Солнечный мальчик

Домой пришёл около полуночи. Встревоженная мать не спала. Узнав о смерти внука, рухнула в беспамятстве на пол. Опять пришлось вызывать скорую. Кое-как привели в чувство. Хотели госпитализировать, но она наотрез отказалась, понимая, как тяжело сыну. Едва придя в себя, села рядом с ним, и стала как в детстве гладить, что-то приговаривая, пытаясь успокоить его боль. Так и гладила, пока сын не заснул прямо за столом. И сейчас, именно в этот момент времени, можно было воочию увидеть и понять, что из себя представляет родительская любовь и самопожертвование, ибо и Александр готов был отдать свою жизнь собой ради сохранения сына, и мать его готова была принести себя в жертву ради сына и внука. Высшее проявление любви, к которому дети привыкают и просто не обращают на неё внимания, впитывая между тем это чувство в себя без всяких нравоучений и подсказок. Это и есть самая главная ценность! Любовь! От Неё и жизнь зародилась, от Неё и продолжается. От любви! Не внешней и показушной, а глубинной и молчаливой.

Глава 4

Серёжку хоронили вдвоём. Он и мама. Никого не хотели видеть, потому никому не сообщали. Внешне похороны прошли быстро и буднично. Отца к тому времени уже год, как не было в живых. Инфаркт.

Жили теперь вдвоём с матерью. Александр продолжал работать, а мама потихоньку угасала. Слишком уж тяжела была ноша. Да и возраст брал своё. Изредка вызывали к следователю уточнить какие-то детали. В том, что водителя, сбившего Серёжку, посадят следователь не сомневался. Нерегулируемый пешеходный переход. Должен был быть внимательным. Ну, и что, что трезвый? Для всех законы одни. Сел за руль, значит взял на себя ответственность. А не хочешь брать, так ходи пешком. Что здесь непонятного?

Только на суде Александр ясно и чётко увидел того, кто сбил сына. На этот раз он был предельно внимателен и вдумчив. Выслушал заключение медэксперта-криминалиста. В результате наезда сын получил несколько травм: ушибы бедра и живота, неопасные для жизни, и черепно-мозговая травма затылочной части головы, явившаяся причиной смерти. Выслушал, как данность и запомнил. У водителя было двое детей и беременная жена. Это послужило смягчающим обстоятельством, но всё-таки приговорили к трём годам колонии-поселения. Иск о возмещении морального ущерба подавать не стал. Зачем? Вместо сына бумажки? Не для него это! Да и водителя было жалко. И семью его. И жену беременную. И детей. Всех было жалко. Он бы даже и простил его, водителя, да не ему решать. Вот и дали три года. С тем и вышел из суда. Неудовлетворённый и почему-то взволнованный. Что-то здесь было не так. Что-то было несправедливо, а вот что, никак не мог понять. И только вечером, в постели, прокручивая в памяти тот страшный момент, который изо всех сил гнал из памяти, понял. Понял и ужаснулся. А ведь это он убил сына. Он и никто другой. Он убил, значит ему и отвечать! И перед людьми, и перед Богом. А посадили невинного! Александр хотел было тут же встать и броситься исправлять несправедливость, но вовремя спохватился, решив прямо с утра пойти к следователю и рассказать об всём.

Как решил, так и сделал. Предупредив на работе, что задержится, поехал к следователю, который смог его выслушать только около 11 часов. Выслушал, помолчал какое-то время и спросил:

– А что ж вы раньше-то думали?

– Дак откуда я знал, от чего он умер? Я ведь о причине смерти узнал только на суде! Потому и думал, что смерть наступила в результате наезда. А тут услышал, и начали меня грызть сомнения. Вспомнилось всё – и как Серёжка упал, и как поднялся и засмеялся, и как я замахнулся на него, и как он отпрянул, споткнулся и ударился головой о бордюр. От этого он умер. Понимаете?

– И что вы от меня хотите?

– Ну, как что? Человека ни за что посадили, а вы спрашиваете, что я хочу.

– Ну, хорошо. Пусть даже то, что вы рассказали правда…

– Правда, конечно. Зачем мне себя оговаривать?

– А свидетели у вас есть?

– Какие свидетели?

– Которые подтвердили бы ваши слова?

