ДВЭЙН

Ракшина Наталья. Эльфийские Алмазы-6.ДВЭЙН

Его имя похоже на прозвище. Его прошлое теряется во тьме веков. Его таланту наномеханика нет равных, а жизнь была такой длинной, сложной и насыщенной, что можно написать десяток романов и снять столько же фильмов.

Он не раз обманывал смерть. Он любил многих женщин, но лишь некоторые оставили глубокий след в его сердце. Он всегда в тени. Перед ним склоняет голову сам Владыка Темных — и не только из уважения к возрасту…

Кем бы он ни был, сейчас его зовут просто Двэйн.

Перед вами — несколько зарисовок из его жизни, включая историю о первой любви.

* * *

(шестая книга цикла «Эльфийские Алмазы»)

«Пусть ты сейчас один, если останусь с тобой,

Завтра за нами сомкнется уже толпа.

Так ты изменишь мир или спасешь его,

Или, кто знает, быть может, спалишь дотла…»

Группа «Тараканы», песня «Сила одного», альбом «Сила одного»,

Слова: Дмитрий Спирин

ПРОЛОГ

Маленькое святилище Паучьей Королевы — Ллос — на западе Мита вряд ли нуждается в охране. С Solas сейчас относительно прочный мир, а люди не посмеют даже приблизиться к границе эльфийских владений. Жизнь здесь течет тихо и спокойно, в некотором отдалении от кипящего тайными интригами и страстями мира Cathrach, главного поселения Темных эльфов-дроу. Стратегического значения святилище не имеет: сюда либо отправляют в подобие почетной ссылки тех жриц Ллос, которые больше ни на что не годятся, либо молоденьких послушниц — набраться опыта. Несколько лет назад святилище и вовсе приходило в упадок, но теперь жизнь в нем потихоньку ожила.

Прим. авт.: современный Мит — графство на востоке Ирландии в составе провинции Ленстер. Именно в этой местности развивается часть событий книги «Иней и серебро». Solas — Светлые эльфы. Cathrach — Город (ирл). Здесь и далее автор использует гэльский язык в качестве эльфийского.

Холмистая местность Мита располагает к прогулкам, настраивает на благодушный и философский лад, но и меланхолию пробуждает тоже. Одноименное селение, Мит, хоть и не столица, но без кабака с неплохим элем никак не обойдется. Так что служба тех, кто охраняет маленькое святилище, безопасна и скучна в меру.

Охранников тут пятеро. Двоим положено постоянно бдеть у входа в сам храм Ллос (он является отдельной частью всего комплекса построек), в полном вооружении и с бравым видом, еще двое коротают время в караулке — до своей смены, пятый же может находиться где угодно, ибо является старшим. Теоретически он должен проверять и совершенствовать боеготовность своих подчиненных. Его имя — Дил. Его старшинство весьма условное, ибо воин-дроу может быть только рядовым бойцом, командуют знатные эльфийки. Дил подчиняется старшей жрице святилища в Мите, Ингерн Ллиандэль, но та довольно-таки стара и рвения к какой-то муштре охранников не проявляет вовсе.

«Стара»?! Как может бессмертная Темная эльфийка быть стара?!

Может. Сакральные Алмазы Темных и Светлых эльфов надежно спят. Они перестали дарить Перворожденным свет вечной жизни. Эльфы стареют. Дил вполовину моложе Ингрен из Мита, но разменял четвертый свой век, и теперь первые признаки возраста не заставили себя ждать, стремительно и нагло напоминая о старых ранах.

— Эй, ты! — крикнул Дил, сопровождая слова дополнительным призывом в виде короткого небрежного свиста. — Иди сюда. Бери меч!

Тот, к кому он обращался подобным образом, проходил мимо, неся куда-то в сторону зверинца госпожи Ингерн здоровенную связку соломы — на подстилку для животных. Старшая жрица могла быть жестока с кем угодно — от послушниц храма до рабынь, прибирающих ее покои, но животные были исключены из перечня тех, по чьей спине частенько гуляла ее трость. Животных Ингрен любила. Два оленя, барсук, лисица, десяток белок, столько же певчих птиц, а теперь еще и волчица-переярок. Прим. авт.: переярок — взрослая волчица старше года (от года до трех), но подчиняющаяся «матерому» сообществу стаи и не имеющая права заводить свое потомство.

Пару недель назад в лесах вокруг Мита состоялась облава на вконец обнаглевшую волчью стаю. Хищники были перебиты, а эта волчица — тяжело ранена. Шансов одомашнить ее не было, возраст слишком велик, но ее не добили сразу. Крестьяне (а точнее, их жены) знали о слабости госпожи жрицы, вот и решили преподнести своеобразный подарок. В зверинце нет волка — так пусть будет.

