— Вот так, вы видите, тетушка. — Мальпас Йеомонд повернулся к старой леди, когда первый бегун грудью разорвал тонкую ленточку на финише. — Англия побеждает. Мы можем бегать вполне неплохо, но, увы, встречу проиграли. Смотрите, тетушка. Шведы взяли ядро, диск, оба вида прыжков. Сегодня на поле у нас нет человека, который сумеет добраться до двадцати четырех футов в прыжках в длину. Лишних два дюйма могли бы дать нам прыжки в высоту, но мы не в силах добыть эти дюймы. Потом прыжки с шестом — просто подарок для них. И мы проиграли первую спринтерскую эстафету из-за того, что плохо передавали палочку. В ходьбе мы хороши. Однако на стадионе они делают нас, и они будут всегда делать нас до тех пор, пока не изменится система тренировки мальчишек на самых ранних стадиях. До тех пор пока двадцать один фут в длину, шесть футов в высоту, сорок футов ядром и одиннадцать футов шесть дюймов с шестом будут считаться чемпионскими показателями в Англии, наше дело безнадежно. Кстати, нам бы лучше начать двигаться. А то мы загораживаем проход, оставаясь здесь.
Дорога домой была короткой, и тетушка Паддикет говорила мало. Она сидела в салоне большого автомобиля, все ее внимание занимали программа соревнований и золотая ручка Мальпаса. Братья обсуждали события встречи. Обед последовал почти незамедлительно после того, как они вернулись, и, к всеобщему удивлению, — поскольку она имела привычку уходить отдыхать около девяти часов после легкой закуски, — старая леди, сверкающая бриллиантами, оказалась в своем кресле у обеденного стола. В левой руке ее была зажата программка, которую тетушка Паддикет приобрела на стадионе. Она положила программку рядом с тарелкой и не сказала ни слова во время трапезы, разве что ядовито запищала на дворецкого Тимкинса, когда он предложил ей вина.
Когда обед подошел к концу, тетушка Паддикет отложила яблоко, которое она начала чистить, и со значением осмотрела присутствующих.
— Как ты сказал, племянник, они называют ту тарелку, что швыряют по полю? — спросила она, глядя на Гилари.
— Диск, тетушка, — ответил он со скоростью, делавшей честь его разумности. — Только Англия не…
— Ты знаешь, как бросать эту штуку?
— Ну, я видел, как это делают, само собой, и мне известна теория броска, но сам никогда не держал диск в руках.
— Ты можешь научиться это делать. — Миссис Паддикет кивнула седой головой, явно недовольная голосом младшего племянника, в котором не хватало решительности. — А как насчет тебя, племянник? — продолжила она, обращая желтоватые глаза на Мальпаса Йеомонда.
— В прыжках в высоту, — произнесла Присцилла с противоположного конца стола, — он постоянно побеждал, когда учился в школе. И он до сих пор хорош.
— Что за ерунда, Присцилла! — Мальпас усмехнулся. — Ты думаешь о парне, которого звали… э… его звали Смаггинс.
— Она думает о парне, которого звали Йеомонд! — яростно воскликнула старая миссис Паддикет.
— Отвечаю от имени Мальпаса, — торжественно проговорил Фрэнсис. — Он лжец, тетя. Не обращайте на него внимания. Я видел, как он победил в двадцатом году. Сделал три десять с половиной в школе Тенби-Хаус, и кастелянша наблюдала за тем, чтобы игра была честной. Я всегда клялся, что она сдвинула планку на два дюйма вниз для него, но это ни нашим, ни вашим. Он победил. И ты знаешь, что победил, — закончил он, энергично пиная старшего брата под столом.
— И он сделал три фута… почти четыре фута, — промолвила тетушка Паддикет задумчиво, и ее глаза вспыхнули. — Очень многообещающе. И на Уайт-Сити в следующем году он сделает почти восемь футов или, может, немного больше.
— Что? — озадаченно произнес Годфри Йеомонд. — Но, дорогая тетушка, мировой рекорд в прыжках в высоту…
— Шесть восемь с половиной, отец, — торопливо встрял Гилари. — Х. М. Осборн из Соединенных Штатов держит рекорд, и он был установлен в городе Урбана в мае 1924 года. Извините, тетя. По-моему, это напечатано тут. — Он пролистал программку тетушки до конца. — Ага, вот оно!
— Итак, — возгласила старая леди, — думаю, это очень плохой рекорд!
Ее племянник и его сыновья замерли с приоткрытыми ртами.
— Богохульство, — пробормотал Фрэнсис себе под нос, снова пиная Мальпаса под столом.