– Откуда ж там свидетели? Не было ведь никого, кроме меня и водителя. Странно, что он этого не помнит.

– Увы! Он во время резкого торможения ударился головой о руль и на какое-то время потерял сознание. У него диагностировано сотрясение мозга. Так что и он не свидетель. Не видел он того, о чём вы рассказали.

– И что же делать?

– А ничего. Можете, конечно, посоветоваться с адвокатами, но все вам скажут, что ничего из вашей затеи не выйдет. Более того, вас могут начать проверять на дееспособность, то есть, устроить вам психиатрическую экспертизу на вменяемость, начать расследование по поводу причины вашего необычного заявления и так далее. Может возникнуть множество неприятностей именно для вас, но суд своё решение не отменит. Даже и не мечтайте об этом. Были бы свидетели, тогда другое дело.

– Так что, мне так и жить теперь с этим грузом?

– Ну, не знаю… Семье водителя помогите, пока он будет сидеть. Огромное ведь дело. Так и компенсируете отчасти несправедливость.

– А может всё-таки стоит попробовать как-то изменить приговор?

– Ну, во-первых, это уже в суд, а не ко мне; а, во-вторых, извините, но у меня много работы и на пустые разговоры просто нет времени. До свидания, – попрощался следователь и склонился над бумагами.

Александр посидел ещё какое-то время, но, поняв бесполезность своих усилий, решил последовать совету следователя, и помогать семье водителя, пока тот будет находиться в заключении. Так он и поступил. И, поскольку жены водителя на суде не было, и в лицо она его не знала, пришёл к ним домой, представился работником социальной службы, и не только выходные проводил в этой семье, помогая по хозяйству и гуляя с детьми, но и один раз в месяц приносил, как социальную помощь, деньги – ровно половину своей немаленькой зарплаты.

Мама умерла через два месяца после кончины внука, и весь смысл жизни Александра теперь заключался в поддержке этой семьи, но, прошло полтора года и водителя освободили по УДО. О дне освобождения узнал от жены. Этот день и стал для него концом смысла жизни. Зачем дальше жить, не знал. Искать новую жену и начинать всё сначала желания не было никакого. Он даже не думал об этом, а как дальше жить, для чего, не знал. Как-то в выходной зашёл в церковь, помянул своих усопших близких, сел на лавочку и глубоко задумался. И так и сидел, и час, и другой.

На необычного человека обратил внимание батюшка. Подошёл и сел рядом. Посидел какое-то время и спрашивает:

– Что гложет тебя сын мой?

Александр очнулся, увидел сидящего рядом священника, и без всякого стеснения стал рассказывать историю своей жизни. Без каких-то эмоций и переживаний. Просто рассказывал, как бездушный автомат, а закончил рассказ горестным утверждением:

– И теперь я не знаю, зачем жить. Нет ни цели, ни желания. Ушли куда-то они, и где их искать не знаю.

Батюшка помолчал немного и говорит:

– Всё в жизни кончается. Даже сама жизнь. Одни дела остаются. В памяти людей, в твоей памяти, в самой природе. И совокупность всех этих дел и есть на самом деле ты. Ни счета в банке, ни ухоженное тело, ни стальные мускулы, ни дворцы, а именно дела. И пока живёшь, хочешь не хочешь, а именно они будут определять суть и смысл твоей жизни. И не думай, что если никто не узнал о твоём каком-то постыдном поступке, то он так и канул в Лету. Увы! Не канул! Он обязательно оставляет свой след, хочешь ты того или нет. А тебе никогда не приходило в голову, что во всех этих природных катаклизмах, во всех войнах, всевозможных преступлениях и несчастьях человеческих, во всей несправедливости, неустроенности и несуразности этой жизни есть и часть твоей вины? Ты никогда не задумывался над тем, что если бы ты, именно ты, когда-то не обманул, не смалодушничал, не слукавил, не струсил, не украл и т.д., то жизнь могла бы быть хоть чуть-чуточку другой? Чуть-чуть лучше. А может и совсем другой? Никогда не думал? А ты подумай! А, подумав, прекрати обвинять кого бы-то ни было в своих неурядицах и несчастьях. Сам во всём виноват! Все мы вместе взятые сами виноваты в наших несчастьях! В монастырь иди! Там и смысл найдёшь, и покой!

