуду или вечером прислуживаешь вервульфам.

Окси поморщилась, но направилась на кухню с подносом грязных тарелок, который ей тут же сунули в руки.

– А что не так с вервульфами? – спросил Макар, следуя за Петрой, на ходу снимающей с себя фартук.

– Все так. Хорошие ребята. Они приходят поиграть в футбол с Пскопскими. Просто Окси им однажды нахамила – заявила, что от них псиной пахнет. А вервульфы сравнения с собаками не прощают. Их насилу Сапфир отогнал, когда они Окси покусать грозились. Весь бар перебили.

У выхода из кафе к ним присоединились Мурила с безучастной Надеждой.

– С Оксаной рядом и так непросто жить, а если бы она еще оборотнем стала? – приятный голос Мурилы буквально обволакивал. – С собой бы ее вервульфы не взяли, у них трепетные отношения с парами – любовь раз и навсегда, а Заставе пришлось бы новообращенную на цепь посадить.

– Когда Окси объяснили, чем она рисковала, то она поклялась и на шаг к оборотням не приближаться.

– А у повара появился строгий ошейник, – глаза Мурилы потеплели, и Макар понял, что она улыбается. – Гугл чуть что грозится ее в Вервульфию отправить, а Оксана боится.

– Наверное, это единственное, чего она боится, – Макар вспомнил, как блондинку передернуло только при упоминании об оборотнях.

– Нет, теперь добавь в ее черный список Аравай–абу. Принц через неделю заявится, свое потребует. Гоблины данное им обещание не забывают. – Петра поправила волосы, и Макар заметил, что у нее красивые руки. Длинные пальцы, тонкие запястья.

– Если так пойдет дальше, то скоро Оксана вообще в кафе выходить не будет. – Мурила взяла под локоть Надежду, которая, увлеченная своими мыслями, не заметила, что компания направилась в коридор, сворачивающий налево.

– Петра, ты сказала, что гоблины появятся на Заставе через неделю. Соприкосновения происходят по какому–то расписанию? – Макар уже не думал о взбалмошной Окси.

– Да, есть система: порталы в некоторые миры открываются чаще, в другие реже, а в такие как Эльфийское княжество – от силы раз в полгода.

Надежда всхлипнула. Макар заметил, как у нее заострились плечи, и в этот момент какая–то щемящая тоска коснулась его сердца.

Вопреки ожиданиям, что сад должен находиться где–то на открытом месте, новичков повели к лестнице, уходящей штопором вниз. Круглая лестничная шахта освещалась лишь неярким серебристым светом, льющимся из кварцевых вкраплений в грубом отделочном камне.

– Почему мы идем под землю?

Эхо, полетевшее вверх, разбавило гул шагов, но резануло по нервам. Долгий спуск и легкое сотрясение ажурной металлической лестницы тревожили. Даже Надя время от времени оглядывалась на Макара. Петра, заметив волнение новичков, остановилась, пропуская Мурилу вперед.

– Ой, простите, мне надо было сразу объяснить. Я столько раз спускалась в сад, что забыла свои первые впечатления. Застава – странное… м–м–м… существо. Здесь многое не укладывается в голове. Порой трудно понять, где верх, а где низ. Множество переходов, лестниц. Поднимаясь, вы можете попасть в мрачное подземелье, а спускаясь – очутиться под лучами жаркого солнца. Но обещаю, как только мы придем в сад, вы забудете свои страхи и тревоги.

Основание лестницы заливал солнечный свет. Стоило выйти из небольшого грота, как на путешественников обрушились волны света, звуков и запахов. Перед взором раскинулся удивительный сад: то тут, то там виднелись группы цветущих деревьев, но чаще встречались те, что радовали глаз яркостью зрелых плодов. Краснобокие яблоки, почти черная черешня, желтые груши. Вдаль уходили арочные проходы, увитые виноградной лозой, щедро плодоносящей гроздьями полупрозрачных ягод, а совсем на горизонте – куда хватало глаз, лежали поля, тоже щедро расцвеченные природными красками.

Небо казалось бездонным, но пролетавший мимо жук, испуганный взмахом руки Мурилы, взвился вверх и тут же ударился о невидимую преграду.

– Я не знаю, как это работает, но солнце кажется таким настоящим, – Петра подставила лицо под солнечные лучи и зажмурилась. Налетевший легкий ветер отбросил ее длинные волосы за спину, и на мгновение Макару показалось, что перед ним стоит чернокрылый ангел. Кожа Петры светилась, а легкая улыбка на губах делала черты мягче. Она была почти красива.

Надежда тоже очнулась. Она присела и провела ладонью по шелковистой траве, ровным ковром устилающей поляну. Девушка расстегнула сандалии и ступила босыми ногами на бархатистую зелень.

– Хорошая идея, – поддержала ее Петра и тоже скинула туфли.

Совсем недавно прошел дождь и на траве бриллиантовой россыпью блестели капли воды. Макар наклонился, поймал пальцем одну и поднес ее к лицу. Вода как вода.

– Солнце и дождь – это магия, – произнесла Мурила, предугадав вопрос Макара. – Как только саду требуется влага, тут же небесный свод затягивают тучи. Нам повезло, что дождь уже прошел.

– А мне хотелось бы побегать под дождем, – Петра широко улыбалась. Она расстегнула первые две пуговицы своего строгого платья и уже не выглядела, как монашка. Когда она наклонилась сорвать малюсенький синий цветок, едва видный среди густой травы, Макар заметил под оттопырившимся воротом безобразные шрамы от укусов, оставленных вампирами, и непроизвольно сжал кулаки.