— Вы хотите сказать мне, — продолжила тетушка Паддикет хриплым, пронзительным тоном, — что взрослый мужчина не может прыгнуть в два раза выше, чем десятилетний мальчишка-школьник? Ерунда, племянники! Я не знаю, куда катится мир в наши дни!
Мальпас принял вызов.
— Тетя, все не сводится к тому, чтобы прыгнуть в два раза выше. Вы…
— Возьмем силу гравитации, например, — вступил Фрэнсис, пытавшийся скрыть свое веселье и внести вклад в обеление великих имен мировых чемпионов, только что до последней степени униженных.
— И закон как-бы-вы-его-ни-назвали, — услужливо добавил Гилари.
— И биномиальную теорему радиоэлектричества, — вступила Присцилла, не отрывавшая взгляда от скатерти.
— Вы все могли бы помолчать, — сказала тетушка Паддикет с внезапной решительностью, — и послушать меня. Я возвращаюсь домой в конце этой недели. После того как прибуду в Лонгер, я вызову Кеслэйка, чтобы он оформил мое завещание.
Она обвела столовую глазами, чтобы проверить, какой эффект оказали ее слова. Присутствующие взирали на тетушку, и, глядя на выражения их лиц, Присцилла с трудом подавила желание хихикнуть.
— Чтобы оформить мое завещание, — повторила миссис Паддикет, по очереди рассматривая каждого члена семьи. — Бо́льшую часть недвижимости и почти все личное состояние я намереваюсь оставить одному из своих внучатых племянников.
— И кому же? — спросил Фрэнсис, который был не в состоянии придумать что-то более уместное, но чувствовал — для поддержания драматического напряжения нужна реплика от кого-то еще, кроме тетушки Паддикет.
Старая леди зловеще взглянула на него.
— Тому, кого первым выберут защищать честь Англии в этих видах спорта, о которых вы так много говорили, — заявила она. — Я должна упомянуть, что три девушки…
— Три? — уточнил Гилари.
— Определенно. Твоя сестра Присцилла, Селия Браун-Дженкинс и Амарис Кауз.
— А, Селия и Амарис, — кивнул Мальпас. — Я смутно припоминаю их. Селия была прекрасным ребенком, а Амарис — чем-то весьма странным в очках и кудряшках.
— Может, мне все же позволят продолжить и не будут постоянно перебивать? Три девушки получат по сто фунтов каждая вне зависимости от их достижений. — Миссис Паддикет презрительно взглянула на довольно красивое, хотя и увядшее лицо Элизабет Йеомонд, браку которой с Годфри она так яростно противостояла, и ее позиция, выраженная очень ядовито, вызвала незабываемую реакцию со стороны жениха. — И их манер, — заявила она и посмотрела на Присциллу, которая отвернулась и уже не сдерживала смеха, — или их поведения.
Все присутствующие знали, что упоминание поведения было сделано из-за Амарис Кауз, которая в возрасте двадцати одного года сбежала из городка Уэлин-Гарден, приятного, тихого и спокойного, в отвратительный лондонский Блумсбери. Там, вызывающе опровергая предсказания семейных пророков, к числу которых относилась и сама тетушка Паддикет, Амарис продолжала наслаждаться жизнью среди художников всецело развязным — по мнению ее ближайших и (предположительно) самых дорогих людей, — раздражающим и успешным образом.
— Сто фунтов? — спросила Присцилла, могучим напряжением воли справившаяся с игривым настроением. — Вы очень добры, тетушка. Я бы купила…
— Новые вечерние платья и the dansant[1], — произнес ее нераскаявшийся брат Гилари, пряча улыбку за ладонью. — Веселее, сестра, — добавил он шепотом. — Злобная старая кошка.
Тетушка Паддикет взглянула на него с раздражением — порой ее слух был необычайно острым.
— Конечно, если ты вдруг станешь наследником моего состояния, племянник, — заметила она тоном, который намекал, что подобное событие воспринимается как маловероятное, — то ты будешь иметь полную свободу передать что угодно из имущества сестре. Я далека от того, чтобы комментировать твою предполагаемую щедрость.
Подталкиваемое невозмутимым Годфри Йеомондом кресло с богатой родственницей покинуло столовую. Миссис Йеомонд, улыбаясь обычной, никогда не меняющейся вялой улыбкой, двинулась следом. Остальные члены семьи остались сидеть с отвисшими челюстями.
Слово взял Мальпас.
— Будь я проклят! — воскликнул он, и другие мрачно кивнули.
— Старческое слабоумие, — вздохнул Фрэнсис, качая головой. — Бедная старая дама.
— Разумеется, она не могла говорить всерьез, — буркнул Гилари. — Международные соревнования! Боже!
