Быть иль… Казаться

Владимир Иванов

Быть иль… Казаться

На земле, мне близкой и любимой,

Эту жизнь за всё благодарю.

Сергей Есенин

Предисловие

Конец зимы – начало весны 2014 года оказались напряженно-тревожными не только для русских людей, но обеспокоили и миллионы жителей зарубежья: государственный переворот в Киеве, последовавшие за этим выпадение из украинского государства Крыма и начало гражданской войны на Донбассе не только вскрыли внутренние противоречия Украины, но подчеркнули цинизм и антигуманность политики, осуществляемой крупными мировыми державами.

Однако, если получение независимости Крымом по ряду известных причин произошло почти безболезненно и легко-непринужденно, на Донбассе противостояние повстанцев войскам незаконного правительства быстро переросло в стадию вооруженного конфликта, повлекшего многочисленные жертвы. Тысячи убитых, множество раненых, потоки беженцев с родной земли, разрушенная инфраструктура и резкое падение уровня жизни населения области – его основные последствия.

Средства массовой информации изначально оказывали пристальное внимание развитию этого конфликта. Со временем, после прекращения активных боевых действий сколько-нибудь значимого масштаба, объем информации о состоянии дел на передовой и в прифронтовой полосе, а также о политической жизни Украины, будто бы определяющей положение дел на фронте, не уменьшался, но приобретал более фиктивный, манипулятивный характер. Сознание потребителей продуктов новостных ресурсов и ток-шоу забивалось и забивается почти бессодержательными данными, аудитория «заговаривается» до такого состояния, когда одно упоминание темы «войны на Донбассе» способно вызвать тошноту. Таким образом, гасится интерес к актуальной теме – и словно и не стоит уже вопрос о причинах случившейся и продолжающейся трагедии, повторение которой теоретически возможно в любой точке земного шара, не говоря уже о территории нашей Родины.

Конфликт на Донбассе «заморожен»: на этой стадии политических игр пушки молчат. Изредка на передовой случаются вспышки обострений – и снова тишина. Местные привыкли, внимание на «стрелкотню» и далекие разрывы мин никто не обращает. Люди обозлены, многие утратили веру – не живут, а выживают, как получается.

Недавно подвозивший меня таксист разговорился о своих впечатлениях: он оставался в Горловке на протяжении всего конфликта, но считал ополченцев 14-го года агентами или наемниками силовых структур РФ. С плохо скрываемым злорадством он обвинял во всех бедах региона Российскую Федерацию и все происходящее считал прямым следствием того, что «пришел русский мир». Признаться, не думал, что услышу такое от местного, видевшего все своими собственными глазами. Впрочем, каждый видит столько, сколько хочет видеть. Кажущаяся доступность в наш век информации, разумеется, не означает готовности конкретной личности к ее принятию: удобные для индивидуального сознания интерпретации найдутся всегда.

Эта книга была написана не столько в информативных целях – хотя и содержит упоминание о малоизвестных фактах – но как дань памяти погибших товарищей, которые не были «наемниками» или «агентами», но следовали зову своего сердца и своими делами утверждали свои принципы и убеждения. Кроме того, это признание своей собственной вины перед жителями действительно славного, многострадального города Славянска, оставленного войсками народного ополчения по изменническому приказу Гиркина – приказы не обсуждаются, но это слабый аргумент для совести.

Книга автобиографична, вплоть до незначительных диалогов; единственный элемент вымысла – позывные, имена и фамилии некоторых персонажей, впрочем, легко узнаваемых для тех, кто интересовался событиями гражданской войны на Украине.

8.01.20

Свобода

Выйдя на порог здания суда, он остановился.

Морозный зимний вечер, тёмное небо, припорошенные снегом пустынные улицы, местами освещаемые светом фонарей… Необыкновенно приятная, острая свежесть наполнила лёгкие, залила всё тело, сделала его воздушным, почти невесомым.

Мыслей в голове не было, в душе – приятная истома, будто с неё наконец свалился тяжёлый груз, долгое время державший в напряжении и не позволявший вдохнуть полной грудью. Не хотелось ничего – просто стоять и спокойно дышать. Из блаженного состояния вывел радостный голос адвоката:

– Вань, я поздравляю тебя!

