Ноченька (СИ)

Я иду быстрым шагом по узкой тропке, петляющей в небольшом перелеске. Едва заметная дорожка припорошена свежим снежком, тускло мерцающим на зимнем холодном солнце, а аккуратные елочки обнимают ее своими пушистыми лапами. Они стоят так близко к тропинке, что я могу коснуться деревьев по обе стороны, просто раскинув руки. Я завороженно останавливаюсь и осматриваюсь, медленно обводя взглядом незнакомый лес. Мне совсем не хочется двигаться, пока я осторожно вдыхаю морозный воздух со вкусом особенной свежести, но, пораженная внезапной мыслью, делаю слишком глубокий вдох.

Что-то не так.

В голове ни одной мысли.

Задохнувшись от холода, коварно обжегшего легкие, я обхватываю живот обеими руками, невольно сгибаясь пополам, судорожно пытаясь восстановить дыхание. Упрямо хмурюсь, пытаясь припомнить события последних дней, но кусочки воспоминаний ускользают. Холод пробирается под куколь, сжимая, кажется, саму душу, но отступает так же быстро, как и появился.

– Странно… – невольно вырывается у меня хриплое замечание, сопровождаемое облачком пара.

Я досадливо одергиваю себя: все правильно, снег лег неделю назад.

Но сознание отчего-то продолжает сопротивляться, пока в воспоминаниях не мелькают знакомые улочки, посеребренные снегом, и речка, затянутая первым ледком. Я делаю шажок, чувствуя, что должна просто идти вперед. В последние несколько лет я научилась доверять внезапным импульсам, поэтому не спорю сама с собой, положившись на неясное чувство, свернувшееся тугим узлом внизу живота. Когда лесок окончательно редеет, я оказываюсь на границе поля, ослепительного белого, окруженного кольцом темного безжизненного леса. Края не видно этой снежной пустыни, и, вконец растерявшись, я невольно делаю шаг назад. Но неведомая сила, поселившаяся внизу живота, упрямо тянет вперед. И я иду. Иду, пока не начинается снегопад. Накинув капюшон, обхватив озябшими пальцами плечи, я стараюсь сберечь остатки тепла, спеша пересечь белое море снега, но бежать, когда ветер бросает в лицо колючие хлопья, оказывается не так-то просто. Слезы душат меня, застывая на коже ледяной коркой. Я спотыкаюсь, поднимаюсь и снова падаю. Мне кажется, что я заблудилась, что нет ничего, кроме этого странного снежного плена. Я даже примерно не могу определить, сколько прошло времени. Небо потемнело, слившись с кольцом леса, все больше окружая, сжимаясь вокруг меня, загоняя, словно обессилившую лошадь. Мои полусапожки с беличьей опушкой насквозь промокли, а тонкие капроновые колготки смерзлись с кожей, словно всегда были ее частью. Непогода принесла с собой такую темень, что не видно даже пальцев вытянутой руки. От ветра, непрестанно сбрасывающего с моей головы капюшон, уже болят уши. Ноги слабеют, все чаще подгибаясь в самый неожиданный момент. Но свернуть с пути теперь – означает заблудиться окончательно. Откуда-то из-за спины ветер приносит обрывки волчьего воя. Страх подстегивает, и какое-то время я бегу быстрей, пока окончательно не выбиваюсь из сил, падая на колени. Тело заледенело настолько, что я не чувствую ни холода, ни снега, ни ветра. Они стали моей второй натурой. Я ложусь на спину, раскинув руки и закрыв глаза. Не сопротивляясь. Стоит мне смириться со своей участью, как вдруг совсем рядом я слышу громкий, злой смех. Этот звук пробирает до самых костей, хотя еще секунду назад казалось, что испугаться больше уже невозможно. Открыв глаза, я вижу только снежную бурю, с ее мельтешащими снежинками, прекрасными в своем хаотичном движении, да слышу свист ветра. Но кто потешается надо мной?

– Помогите!

Мой крик сливается с монотонным воем волков, подбирающихся все ближе, уносится с порывом ветра, окончательно растрепавшим волосы. Забирает остатки силы и желания жить.