Разумеется, никто из охотников не подумал о юноше-дроу, в чьи обязанности входило содержание вольеров в чистоте, а также — кормежка и прочий уход за зверями. Именно он и нес сейчас солому по назначению. Левая кисть была перевязана сомнительной чистоты тряпицей, на которой проступили бурые пятна. Не приходилось сомневаться в их источнике — по руке прошлись зубы зверя. Волчица была слишком слаба, чтобы откусить ненавистную руку. Рука — а точнее, обе, — ежедневно промывали и мазали едкой мазью ее раны, вливали в пасть жидкую кашу, перекладывали безвольное тело туда-сюда с испачканной подстилки. Силы медленно возвращались к свирепому зверю, а потому вчера волчица показала норов, и с этого момента уход за ней превращался в смертельную опасность.

Юноша, несший солому, имел почти угольный цвет кожи, как и все молодые дроу. Рост его, разумеется, был куда выше человеческого, но оставался средним среди мужчин-эльфов. Правильные и резкие черты лица, высокий лоб, прозрачно-серые, будто тяжелый утренний туман на холмах Мита, глаза, упрямый подбородок с едва намеченной ямкой. Лицо не являлось таким уж примечательным, эльфийская красота — дело обычное. Юноша был коротко стрижен, как любой простолюдин, но… имел бы право носить длинные волосы, если бы не некоторые обстоятельства его теперешнего положения, мало кого интересовавшие.

Первое — его мать принадлежала к древнему роду Темных, давшему начало одному из Благородных Домов. Не приди этот Дом в упадок, а мать будь жива, юноше не пришлось бы таскать солому и чистить клетки в зверинце захудалого святилища Ллос. Второе… Что ж, второе обстоятельство, а вернее — предмет, бросался в глаза всем, кто видел юношу: массивный торквес на шее. Прим. авт.: кельтское украшение, шейная гривна. Серебряный торквес, покрытый филигранным золотым напылением и угловатой вязью черного орнамента, который был искусно нанесен блестящей эмалью. Такие знаки на предметах, одежде, украшениях с первого взгляда прочитает любой эльф. Родовые орнаменты Светлых содержат естественные стилизованные элементы — животных, птиц, растения, вещи. Родовые рисунки Темных всегда абстрактны. Этот орнамент был из последних, и Дом, который он символизировал, требовал максимального почтения, безапелляционного подчинения, преклонения и порой — животного страха.

Если бы юношу увидел человек, то удивился бы, почему богатое украшение этого фэйри не слишком-то сочетается с простой и далеко не новой одеждой. Прим. авт.: фэйри — в кельтском и германском фольклоре — существо, обладающее сверхъестественными способностями и ведущее скрытый образ жизни. Рубаха из небеленого полотна, короткий серый кафтан, такого же цвета штаны, подпоясанные не ремнем, как у воина, а тряпичным крестьянским кушаком, разношенные башмаки из грубой кожи — вот и весь наряд. Одежда была безукоризненно чистой, следы швов и заплаты — практически виртуозно невидимыми. Попробовал бы юноша-дроу отнестись к своему немудреному гардеробу как-то иначе! Попробовал бы он попасться на глаза старшей жрице, да и молоденьким послушницам, с прорехой на рукаве или пятном на штанах! Его ждала бы немилосердная, жестокая взбучка. Одежда рабу при храме выдается раз в год. И как он ее сохранит в приличном виде — его проблемы.

А юноша — именно раб. И роскошный торквес не украшение для него, а ошейник. И орнамент на торквесе указывает не на принадлежность к Благородному Дому, а на собственность Дома, одно упоминание которого заставляет трепетать не только простолюдинов, но и матрон дроу, а многих Светлых эльфов — осенять себя знаком защиты от темных сил.

Юноша — собственность Дома Эльдендааль. Каков его возраст?.. Этот раб при святилище Ллос в Мите практически мальчик. Наверное, он недавно встретил свой восемнадцатый или девятнадцатый Бельтайн, но это не имеет значения. Торквес раба невозможно снять — это будет сделано лишь после смерти. Прим. авт.: Бельтайн, Белтейн: праздник кельтов, знаменующий приход лета (первое мая).

А долго рабы не живут.

ЧАСТЬ I. РАБ

ГЛАВА 1.Семья

В детстве всякий день бесконечен, даже зимний. Он начинается с солнечного зова, ласкающего горизонт перламутрово-алыми сполохами, он пролетает со скоростью стрелы — и все равно запаздывает за многими и многими шалостями и тайными делами, которые под силу совершить только беззаботному ребенку. Сколько бы ни было у маленького Вэйлина планов на этот день, все они сбудутся до заката — даже с лихвой.