Он нехотя покосился: казалось, она обниматься от переизбытка чувств сейчас бросится, и, чтобы как-то упредить этот совершенно нежелательный в данный момент поворот, хладнокровно заметил:

– Наверное, наблюдай кто со стороны, решил бы, что это я адвокат, а Вы – лет десять прочалились.

Но даже такая вопиющая бесчувственность никак не могла повлиять на экстатическое переживание этой девочки – она вся так и лучилась от счастья:

– Да ты что! Мы же выиграли!

Всё же она, будто немного смутившись под его прохладным взглядом, замолчала на секунду, подумала и, снова вся засветившись широкой улыбкой, зачирикала:

– Вань, ты даже не представляешь! Это такая победа для меня! Впервые! Такое дело!

Он молча смотрел на свою счастливую защитницу: «Как мало надо человеку для счастья. И какие же мы эгоисты в такие минуты. И просто непременно надо всё расплескать. Хотя женщина – эмоции, что с неё возьмёшь?», и решился прервать её:

– Насколько я понимаю, Вы без машины?

… В такси он молча смотрел на мелькавшие за окном улицы, его спутница замечательно молчала, и сладковатое чувство, сродни ностальгии, обволакивало его мягким невесомым одеялом…

Проснулся он рано, на улице было ещё темно. Немного понежился в постели, наслаждаясь тишиной и покоем, вдруг резко вскочил и направился на кухню варить кофе. День обещал быть интересным.

Он всегда твёрдо знал, что жизнь полна сюрпризов, а потому и никогда не пытался забегать умом вперёд. Ведь в том и очарование нашего существования, – думалось ему, – что будущее скрыто от нас: мы не знаем ни ожидающих нас радостей – и тем приятней они будут, ни грядущих бед – и не страдаем от их неизбежности загодя. Приятными или неприятными покажутся нам неожиданные повороты жизненного пути, они неизбежны и совершенно необходимы для нас. Осознание важности и полезности случающихся неприятностей зачастую приходит лишь много времени спустя, а понимание вздорности многих человеческих радостей и удовольствий, напротив, кажется очевидным.

Несмотря на всю весомость этого убеждения, смириться с тюрьмой оказалось для него трудной задачей. Неприятная обстановка, скверные запахи, нежеланное соседство, навязанные, зачастую просто нелепые порядки, – со всем этим можно было смириться на время, но как было принять то, что тебя насильно удерживают в четырёх стенах, причём не самых сухих и опрятных (пусть их качество и не имело решающего значения)?

Впрочем, ко всему привыкаешь со временем. От сумы и от тюрьмы не зарекайся, гласит народная мудрость – иными словами, каждый может здесь оказаться, а значит, и каждый должен быть готов к этому. Что ж в таком случае здесь исключительного?

«Здесь находятся такие же люди, как и по сторону забора, – думал он, – только чуть меньше закона боятся, а кому-то просто не повезло». И в самом деле, в тюремных стенах можно было встретить представителей любых прослоек общества – от бомжей и отпетых люмпенов до крупных бизнесменов и политиков.

Однажды ему случилось увидеть и священника. Маленький набожный попик, уже преклонного возраста, катался по этапам не первый год. Тяготы земного бытия не сломили его, а, казалось, напротив – укрепили: отец Варсонофий чувствовал себя в этой обстановке на своём месте и продолжал служение, помогая словом и молитвой несчастным заблудшим овцам стада Христова. Как выяснилось позже, очутился он в этих стенах из-за грязной интриги какого-то типа, метившего на его настоятельское место.