– Я не хочу! Не могу…

Кажется, я потратила последние силы на этот разговор с самой собой, и последнее, что я вижу, прежде чем окончательно потерять сознание, – черная фигура верхом на смоляном коне.

Я резко открываю глаза.

Так это был сон!

Очень хочется пить. Пытаюсь повернуть голову, но тут же отчетливо понимаю, что не могу пошевелить ни шеей, ни рукой, ни ногой. Что за чертовщина… Тело парализовано с ног до головы. Осознание приносит панику. Она затапливает меня, окутывая удушливой горячей волной, начинающейся где-то в горле, плавно спускающейся к пальцам ног. Пытаюсь взять себя в руки, но безуспешно.

Страху нравиться быть здесь.

Почему-то я осознаю страх, как живое существо, по-хозяйски распоряжающееся моим телом. Он цепкими пальцами ласкает трепещущее сердце, щекочет напряженные до предела нервы, заставляет тело похолодеть так, что леденеют пальцы. Глаза наконец привыкают к темноте, и я осознаю себя лежащей на большой кровати, а в противоположном конце комнаты вижу двери, ведущие на балкон. Ни штор, ни ставней нет, и я замечаю за витражным стеклом высокое темное небо, усыпанное крупными звездами.

Где я? Что это за место?

Но все, что я помню – холод и страх.

Когда мне кажется, что паника немного отступила, я сосредотачиваюсь и через силу снова стараюсь пошевелить пальцами рук. Но становится только хуже, чем раньше. К страху добавляется боль.

Что со мной? Снова сон?

Я же колдунья! Я должна разорвать этот странный плен…

Судорожно стараюсь припомнить возможные мыслеблоки, но тщетно. Волны панического ужаса прошивают мое тело, словно игла канву в руках умелой мастерицы. Хочется выгибаться, как в припадке, но в то же время сжаться в комок, лишь бы эта боль прошла.

Но мне ни вздохнуть, ни шевельнутся.

Это продолжается какое-то время, пока я снова не теряю ориентацию в пространстве. Кажется, я все-таки заплакала от боли, бессилия и страха. Мой плач невольно превращается в крик, и я хватаюсь за него, как за соломинку, которая позволит мне очнуться. Словно пробираясь через плотную липкую паутину, я прихожу в себя, но какое-то время просто лежу, боясь, что оцепенение вернется. Спустя пару минут я поднимаюсь на руках, чувствуя слабость во всем теле. Сердце бьется, как сумасшедшее, стараясь выпрыгнуть из грудной клетки, пальцы рук дрожат. Тонкая ночная рубашка, в которую я одета, на спине и груди мокрая от пота. Пытаюсь глубоко вздохнуть, но вместо этого кашляю. Грудь болит, словно сдавленная тяжелым обручем, и я падаю на подушки, сворачиваясь клубком. Моя голова опущена, а ноги поджаты, как у младенца в утробе. Когда становится чуть легче дышать, я жадно хватаю ртом воздух, бессознательно обхватываю голые плечи руками, понимая, что совсем замерзла, но на кровати нет ни пледа, ни одеяла. Я пытаюсь вспомнить, как я могла здесь оказаться, но натыкаюсь на упругую неприступную стену, блокирующую воспоминания. Они ускользают от меня юрким ужом, оставляя ни с чем. Все, что я помню, кроме своего имени, этот странный сон.

Чтобы хоть как-то согреться, я начинаю ходить по комнате. Тусклого освещения едва хватает, чтобы различить, где стоят кресла и какого цвета наличник у двери на балкон, единственного источника света. Я осторожно дотрагиваюсь до золоченой ручки, напоминающую волну, и пробую открыть дверь. Не сразу, но она поддается. Меня тут же окутывает морской воздух, согревающий заледеневшие пальцы, запутавшийся в волосах. Я несмело улыбаюсь, наслаждаясь этой лаской, медленно подходя к балюстраде. Черные мраморные балясины переливаются в лунном свете, словно жемчуг, массивная перила теплая и слегка шершавая на ощупь, и я перегибаюсь через нее, уже зная, что увижу внизу – беснующееся темное море, пенящееся в своей неистовости и непрестанно разбивающееся фейерверком брызг об отвесную скалу, над которой нависает балкон. Удовлетворенная новым знанием и поселившимся под ребрами спокойствием, я усаживаюсь на полу, скрестив ноги, и прислоняюсь спиной к округлым столбикам. Я закрываю глаза, вдыхая морской воздух, слушая шум воды, наслаждаясь этим моментом. Пальцы привычно обхватывают округлый камешек на тонком шнурке, что прислал Микоэль несколько дней назад. Это успокаивает, словно какая-то часть родной души рядом. Забыты все вопросы, на которые еще несколько минут назад я жаждала узнать ответы. Нет ни страха, ни недоумения. Осталось голое наслаждение запахом морской воды и спокойствием. Для полного счастья не хватает рядом черноволосой макушки на моих коленях и рук с веснушчатыми ладошками. Кстати, где он? Мы же были вместе… И где я?