Присцилла снова начала смеяться.
— Ну и кто будет отдуваться теперь? — спросила она, проявляя сестринское благородство.
Глава 2. Семейный совет
Мальпас Йеомонд перечитал письмо тетушки Паддикет в четвертый раз.
— Она определенно проработала все очень тщательно, — сказал он. — Мне прыжок в высоту, Фрэнку — в длину, Гилари — диск, ее приемному внуку — копье, Браун-Дженкинсу прыжок с шестом, а Каузу — ядро.
— И что мы будем делать? — спросил Гилари.
— Мы вполне можем отправиться туда, как она предлагает, и посмотреть, в чем смысл, — произнес Фрэнсис. — Я полагаю, что Браун-Дженкинсы и Каузы тоже приедут.
— Не представляю, что заставило Мэри выйти замуж за типа с фамилией Браун-Дженкинс, — усмехнулся Годфри Йеомонд.
Семейство сидело за обеденным столом в первый вторник апреля.
— Почему бы ему не быть мужчиной, оставить себе Дженкинса, а Брауна отложить? — продолжил он, с хмурым выражением лица разглядывая содержимое своего винного бокала.
Кроткая миссис Йеомонд, единственный человек за столом, обращавший внимание на реплики своего мужа, покачала головой.
— Или он, конечно, мог отложить Дженкинса и остановиться на Брауне, дорогой, — заметила она.
— Я бы хотел, чтобы ты, отец, написал и тем и другим и выяснил, что они собираются делать, — сказал Фрэнсис. — Мы не намерены тащиться в Гемпшир и потеть там, изображая идиотов, если Браун-Дженкинсы и Каузы не присоединятся.
— Следовало бы держать старую даму в доме, — мрачно буркнул Мальпас.
— Хорошо, я поеду и всех повидаю, — кивнул Годфри, решив наконец, что в портвейне нет яда. — Всегда лучше говорить лицом к лицу. Отправлюсь прямо завтра. Так лучше. Они живут менее чем в двадцати милях друг от друга, а обиталище Дженкинсов чуть дальше тридцати миль от нас, так что я смогу заехать ко всем в один день, если не проводить в каждом доме слишком много времени.
— Я полагаю, — уныло протянул Мальпас, — если другие люди захотят участвовать в этом чертовом тупом замысле, то и нам придется лезть в ту же бочку.
— Смотри на проблему иначе, мой мальчик, — отозвался его отец. — Это исключительно вопрос того, какая ветвь семьи унаследует около половины миллиона фунтов.
— Я бы не сказал, что так уж страстно желаю эти деньги, — задумчиво произнес Фрэнсис. — Но мне бы очень не понравилось отступить, чтобы дать дорогу Дику Каузу. Помню его — робкий червяк. Имел наглость хвастаться своими успехами в школе. И совсем тощий, ха!
— А племя Браун-Дженкинсов сплошь из невежд, — заявил Гилари. — А почему бы нам не отправиться туда? Вполне неплохие каникулы. Возьмем мотороллеры, будем гулять, и я осмелюсь предположить, что там может быть нормальная площадка для крикета, если знать, где ее искать. Хотелось бы понять, на какой срок мы там застрянем?
— Я бы тоже поехала, — неожиданно вступила в разговор Присцилла. — Составлю компанию тетушке Паддикет. Кроме того, Диготы живут поблизости, у них есть корты, и можно будет поиграть в теннис. Я училась в школе вместе с Маргарет Дигот, а Рекс Дигот всегда был приятным парнем.
— Я бы определенно поехал, будь я на вашем месте, — произнес Годфри, обращаясь к сыновьям. — В худшем случае вас ждет изобилие свежего воздуха и упражнений. В лучшем… Ну, если ваша двоюродная бабка проникнется симпатией к одному из вас… Конечно, сама по себе идея абсурдная, но для чего еще существуют старики, как не для того, чтобы портить молодым жизнь дурацкими идеями?
— И почетный член общества, — ехидно сказала Присцилла, — вернулся на свое место под гром аплодисментов.
— Посмотри сюда, — воскликнул Клайв Браун-Дженкинс, — когда я говорю «резиновый клапан», разве я имею в виду внутреннюю камеру?
— Тогда ты должен сам ухаживать за собой, — усмехнулась его сестра Селия, после чего сунула руки в карманы джемпера и ушла в дом.
Клайв поднялся и вытер испачканные в смазке ладони об уже грязный комбинезон. Недовольно хмыкнув, он раскрутил переднее колесо собственного велосипеда, поставленного вверх колесами.