Иван, встречая этого интересного человека, с интересом слушал его, а как-то даже по памяти записал: «Господь по-отечески вразумляет, а как начинаешь слишком зазнаваться, то может и подзатыльник отвесить. Впрочем, это я заврался: подзатыльника Господня никто не выдюжит. Он не наказывает даже, а меньше заботится, но не совсем оставляет, а так – чуть в сторонке просто. Ну а мы, едва заденет слегка наше самолюбие и утробу ненасытную, так причитать начинаем: и за что, Господи, и за какие грехи!.. И такие мы глупые, что даже стыдно потом нам не делается за такое безобразное поведение. Да если б за грехи наши, за малую толику даже, Господь воздал бы нам – и пепла не осталось бы! Долготерпелив Отец…»

Одним из преимуществ заключения являлась возможность взглянуть на процесс изнутри: не из газет и телевиденья, не из протоколов и обвинительных актов, а так, как всё это видят сами отверженные, судимые и осуждаемые. Человек с философским складом ума здесь мог бы составить куда более адекватное представление о виновности заключённых, понять их мотивы, оценить обусловливающий склонность к преступлению закона образ жизни и попытаться найти для себя ответ на вечный вопрос об ответственности за ошибки индивидуумов социума.

Само собой разумеется, не все арестанты охотно делились подробностями своих уголовных дел, а те, кто любил поразглагольствовать об этом, редко вызывали доверие у слушавших их, чаще от безделья, сокамерников. Однако, обычно большинство заключённых с высокой степенью вероятности догадывались о виновности или невиновности сокамерников: навыки практической психологии имелись почти у всех бывалых уголовников. Понятно, что это обстоятельство было хорошо известно и следователям, которые не брезговали прибегать к услугам арестантов, желавших получить свои тридцать сребреников в обмен на сообщение некоторых сведений.

По прошествии времени он осознал преимущества, которые предоставляет неволя: масса свободного времени для размышления и чтения, общение с такой разношерстной публикой, с которой вряд ли познакомился бы в иной обстановке, неограниченная возможность наблюдения за совершенно разными людьми, вынужденными уживаться в специфичных условиях, получение опыта общежития в тесноте и нужде, усваивание навыка довольствоваться малым. Впрочем, всё вышеперечисленное сводилось к тому, что он считал самым важным приобретением – ничем не заменимому личному опыту (Иван рассматривал жизнь как познавательный процесс, имеющий целью обретение мудрости или искушённости). В таком контексте сложные жизненные ситуации получали преимущество перед простыми, неприятные случаи – перед позитивными.

Тут он смог по достоинству оценить когда-то слышанную историю о буддисте, попавшем в тюрьму: когда, по прошествии времени, выяснилась невиновность монаха, перед ним распахнулись двери темницы. Но тот отказался выходить, утверждая, что ему понравились местные условия, и он не прочь остаться здесь подольше.

В тюрьме ему пришлось на собственном опыте прочувствовать некоторые важные вещи: что такое терпение, как можно жить надеждой и верой и как важно всегда сохранять присутствие духа; понять, как ценить малое, и научиться радоваться лучику солнца и пробившейся через цемент травинке…

Одним словом, сказать, что Иван сожалел о годах, проведённых в неволе, нельзя: «Где-то теряем, где-то находим – кто сможет взвесить, чего ты больше получил; выиграл ты или проиграл? А разве не победа – то, что жив, здоров и готов к борьбе, несломленный и бодрый духом?»

Первые часы, дни, недели на свободе были блаженными, как для вновь прозревшего слепого или глухого, к которому вернулся слух. Чувство умиротворённости не покидало его: он находил источник тёплых эмоций в обычных вещах и мелочах. Всё узнавалось заново и казалось в своей обновлённости необычайно привлекательным, едва ли не чудесным. Впрочем, эта эйфория не была долговечной, то и дело нарушаясь вторжениями «грубой прозы жизни», однако и много позже это ощущение свежести бытия продолжало посещать его, порой в самые неожиданные моменты.

Теперь его натура компенсировала всё то, чего ей так долго недоставало. Он мог часами ходить по городу, не уставая, и вообще наслаждался одиночеством и предоставленностью самому себе.

После трёх с половиной лет, проведенных в неволе, он обнаружил, что стал ближе к природе и чувствительней к её явлениям. Он замечал, как отличается сегодняшнее небо от вчерашнего и как связаны между собой изменения погоды и поведения животных, открывал красоту мелких тварей и заражался восторгом бушующей стихии. Ему казалось, он впитывает энергию окружающей жизни, будь то чахлые деревца, колючий ветер или орущие вороны; он верил, что, вспомнив своё родство со стихиями, возможно ощутить прикосновение к тайнам жизни.