Червячок сомнения с готовностью зашевелился где-то под ложечкой, плотоядно кусая за самые больные места. Ветер сразу кажется холодным, пробирающим до костей, а шум моря агрессивным, слишком громким. Я вскакиваю и выбегаю прочь, дальше по коридору, открывая все встретившиеся мне на пути двери. Большинство предметов мебели или покрыты слоем пыли, или затянуты холщовыми чехлами, портреты чуть ли не скалятся, пренебрежительно поджав губы и нахмурив брови, словно откуда-то зная, что я здесь лишняя. Я бегу, но коридор, кажется, не кончится никогда.

Я разбита, испугана. Я готова согласиться на все, лишь бы вырваться прочь.

Слезы душат меня, и я уже была готова сдаться, когда за очередным поворотом натыкаюсь на двустворчатую дверь красного дерева. Похоже, это тупик, и мне ничего не остается, как распахнуть тяжелые створки, тут же попав в объятия черноглазого колдуна.

– Сева…

***

========== Часть 14 ==========

Сева

Я прихожу в себя резко, одним сильным рывком вырываясь из цепких лап иллюзии. Сначала я даже не понимаю, где я. Очень болят глаза, словно в них надуло песка, картинка расплывается, и я никак не могу сфокусировать взгляд на чем-то одном. Дыхание рваное, словно после интенсивной пробежки, а сердце заходится стуком, отзываясь мощными толчками во всем теле. Вместе с тем чувствую холод, царапающий осенней изморозью щеки, нос и руки без перчаток. Попытка пошевелить деревянными пальцами, чтобы разогнать кровь, ни к чему не привела, я лишь почувствовал слабость.

– Сева, – сильная мужская рука касается моего плеча, – вы в порядке? Понимаете, где вы?

Слова доносятся до меня, словно через вату. Шум крови в ушах такой сильный, что я даже слышу легкий гул. Я не двигаюсь, боясь, что попал в очередной круг иллюзии. Глаза все еще не видят, и мне приходится часто-часто заморгать, прежде чем очертания становятся все более четкими. Наконец оборачиваюсь, чтобы тут же наткнуться взглядом на мужчину из того кошмара, откуда уж было отчаялся вырваться. От неожиданности такой скорой встречи отступаю на несколько шагов. Сердце на секунду останавливается, по телу прокатывается волна жара, болью отзывающаяся с левой стороны. Я все еще там, внутри наваждения? Слова даются с трудом, но я все же выдавливаю из себя:

– Странник…

Яркая картинка обнаженной девичьей фигурки на черном жертвеннике яростью застилает мне глаза. Я хватаю опешившего, совершенно не сопротивляющегося колдуна за куколь, сжимая ее в своих кулаках.

– Это все вы! – кричу, сам не до конца понимая, в чем обвиняю бывшего наставника Огненных. Но Македонов лишь поднимает руки в успокаивающем жесте.

– Тише. Сева, посмотрите на меня. Прочтите мысли. Вы видели в своем видении не меня. Моего брата.

Я нерешительно качаю головой, окончательно переставая понимать, где реальность, а где иллюзия. Касаюсь Силой сознания Огненного колдуна, судорожно хватая ртом воздух. Да, все верно. Это был не он. Мои руки сами собой разжимаются, безвольно повиснув плетьми по бокам. Я оборачиваюсь, но тут меня ожидает очередной удар под дых: моя любимая неподвижно лежит на земле, а Марго гладит ее по волосам, глотая беззвучные слезы. Ворот куртки расстегнут, ярко-оранжевый шарф, который так любит Полина, валяется рядом, и я вижу, как на шее бьется венка, то убыстряясь вслед за бегом сердца, то замедляясь.

