След лисицы

След лисицы

1. Пролог

Прошло больше года с того дня, как любимый брат Листян стал ханом. Молодым, сильным, дерзким. Ханом, под крылья которого стекались разрозненные ранее роды кохтэ. Всегда кохтэ жили станами. В стане был глава семьи, старший. Обычно — опытный воин. Хан был один, ему платили дань, к нему в шатры приходили, когда суровая зима, беспощадный враг или тяжелая болезнь нагибала головы степняков. И хан считал своим долгом принять беглецов и защитить обиженных.

Две зимы назад случилось странное, небывалое: один из сыновей хана Тавегея пошел против воли отца, взяв в жены чужеземку из никому не известного в Большой Степи народа рюсов. Отец не стал убивать нарушившего традиции сына, но и не простил: велел Баяру, своему третьему сыну, покинуть стан вместе с женой. А вслед за непокорным и гордым изгнанником ушли лучшие хана котхэ воины, столь же вольные. И года не прошло с той поры, а над степью как солнце взошло новое имя. Хан Баяр величали теперь молодого и смелого сына великого Тавтыгея. . “Люди огня” назвались они, появляясь в поселениях извечных врагов его народа - иштырцев и тирахов смелые воины нового хара за собой оставляли лишь пепел. Они появлялись из ниоткуда, оставляли за собой сожженные шатры и разграбленные поселения иштырцев и тирахов, извечных врагов кохтэ.

Никогда еще в Великой степи Кох (как звали ее все народы) не бывало двух ханов разом. Беспокойно было у старого хана и на сердце в стане народа котхэ. Старший сын Тавегея решил, что отец его слишком слаб и немощен уже, размяк, поглупел и не способен вести народ к великим победам. Ему хотелось власти и славы – не меньшей, чем у Баяра, вождя преданных ему “огненных людей”. А сам младший брат был ему костью в горле, и до того старшему захотелось быть первым, главным, величайшим – что совершил он чудовищное, став отцеубийцей и власть захватив. А к младшему брату преступник послал отравителя. И никто не узнал бы об этом. Но жена его чужеземная, Дженна, женщина с сердцем воина, мужа спасла и сама приняла бой с ханом. И победила.

Баяр вернулся к народу котхэ, и не нашлось никого, кто не приветствовал бы его, как наследника хана Тавегея.

С тех пор прошла зима, спокойная и сытая. А весной войско Баяра полностью истребило коварных и подлых иштырцев. Мужчин-воинов убили. Женщин и детей взяли в полон. Отныне они принадлежали кохтэ: рабынями, наложницами и, как ни странно, даже женами. Кохтэ никогда не воевали с теми, кто не брал в руки оружие.

Прошла осень и вторая зима: тирахи, разумно полагая, что они – следующая цель Великого Хана, прислали щедрые дары и предложение о торговом и военном союзе. Клялись в верности, готовы были предоставить Баяру своих воинов.

Неожиданное, но лестное предложение: Великий Хан вдруг разом увеличил свое войско в полтора раза. Можно было теперь идти походом на восток, в земли угуров. Или на север, покорять города и деревни моров.

Моры богаче, но и сильнее. Эти светловолосые и голубоглазые могучие люди – отменные воины. Вот только конница у кохтэ хороша, а моры воюют пешими. Баяр рассчитывал на победу, хоть и не простую, но зато какую славную!

Угуров же он опасался больше. Очень их было много. Когда-то кохтэ воевали с ними и были разгромлены наголову. К тому же угуры были серьезными противниками: они не боялись смерти, ковали великолепное оружие и выращивали много зерна и риса. Завоевать их, наверное, было можно, но ценой огромных потерь. Да и брать с них, кроме продовольствия и стальных клинков было нечего, а у моров меха, золото и жемчуг. Камень, дерево, лен и серебро, красивые и сильные женщины.

Большой Совет кохтэ, куда неожиданно пригласили и женщин, решил идти на моров.

Жена Баяра злилась, глупая женщина. Она ждала второго ребенка и никак не могла сесть на коня, схватить лук и мчаться в бой. Листян смеялась у нее за спиной.

С Дженной она когда-то была очень близка, любила ее как сестру – до тех пор, пока из-за нее не погибли отец и двое братьев Листян. Не появись в их стане чужачка, все было бы по-прежнему: единственная сестра Баяра была в этом уверена. Но увы, мертвых не вернешь, прошлого не изменишь, и с дерзкой женой брата приходилось держаться осторожно.