После долгожданного освобождения Иван не торопился с поисками своего места под солнцем, спокойно наслаждаясь созерцанием окружающего мира. Особенно ему нравилось бродить по ночам: свежевыпавший снег поскрипывал под ногами, морозный воздух бодрил, тьма скрывала всё случайное и заставляла догадываться о главном, и затаившийся город оказывался с ним один на один, лицом к лицу…

I

Новости политики не особенно интересовали Ивана – от слова «совсем», потому и вдруг зазвучавшие в голосах родных и знакомых нотки обеспокоенности поначалу были им пропущены мимо ушей. Говорили, что в столице неладно, беснующиеся люди в кастрюлях закидывают «коктейлями Молотова» спецподразделения милиции, а глава государства медлит с принятием решительных мер. «Ерунда, – отмахивался он, – не сегодня-завтра разгонят этих сумасшедших».

Но события быстро принимали крутой оборот: «митингующие», – к слову сказать, действующие координированно, но крайне неадекватно, – при открытой поддержке заокеанских политиков вели себя всё агрессивнее, а власть продолжала бездействовать. Гибли превращавшиеся заживо в пылающие факела бойцы «Беркута» под хохот гримасничавших «демонстрантов» – так проходили дни, потом недели. Становилось понятно, что президент не будет применять для разрешения конфликта силовой сценарий, а других способов, по-видимому, не было…

Впрочем, это всем известная история, как и последовавшие события далее: стрельба из снайперских винтовок по «демонстрантам», бегство президента из Киева непосредственно перед штурмом его резиденции и последовавший путч.

Наверное, применённый на Украине опыт массового манипулирования сознанием интересен не только для специалистов-политтехнологов. Мгновенно, как по щелчку пальцев, услышанному и воспринятому десятками и сотнями тысяч людей, в относительно благополучной и стабильной стране был совершён государственный переворот.

В действительности успех подобных операций обеспечивается комплексом мер, включающих в себя: изучение и анализ существующих в обществе противоречий, проведение подготовительной работы и осуществление кампании массового манипулирования сознанием как внутри страны, так и по дискредитации законного правительства, а затем и по оправданию действий «восставшего народа» в международном медиа-пространстве.

Несомненно, что несмотря на кажущиеся устойчивость и жизнеспособность общественно-государственной системы страны, поиск точки разделения в обществе Украины не требовался, поскольку ответ был самоочевиден.

С момента распада Советского Союза на этой территории возникло неустойчивое образование, обречённое на гибель: постепенно – путём растворения и распада, либо в резкой взрывной форме. Причины нестабильности лежали в самой опасной плоскости – национальной. Единого этноса на Украине не существовало, а противоречия между населяющими страну этническими группами носили антагонистический характер. Для разъяснения этого факта следует вспомнить, что под названием «украинцы» объединяются этнические подгруппы, неоднородные по языковому и конфессиональному признакам, культурным традициям и с разным историческим прошлым. Таким образом, можно обоснованно утверждать, что эта нация ещё (или уже) не прошла свой путь до конца и не сформировалась на сегодняшний день. Из этого и проистекает её агрессивность, выражаясь, в частности, в претензиях западных украинцев к русскому Востоку: в составе единого государства они считали себя единственными полноценными носителями «украинства» и притязали на исключительное положение в его составе.

Далее, в подготовительный период проводятся мероприятия по подготовке боевиков, ударной силы мятежа, и приготовление общества к переменам путём распространения и популяризации комплекса разработанных мемов. Последние представляют собой, как правило, совершенно необоснованные, односторонние, ложные идеи, преподносимые в виде голословных лозунгов, клише, мнений «экспертов» и постепенно приобретающие, в глазах целевой аудитории, статус неоспоримой истины. В изначально расколотом обществе проводится дальнейшая его поляризация нагнетанием напряжения посредством агрессивных провокаций, благосклонно воспринимаемых на государственном уровне. Создаётся видимость того, что действительные агрессоры стремятся к достижению взаимопонимания и сглаживания остроты существующих противоречий в духе терпимости, но противная сторона не идёт ни на какие уступки, тем самым компрометируя себя в глазах мировой общественности. Пример: политическая кампания по дискредитации Победы русского народа 1945 года, включавшая в себя, в частности, демонстративную и провокационную попытку унизительного для русского населения «примирения» ветеранов ВОв с «ветеранами» националистических бандформирований, уравнивания их внутригосударственного статуса. Правительство убило всех зайцев одним выстрелом, получив одобрение западных патронов, поощрив деятельность экстремистских националистических организаций, заручившись поддержкой значительной части населения западных регионов, спровоцировав нервную реакцию русскоязычного населения

и выставив жителей Востока для общественного мнения Запада как дикарей, с которыми невозможно договариваться цивилизованными методами и средствами.