Каждое утро Вэйлин встречает мир, полный чудес и радостей, которые чужды взрослым. Взрослые давным-давно забыли о них, расставшись с детством… Они не помнят о сладком соке внутри травинок, о гнезде крапивника в зарослях тальника, о белых облаках, бегущих по небу, о деловитом гудении шмеля над цветочным головками клевера. Где-то там, среди многих и многих зеленых листочков, прячется тот самый, заветный, — с четырьмя лопастями. Крохотная мельница счастья, талисман удачи. Ни разу не попадался — но где-то есть, иначе быть не может!

Но все это придет позже, весной, когда проснется природа, и день за днем будет открывать свои маленькие тайны тому, кто пожелает к ним прикоснуться. А сейчас Колесо Года неторопливо крутится в своем темпе — на днях позади остался Йоль, и так далеко еще не то что до весны, но даже и до Имболка. Прим. авт.: Йоль — праздник зимнего солнцестояния у кельтов, 21–22 декабря, Имболк — праздник перехода от Темного времени года к новому времени пробуждения всех сил природы

Это неважно: зимние чудеса тоже ждут! Как интересно разглядывать крохотные снежинки, любуясь быстро тающим на ладони волшебством совершенства! Каково, будучи в лесу, наблюдать за прыжками и играми поменявших шкурку белок! Как весело носиться с ребятней по задворкам ремесленного посада, особенно — если выпадет снег! Тогда веселью не будет конца.

Говорят, раньше зимы были такими холодными, что Оilean едва ли не тонул в жутких сугробах, а зимняя одежда сплошь состояла из шкур животных. Тогда и птицы замерзали на лету, но в такое Вэйлину слабо верится. Таких зим никто из его родителей не видел — мать и отец слишком молоды даже по нынешним меркам эльфов, лишившихся бессмертия. Родителям нет и сорока лет. Впрочем, это возраст молодости для эльфов. Для племени людей это уже зрелость, граничащая со старостью…

Взрослым не понять самых простых вещей: как здорово скатиться на рассвете с тюфяка на лежанке, плюнуть на ладошки и пригладить вечно торчащие белые вихры, наскоро одеться, прокрасться к кухонному очагу так, чтобы никто не видел. А после — стянуть лепешку из тех, что остались от ужина, прихватить кусок сыру, прошмыгнуть в чулан за удочками, и — поминай, как звали, до полудня! По дороге надо непременно промчаться по самым глубоким лужам, оставшимся в качестве единственного напоминания о непогоде после вчерашнего снегопада. Бежишь, разбрызгивая капли, и в каждой отражается синее холодное небо! За грязные башмаки и не менее грязные штаны влетит от матери, а возможно, даже прилетит по шее, но это так предсказуемо и обыденно, что нет смысла сердиться. Дети в семьях дроу редко видят ласку.

Но кроме живых чудес, дождевых луж и синего неба, в мире есть металл, который тоже становится живым, превращаясь из руды или мертвого сплава в какую-либо вещь, обретая форму и цель. Каждый meicneoir Прим. авт.: механик, ирл. знает, как дивно может петь в пальцах любой предмет, прошедший особую обработку или даже испытавший на себе простое прикосновение мастера, задавшегося целью этот предмет изменить. Каждый с колыбели чувствует, как мельчайшие, невидимые глазу частицы откликаются на прикосновение механика, собираются у поверхности блестящего и гладкого металла, вытягиваются внутри в струны. И вот тогда начинается пение, пронзающее до самой глубины сердца своей красотой — не менее осязаемой, чем любая вещь из золота, серебра или стали, будь то точный прибор для вычисления скорости движения небесных тел или простой амбарный замок.

Колдовство?..

Нет. Всего лишь механика.

— Когда ты будешь учить его по-настоящему? — этот вопрос мать Вэйлина не единожды задавала его отцу, механику по имени Лейс. — Скоро он встретит десятое лето. Мальчишка обучен грамоте, смышлен, но отобьется от рук, ибо ничем не занят!

— Не знаю. — Задумчиво отвечал ее муж и отец мальчика. — Может быть, я никогда не смогу его учить.

— У него что, нет твоего семейного дара?.. Скажи, и уже тогда будем думать, что с ним делать! — жестко парировала мать.