Листян, впрочем, осторожно не умела: привыкла быть единственной дочерью хана, избалованной и безмерно любимой отцом. Раньше она еще боялась материнской розги, но теперь-то ей было уже восемнадцать, а мать сильно постарела после всей этой истории. Никто, кроме Баяра, был Листян не указ, а Баяр вот-вот должен был уйти в очередной поход.

Можно было бы пойти с ним: в войске было не меньше сотни женщин-лучниц. Но к чему? Терпеть лишения, спать на земле, трястись в седле – для изнеженной девушки такой подвиг был совершенно неинтересен. К тому же в войске был тот, кого Листян стыдилась и от кого пряталась.

Нет, не только Баяр мог влиять на сестру. Был еще один… мужчина.

Ее бывший жених.

Когда-то Листян обманула его, зная, что Наран не на шутку в нее влюблен. Долго обещала стать его женой, но так и не стала. Он отступил, но она-то знала: ждет. Наверное, ждет, когда повзрослеет, когда созреет для брака.

Листян разумом понимала, что лучшего жениха ей в стане не сыскать. Тысячник, правая рука Великого Хана, сын одного из самых уважаемых людей, к которому прислушивался сам хан… Да и просто: красивый мужчина и отменный воин.

Но она его не любила ни капли, он был неинтересен ей. Листян хотела совсем другого мужа: жесткого, властного, опытного, лучше – постарше. Такого, чью власть могла над собой признать. Наран ей не подходил совершенно. И сейчас она малодушно радовалась, что тысячник покинет стан вместе с ее братом – ведь тогда она не будет его видеть и вспоминать о своем некрасивом поступке.

И теперь, когда кони были готовы, когда наутро войско отправлялось в поход, когда на шатре у хана висел его кнут – знак того, что в эту ночь на внимание Баяра имела право только его любимая жена, Листян потеряла бдительность. Уверенная, что все воины спят, она ночью вышла в свое любимое место: к древнему кругу из камней, называемому Тойрог. Там лучше всего думалось и отменно успокаивался дух.

— Я так и знал, что найду тебя здесь.

Девушка вздрогнула и обхватила плечи руками. Ей хотелось съежиться, спрятаться, раствориться в старых камнях, но увы – немыслимо.

— Ты меня искал?

В темноте Наран красивый: высокий, молодой, сильный. Не сверкают нестерпимой рыжиной его волосы, не видно веснушек, не заметна юношеская нескладность. Листян его разглядывала – не прятать же теперь глаза? Гордость не позволяла.

— Знаешь же, что не уеду, не попрощавшись.

Да, знала. Потому и пряталась. И нужно было немного потерпеть, но терпеть Листян не умела совершенно.

Промолчала, старательно разглядывая в темноте травинки.

— Будь моей женой, Листян. Я хочу, чтобы ты была только моей. Всегда.

— Зачем? – и снова она знала ответ, но не могла отказать себе в удовольствии его услышать.

— Я тебя люблю. Как солнце, как небо, как ветер. Как дождь в жаркий полдень в середине лета.

— Я… не люблю тебя, Наран, – и это она ему уже говорила.

— Моей любви на двоих хватит. Я вернусь к тебе, Лис.

— Конечно, вернешься, – о, в этом она не сомневалась. Таких зануд даже смерть не берет.

— Дождись меня. Не… обещай себя другому.

— Ох, Наран! – Листян раздраженно притопнула ножкой. – Вот тут обещаю. Пока Баяр не вернется, не выйду замуж, уж будь уверен.

Он шагнул к ней, пристально вглядываясь в лицо невозможной этой девушки, любви своей безумной, иссушающей, мучительной – и прильнул губами к ее губам. Она вырвалась, шипя как дикая кошка, сверкнула глазами и бросила гневно:

— Спасибо скажи, что не ударила ножом! Не будь ты другом моего брата, я бы тебя убила!

И убежала, растворилась в ночи.