Движущей силой готовящегося переворота выступает активная, обработанная идеологически, психологически и стимулируемая материальными подкреплениями, молодёжь. Но ей, конечно, всё дело не исчерпывается. Во-первых, зачинщиками, местными координаторами, а впоследствии и вожаками «революции» выступают представители «оппозиции», как официальной, так и скрытой, по сути являющиеся агентами влияния. Во-вторых, манипуляции общественным мнением внутри государства предусматривают широкую представленность в деструктивных процессах населения из всех прослоек общества – в виде лже-пассионариев. (Лже-пассионарии характеризуются ситуативным типом реагирования, отражающим наличие у них проблем внутриличностного характера и неготовности к их разрешению адекватными способами. Действием механизмов психологической защиты – интроекции, слияния, компенсации и смещения – объясняется подмена объекта недовольства у многих «революционеров». Трудности личной жизни отходят на задний план в период «героического» участия в «святом деле спасания страны и нации».)

Манипулирование общественным мнением при решении рассматриваемой задачи подразумевает создание фона «беспредела» или «всё пропало», причём независимо от реального положения дел в стране. Последнее вообще не имеет никакого значения, поскольку манипуляция предполагает эмоциональную вовлечённость аудитории, но не рациональное усваивание подающегося материала. Какое-то количество реакций отклика обеспечено при проведении любой провокации, дальнейший же рост числа вовлечённых происходит по аналогии разрастания массовых психозов.

При подготовленности почвы для «революции» и появлению необходимости, по мнению заинтересованных лиц, немедленного проведения акции, устраивается провокация в виде любого инцидента с привлечением внимания общественности и раздуванием значимости произошедшего – до его неузнаваемости.

Затем немедленно сформировывается «центр противостояния», получающий рекламу всеми доступными способами. Немалую долю присутствующих здесь составляют желающие заработать «на халяву», не подозревающие об опасности заражения ложными идеями в условиях наркотического отравления, которому они скрытно подвергаются (знаменитый «майдановский чаёк»).

Для повышения градуса конфликта постоянно проводятся поддерживающие его мероприятия. Например, отдельных «майдановцев» неизвестные люди грузили в автомобили и вывозили в лес. Там, обозначая в разговорах между собой свою принадлежность к государственным спецслужбам, их избивали, пытали и, в конце концов, убивали, впрочем, не очень аккуратно, очевидно «по недосмотру» не удосуживаясь прикончить некоторых раненых. Подранки, благодаря судьбу за свою «удачу», выбирались к своим – таким образом происходило очередное нагнетание страстей среди «борцов за свободу».

На конечной стадии «восстания» поводы для подталкивания масс к активным действиям уже особо не подыскиваются: в этой среде уже достаточно любого «вброса».

Разумеется, воплощение проекта в реальность требует значительного объёма финансирования и абсолютного доминирования в сфере информационного поля. Тут кто владеет подачей информации, тот оказывается и на коне.

Прогресс безусловно накладывает свой отпечаток на средства ведения информационной войны. Всего за три года до событий на Украине пресса описывала реализацию похожего сценария в Ливии, когда тысячи жителей вышли на улицы, будучи спровоцированными призывами, распространёнными через социальные сети.

В настоящее время отработанные технологии позволяют заинтересованным лицам устраивать волнения и беспорядки в любой точке земного шара. Анализа обстановки и небольшой предварительной подготовки обычно достаточно для того, чтобы, играя на слабых местах, имеющихся во внутренней жизни всех государств, вызывать тысячи «зомби» на улицы: жечь покрышки, скакать, дико радуясь, убивать – бесноваться, одним словом, снося власть и порядок.