Она имела полное право на жесткость. В конце концов, Астор — Темная эльфийка, а любая замужняя Темная — подлинная хозяйка не только сама себе, но и своим близким, даже если не имеет отношения к какому-нибудь Благородному Дому. Это она распоряжается жизнью своих мужчин, а не наоборот, как заведено в патриархальных семьях Светлых эльфов. Что же касается Благородного Дома, то… мало кто знал, что Астор из ремесленного посада, хранительница библиотеки самой госпожи Мораг, Первой жрицы Ллос, главы Конклава, тоже не в сарае родилась, будто какая-нибудь крестьянка.

Ее Дом Меллайрн в дальнем родстве с самими Эльдендаалями. А по древности даже превзойдет оных… Почему же она сейчас замужем за простолюдином, и в храме Ллос-Хендж заносчивые жрицы зовут ее просто по имени, даже не прибавляя формальное «госпожа» или уважительное «леди»?

Прим. авт.: хендж — тип доисторического сооружения. По форме представляет собой почти круглую или овальную площадку диаметром обычно не меньше двадцати метров, окруженную земляным валом. По версии главного героя «Алмаза Светлых», все старые «хенджи» в Европе построены эльфами.

Почему она не распоряжается в богатом родовом доме, полном молчаливых и покорных слуг и рабов? Почему думает, к какому ремеслу пристроить сына (жаль, что не девочка первенец, а никчемный мальчишка, но ведь пристроить-то надо)?

Для того чтобы ответить на эти вопросы, вам нужно задать себе несколько других. Вы младшая из трех дочерей в знатной, но обедневшей семье, обедневшей настолько, что вам не светит даже минимальное наследство? Вы знаете, каково коротать зимние ночи в насквозь промерзшем и обветшавшем доме, сплетаясь в комок с двумя сестрами, чтобы не околеть к утру от холода? Вы можете представить, как это — не иметь куска хлеба и научиться пить маленькими глотками воду или глотать льдинки, чтобы заглушить проклятый, вечный голод? Вы ходили в латанных-перелатанных одежках старших сестер, где нет и пары дюймов целой материи, сплошные заплаты и швы? Вы ломали хворост в лесу голыми руками или сами жгли древесный уголь, чтобы хотя бы приготовить немудреную пищу? Вы знаете, как ноют по ночам опухшие от тяжелой работы или стирки пальцы? Ответили на все вопросы «нет» — значит, вас миновал гнев Великой Матери Ллос. Ответили «да»?.. Тогда ваша судьба незавидна.

Дом Меллайрн, Дом Хранителей Первой крови, когда-то владел Dorcha Cloch, Темным Камнем, дарующим бессмертие эльфам-дроу. Владел многие сотни лет, пока не начал сдавать позиции, пядь за пядью уступая власть Дому Эльдендааль. Звезда Меллайрнов закатилась уже в тот день, когда в Доме Эльдендааль на свет появилась девочка по имени Мораг. Пройдут чуть больше трехсот лет, и у остальных Домов будет выбор — подчиниться стремительно взлетевшей на вершину Конклава Первой жрице Мораг или… умереть. Крови было пролито много, а потом Темный Камень сменил владельцев.

Бывшим хозяевам пришлось несладко, потому что Мораг сделала все для их подавления — и в политическом смысле, и в финансовом. Блестящий древний род угасал, постепенно превращаясь в прозябающую в безденежье второразрядную аристократию.

Но леди Меллайрн-старшая бросила вызов Мораг Эльдендааль. Возможно, это не имело смысла, ибо эльфы уже не были обласканы благодатью бессмертия, дарованной Алмазами: оба Камня, и Темный, и Белый — оба уснули на неопределенный срок! Но леди поставила на кон смертельной игры все — и проиграла. Она сама простилась с жизнью прямо в величественном зале Конклава жриц Ллос — когда Мораг впервые за долгие годы подняла с трибуны свой знаменитый колокольчик, и в зал ворвались двое стражей с мечами. Прим. авт.: короткое упоминание в повести «Иней».

Лорд Меллайрн последовал за супругой — на жертвеннике в Ллос-Хендж. Он умер быстро и милосердно, потому что мужчина-дроу зачастую не имеет свободы воли, он следует воле жены, это ясно всем… Мораг, словно в насмешку, оставила в живых трех дочерей Дома Меллайрн, лишив практически всего имущества и доходов, не отняв лишь родовой дом (впрочем, разграбленный до последнего клочка гобеленов со стен) и клочок земли вокруг оного. Почему девочек не убили вместе с родителями? Да потому, что ни одна из них не была Хранительницей Камня, их память крови предков молчала. Удивительно, но не странно. Например, старшая дочь леди Мораг, Эдна — любимица матери, самая хитрая, стервозная и коварная, настоящая породистая сука, — тоже не являлась Хранительницей Темного Камня.