– Нет…

Мне хочется согнуться пополам, свернуться клубком, словно это поможет вернуться в наше тихое счастье и, закрыв глаза, отринуть ужас сегодняшнего дня. Словно все это было просто липким кошмаром.

Словно этого не было вовсе.

– Сева, я знаю, что вы растеряны. Но сейчас вы должны забыть об этой боли. Вы нужны ей.

Глухой голос Александра Македонова обволакивает мое разбитое сердце, помогая мобилизоваться. Единственный целитель здесь я. Что ж, профессиональный азарт должен пересилить этот ужас от возможной потери единственного близкого человека. Я сажусь рядом с Маргаритой, забирая у нее Полину. Прижимаю любимую к себе, зарываясь лицом в ее волосы, вдыхая их яблочный запах. Она такая хрупкая, такая нежная. Без нее жизнь никогда не будет прежней. Мои пальцы скользят по шелковой коже, прозрачной, словно первый тонкий ледок, стянувший бурную речку, вычерчивая на коже руны, привычно подцепляя за льняной шнурок небольшой амулет на удачу, который Полине подарил Мик. Вкрапления слюды тускло переливались на черном боку небольшого камешка с дырочкой посредине. Он должен был защитить мою любимую от сглаза и порчи, избавить от дурных мыслей и пустых переживаний, придать уверенности. Но он, как и я, не справился с этим.

Мы оба облажались.

– Что я должен сделать?

Македонов, сохраняя спокойствие, кивает, прежде чем начать говорить. Наверное, это правильно. Нельзя предаваться унынию.

– Мой брат – безумный фанатик. Им движет идея всевластия, затуманившая разум. Игорь считает, что призвав Милонегу он заслужит уважение среди Старообрядцев. И он готов на все ради этого. Твой отец провел ритуал, который привязал душу Полины к физическому телу, но этого оказалось недостаточно. Призванная душа Темной колдуньи оказалась сильнее, скопив достаточно злости за время ссылки в междумирье. Эта злость позволила Милонеге самостоятельно изгнать душу Полины из астрального тела, стоило только Водяной колдунье сотворить сильное заклинание. А уж о том, что это случится, Темные не беспокоились, все-таки Полина учится в школе, а перед Посвящением магический уровень возрастает в несколько раз. Рано или поздно, она бы попробовала какое-нибудь новое заклинание, спровоцировав особенно сильный всплеск Силы. Или проклятие с его приступами, которое не только отпечаток самой Милонеги, но и Сила в чистом виде. Главное было дождаться правильного момента.

До меня начало доходить, о чем говорит Македонов, хотя сама ситуация была настолько безумной, что не могла бы прийти никому в голову. Я не винил отца. В конце концов, обычно хватает того, что он сделал. Души в междумирье истощаются за время скитаний, и их попытки пересечь грань заканчиваются провалом. Либо тело не принимает нового жильца, стремительно разрушаясь, либо целителю удается вовремя провести ритуал. Но владение магией трех стихий делало Милонегу особенной. Единственной в своем роде.

– Я видел Полину внутри иллюзии, но это была словно и не она. Значит ли это, что я видел астральное воплощение Милонеги? Она играла со мной…

– Скорее всего, – кивнул Странник. – Темные создали эгрегор, – тихо продолжил он, заставив меня вздрогнуть. Черт, все было серьезнее, чем я думал. – И последние две недели Полина носила его на груди в виде милого амулета, подарка брата, что делало ее не только уязвимой для воздействия с их стороны. Эгрегор питался Силой Водяной колдуньи, незаметно становясь частью нее. Разрушая душу.

– И если попытаться снять его, то это в лучшем случае лишит Полину рассудка, а в худшем… не хочу об этом думать, – я с силой мотнул головой, прогоняя назойливые картинки возможных вариантов развития событий.

