Оборачиваюсь.
На полу валяются осколки чайного сервиза, стоящего на одной из полок — дорогой фарфор с позолотой.
Марика стоит рядом, прижав руку к животу. Моя ярость остывает мгновенно.
— Ты не поранилась?! — перепрыгиваю через осколки, чтобы добраться до жены, стоящей босиком посреди океана острых, как бритва, осколков.
— Нет, я не поранилась, все в порядке, — отвечает она, дыша часто. — Сам не поранься.
— Я не поранюсь. Иди ко мне, на руки!
Подхватываю ее под коленями и уношу прочь из комнаты, поймав все же несколько осколков в собственные пятки.
— Алекс, поставь меня, я могу идти, — бьет меня ладошкой по спине Марика. — А вот тебе не помешает самому присесть.
— Я в порядке.
— Ага, хромаешь! Все, мы уже в спальне. Сядь, пожалуйста, и не топай больше, иначе осколки вопьются глубоко в пятку и потом придется вырезать их в хирургии! — журит меня наблюдательная жена.
— Ты права. Принесешь аптечку? Я выковыряю их.
— Не вздумай лезть сам. Ты на взводе! Я позабочусь о тебе! — качает пальчиком возле моего носа, потом внезапно обнимает крепко-крепко и ерошит мои волосы пальцами.
— Ты убежала так рано! — приподняв ночную сорочку, прижимаюсь лицом к животу Марики. — Я не успел тебя полюбить, как следует. С утра.
— Ох, я боялась, что вообще не смогу встать с кровати, после таких ночных приключений, — смеется Марика. — Но вполне жива и чувствую себя прекрасно.
— Я тоже. Вот только наше первое утро в браке было подгажено появлением папаши, — вздыхаю.
— Ничего. Думаю, ты справишься. Ты всегда справляешься с трудностями. За это я тебя и люблю.
— Надо же! А я думала, что ты скажешь, как я хорош в постели!
— И это тоже. У тебя очень много положительных качеств, Александр.
— Очень люблю тебя.
— И я тебя. А теперь давай я все же принесу аптечку?
— Подожди. Еще минутку, — прошу, наслаждаясь теплом и отзывчивостью стройного тела любимой, пахнущей сладковатой ванилью и ее любимым кокосом. — Говорят, дети похожи на родителей. Я не хочу быть похожим на него, — признаюсь неожиданно. — Я правда не хочу, чтобы дети говорили обо мне: какой же ты скот, папаша.
Голос странно садится, становится чужим и ломким.
— Ты не будешь таким, как он, — успокаивает меня Марика. — Ты станешь отличным отцом.
— Ты в это веришь?
— Верю. Всем сердцем.
Марика поднимает мое лицо к себе и награждает поцелуем, самым сладким и нежным, который только был у нас.
— Давай займемся твоей пострадавшей пяткой, Алекс.
Глава 9.1
Александр
Марика с ловкостью хирургической медсестры извлекла осколки из пятки и дала распоряжение прислуге прибрать бардак в комнате на первом этаже.
— Прости за сервиз. Я нарочно его разбила, чтобы привлечь твое внимание. Он очень дорого стоит?
— Немало, но мне он никогда не нравился. Пустяки!
Марика переодевается в домашнее платье и садится перед зеркалом, открыв косметичку.
Я, чтобы не сидеть без дела, листаю ленту в телефоне. Не хочу видеть отца! Чувствую, что мне нужно еще немного времени. Иначе набью ему морду. Давно пора…
Добираюсь до журнала пропущенных вызовов. Нахожу среди кучи звонков номер, который не записан в моей телефонной книжке под именем «папа», но я все же помню его наизусть.
— Он звонил, — признаюсь нехотя. — Хоть в этом не соврал. Представляешь, с пяти часов утра звонил, а я не слышал.
— Я тоже не услышала звонка. Мы просто устали и крепко спали. Не стоит так злиться и портить нам праздник. Он все же приехал, — говорит осторожно.
— Да. С опозданием! На сутки…
— Может быть, рейс задержался?
— Или он с перепоя даты спутал! Все, не желаю о нем ничего слышать! Видеть его тоже не желаю. Сейчас позвоню охране, пусть выведут его за ворота и отвесят пинка под зад! Внесу его в черный список лиц, которым категорически запрещено приближаться к моему дому!
Меня несет и дальше, прорывает фонтаном. Понимаю, что Марика здесь ни при чем, что не ей я должен выкатывать претензии, но я слишком долго терпел и молчал, копил в себе. Понимаю, что выгляжу уязвимым, признавшись в своих слабостях, но знаю, что могу перед ней обнажиться. Уверен, что Марика не ударит меня в спину.
— Козел. Вот он кто, — выдыхаю последнее, замерев у большого окна. — Козел и точка! — больше никто.
Марика обнимает меня со спины, крепко прижимается грудью, обволакивает своим теплом и нежностью, сцепляет руки под самым сердцем. Я накрываю ее руки своими ладонями.
— Я тобой восхищаюсь, — говорит она.
Хоть я не вижу ее лица, но чувствую, что Марика искренна со мной в этот момент.
— Я тобой восхищаюсь, потому что ты всегда поступаешь правильно, по совести. И сейчас ты тоже знаешь, как должен поступить. Просто не хочешь этого делать, да?
— Не хочу, — целую ее пальцы, поднеся повыше. — Хочу хоть раз побыть кем-то другим. Не собой… Может, будет легче?
— Думаешь, тебе понравится быть другим?
Отрицательно качаю головой.
Моя Марика снова права… Опять права, моя ненаглядная.