Клайв был крупным, крепко сбитым парнем двадцати лет, с неопрятной копной волос и постоянно грязными руками. Его отец пытался приучить сына к работе в собственной конторе, но Клайв родился механиком и выглядел как механик. Сильный и упорный, он напоминал лошадь-тяжеловоза: его лицо становилось приятным, когда Клайв улыбался, но в состоянии покоя оно принимало решительное, бульдожье выражение, а твердая угловатая челюсть словно сама по себе выдвигалась вперед. Руки и ноги его были длинными, зубы крепкими, а глаза серыми. Клайв был бойцом. С отцом они постоянно находились на ножах, оба обладали схожим темпераментом, и каждый втайне любил и уважал другого.
Клайв положил руку на издававшее шипение колесо и остановил его. Затем подушечкой большого пальца, несомненно, грязного, он потер подозрительное место на шине.
Вскоре рядом с ним снова появилась Селия.
— Ты имел в виду вот эти червячно-длинные фиговины? — спросила она, протягивая ему оловянную коробку.
— Спасибо, — буркнул Клайв.
Следующие двадцать пять минут он работал в тишине, а Селия стояла рядом и наблюдала.
— Завтра далеко собираешься? — наконец поинтересовалась она.
Клайв прикрутил кончик ручного насоса к клапану заднего колеса и несколько секунд качал. Отсоединив насос, он проверил шину большим и указательным пальцами, после чего поставил велосипед к стене дома и сухо ответил:
— Брайтон. Клубный тест. Кстати, мой белый свитер стирали на прошлой неделе?
— Откуда я знаю? Я не слежу за твоими вещами. Лучше сходи и спроси у мамы. В любом случае вещи из прачечной на этой неделе еще не привозили, поскольку я хотела надеть платье из органди на этот вечер, а у меня его нет.
— Твой свитер чист и высушен, дорогой, — раздался женский голос из дома, — ведь я никогда не отсылаю шерстяные вещи в прачечную. Там с ними плохо обходятся. Когда он будет тебе нужен?
— Завтра в пять часов утра, — ответил Клайв. — Я зайду и заберу его сейчас. Наверняка вернусь к обеду.
— К ленчу, дорогой.
— Хорошо, к ленчу.
— Он будет готов к часу тридцати, дорогой, так что не опаздывай.
Клайв усмехнулся и направился в дом.
— А, вот ты где! — крикнул его отец из столовой. — Зайди-ка, я хочу с тобой поговорить.
Клайв зашагал на второй этаж следом за матерью, взял чистый свитер и аккуратно уложил в свой мешок. Затем он заглянул в ванную, чтобы умыться, и вскоре пошел туда, где ждал отец.
Браун-Дженкинс-старший опустил обтянутую носком ногу с подлокотника дивана на пол, после чего произнес:
— Ну что, ты собираешься в Гемпшир или нет?
— Нет, — ответил Клайв.
— Тогда ты чертов дурак, — сказал отец, поднимая газету. — Полмиллиона. Гораздо больше, чем я могу дать тебе, значительно больше. У нас все чертовски хорошо, но не настолько. Так что не будь глупцом. Твой дядя Годфри побывал здесь час назад. Его парни едут в Гемпшир на следующей неделе.
— Я не поеду, — заявил Клайв. — Капризная старая перечница.
— Ну, она такая, но ничего капризного нет в ее деньгах, дружище, так что прости ее. Я считал, что у тебя есть голова на плечах. Но если не хочешь об этом беспокоиться, то и я не буду. Иди.
Клайв вернулся к велосипеду, около которого разговаривали Селия и мать.
— Я не думала, что ты приглашена, дорогая, — сказала Мэри Браун-Дженкинс, очень похожая на брата Годфри, разве что сохранившаяся немного хуже.
— Меня не волнует, приглашали меня или нет, — отозвалась Селия. — Если сестричка Йеомонд может поехать, а дядя Годфри сказал, что она настроилась на это, тогда и я могу. Более того, ты знаешь, каким несносным бывает Клайв, когда ему приходится самому ухаживать за собой. И он непременно будет приходить к обеду с грязью под ногтями, если за ним не присматривать. Йеомонды встанут и выйдут из-за стола, и как ты будешь себя чувствовать?
Клайв хмыкнул за их спинами, и этот звук прервал беседу.
— Вам не надо беспокоиться, — буркнул он. — Я не еду.
— Почему? — воскликнула Селия. — Но ты должен поехать! Это шанс для нас познакомиться с приятными людьми! Присцилла Йеомонд знает людей и там, и вообще везде. Дядя так сказал. Ты должен поехать, Клайв! Подумай о завещании! Я бы не ответила «нет» всем этим деньжищам!