– Да. Но у нас все еще есть шанс спасти Полину. Игорь, – Огненный колдун пренебрежительно поморщился, – будучи излишне самоуверенным, забыл о том, что у него есть брат. Он думал, что уйдя много лет назад к Темным, разорвал между нами все связи. Но, как говорится, кровь не вода. Связь близнецов невозможно разорвать, просто прервав общение или уехав за несколько тысяч километров.

– У близнецов одна на двоих душа, – подала голос молчавшая до этого Маргарита.

Александр Владимирович кивнул в ответ:

– Поэтому я могу разрушить эгрегор.

– Но ваш брат Воздушный, – возразил я.

– Да, но и твоя стихия – Воздух. Вдвоем мы, конечно, не справимся, не хватит Силы, но… – мужчина тяжело вздохнул, всем естеством противясь тому, что должен был сказать. – Маргарита, – его голос сорвался, словно слова приносили боль, – мне снова нужна твоя помощь.

– Конечно, – с готовностью кивнула та в ответ. Ее щеки заливал румянец, волосы намокли, но глаза горели ведьмовским азартом.

Мы оба не знали, на что соглашаемся. Но не могли не согласиться.

– Сева, вы что-нибудь слышали про Треугольник Силы?

– Да, – неуверенно ответил я, – но это же заклинание крови.

– Разрушить подобное может только подобное, – пожал плечами Странник. – Мы с вами создадим Треугольник, заключив между его гранями Полину вместе с ее артефактом. И я попробую подчинить себе эгрегор.

– Как? – Маргарита обеспокоено коснулась руки наставника.

– Как и любой другой артефакт, эгрегор – всего лишь сгусток энергии, «ментальный конденсат», вместилище для сил тринадцати колдунов, участвующих в ритуале создания. Он обладает временно сконцентрированным зарядом. Стоит разорвать связь с тем, что питает артефакт, и он станет бесполезной безделушкой, красиво переливающейся на солнце.

– Но ведь не все так просто, верно? – протянул я, интуитивно чувствуя подвох.

– К сожалению. Если все получится, я избавлю Полину от воздействия эгрегора, это не так сложно, когда ты владелец артефакта. Ему, по сути, важно сличить только отпечаток души владельца, даже стихия колдуна не так важна. Поэтому и достаточно, что он просто почувствует присутствие Воздушного. Но, энергообмен эгрегора и человека неравноценен, и эгрегор всегда получает больше энергии, чем отдает. Сева, – вздохнул Странник, – вы должны будете не только вытащить Полину из иллюзии, где она блуждает, но и не дать ее душе окончательно расщепиться. Иначе мы рискуем потерять Водяную колдунью навсегда. Ваши души связаны сильным чувством. Ваша любовь, Сева, поможет Полине снова стать целой, она – та точка опоры, которая вернет ее в наш мир. Даже Маргарита здесь бессильна, как бы ни была крепка их дружба. Справитесь?

– У меня нет выбора.

Огненный кивнул, принимаясь объяснять Марго особенности создания Треугольника Силы. По задумке Македонова, она должна была подстраховывать его – не прилагая никаких усилий, просто позволить в нужный момент воспользоваться своей Силой. Я же должен был снова отправиться в лабиринт, чтобы разыскать любимую. Затем он достал из складок плаща березовую палочку. Разломив тонкую веточку, Странник заставил ее вспыхнуть с обоих концов, чтобы мы могли нанести руны на кожу. Береза была символом жизни и смерти, «осью мира», поэтому такой выбор не был случаен. Марго и Странник одновременно стали вычерчивать на ладонях руны: Краду, символ огненной стихии; Силу, символ единства; Мир, призванную защитить колдунов. Я же в это время острым концом обгоревшей палочки нанес на тонкие запястья любимой г-образную руну Леля, олицетворявшую ее связь со стихией Воды, и Опору, одну из самых сильных рун, дававшую связь со всеми богами сразу. Радуга, должная связать меня с ней в лабиринте, появилась у нас обоих в районе солнечного сплетения, как в месте концентрации Силы. Когда все было готово, мы встали вокруг бесчувственной Полины, образовывая равносторонний треугольник: я занял место у головы, Огненные – у ног. Македонов не зря использовал треугольник. Простая геометрическая фигура, любимая колдунами, несла в себе символ триединой природы вселенной: Небо, Земля, Человек; Свет, Тьма и Время; отец, мать, дитя; человек как тело, душа и дух. Равносторонний же треугольник символизировал завершение. Нам нужно было завершить все начатые ритуалы. Прекратить этот кошмар.

