Путь домой. Четыре близнеца

Сказав это, герцог развернулся к окну, вмиг утратив интерес к Френсису, но с этим он поспешил.

– Ваша Светлость, а я для вас кто?

– Что ты сейчас сказал? – и правда не понял герцог. Он снова повернулся к сыну и посмотрел на него так, словно впервые увидел.

– Я спрашиваю, кем вы считаете меня? – повторил Френсис, и теперь его голос звучал громче, увереннее.

– Ты мой сын. Хочешь сказать, что уже забыл?

– Я хотел удостовериться в том, что об этом помните вы. А раз помните, то почему отказываете мне в праве самому выбирать себе слуг? – Френсис смотрел прямо в глаза своего грозного отца.

Взгляд того страшно потяжелел, губы сжались. Но его сын не дрогнул. Было видно, он очень огорчён тем, что дело зашло так далеко, но всё же отступать не намерен.

– Я не отказываю тебе в таком праве. Даже больше того, ты можешь выбрать любого из тех, кто сейчас присутствует в Бетенгтоне, даже любого из моих праиэров. Но только не Анри.

– И всё же, в таком качестве я приму только его.

– В каком именно качестве?

– Мы это уже обсуждали – в качестве моего личного порученца, – и Френсис даже чуть вскинул голову, что должно было стать дополнительным подтверждением его непреклонности.

Герцог с великим трудом перевёл дыхание. Его первоначальный план, наладить отношения с сыном, оказался под смертельной угрозой. Но Его Светлость всё-таки нашёл в себе силы обуздать гнев:

– Я тебе сказал открыто, за этим человеком очень большой долг мне лично. Объясни, каким образом он вернет его мне, оставаясь твоим порученцем?

– У него нет ничего своего, так что речь может идти только об отработке. И он отработает таким образом.

– Другими словами, останется без жалования.

– Будь он на другой должности, вы стали бы ему платить?

– А что именно входит в обязанности твоего личного порученца? – ядовито усмехнулся герцог, – У тебя самого нет никаких обязанностей… Ах да, ты здесь напомнил мне, что являешься моим сыном…

– Простите? – Френсис и правда не понял, куда клонит его отец.

Герцог смерил сына оценивающим взглядом, и, похоже, нашёл-таки возможным смягчиться:

– Как бы не назывались наши слуги, они в первую очередь наши лакеи. Ты мог заметить, даже мои праиэры выполняют такую роль. Вот и твой Анри тоже в первую очередь лакей, и ни в какой мере не должен быть тебе другом! Он лакей, ты это понял?

Френсис заставил себя кивнуть.

– Что ж, попробую уступить тебе в этот раз, так сказать, в знак извинения за то, что я так холодно встретил тебя после десяти лет разлуки. Пусть Монсо останется твоим, как ты выражаешься, личным порученцем. На деле это значит, что он должен быть твоим лакеем: обслуживать твои нужды и днём, и ночью. Я запрещу прислуге дворца касаться и твоей комнаты, и твоей одежды, и твоего коня, и даже твоей еды. Теперь он должен прислуживать тебе за столом. Все это должно лежать на плечах твоего личного лакея. И ещё – у него нет права перечить моим праиэрам.

– Мой личный лакей обязан выполнять только мои приказы, верно? В таком случае ваши праиэры не должны помыкать им. Это право есть только у меня, – отважился заметить юноша.

И снова герцог не смог скрыть, как ему не нравится то, что говорит Френсис, и снова он нашёл в себе силы уступить.

– Хорошо. Попробуем пойти по этому пути… Посмотрим, справитесь ли вы. Всё, больше я тебя не задерживаю.

Что ж, Френсис поклонился и с тяжёлым сердцем покинул покои отца. Здесь, в смежной комнате анфилады он сразу натолкнулся на Фила и Ламороу. Одного взгляда на их лица оказалось достаточно, чтобы понять, эти двое отлично осведомлены о настроении Его Светлости, его намерении пресечь дружбу Френсиса и Анри. Теперь праиэры с нетерпением ожидали дальнейшего развития событий. Они почтительно поклонились молодому господину, и Ламороу не скрыл злорадную усмешку.