Наран оперся дрожащей рукой на старый холодный камень, прикрыл глаза обессиленно. Она сказала правду: будь на его месте кто-то другой, не сносить бы ему головы за такой проступок. Никто не смеет женщину принуждать к близости, а поцелуй его можно было расценивать именно так. Но Наран был когда-то ее женихом – почти год. И обнимал ее, и целовал даже несколько раз. И Баяр все прекрасно понимал. Да, скорее уж Листян окажется виноватой – снова. Наран всегда без труда мог повернуть дело так, как ему было выгодно. Говорить он умел, убеждать – еще лучше. И Листян перед всеми представить бы смог непроходимою дурой, наблагодарной и избалованной, а себя – гордым влюбленным героем, достойным и лучшего. Вот только ближе они от этого не станут. И снова он ни на шаг не приблизился к своей мечте. Опять все испортил.

Потер лицо руками и пошел спать. Утро обещало быть суматошным.

2. Миска с кашей

Дженна вышла Баяра провожать: растрепанная, босая, в одной лишь простой рубашке до щиколоток да накинутой на плечи шали. Наверное, он не велел ей, просил остаться в шатре, но разве она слушается мужа?

Листян, затаившаяся в тени шатра, усмехнулась и покачала головой. Она сама хотела проститься с братьями: уезжали нынче в поход все четверо. Младшим уже шестнадцать лет. Оба прошли Тойрог – сами так решили, сами захотели, а Баяр и не возразил. Воины уже – такие одинаковые, красивые, сильные, юные. Мать промолчала, а Листян брату сказала: зачем их с собой ведешь, рано им умирать. Опыта у них нет. Конечно, хан ее не послушал.

— Сайхан, иди в гэр, — тихо говорит Баяр жене. – Спи, ты ночь не спала. Измучил тебя.

— Сдурел? – сердится Дженна. – Как могу я тебя отпустить со спокойным сердцем? Я должна ехать с тобой, должна!

— Ты ребенка ждешь, сайхан. Забыла?

— Забудешь тут, – ворчит ханша недовольно. – Ох уж эти дети! Зачем я опять в это ввязалась?

— Потому что ты меня любишь, – улыбается Баяр. – Я, признаться, рад, что ты остаешься...

— Вот как? Ты думаешь, что я недостаточно хороша…

— … и присмотришь тут за всем, – мягко продолжил мужчина. — Особенно за Листян.

Ого! Какой вредный!

— Замуж твоей сестре надо. Или кнутом всыпать хорошенько.

Хан смеется, а Листян шипит, как змея.

— Насильно? За Нарана? Я бы и рад, да он так не хочет.

— Почему за Нарана? Да за кого угодно. Вон – за кагана тирахов. Он спит и видит, как с тобой породниться.

— Я подумаю над этим. Вернусь, и обсудим.

— Обещай, что вернешься, – Дженна прильнула всем телом к мужу, крепко обнимая.

— Конечно. Я же должен взять на руки нашу дочь. Непременно вернусь, сайхан.

Дальше было уже неинтересно. Все, что хотела, Листян услышала. Осторожно отползла прочь, никем не замеченная, поднялась и ускользнула в свой шатер,который теперь делила только с детьми и вдовой старшего брата. Там сейчас тихо спали маленький сын Баяра и девочка, дочь Карына, старшего брата Листян, убитого Дженной в поединке. С ними спала и Илгыз, вдова брата. Она так и не вышла снова замуж, вернувшись под кров свекрови.

Мать Баяра и Листян умерла еще зимой, не то от лихорадки, не то от тоски по мужу и сыновьям.

— Уехали? – сонно спросила красавица, поднимая лицо.

— Нет еще, – буркнула Листян, плюхаясь на подушки и обхватывая колени. – Спи, рано еще. Дети спят, и ты спи.

Девушка прекрасно знала, что жалости она не дождется ни от кого в стане. Илгыз любила лишь себя и свою дочь, а Листян обычно не замечала, а брат слушал только Дженну.

Единственный человек, который с Листян был терпелив – брат ее Сулим, давно покинул стан. И не осталось никого, кто бы ее понимал.

Баяр и Сулим были самыми близкими для девушки людьми, ее братьями, ее опорой, ее верными защитниками. Да только Сулим ушел, а Баяр совсем про сестру забыл, когда привел в шатер жену.

Даже не думал он, каково сейчас Листян. Единственная дочь хана Тавегея, теперь – сестра молодого хана, осталась совсем одна. Подруги все давно ее позабыли. Кто-то замуж вышел, кто-то теперь боялся и подходить. Когда девушка, ослушавшись отца, уехала с Нараном за братом, она даже не думала о том, как одиноко ей будет в стане, где полно молодых воинов. Но женщины там косились на нее с опаской, сами же болтали только об одном: что такого шанса заполучить красивого и заботливого мужа у них больше не будет.