— Хорошо, что ты рядом. Делаешь меня лучше, чем есть.
— Брось, ты и без того самый лучший…
Марика встает рядом со мной, я обнимаю ее за плечи и целую темные волосы. Мы смотрим в одном направлении, во двор. Там мой папаша выкатил свой небольшой чемодан и шнурует ботинки, присев возле чемодана. Потом встает, вытягивает ручку, поправляет на чемодане что-то…
Смеюсь в голос.
— Он даже не может просто так взять и уйти, не устроив целую сцену. Ты только посмотри, ну, он же время тянет!
— Возможно, так и есть. Но ты его уже не изменишь. Какой есть.
— Ничего хорошего.
— Но он не делал пакости исподтишка, да? Как моя тетка, когда подсунула отравленные пирожки. Твой папа, возможно, ни за что не станет отцом года, но насколько я поняла, он и не пытался им стать. Вдруг ему захочется стать веселым дедушкой для нашего малыша?
Вздыхаю тяжело. Папаня, справившись с чемоданом, начинает поправлять на себе одежду, крутить на кулаке легкомысленную соломенную шляпку.
— Знаешь, как он учил меня плавать? У меня все не получалось… Однажды мы были на отдыхе, я снова тонул, как топор, без круга и прочего. Папаша сказал, залезай, передохни. Я залез на лодку, снял нарукавники и отложил в сторону круг. Папаша рассмеялся, сказал, что эти круги для слюнтяев-малышей, столкнул меня в воду и завел мотор лодки… Сделал вид, что уплывает.
— Он уплыл?
— Совсем недалеко, метров на тридцать. Но эти тридцать метров казались мне бесконечностью. Наверное, именно тогда я и понял, что полагаться не на кого. Даже самые близкие могут столкнуть с лодки. В любой момент.
— Но у тебя есть надежные друзья. Есть я и наш малыш. Для меня наша клятва быть вместе — это настоящее.
— Для меня тоже.
— Я буду рядом. Всегда!
Марика поднимается на цыпочки и целует меня в щеку.
— Всегда, — повторяет она. — Что бы ты ни решил насчет своего непутевого папаши.
— Я уже все насчет него решил! — хмурюсь.
Выгнать к чертям, дело с концом. Заслужил…
Но в этот момент папаша нахлобучивает свою шляпу на голову, решительно берется за ручку чемодана и бросает последний взгляд на дом, в котором я вырос.
Смотрит с тоской…
Понятия не имею, что там заколыхалось у меня внутри, но что-то точно трепыхнулось. Может, родом из детства или хрен знает откуда еще.
— Ладно. Я дам ему шанс. Последний, — говорю нехотя и набираю охране, чтобы пригласили папашу обратно в дом. — Пусть погостит немного, день-два, потом уматывает обратно.
— Вдруг из него получится неплохой гостевой дедушка? — предполагает Марика.
— Это единственный вариант для него, чтобы появляться в этом доме. И я надеюсь, что он окажет тебе должное уважение!
— Итак, ты останешься у нас погостить, — приветствую папу внизу, в просторном холле первого этажа.
— Я знал, что ты родного папку на улице не бросишь! — радостно говорит отец.
— Постой! — пресекаю его попытку обняться. — Я еще не договорил. Погостить — это значит остановиться в моем доме на короткий срок и вести себя подобающим образом, уважая интересы домочадцев. Никаких прогулок в трусах и полуголым. Никаких экзотических фруктов на моем столе! — хмурюсь. — Моя жена беременна и эксперименты с едой нам ни к чему. Все ясно?
— Как божий день! — клянется папа. — Твоя жена ждет наследника, надеюсь? Сына?
— Еще не знаем и для нас это значения не имеет. Для тебя — тоже. Все понял?
— Понял. Так пойду брошу кости в прежней спальне…
Намекает на спальню родителей.
Снова во мне закипает злость, но пытаюсь говорить спокойно:
— Ты бросишь свой чемодан в той гостевой спальне, которую я для тебя выберу, отец. Спальня мамы останется без изменений, и ты не станешь оскорблять ее память своим присутствием в этой комнате. Это важно.
— Еще ты нас друг другу не представил официально, — подсказывает Марика, обняв меня.
— Моя любимая супруга — Марика, а это мой отец, Владимир Николаевич.
Папаня сначала важно кивает, а потом распахивает объятия, заявляя напыщенно:
— Добро пожаловать в семью, Марика!
Говорит так, словно я спрашиваю его благословения!
Не могу отделаться от мысли, как он меня раздражает, но все же Марика, добрая душа, уговорила меня дать папаше шанс.
Я буду держаться настороже, потому что как никто другой знаю, каким высокомерным засранцем он может быть. Он всегда смотрел свысока на простых людей…
Я дам ему шанс. Но если папаша его профукает, пусть пеняет на себя.
Глава 9.2
Александр
Я четко указал отцу на границы, он с ними согласился и даже вел себя, как подобает. Но возвращаться в Доминикану не торопится, снял лофт в центре и живет там, навещая нас Марикой так часто, словно живет в доме, а не приходит время от времени.
Я с подозрением отношусь к такой активности, но Марику мой старик смешит постоянно, рассказывая байки, к тому же многое родом из детства. Может быть, моя жена права, и хотя бы дед из отца получится веселым?
Многого от него не требуется, я не жду от отца реальной поддержки и хочу лишь одного, чтобы он хорошо относился к моей жене и детям, потому что планирую большую дружную семью…
Большинство молодоженов стремятся сразу же укатить в свадебное путешествие, но мы отложили немного это событие и отправились на курорт только через месяц.