Александр от неожиданности вздрогнул, посмотрел внимательно на батюшку, затем, видимо поняв, что впереди забрезжил свет надежды, кивнул головой, встал и, не попрощавшись, пошёл из храма.

Н А Ч А Л Ь Н И К

Есть такая профессия – начальник. Специализация – крайне обширная, но главное здесь не в том, начальник чего или кого, а именно в том, что начальник. И папа был начальником, и дедушка, и прадедушка и так далее. По наследству передаётся. Не верите? Ну, и зря! Все, конечно, слышали о династиях сталеваров, врачей, учителей и т.д., а о династиях начальников почему-то нет. Почему? А зачем себя рекламировать? Возмущение умов произойти может: «Как же так? Всё время говорим о том, что руководить людьми должен достойнейший, а тут..» . В теории оно, конечно, верно, но в реальной жизни, увы, почему-то всё наоборот. Глупо было бы отрицать, что иногда руководителем становится именно достойный человек, но, уверяю вас, это – скорее исключение, нежели правило. И если бы, допустим, какой-нибудь дотошный бумагомарака решился на величайший труд исследовать генеалогические древа всех начальников и обнародовал его результаты, то ваши зыбкие сомнения испарились бы после ознакомления с первой же страницей этого фолианта. А представляете, какова была бы наша жизнь, если бы начальниками становились именно достойнейшие, честнейшие, умнейшие? Представляете? Представили и забилось радостно ваше сердечко? Ну, и зря! Ничего вы не понимаете! Что ж это за жизнь была бы, если бы всё работало, как часы? Скукота ведь! Как бы жили-то без вечных унижений, без мытарств по кабинетам с челобитными, без нескончаемых судебных разбирательств, без митингов и забастовок, без прямого мордобития, наконец? А? Верите в фантастику? Ну, и верьте! А я – нет!

Итак. Был наш герой потомственным начальником, и всё в его жизни протекало именно так, как и должно было протекать у этой категории людей. Не без шероховатостей, конечно, но, в общем, вполне предсказуемо и благополучно. Протекало до тех пор, пока где-то там, наверху, какой-то начальник начальников не озаботился тем, что Дмитрий Дмитриевич скорее всего не чист на руку. На какую именно руку, правую или левую, не уточнял. Главное – озаботился! Хотя причина недовольства могла лежать и несколько в другой плоскости. Ну, допустим, пожадничал и не поделился. Может такое быть? Конечно, может. А может надо было банально освободить кресло для какого-нибудь более статусного потомка. Тоже ничего себе вариант. И вариантов этих – пруд пруди! Так что полёт фантазии в данном случае ограничен лишь силой воображения, поэтому давайте не будем терять время и перетруждать наш и так достаточно хрупкий умственный аппарат.

В общем, чтобы не рассусоливать, скажем просто – турнули Дмитрия Дмитриевича с насиженного места. Как говорится: «И на старуху бывает проруха!». Без шума и пыли. Турнули неожиданно и безжалостно. А на его естественный вопрос: «За что?», ответили туманно, но категорично: «Сам знаешь, за что!».

Вот тебе бабушка и Юрьев день! Жил-жил, не тужил, а тут на тебе! Ну, и загрустил наш герой. А кто бы не загрустил? «Как всё-таки несправедлива жизнь и коротка человеческая память!» – досадовал наш герой, столкнувшись с реалиями жизни. Ещё недавно, рукой подать, и кабинет какой-никакой, и личный секретарь, и служебный автомобиль, и привилегии тут и там, и всеобщее поклонение, и заискивающие вопросы: «Дмитрий Дмитриевич! А не могли бы вы…..?». А теперь что? Через месяц, поскольку в новое кресло почему-то не посадили, и забыли о нём. И не раскланиваются уже, как раньше. Да что там не раскланиваются – здороваться перестали. И как раз именно те, кто больше всего заискивал. Неблагодарные! И стала его гордыня от таких пертурбаций как-то никнуть, скукоживаться, и доскукожилась до того, что он загрустил.

Поделиться с женой своими переживаниями? Как же! Раньше: «Заткнись дура, не твоего ума дело!», а теперь: «Посоветуй, как дальше жить!»? Ну, уж нет. До такого унижения он не опустится.