Девочки не были опасны и не представляли никакой конкуренции Дому Эльдендааль. Им милостиво разрешили самостоятельно подохнуть от голода. Запрещено было оказывать им помощь — под страхом смерти, но запрет был излишним. Главы Домов — матроны, — вряд ли захотели бы помогать павшим аристократкам. В назидание другим — чтобы агония в духе «долго и мучительно» протекала на глазах прочих Благородных Домов.

К тому же, наблюдать за чужим падением всегда интересно.

Окажись на месте этой троицы девчонок-дроу изнеженные и утонченные Светлые эльфийки, ни разу в жизни не надевавшие мужских штанов и не владеющие оружием, — пришлось бы им… э-э… туго. Словечко, давно освоенное Астор вместо «туго», относилось к лексикону уличной голытьбы, но крайне точно описывало ситуацию. И девочки, уже девушки, каждая по-своему решили проблемы из разряда «туго». Три года они кое-как мыкали нужду вместе, а потом…

Старшая имела полное право продать оставшуюся землю — и она это сделала, получив какую-никакую сумму золотом и отбыв после сделки на соседний с Оilean другой остров, Albion. Прим. авт.: Альбион — древнее название Британии. В кельтских языках оно восходит к праиндоевропейскому корню, albho-, «белый», а по другой версии, alb-, «холм». Кто знает, что с ней сталось? Средняя сестрица тоже имела кое-то на продажу, ей принадлежал родовой дом по завещанию матери, — и она избавилась от него, перебравшись на юг Оilean. Она завела там лавку ядов и всякого рода полезных снадобий: достойное занятие для эльфийки-дроу.

А младшей продать уже было нечего. Продавать себя у Темных эльфиек не принято. Взять мужа? Да, можно. Но никто из матрон Благородных Домов не отдаст своего отпрыска за ту, чей род запятнан — не кровью измены, нет! — а неудачной попыткой эту измену совершить. Будь заговор результативным — что ж, честь и хвала Дому Меллайрн, они справились с самой госпожой Мораг, с такими приятно иметь дело.

Когда нужно принять радикальное решение, эльфийки-дроу не сомневаются, они это решение смело принимают. Лучше взять в мужья простолюдина с набитой мошной, семья которого не посмеет возразить леди (даже нищей и опальной), чем прозябать в нетопленном домишке с таким же неимущим лордом, да наплодить от него детей, у которых не будет ни шанса продвинуться — разве что закончить жизнь на жертвеннике Ллос, ибо больше они ни на что не годятся.

А у кого из простолюдинов набита мошна? Да таких много, в том числе — желанных женихов. Торговцы пряностями, ростовщики, ювелиры… У них чистые ухоженные руки, а в шкатулках на горький день припрятаны драгоценные камни, но они так далеки от той цели, к которой желает приблизиться Астор! А цель эта — храм Паучьей Королевы. Давайте подумаем, кто к нему близок? Уж точно не торгаши.

Механики! Они никогда не сидят без работы, а работа их стоит ой, как дорого. Правда, живут они под вечным присмотром Конклава, так это и неплохо! Надо попасть на глаза Конклаву в качестве жены такого механика, показать готовность подчиниться госпоже Мораг, забыть свое родовое имя и растереть в пыль память о проваливших заговор родителях. Заслужить доверие. Сделать себе новое имя. Родить наследницу, продвинув ее в жрицы Ллос любой ценой — хоть крови, хоть денег. И эта девочка будет стоять у истоков нового Благородного Дома, присягнувшего на верность Дому Эльдендааль. Это надо сделать еще при жизни Первой жрицы, чтобы та из ее дочерей, что займет место матери, была милостива и помнила все оказанные услуги. Эльфы нынче смертны, так Мораг и протянет еще лет сто — сто пятьдесят, не более.

Вот так Астор и сделала: отправила самую скромную брачную ленту, на покупку которой хватило пары медяков, простолюдину с туго набитой мошной. По возрасту — ровесник, силен, красив, здоров. Его семья перебралась в Cathrach с юга Острова. Мало того, косвенная связь с госпожой Мораг у него имеется, на уровне слухов, подкупающих своей правдивостью… Простолюдин-дроу не может отказать благородной госпоже, если та пожелала плотских утех. Неважно, есть ли у него жена, она будет только рада оказать такую услугу матроне. А если эта матрона — сама госпожа Мораг, то тем более! Отказ равен самоубийству, а удовлетворение просьбы — мимолетной, но приятной милости.