Если бы в этот момент на пороге комнаты не появился Анри, Френсис мог бы и не совладать со своей злостью, такое сильное он испытал желание, ударить Ламороу в скулу. Но Анри… Взгляды друзей встретились. Френсис горько поджал губы и стремительно направился к другу. Им надо было поговорить, решить, как жить дальше.

После того, как количество людей во дворце так сильно увеличилось, особенно количество неприятных людей, найти укромный уголок стало делом непростым. Френсис решил, что сейчас лучшим местом для этого трудного разговора станет крыша. Есть там удобное место, давно облюбованное друзьями. Анри чутко уловил и настроение друга, и цель их путешествия, но всё-таки решил уточнить:

– Могу я стукнуть по носу нашего с тобой соглядатая? Этот парень явно намерен быть не только нашим хвостом, но и…

– Какой парень? За нами снова кто-то увязался?!

– Да, на этот раз сам грозный Пит.

Френсис пожурил себя за то, что не заметил эту слежку, но теперь решил взять бразды правления в свои руки:

– Он праиэр. С этими ребятами нам с тобой надо быть поаккуратнее. Просто иди вперёд.

Молодые люди уже ступили на винтовую лестницу, ведущую на вершину одной из башен дворца, Анри первый, Френсис за ним. Молодой герцог тут же закрыл за собой дверь и припёр её брусом. О том, что такая возможность здесь есть он знал давно, даже использовал её пару раз, чтобы наверняка гарантировать себе покой.

Не ожидавший такого поворота Пит рванул ручку двери, а когда она не поддалась, он даже предпринял попытку выломать дверь. Не получилось.

На площадке этой башни никого не оказалось, так что удача улыбалась друзьям, только улыбка эта была печальной. Френсис кратко передал Анри суть разговора с герцогом и смолк, смотреть в глаза друга он сейчас не мог…

Это был пасмурный день. Тяжелое облачное одеяло впитало в себя столько влаги, что местами не выдержало, разорвалось, рассыпалось, обрушилось на землю мрачными занавесами. Один из таких занавесов явно вознамерился в скором времени накрыть и дворец. «Уже накрыл…» – горько вздохнул Френсис и, наконец, обратил взгляд к Анри. Оказалось, что тот пристально всматривается в лицо своего друга, а на губах его уже явно светится улыбка.

– Что? – нахмурился Френсис, поражённый настроением Анри.

– Ты удивительный, Фрэнк! – теперь Монсо улыбнулся открыто, – Я подслушал разговор Ламороу и Фила. Они уже строили планы, как именно возьмутся воспитывать меня. Точнее, фантазиям предавался Ламороу, а Фил лишь подправлял его. А потом вдруг Пит заявил, что Ламороу торопится, что ты, друг, не отдашь меня им на растерзание.

– Пит? – и Френсис невольно оглянулся назад, туда, где за запертой дверью они оставили этого праиэра.

– Да. Праиэры умны. И, сдается мне, Пит и Фил много умнее Ламороу. Но да не суть… Важно, что ты смог это сделать! И я страшно признателен тебе за это!

– Анри, ты меня внимательно слушал?! Отец…

– Да, я должен стать для тебя отменным лакеем. Это я уяснил. Что, думаешь, не справлюсь? – и Анри ободряюще толкнул друга в плечо.

Но Френсис никак не мог поддаться этому игривому настроению:

– Это всё так сильно мне не нравится!..

– Ты герцог! – тихо напомнил Анри, – А я… Короче, этот мир, мир твоего отца, нам не переделать. Так давай сыграем в эту игру.

– Игру?!

– Да. Мне выпала роль лакея. Роль. И я очень рад, что именно ты мой господин. Я думаю, какое-то время можно им подыграть.

– Какое-то время… – Френсис почувствовал на своём лице первые капли всё-таки добравшегося сюда дождя, – Да, похоже, какое-то время придётся… Но ты должен знать, помнить, это лишь роль. По сути, ты мой лучший друг! Ты был им все эти годы, и…

– … и буду им и впредь! Не сомневайся! – с готовностью кивнул Анри.

Ещё один миг, и вот уже юноши одновременно протянули друг другу руки и крепко пожали их.

Глава 03. Отец и сын.