Странник начал нараспев читать заклинание на каком-то мертвом языке, а я просто ждал, закрыв глаза и изнывая от бессилия. Слушая его глухой голос, я почти стал частью вязкого тумана, самой Водяной магии, окружавшей нас, погрузившись в полусонное состояние, когда в темноту резко ворвался белый свет и затопил все вокруг. Что это? У Странника получилось? Нет, все слишком быстро… Еще не время! Еще не время, но хруст и электричество в костях не дают продолжаться этому полусну. И этот свет… Свет нового утра, свет новых времен, свет сбывшихся пророчеств. Я чувствовал треск суставов и сухожилий, хрящей, позвонков, жар руны на животе. Свет проступал сквозь древние глыбы, сквозь толщу породы, сквозь комья теплой почвы. Он двигался мимо белой точкой во тьме, а я старался успеть за ним. В нем мерцали сотни капель росы, в его лучах шептались громче и отчетливее подземные ручьи. И море где-то в глубине. Оно плескалось, бушевало, оно тоже чувствовало этот свет. Белая жемчужная точка двигалась, и все под ней металось, рвалось, но на поверхности, наоборот, замирало.

Время остановилось.

Я ощущал себя коршуном, оборотнем, чернокрылым существом с кровью нечисти. Мой взгляд больше не различал этого света, но сердце не осталось глухим. Сердце вело меня навстречу этой жемчужине, шепчущей мое имя. Деревья чувствовали этот свет, чувствовали его, как воду. А значит – я на правильном пути. И вот, еще один болезненный, вынужденный рывок, и кости с диким гулом сжимаются, уменьшаясь в размерах. Часть из них вовсе перестает ощущаться, будто бы их никогда и не было*. А затем темнота…

***

Комментарий к Часть 14

Коллаж к событиям истории: https://vk.com/club169284090?z=photo-169284090_456239021%2Falbum-169284090_255463957.

Ссылка на авторскую группу с обновлениями: https://m.vk.com/alicewinterclub

*Последний абзац включает в себя часть оригинального текста М. Козинаки, С. Авдюхиной из «Ярилиной рукописи», потому что я искренне убеждена, что эти небольшие кусочки, которые в книгах выделены жирным текстом несут в себе некий тайный смысл. Вспомнить оригинал можно здесь: https://everything.kz/article/23389215-belyy-svet-vorvalsya-v-temnotu-i-zatopil-vse-vokrug-chto-eto-eshche-ne-vremya-vremya-dlya-sna-eshche-ne-vre.

Подробнее про мистицизм Треугольника и значение рун можно почитать здесь: https://taynoe.com/treugolnik-znachenie-simvola/ и http://ezo.khabob.ru/node/122

========== Часть 15 ==========

Полина

От пережитого меня трясло. Судорожно всхлипывая, я прижималась к Овражкину, пока он успокаивающе гладил меня по спине. С каждым движением черноглазого колдуна, страх покидал мое измученное тело. Щеки горели, глаза ощутимо припухли, но я наконец успокоилась, перестала плакать и стояла уткнувшись в грудь родного человека, вдыхая его запах. Встретить Севу посреди этого кошмара было подобно глотку воздуха. Я и не осознавала, насколько сильно привязалась к нему.

– Почему ты молчишь? – прошептала я.

Но Воздушный оставался нем.

Отстранившись, я подняла на него глаза. Вроде все было правильно: все те же темно-каштановые волосы, те же веснушки. Но что-то было не так. Моя интуиция кричала об этом, и я никак не могла понять, в чем причина.

– Почему ты молчишь? – закричала я, ударяя его в грудь.

В ответ он лишь усмехнулся. Холодно, презрительно скривив губы. Страх накатил удушливой волной, я тотчас поняла, что кошмар отнюдь не закончился.

– Кто ты? Что это за место? – я толкнула дверь, через которую пришла, но она не поддалась. Тогда я бросилась к окну, но и оконные створки было не открыть.