Первая жрица получила то, что хотела, от отца Лейса, сделав его своим любовником на целый поворот Колеса Года. Удивительно, но, забеременев, она не избавилась от плода, как сделали бы многие матроны на ее месте. Может быть, хотела дочку с задатками механика, кто знает?.. Но родился мальчик. И опять-таки, Мораг проявила неслыханное милосердие, сохранив ребенку жизнь, небрежно кинув его на воспитание в семью отца и после — практически забыв о его существовании. Мальчик вырос и стал неплохим механиком на очень хорошем месте, в Ллос-Хендж. Слухи? Мораг на них было наплевать. Она управляет всеми Темными эльфами, и от кого рожать детей, и сколько — ее личное дело. Одним незаконнорожденным ублюдком больше, одним меньше — какая разница? Ценность имеют только девочки. Шесть дочерей, рожденных от разных мужчин — от лордов до простолюдинов. Самого старшего из них, ее первого мужа, в живых не было давно — по закону Ллос, Мораг принесла его в жертву при вхождении в Конклав жриц.

Робкого и скромного юношу-механика, слывшего незаконнорожденным, звали Радрайг. Прим. авт.: это имя персонажа книги «Иней и серебро». Небольшое упоминание есть в романе «Право несогласных». Здесь автор возвращается к его истории. И вот его-то сводного брата и взяла себе в мужья Астор.

А что ее муж? Он не был самым искусным в округе механиком, но трудился в самом Cathrach! Крупные красивые руки Лейса, с изящными пальцами и безукоризненно чистыми ногтями, брались за любую обыденную вещь, превращая ее в нечто новое, непостижимое для многих эльфов и — однозначно! — для всех людей, считающих эльфов то богами, то демонами. Лейс мог сделать любые металлическими изделия поистине необыкновенными. Замок сундука с особым, прилагающимся к нему музыкальным ключом, мелодия которого уникальна. «Умную» швейную иглу, которая никогда не потеряется и не уколет швее палец даже без наперстка. Столь же умные серебряные нити для наложения швов на рану: они ускорят заживление и не дадут ране гнить. Ошейник для раба, который невозможно снять или даже подпилить — пока не пожелает сама хозяйка. Маленькие, золотые, разукрашенные цветной эмалью хронометры, которые богатые модницы любят носить вместо украшений, и массивные мужские, покрытые черной эмалью — их дарят своим мужьям и любовникам леди из Благородных Домов. После умелых рук механика такой хронометр стоит в три раза дороже, чем вышколенный боевой конь в богатой сбруе. Пройдут сотни лет — а его ход не собьется ни на песчинку времени.

Лейс уже обзавелся постоянными клиентами, сделанные и обработанные им вещи ценятся, он даже получил право на собственное клеймо мастера — крохотную тисовую ветвь, выгравированную на каждом предмете, что прошел обработку! Прим. авт.: разгадку тисовой ветви знают те, кто читал роман «Право несогласных». Луна присоединится к тисовой ветви несколько позже.

Астор же для начала получила то, что хотела: дом — полная чаша, служанки для черной работы, и для сада, и для дома. Нет, к очагу и пище Астор не подпустила бы никого из них (никто не отменял перспективу яда для опальной леди), но имела возможность разгрузить основное время дня для других дел… Среди клиентов ее мужа стало немало элиты Темных — жриц Ллос, аристократок и их мужчин, так что первый этап своего плана она осуществила относительно легко. Два года ушло на то, чтобы пробиться в обычную прислугу в храме Ллос, а затем подвернулся случай…

Когда Мораг Эльдендааль узнала, кто подал прошение о месте хранительницы библиотеки, она не поверила своим глазам. А куда делась старая хранительница?.. Ну, это вы зря спрашиваете. При реставрации она испортила старинную рукописную книгу, за которую Первая жрица заплатила полвека назад столько, сколько стоило бы строительство пяти небольших храмов Ллос где-нибудь в сельской глуши. Поэтому госпожа Мораг просто вежливо попросила растяпу доесть то, что осталось от раритета. Кулинарный эксперимент закончился не в пользу растяпы. Желающих на открывшуюся вакансию как-то не находилось, а потому Мораг неслыханно удивилась прошению и… подписи под ним.

— Что движет тобой, девчонка? — спросила она, позвав к себе усиленно вытирающую пыль по углам храма Астор и поигрывая перстнями на тонких, но сильных пальцах. — Хочешь мстить мне за мать?..

Астор с достоинством опустилась на одно колено и склонила голову:

— У меня нет матери, госпожа Первая жрица. У меня нет ничего от прежней жизни. Я все забыла. Я хочу все начать сначала.