Финансовые запасы, слава Богу, были. Не зря же он столько лет усердно, и крохами не брезговал, собирал и копил. Копеечка к копеечке! Рублик к рублику! А для чего? Для чего взятки-то брал? Для чего шкурой своей и свободой рисковал? Для чего совесть свою зарыл где-то, а где уже и не вспомнить? А для того, чтобы в случае чего не ходить с протянутой рукой, не унижаться, не побираться! Теперь хоть это душу греет. Греет-то греет, но как-то не очень. Неуютно стало жить! Вот в чём проблема! Времени свободного вагон, а куда его девать? И если поначалу даже радовался тому, что может им распоряжаться по своему усмотрению, то теперь чувствовал, что этот самый вагон как-то незаметно вскарабкался ему на плечи. Тяжёлая оказалась штука, непривычная и изнуряющая. Вот тогда, как-то по наитию, и пришла мысль подолгу гулять. А когда в одиночестве гуляешь, хочешь не хочешь, а начинаешь о чём-то думать. И всё чаще и чаще о жизни. И не только о жизни как таковой, а именно о своей. О её смысле и своём предназначении. Иногда заходил в какое-нибудь заведение пропустить рюмочку-другую, но не больше. Тягой к спиртному никогда не страдал. Даже наоборот. Вот и сегодня, прогуляв до самого вечера, зашёл в знакомое кафе, выпил две стопки коньячка и отправился домой.

Улицы были пустынны. Неоднократно бывая в крупных городах, Дмитрий Дмитриевич обратил внимание на то, что там наступление ночи совершенно не означало окончания жизнедеятельности. Всегда, особенно в центральной части, было множество людей, которые по каким-то причинам предпочитали ночной образ жизни. Людей этих он не понимал, и, не задумываясь о причинах, опасался и сторонился. Может потому, что был другим и его больше устраивало одиночество? Особенно после работы, когда остаться одному в течение всего рабочего дня при его должности было совершенно невозможно. Дмитрий шёл по пустынной улице, смотрел на медленно падающие крупные снежинки и очень чётко и ясно осознавал, что ему в данный конкретный момент времени ничего не нужно. Ничего! Может это и есть счастье?

Решив сократить путь, повернул и пошёл через дворы. Недалеко от дома, ещё издали, обратил внимание на сполохи огня рядом с контейнерами для мусора. Забеспокоился, предполагая, что хулиганы подожгли мусор. Подойдя ближе, увидел довольно странную картину. В нескольких метрах от площадки для сбора мусора горел костёр, у которого в кресле сидел крупный седовласый мужчина. Бомжи в городе, конечно, были, но он очень редко с ними сталкивался, а если и сталкивался, то с отвращением старался как можно быстрее пройти мимо. Но это был не бомж. Мужчина совершенно не походил на бомжа. Особенно лицо. И даже не лицо, а лик, потому что светился он каким-то внутренним светом чистоты и благородства. Дмитрий невольно остановился и обратился к мужчине:

– Что вы здесь делаете?

– Думаю, – ответил мужчина.

Поразил не сам ответ, а то, что мужчина держал свои руки прямо в огне, но с ними ничего не происходило. То есть, огонь, как ему положено по статусу, не обжигал их. Оторвавшись от поразительного зрелища, задал первый вопрос, который пришёл ему на ум:

– О чём?

– О жизни, – задумчиво ответил мужчина, и повернув голову к Дмитрию, внимательно посмотрел на него. Дмитрию показалось, что он утонул в этом взгляде мудрости и всезнания. С неимоверным усилием оторвавшись, сознался:

– Я тоже стал в последнее время думать о жизни.

– Ну и как? – спросил мужчина.

– Я пытался найти ответы на извечные вопросы: в чём смысл жизни, и что такое счастье, но так и не смог, – грустно ответил Дмитрий.

– А хочешь? – спросил мужчина, всё так же пристально глядя в глаза Дмитрия.

– Очень! – коротко ответил он.

– Ну, что ж. Я помогу тебе, – сказал мужчина и встал во весь рост. Он повернулся к дому и, указав рукой на вход в подвал, сказал: – Иди туда. Там ты получишь ответы на свои вопросы, если, конечно, сможешь их принять.