В тот же день герцог пригласил сына к обеду, а Анри получил приказ прислуживать им. Как бы Его Светлость ни придирался к работе новоявленного прислужника, Монсо ни на миг не дрогнул, все приказы выполнял безукоризненно, с идеальным смирением, даже с вдохновением, открыто демонстрируя горячее желание угодить господам. И герцог должен был бы праздновать победу – неугодный дармоед занял-таки достойное его низкого происхождения место. Вот только слишком уж легко далась эта победа, а потому Его Светлость и не стал спешить с выводами.

После обеда он потребовал, чтобы сын разделил его общество в библиотеке. На этот раз Анри был отпущен. И как только Монсо исчез из поля зрения, герцог открыто обратился к сыну:

– И что это было? Вы с Монсо пытаетесь меня провести?

– Что?! Откуда такие мысли? – совершенно искренне возмутился Френсис.

– Я никогда не поверю, что этот мальчишка как легко принял своё понижение из любимчиков в…

– Вовсе не легко, – нахмурился Френсис, – Но он прекрасно осведомлён о возможной альтернативе. Поэтому, будьте уверены, он честно старается угодить вам.

Герцог подарил сыну долгий оценивающий взгляд и… согласился-таки признать это правдой, по крайней мере, пока…

* * *

Так оно и повелось. Его Светлость прямо-таки сковал сына своим вниманием, откровенно требовал, чтобы тот почти все время был рядом. Теперь они принимали пищу только вместе, а Анри прислуживал им. Так же вместе отец и сын дважды в день совершали длительные верховые прогулки, и время после трапезы тоже проводили вместе – либо за книгами, либо за игрой в карты, либо просто в праздных разговорах. Френсису просто не было оставлено выбора, ни малейшей возможности вывернуться, ибо воля Его Светлости – это закон даже для его сына, и не важно, что этот взрослый сын имеет своё мнение и свои желания.

Пришлось найти силы смириться с новой тесной реальностью, но это страшно утомляло и раздражало. Ведь Френсис привык к другому, желал другого. А когда весь день проводишь во внутренней борьбе, время течёт вдвое медленнее и устаёшь в десять раз больше обычного. Теперь почти совсем не осталось возможности поговорить с Анри по душам, а Рай так и вовсе исчез из поля зрения. Френсис добирался до кровати едва живой и страшно злой.

На третий день он взвыл открыто.

– Ещё пара таких дней, и я… Я и правда предпочту сбежать отсюда! Что толку от титула и богатства, если я вынужден жить, как пленник отца?! Не об этом ли предупреждал учитель? – простонал молодой герцог, тупо глядя на тусклую свечу.

Анри ещё был рядом, делал вид, что прислуживает господину при его отходе ко сну, по крайней мере так должны были бы думать те, кто продолжал за ними присматривать там, за порогом покоев Френсиса. Но сейчас, тронутый сокрушённым видом друга, Анри присел на стул напротив и даже коснулся его руки, так заставив обратить на себя внимание:

– Твоя проблема в том, что ты чувствуешь себя… жертвой что ли… Он тебя изучает, а ты сопротивляешься. А почему бы и тебе не начать изучать его?

Взгляд Френсиса тут же прояснился.

– Что ты сейчас сказал? Изучает меня? Сопротивляюсь?.. Анри, когда это ты успел стать таким проницательным?

В ответ Анри не удержался, смущённо улыбнулся:

– Ладно, ладно. Ты меня раскусил. Это не я, а учитель. Это его тебе совет. Ты воспринимаешь это сверхвнимание герцога как обузу, покушение на твою свободу, как оковы. Чем больше ты сопротивляешься, тем больше подставляешься. Оно и понятно, держать круглосуточную оборону это то ещё испытание. Но всё станет проще, если ты найдёшь в этом свой личный интерес.

– И у вас с учителем даже есть предложение, что за интерес мне здесь найти? – усмехнулся Френсис.

– А то, как же?! Конечно есть. Нам всем надо выяснить его истинные мотивы, планы на наш счёт – твой, мой и учителя, – Анри ещё больше понизил голос и теперь был совершенно серьёзен.

– Ты думаешь, у него и правда есть какие-то особые планы на наш счёт? – недоверчиво сощурился Френсис.