— А жаль, что не хочешь мстить. Это было бы забавно. Посмотри мне в глаза. Быстро! — отрывисто бросила Мораг, и ее голос, глубокий, властный, был сейчас тих и страшен.

Ослушаться было невозможно. Дуэли взглядов не случилось; леди Эльдендааль умела читать в глазах, в сердцах, в жестах — как в раскрытой книге. Ей хватило нескольких мгновений, чтобы прочесть и постичь все, что Астор так хотела забыть: жестокую нужду и унижение, рваную одежду, холод и голод, брань старших сестер, ярость от бессилия, зависть к тем, кто преуспел лучше. Достойный коктейль, чтобы толкать наверх ту, что так хочет выбиться из грязи… Уже отошла от прошлого, но не созрела для предательства. Стойкая, сильная, злая до любой работы.

Карьеристка.

— Место твое. — Холодно сказала Мораг. — Завтра оденься чисто, приведи в порядок руки и приходи к рассвету. Но помни! Первое: никто не станет учитывать то, что ты леди по рождению. Заслужи. Второе: никто не поручится за твою жизнь, если задумаешь гадость или допустишь малейшую оплошность. Берегись.

Астор Меллайрн упала к ногам в изысканно отделанных самоцветами туфельках; в таких не походишь по деревянным мостовым Cathrach, каблуки застрянут в щелях между бревнами. И не надо думать, из чьей кожи сшита эта обувь… Лучшая подруга Мораг — леди Глоудэйл, а у той есть семейное увлечение — туфельки из кожи тех, кто не угодил: враги, неверные любовники, нерасторопные рабы. Прим. авт.: фамилия Глоудейл хорошо известна читателям «Алмаза Светлых». Все непросто с этой семьей и ее увлечениями…

Тут бы испугаться, да подумать хорошенько — а зачем это все? Но Астор неслась домой как на крыльях. Теперь нужно найти еще и няньку для маленького сынишки, ведь свободного времени будет меньше!.. А следующим ребенком непременно должна стать девочка, да вернется милость Великой Матери Ллос!..

Расчеты, расчеты… Они оправдались. Почти все, кроме одного — собственных чувств. Вот эти расчеты рухнули сразу, несколько лет назад.

Старинный труд «Наставления Матери Ллос» учит, что мужчины потребны для плотских утех и рождения здорового потомства, а если нет ни того, ни другого — значит, им пора на жертвенник. Хватит, пожили, вокруг полно других. Образованные леди читают об этом сами. Неграмотные простолюдинки внимают священному тексту на службах в храме Паучьей Королевы. Но все они должны помнить: для поддержания безропотного повиновения мужчинам нужен «Leacht doiteain». Прим. авт.: Жидкий огонь, (ирл.). Эта субстанция упоминается в цикле несколько раз… Благодаря антидоту, изобретенному отцом Морни Эльдендааля, и закончилось владычество матрон.

Это касается только свободных мужчин-дроу, эльфийки не станут тратить зверски дорогое зелье на раба, который никогда не посмеет восстать: он просто никто с того момента, когда на него надевают ошейник. Финал его жизни предсказуем — все та же ритуальная смерть во имя милости свирепой Ллос. Это ничтожная жертва, мало угодная божеству матрон дроу, но сгодится на случай, если нет никакой другой — а сейчас со знатными жертвами плохо, ибо эльфы смертны, никто не станет расходовать ценные живые ресурсы зря. Матери Благородных Домов приобретают эликсир для своих юных сыновей, когда у тех впервые просыпаются чресла. Простолюдинки ведут подростков в храм Ллос, где юный дроу проведет ночь с той из жриц, которая его захочет. Он бесплатно получит первый в своей жизни напиток, отнимающий свободу воли в достаточной степени, чтобы быть послушным Темным эльфийкам раз и навсегда. Он присягнет той матроне Конклава, в чьем ведении находится данный храм Ллос.

Юноша взрослеет, входит в силу, его берут в мужья. После свадьбы действо повторяется — уже с помощью жены, не раз и не два, а ежегодно. Это ее обязанность перед обществом дроу, чьи устои держатся на тысячах лет жесточайшего матриархата. Но… есть такие эльфийки — не иначе, мерзавки и предательницы, что исполняют эту обязанность через пень-колоду. Видите ли, им не нравится, что после употребления Жидкого огня муж трахает их, себя не помня. Со стеклянными глазами и в исступлении животного. А потом долго приходит в себя, будто с тяжелого похмелья: с черными кругами под глазами, головной болью и мыслями о смерти. Для него это — ах-ах! — унизительно и неприятно. Да кто его спрашивает, в самом деле?!