Ничтоже сумняшеся, Дмитрий пошёл ко входу в подвал. Какие ответы можно было найти там, где они в юности откровенно безобразничали, скрываясь от глаз взрослых, не раздумывал. Пошёл бессознательно. Почему? Он и сам не знал. Лампочка, находящаяся над дверью в подвал, как обычно отсутствовала и ступенек, ведущих вниз, не было видно вообще. Только две первые были кое-как освещены уличным светом, но это не остановило. Он с осторожностью ступил на первую ступеньку, но поскользнулся и, наклонившись вперёд, полетел вниз. Ударившись о дверь головой, на мгновенье потерял сознание, но тут же очнулся. Открывшаяся картина настолько поразила своей необычностью, что от удивления открыл рот. Попытался повернуть голову назад, чтобы удостовериться, что дверь в подвал всё также находиться за спиной, но не смог. Голова не слушалась, но это не испугало. Стал рассматривать всё, что можно было увидеть в пределах ста восьмидесяти градусов. Горизонта впереди, как это бывает обычно, не было. Только по бокам. Довольно далеко впереди от земли в небо поднимала белая мерцающая стена. Она была так высока, что терялась в облаках. В нескольких десятках метров от Дмитрия начиналась бесконечная бурлящая толпа людей, обращённая лицом к стене. Перед самой стеной можно было различить большой стол. Рядом со столом спиной к стене в кресле сидел крупный седовласый мужчина, в котором Дмитрий узнал своего ночного знакомца. Перед столом, напротив мужчины стоял стул, на котором сидела женщина. Она размахивала руками, что-то отчаянно доказывая. Беседа была очень скоротечна. Не более десяти секунд. При этом Дмитрий не обратил внимания на очевидный оптический обман: до стола было не менее километра, но людей, сидящих за ним, он видел так отчётливо, будто они находились совсем рядом. То, что произошло дальше, заставило его вздрогнуть. Женщина, словно выброшенная катапультой, полетела по воздуху, продолжая размахивать руками, и скрылась где-то за спиной Дмитрия. Он хотел проследить за полётом, но не смог этого сделать. Непонятная сила не давала повернуть голову. Рядом с собой заметил двух очень пожилых людей, мужчину и женщину, которые стояли, взявшись за руки, и молча наблюдали за происходящим.

– Что здесь происходит? – спросил растерянный Дмитрий.

– Здесь собрались люди, которые хотят получить ответы на вопросы: «в чём смысл жизни, и что такое счастье», – негромко ответил мужчина.

– Вы тоже?

– Чисто теоретически. – ответил старик. – Нам поздно что-то менять, – пояснил он, предугадывая возможный вопрос.

– А у меня ещё есть время, – почему-то разозлился Дмитрий, отвернулся от стариков, и решительно направился к безбрежной толпе. Подойдя, не стал спрашивать, кто крайний, а врезался в толпу, и бесцеремонно расталкивая людей, начал пробираться вперёд. Мысль о том, что он обязательно должен найти ответы на эти вопросы, наполнила всё его сознание. Какое воспитание? Какое уважение? К кому и зачем? Совершенно не беспокоило то, что вся эта масса людей, также, как и он, нуждалась в тех же самых ответах. Сейчас на всём белом свете для него не было ничего, кроме этого желания. Он сам стал этим всепоглощающим желанием: бился, толкался, безудержно работал локтями, пробираясь к заветной цели. Время остановилось. Сколько продолжалась эта борьба не было понятно, но вдруг, совершенно неожиданно, он оказался прямо перед заветным столом. Сознание прояснилось от того, что его чуть не задел мужчина, которого неведомая сила подняла со стула и выбросила в неведомое куда-то, еле успел уклониться. Опасаясь, что может опоздать, Дмитрий рывком бросился к стулу, успев первым занять освободившееся место. Осознав, что уже сидит и никто не займёт это место, поднял взгляд. Встретившись с бесконечной мудростью, оробел, почувствовав себя как будто раздетым и совершенно незащищённым, но в то же время понимал, что это чувство не касается его одежды. Обнажилась его душа, и Дмитрию стало страшно. Хотел каким-то образом закрыть её, но не в силах был сделать это. Попытка встать и просто сбежать, также не удалась. Тело не слушалось его желаний. Дмитрий смирился и вновь поднял взгляд. Ему показалось, что у него что-то случилось со зрением, потому что мужчина начал как-то таять в воздухе. Пытался проморгаться, протёр глаза, но силуэт становился всё более и более расплывчатым, пока не исчез совсем.