– А ты уже сомневаешься? Хватило каких-то пары дней, и ты уже уверовал в его безграничную отцовскую любовь?

– Ну… Он очень старается…

– Именно! Старается тебя в этом убедить! Настоящая искренняя любовь не нуждается в таком отчаянном старании, она более внимательна и уважительна к нуждам и желаниями того, на кого направлена… Не смотри на меня так! Это не мои слова, а учителя.

– Ладно, ладно, я понял. Так что всё-таки он предлагает?

– Он предлагает ускорить процесс, позволить герцогу уверовать, что его план удался, что ты и правда воспылал к нему искренней сыновьей любовью и возвёл на пьедестал идеала для подражания. Учитель говорит, что как только герцог уверует в то, что смог заменить в твоей душе его, Генриха Рая, он перейдёт к каким-то более конкретным действиям.

– Звучит… гадко, – сморщился Френсис, – Может быть, учитель поделился предположением и о том, что это могут быть за действия?

В ответ Анри неопределённо пожал плечами:

– Он точно что-то предполагает, но делиться этим не хочет. Мне с трудом удалось выбить из него…

– Ну что? Говори уже! – потребовал Френсис.

– Учитель думает, что как только его отошлют прочь из Бетенгтона, герцог раскроет свои карты, ясно скажет, чего ждет от тебя, да и от меня. Ты понимаешь?

– Не уверен…

– Короче… Учитель думает, что лучшим доказательством этой его правоты служит тот факт, что он ещё жив и живет здесь, во дворце! Видишь ли, герцог Бетенгтон никогда никому не прощает непослушание! За те двадцать семь лет, что учитель знает твоего отца, не было ни одного исключения. То, что Рая до сих пор никоим образом не наказали, означает только одно, герцогу нужна твоя, именно твоя покорность, верность. И ему нужна верность, основанная не на страхе, а на… ну скажем, любви.

– И правда гадко звучит! – возмутился Френсис, – Учитель совсем не допускает мысль, что отец искреннее благосклонен ко мне?! Не надо! Не отвечай. Ответ я понял. Но если даже предположить, что это так, то… Ох… Эдак план учителя приведёт к тому, что как только я изображу такую вот верность, отец его порешит…

– Точно не сразу. Прежде ты должен будешь что-то сделать, а уж потом… Да, понимаю, это… неприятно, – вздохнул Анри, – Но да моё дело передать тебе…

– А почему учитель сам не поговорит со мной? Почему надо передавать это через тебя?

– Потому что Его Светлость запретил учителю приближаться к тебе. Что? Ты не знал? А если учесть, что за тобой постоянно следят, отменно следят… Вот учитель и поймал меня.

– А если я сам его позову? – сощурился Френсис.

– Он явится, если, конечно, ему удосужатся передать твой приказ. Но ты заметил, за эти дни, ты ни разу не позвал его, – горько усмехнулся Анри.

И Френсис вынужденно кивнул:

– Ладно, я услышал тебя, точнее вас обоих… Я постараюсь…

– Только не перестарайся! Давай без резких движений, – тут же подался ближе Анри, – Не забывай! Твой отец должен думать, что и правда завоевал твоё расположение. Если сдашься слишком быстро, он не поверит… Ведь он усомнился в моем смирении, когда я прямо-таки сразу стал образцовым лакеем, верно?

– Да, верно. Откуда знаешь?!

– Учитель сказал… что я переусердствовал, – и Анри виновато улыбнулся в ответ.

Взгляд Френсиса остановился. Перед ним сидел «образцовый лакей» и виновато улыбался, а действительно виноватым себя почувствовал именно он, Френсис:

– Анри… Мне так жаль, что тебе приходится терпеть всё это… На твоём фоне мне грех на что-либо жаловаться!

– Не грех! Ты уж поверь! – и улыбка Анри стала более открытой, в глазах замелькали озорные искорки, – Вот я бы сейчас не хотел оказаться на твоём месте! Это правда! Но всё-таки, в отличие от меня, тебе есть, что терять, поэтому и есть смысл попытаться устоять.

– Самое ценное, что у меня есть, это ты и учитель! А отец… Он решительно намерен разлучить нас! – тут же вскипел Френсис.