Такие опыты ставились уже не однажды – это тренировки, сигнал противной стороне; противостоять же подобным акциям очень сложно. Виной тому всё большая оторванность «оцивилизованного» населения от жизни реальной, его погружённость в иллюзорную виртуальность и обособленность в узких границах иррациональной сферы сознания при отсутствии прочной идеологической основы мировоззрения и подлинных ценностей, подменённых в душевном мире современного человека чужеродными символикой и знаками. Унификация культуры, ценностей и образа жизни в современном мире оставляет человека беззащитным перед подготовленной информационной, психологической агрессии.

Все эти события вывели Ивана из того железобетонного равновесия, в котором он так непоколебимо пребывал, и заставили принять самое горячее и непосредственное участие в последовавшей за этим развязке.

Нисколько не сомневаясь в смысле и значении произошедших перемен, он, не колеблясь, сделал свой выбор. Оказалось, что вопросы «зачем» и «почему» не всегда требуют ответа, по крайней мере, у него. Гораздо важнее было то, что нечто происходит, а он, Иван Васильев, принимает или не принимает это, способствует этому явлению или противостоит ему, а там уж – как Богу угодно, так и будет. Важным казался только вопрос соответствия вещей ему самому, но с решением этой задачи трудностей у него обычно не возникало.

И сейчас он поступил так, как только и мог, по его мнению, поступить русский человек – тот, кто любит свою Родину, её культуру, помнит своих предков и знает, за что они спокойно и решительно отдавали свои жизни. На самом деле, ничего и выбирать ему не пришлось: выбор был сделан за него, задолго до возникновения данной ситуации. Он только принял этот шаг как что-то само собой разумеющееся, с тайной гордостью за выпавшую на его долю честь.

На День Советской Армии и Военно-морского флота город был торжественен, словно ему передалось настроение его жителей, вышедших на улицы заявить о своём протесте совершившим переворот в Киеве узурпаторам. Тысячи, десятки тысяч людей, местных, приехавших из области, собирались перед зданием обладминистрации. Здесь были какие-то патриотические клубы, общественные и бюджетные организации, словом, любые мало-мальски оформленные объединения, возглавляемые реальными или фиктивными лидерами, а также множество мелких групп и одиночек.

Было много суеты, мало организованности: мужчины и юноши из прибывших союзов строились, дефилировали по открытому пространству площади, снова строились, кто-то затягивал песню – порядка было мало, да и быть не могло иначе за отсутствием единого руководства. Но впечатление хаотичности скрадывалось в атмосфере общего воодушевления, ликования дождавшихся своего часа и готовых сделать требующийся моментом решительный шаг.

Иван подметил в подворотне небольшую группу крепких ребят. Они намеренно держались в стороне, в руках и подмышками – чехлы и футляры, явно не с музыкальными инструментами.

Представители служб охраны правопорядка были немногочисленны и вели себя скромно, ограничиваясь ролью пассивных наблюдателей. Было заметно, что они растеряны и не понимают, как им реагировать в случае возникновения какой-то внештатной ситуации. Позже выступивший перед собравшимися начальник областного управления милиции выразил свою лояльность народу и пообещал помощь силовиков в обеспечении порядка.

«Милиция с народом!», «Ура!» – послышались восторженные выкрики, и далее толпа заскандировала: «Беер-кут! Беер-кут!..»

В суете и бестолковой неразберихе прошло пару часов. Кто-то притащил колонки, и вскоре из них зазвучали гимны и патриотические песни. Над площадью раскатывалось «Вставай, страна огромная», будто упрекая собравшихся в нерешительности и неподготовленности. Со ступенек здания администрации продолжали звучать обращения вожаков прибывших групп и всех желающих, однако таких было немного. Никто из выступавших не завоевал общего внимания, и, возможно, дело тут было вовсе не в том, что новоиспечённые ораторы не владели искусством риторики и не имели соответствующего опыта – это компенсировалось их воодушевлением и торжественностью исторического момента. Недоставало иного – таланта и харизмы лидера, способного превратить толпу в общность, в единый организм, с одной головой и одним сердцем. Однако, и люди ещё не были готовы к этой трансформации: требовалось время…

Пока происходили выступления желающих, Иван внимательно наблюдал. Наконец он выделил из общей массы худощавого мужчину средних лет, с военной выправкой. В своей речи тот был лаконичен, обозначил свою компетентность поднятым над головой удостоверением личности офицера и сообщением об участии в Чеченской кампании и полученном там ранении. Суть послания отставного офицера была примерно той же, что и у остальных, внимание Ивана привлекли подробности его специфичного опыта: «Боевой офицер? Это уже нечто».