– Не ожидал? – спросил знакомый голос.

– Что? – не понял Дмитрий.

– Что испугаешься своей души, – пояснил голос, звучавший непонятно откуда.

Дмитрий внимательно посмотрел на то место, где раньше сидел мужчина и задумался. У него возникло впечатление что он разговаривает не с кем-то, а с самим собой, со своим вторым «я».

– Я не уверен, что боюсь её, – возразил Дмитрий.

– Ну, да, – согласился голос, – ты боишься не своей души, а того, что её увидят другие. Ты привык к её нечистоте и считаешь это состояние совершенно нормальным.

– Я тебя не понимаю, – разозлился Дмитрий.

– Чтобы что-то понять, тебе надо посмотреть на свою душу со стороны, – пояснил голос.

– Зачем мне это? – начал протестовать Дмитрий. – О себе самом я и так всё знаю.

– Знаешь? – удивился голос, – знаешь и бегаешь от самого себя?

– Откуда ты знаешь, куда я бегаю, а куда нет? – уже совершенно разозлился Дмитрий.

– А кому ещё знать, как не мне? – спросил голос.

– Да кто ты такой? Что ты вообще обо мне знаешь? – перешёл на крик Дмитрий.

– Я – Cовесть, – горестно ответил голос, – и знаю о тебе всё, что ты хотел бы скрыть, на что ты пытался не обращать внимания, или старался побыстрее забыть.

– У меня не было никакой необходимости тратить столько усилий для того, чтобы встретиться с тобой, – успокоившись, сказал Дмитрий.

– Тогда зачем ты пришёл сюда? – спросила Cовесть.

– Узнать, что такое счастье, и в чём смысл жизни, – опять начал сердиться Дмитрий.

– Пока ты не заглянешь в свою душу, ничего не поймёшь, – сказала Cовесть.

– Без этого никак? – с надеждой в голосе спросил Дмитрий.

– Никак.

– Хорошо. Я согласен, – опустив голову, обречённо произнёс Дмитрий.

– Ну, что ж. Смотри, – произнёс голос, и тут же на стене за его спиной появился экран, на котором в бешенном темпе стали мелькать кадры, воспроизводящие всю жизнь Дмитрия. Внешне кадры мелькали очень быстро, но в памяти они воспроизводились в куда более замедленном темпе. Дмитрий видел, как в раннем детстве впервые стёр ластиком в дневнике двойку, исправив её не пятёрку; как свалил на другого вину за разбитое камнем окно; как постоянно обманывал, опасаясь наказания; как шарил в карманах родителей и воровал оставленную там мелочь; как подглядывал в душевой за моющимися девочками; как грубил и хамил взрослым; как обижал слабых; как вместе с друзьями выпивал и курил в подвале дома и многое другое, что со временем забылось и стёрлось из его памяти. Увиденные нелицеприятные моменты жизни, тем не менее, не вызывали у него чувства стыда и досады на себя до тех пор, пока не появились лица двух малышей, которые с укором смотрели на него.

– Кто это? – испуганно спросил Дмитрий.

– Это не родившиеся дети, убитые по твоему же настоянию, – грустно произнесла Cовесть.

– Ты имеешь в виду два аборта, которые сделала Ольга? – догадался Дмитрий.

– Да, – бесстрастно констатировал голос.

– Но, нам же негде было жить, – пытался оправдаться Дмитрий.

– Ложь! Нет ничего хуже, чем искать оправдания тогда, когда надо каяться. Непризнание своей вины есть матерь новых, ещё более серьёзных ошибок, – сказала Совесть, и, не давая времени Дмитрию для новых оправданий, приказала, – смотри дальше.