Так думают девятьсот девяносто девять Темных эльфиек из тысячи. А одна непременно находится именно такая — мерзавка и предательница, которая пренебрегает обязанностями. Да, в нашем случае это Астор. Ну, мил ей муж — не только лону, но и сердцу. Стеклянные глаза, исступление и его похмелье поутру — все кажется какой-то нелепой жестокостью, и эти мысли Астор прячет на самое дно души. Будь жива мать, будь рядом старшие сестры — они язвительно высмеяли и осудили бы ее. Но смеяться сейчас некому, а потому через три года после свадьбы ее муж не получал ни капли зелья. Никто не знал об этом. Крохотный пузырек, который доставлялся домой со службы в храме Ллос дважды в год — на Бельтайн и Йоль, — просто-напросто выливался в нужник.

— Что ты делаешь? — прошептал Лейс, когда впервые избежал приема напитка.

— Отстань. — В сердцах проворчала жена. — Если у тебя без этого не стоит боевой петух, так давай схожу обратно! За свежей порцией!

Лейс благодарно доказал, что никуда идти не надо, и все у него стоит и работает пуще прежнего. И маленький мирок этих двоих, рискнувших посягнуть на устои общества, вскоре пополнился третьим существом — сыном. Над именем долго не думали. Едва появившись из родовых путей матери, мальчишка поднял отличный, здоровый младенческий крик, только звук был крайне необычен — не детский ор, а какое-то забавное гудящее подвывание.

— Воет, как… волчонок. — Фыркнула отдышавшаяся от болей и родовой натуги Астор. — На волка не тянет, мал еще. Пусть будет Вэйлин.

Прим. авт.: Вэйлин, Вейлин — мужское имя кельтского происхождения, «сын волка».

Вэйлин Меллайрн из ремесленного посада. Никто и никогда не стал бы упоминать название Дома, к которому мог принадлежать мальчик, родись он от лорда — не в теплой натопленной бане при зажиточном доме механика, а в богато украшенной гобеленами опочивальне знатного терема. Но женское тщеславие Астор давало о себе знать — а потому в детской ватаге на задворках посада бегал парнишка, чьи белоснежные волосы были хоть на дюйм, но все-таки длиннее, чем у других.

ГЛАВА 2.Игра в «хитрого дроу»

— Так что насчет учебы?.. — настаивала Астор, и ответ мужа был все таким же неопределенным.

— Не знаю. Дар у него есть, есть. Но… я не могу его постичь. Это другое мастерство, понимаешь?

Астор не понимала. Как объяснить не-механику то, что не может до конца прочувствовать даже сам механик?! А Лейс не чувствовал, что же такое слышит в пении металла его сын. Почему он портит вещи, которые потом невозможно исправить? Что с ним не так? И среди сообщества механиков, в котором покойный отец Лейса и Радрайга тоже играл не последнюю роль, все точно так же могли бы почесать в затылке. Хотя…

А вот Радрайг мог бы внести ясность. Иногда Лейсу казалось, что младший сводный брат знает куда больше, чем говорит, а делает куда меньше, чем умеет. Было в нем что-то такое, что выделяло из всей семьи… Юноша вырос скрытным, тихим, с виду таким робким и послушным, но при редких встречах Лейс видел в его глазах всепожирающие тени страстей — плотских и других, честолюбивых, понятных лишь владеющим тайным умением meicneoir. Механики часто называют себя Третьим Кланом, стоящим выше многовековых противостояний Темных и Светлых эльфов, но втайне. Узнай такое дело матроны… Не сносить головы никому. Но с женой Лейс мог быть откровенен до известной степени.

— Возможно, у Вэйлина величайший дар, суть которого мне непонятна. — В задумчивости сказал дроу. — Среди Светлых есть такой особый мастер, я про него слышал. А возможно и не один. А если нам…

— Нет! — в сердцах бросила Астор. — Я не дам якшаться со Светлыми. Сейчас между нами нет вражды, но это, поверь, временно! Сейчас у госпожи Мораг с ними какие-то дела, а завтра это может закончиться войной. Нет и еще раз нет!

Прим. авт.: дела у Мораг со Светлыми есть, да еще какие! Которые могли поставить весь мир с ног на голову. Подробности — в повести «Иней» в книге «Иней и серебро».

— Ну, нет так нет. — Лейс привычно уступил жене внешне, но мысленную галочку поставил.

Третий Клан своих не бросает и, пожалуй, стоит пообщаться с Радрайгом на эту тему плотнее. У него много связей, несмотря на молодость. Конечно, дети в семьях механиков могут позволить себе дольше оставаться детьми, материальный достаток способствует. Но время-то идет, Вэйлина нужно учить!