Подошёл поближе – они познакомились и обменялись номерами телефонов. Выяснилось, что Егор приехал со своей небольшой группой из крупного города областного подчинения, никакой конкретной программой действий не располагает и намерен действовать сообразно меняющейся ситуации.

– К мэру уже пошли, – деловито сообщил он, топорща усы.

– А что с мэра взять? Власть передать официально, разве что, если правомочен он на такие демарши?

– Оружие требуем, – неуверенно ответил Егор, по-видимому, и сам подозревая абсурдность озвученного намерения.

Иван подметил это:

– Оружие, конечно, необходимо, это да. А у мэра-то оно откуда?

Его собеседник промолчал, раздражённо дёрнув головой: мол, сам предложи что-нибудь умнее.

Тут по толпе прошёл гул, послышались насмешливые выкрики, кто-то засвистел – Иван обернулся: на пороге «белого дома» показался мэр, моложавый стройный мужчина.

Поняв, что отсидеться не получится, он всё же решился выйти к народу, но какой у него был вид! Ноги и руки его тряслись, голос дрожал, он непрестанно запинался и затравленно оглядывался по сторонам. В подобном состоянии предпринятая им попытка в честь праздника произнести перед собравшимися речь была не самой лучшей идеей. Иван, наблюдая за спазмами и кривляньями главы города, размышлял, какую роль в тревожности чиновника сыграло требование митингующих выдать им оружие.

Едва закончив свою сбивчивую речь, бедняга, спотыкаясь, слез с трибуны и, пошатываясь, направился к автостоянке, вероятно, к своему автомобилю, но удерживаться дольше оказалось выше его сил – и он бросился бежать со всех ног.

Толпа захохотала, раздались весёлые крики, свист и улюлюканье, очевидно только подгонявшие, если это было ещё возможно, беглеца. Кто-то даже усиленно затопал ногами, имитируя погоню, но тот уже был далеко. На этой развеселившей всех ноте митинг закончился.

Люди начали расходиться: приезжие рассаживались по автобусам, либо направлялись в сторону автостанции; местные разбредались кто куда. Иван решил прогуляться по городу.

По дороге он обдумывал происходившее:

«Что мы имеем? Стихийный митинг не дал никаких конкретных результатов, но показал, что людей, готовых защитить родной край, немало.

Далее, реакция представителей власти обнаружила их растерянность и неподготовленность – значит, никаких адекватных инструкций они не получили, и, следовательно, мы опережаем противника.

Силовики. Неожиданная поддержка со стороны руководства милиции была, возможно, спонтанной, но исключать существование какого-то хитрого плана тоже нельзя».

Иван шёл по улицам, размышлял, пытаясь предугадать дальнейшее развитие событий, и вдруг одна мысль так поразила его, что он даже остановился: война всё-таки будет.

Предчувствие близости какой-то катастрофы давно жило в нём, и теперь, вспомнив об этом, он даже удивился, как непростительно легкомысленно позволил себе за своими эйфорическими переживаниями забыть о таких важных вещах.

Если бы кто-нибудь поинтересовался у Ивана, откуда у него такие мысли, то вряд ли получил бы убедительный ответ. Всё было на уровне ощущений, и подгонять под них какие-то домыслы о происходящем в мировой политике представлялось ему бесполезным и даже нелепым занятием. Он всей своей кожей ощущал, что сложилась взрывоопасная обстановка, нечто вроде революционной ситуации, по терминологии большевиков, с той оговоркой, что революционный класс отсутствовал. Впрочем, события недавних дней доказывали, что современные технологии позволяют устраивать «революции» с использованием любого подручного материала.

Почему же ещё несколько лет назад ему казалось, что произойдёт война?