Дмитрий повиновался и снова обратил свой взгляд в сторону экрана. Картина совершенно изменилась. Теперь он увидел наполненный какими-то припасами, грузовой автомобиль, который медленно следовал по дороге. За ним, кто совсем рядом, а кто поодаль, шла большая толпа людей. В основном шли семьями. С детьми, стариками, домашними животными. Были и одиноко идущие люди. В основном еле плетущиеся старики и тяжело переваливающиеся с ноги на ногу, как утки, старухи и одинокие, никому не нужные дети. Они замыкали это шествие. Иногда, сердобольные люди помогали старикам и детям, но это случалось редко. Через какой-то промежуток времени машина останавливалась. Водитель, который очевидно являлся и начальником этих людей, вылезал из кабины, взбирался на кузов и начинал раздавать то, что находилось там. Сначала получали помощники, которые располагались в первых рядах и охраняли припасы от остальных. Из полученного они забирали большую часть себе, а остальное бросали в толпу, из-за чего порой возникали драки. Больше всех доставалось молодым и сильным. Меньше всех – старикам и детям. Так устроен был этот мир. Остановка продолжалась недолго. Затем вся процессия возобновляла путь. Так продолжалось до тех пор, пока водитель на ходу не вылез из кабины и не забрался в кузов. Было очевидно, что он не доверял своим помощникам и решил охранять груз сам. Машина, которой никто не управлял свернула с дороги и поехала в степь. Частные дожди превратили почву в непролазную грязь, и машина забуксовала. Толпа по приказу начальника облепила машину и стала вытаскивать её из грязи, а сам он всё также сидел в кузове и отдавал указания. Затем ему надоело и это, и он посадил одного из помощников на место водителя, а сам стал отбирать из находящихся в кузове припасов всё лучшее себе и складывать в отдельную кучу. Наступил вечер и люди стали устраиваться на ночлег. Многие ночевали под дождём и в грязи, особенно старики и старухи. Не обращая внимания на усталость и окружающих, молодые открыто занимались любовными утехами. В кузове было достаточно палаток для всех, но их почему-то не давали. Никому до этого не было дела. Все, начиная с водителя-начальника, думали только о себе. Как только временный лагерь затих, водитель разбудил своих приспешников и, нагрузив их приготовленным добром, повёл куда-то в степь. Вернулись только под утро, уставшие, но довольные. Особенно водитель. Забравшись в кузов, он улёгся спать. Проснувшиеся люди стали вновь выталкивать машину из грязи. После неимоверных усилий машину удалось вытащить, и она вновь поехала по колдобинам и оврагам, потому что туда её направлял помощник водителя. Сам же начальник так и не проснулся несмотря на то, что машину подбрасывало на ухабах. Он сладко спал. Проснулся только под вечер, когда народ устраивался на ночлег. Некоторых стариков, старух и детей уже не было, но, что с ними случилось, никого не интересовало. Как только люди стихли, водитель, нагрузив приготовленное добро на одного из охранников, вновь отправился куда-то в ночную степь. Под утро вернулся один. Куда делся охранник, никто не спрашивал. Наступило утро, и Дмитрий увидел всю картину с высоты птичьего полёта. Степь без конца и края пересекала одна единственная дорога, по которой шла бесконечная вереница машин. Каждую из них сопровождала группа людей. То тут, то там машины по непонятным причинам сворачивали в степь и удалялись от дороги. То тут, то там вдруг появлялись люди, которые перекапывали дорогу и всё движение останавливалось, пока её не отремонтируют. То тут, то там появлялись люди, которые возвращали некоторые машины на дорогу и движение возобновлялось. Множество машин ехали по бездорожью в разные стороны, и за ними послушно брели люди. Иногда машины сталкивались, и возникали ссоры и даже побоища. Люди обвиняли друг друга, в то время как водители сидели в кузовах и отбирали себе всё лучшее. Из среды людей появлялись иногда те, кто старался обратить их внимание на то, что они двигаются по бездорожью и непонятно куда, но их никто не слушал. Не до этого. Каждый был занят самим собой.

– Что всё это значит? – не вытерпел Дмитрий.

– Водители – это ты и подобные тебе люди, – сказала Совесть.

– Но зачем ты мне это показываешь? – недоумённо спросил Дмитрий.

– Я показываю тебе твои дела.

– Но зачем? – не понял Дмитрий.

– Чтобы ты сам беспристрастно смог оценить свою жизнь. И, если ты не сумеешь сделать это, то никогда не поймёшь, в чём смысл жизни, и что такое счастье, – закончила Совесть.

Дмитрий хотел задать ещё какой-то вопрос, но, словно гром среди ясного неба, прозвучал голос:

– Следующий!

Неведомая сил подняла Дмитрия со стула и выкинула в пространство.