– Маленькая, глупая Водяная колдунья, – протянул мужчина под личиной Севы. – Прекрати мельтешить. Это порядком раздражает.

– Помогите!

– Не пытайся кричать. Никто не придет тебя спасти.

Неизвестный колдун схватил меня за локоть, притягивая к себе, почти приподнимая над полом:

– Я сказал: прекрати мельтешить, – зло процедил сквозь зубы он, и от этого тихого голоса мне стало еще страшнее.

Я во все глаза смотрела на своего мучителя. Воображение сыграло со мной злую шутку. Я так хотела встретить Севу, что приняла за него первого же встречного. Сейчас я видела, что это не он. Кроме цвета волос, их ничего не роднило, а веснушки, привидевшиеся мне в полутьме, были лишь отблеском свечи. Чем дольше я смотрела на него, тем четче видела сходство со Странником. Но как… Не может быть…

– Кто… вы? – мое тело била крупная дрожь, я попыталась вырваться, но цепкие пальцы держали крепко.

Вместо ответа незнакомец лишь вздохнул, перехватывая мою руку за запястье. Одним взмахом он заставил массивные створки двери распахнуться и потянул меня за собой. Мы шли по тому же коридору, где я бежала, стараясь найти выход, но сейчас это место казалось еще более зловещим. Бархатные зеленые портьеры скрывали высокие французские окна. Я попыталась понять, какое время суток, где мы находимся, но заметила лишь сломанные рамы и выбитые стекла. Тяжелый бархат в этих местах едва заметно дрожал от ветра, старавшегося пробраться в дом. Когда-то молочно-белые стены сейчас рыжели разводами, казались насквозь промокшими, а висевшие на них бра трещали, то и дело вспыхивая сонмом искр. Двери и портреты, встретившиеся мне в первый раз, пропали, словно я очутилась в другом месте. Грязном. Сыром. В конце этого бесконечного коридора я видела арку, оформлявшую дверной проем. Черноволосый колдун, не выпуская моей руки, уверенно направился туда. Алые языки от зажженного в камине огня плясали на грязных стенах с оборванными обоями, через которые проглядывала деревянная обрешетка стен. Я всегда любила огонь, треск дров и запах дымка. Они дарили мне спокойствие и тепло. Но этот огонь пробирал до костей не хуже вьюги.

Холодный. Такой же ненастоящий, как и все вокруг.

Мое внимание привлек портрет, висевший над камином. Изображенная в профиль девушка, казалось, смотрела прямо на меня. Она была красива. Я рассматривала черные как смоль волосы, скрытые куколью, светлую, почти прозрачную, как и у меня самой, кожу, пронзительно-голубые глаза, насмешливо следившие за каждым моим жестом. Она словно была живой. Ее черные одежды скрывали тонкий стан, а на руке переливалась драгоценными камнями тонкая перчатка, заканчивающаяся обсидиановыми когтями. Черный вулканический камень имел энергетику тесно связанную со стихией Огня. Он являлся камнем-защитником, оберегающим владельца от астральных нападений и негативного воздействия посредством магии, улучшал самоконтроль, сберегая полезную энергию. Гладкий обсидиан помогал в победе над духами и подчинению их себе, а шары из него использовались для медитации и доступа к прошлой жизни. Колдунья с портрета смотрела, излучая превосходство, а тонкий шрам, протянувшийся от левой брови к щеке, лишь дополнял картину, служа напоминанием о бесстрашии и силе. И тут ее полные губы изогнулись в язвительной ухмылке. Я судорожно сглотнула, чувствуя мурашки, побежавшие по коже, словно девушка с портрета провела холодным каменным когтем вдоль позвоночника. Голова заболела, перед глазами появились черные пятна, своим хороводом увлекающие меня в спасительную тьму. На секунду потеряв сознание, я сбилась с шага, спотыкаясь. Упасть совсем не позволила лишь мертвая хватка моего конвоира.

– Вставай, – презрительно произнес он, сильно дергая меня за запястье.

Руку пронзило острой болью, разлившейся вверх до плеча. Казалось, тысячи маленьких игл одновременно пронзили ее. Я стиснула зубы, едва сдерживаясь, чтобы не застонать.