А Листян замуж пока и не собиралась, зачем ей это? Не было никого, кто был бы ее, красавицы и умницы, достоин.

И в истории с Нараном отчего-то ее никто не поддержал. Никто не спросил, а чего она, Листян, хочет? Почему так поступила? Ну не любит она Нарана, не любит! И не полюбит никогда. И женой его не будет! И в постель с ним точно уж не ляжет.

Всхлипнула, жалея себя. Шмыгнула носом. И зажмурилась от ослепившего на миг солнечного луча, проскользнувшего в щель полога.

— Лис, ты мне нужна, – строго сказала Дженна.

Пришлось вставать. Дженна тут единственная была, кто смел Листян приказывать.

— Чего тебе? – недовольно буркнула степнячка.

— Завтраком займись, – неожиданно приказала ханша. – Раньше Гаюна готовила, а теперь она со своей сотней уехала. Так что ты будешь теперь.

— Что? – не поверила своим ушам Листян. – Я? Но ведь есть другие женщины!

— У них свои семьи. Ты – свободная. Тебе и кашу варить.

— А… — Листян захлопала ресницами. — Илгыз пусть.

— Илгыз обед сварит. И ужин, я ей помогать буду.

Дженна все говорила правильно. Обычно в шатре ханском жили всякие “тетушки” – бездетные вдовы или незамужние девы, которые помогали по хозяйству. Но Баяр в свой шатер никого не взял, только Илгыз, вдова брата, была рядом. Так у Илгыз полно дел: она присматривала за детьми, стирала, шила – без дела никогда не сидела. Так что “тетушкой” была именно Листян теперь, и это было очень неприятным открытием.

А Дженна все смотрела своими светлыми глазами – не сердито, не зло, просто – выжидающе. Ей, кажется, даже в голову не приходило, что Листян сейчас может топнуть ногой и отказаться. Но она прекрасно знала, чем это кончится, слышала, как Дженна ставила на место Ольга, пленника из народа моров. Когда тот отказался принести воды и стирать свою же одежду, ханша равнодушно пожала плечами и сказала что-то вроде “Кто не работает, тот не ест”. И велела мора не кормить. Совсем. На третий день Ольг отлично слушался.

Сестра хана выдохнула сквозь зубы и поплелась к очагу. Спорить с Дженной – дело бессмысленное. Жена ее брата настолько упряма и самоуверена, что некогда с юношами наравне прошла испытание Тойрогом. Первая женщина, которая посмела нарушить все традиции и взять в руки оружие. И не потому, что она чужачка – после Дженны испытание проходили и другие девушки. Просто Дженна вот такая, плевать ей на все, кроме своих желаний… и желаний ее мужа. Как бы Листян не относилась к своей чужеземной родственнице, а не могла не видеть, что за мужа Дженна готова жизнь отдать. Любит его бесконечно, и любовь их взаимна.

Готовить Листян, конечно, умела, и очень неплохо. Странно было бы, если бы ее не научили. Даже дочь хана должна уметь о себе и о своей семье позаботиться. Но вообще-то заниматься подобной ерундой ей не приходилось давно: года два как. С тех пор, как она отцовский стан покинула, всегда находился кто-то, кто заботился о семье Великого Хана. И Дженна сейчас прекрасно могла бы приказать, чтобы женщины приносили им еду – не переломятся, чай. Но она показала свою власть, ткнув Листян носом, словно щенка в лужу – дескать, самое низкое твое положение в семье, работай, если хочешь есть.

Мысли подобные никакой радости молодой степнячке не доставляли. Вот выйдет она замуж, вот станет сама хозяйкой в шатре – уж она позаботится, чтобы при ней были всякие “тетушки”. Будет сама командовать. И никакие Дженны больше не посмеют ей приказывать.

— Помочь тебе, дочка? – раздался спокойный голос рядом. – Воды, может, принести?

Лис вскинула голову и досадливо вздохнула. Помощь ей предлагал сам Нурхан-гуай, и что делать, она не знала. Согласиться? Так он – премудрый, советник Хана, старший здесь, в стане. К тому же – отец Нарана. Вон, дочкой ее назвал. Примешь его помощь – как потом от Нарана отбиваться? А откажешь – обидится, наверное. От чистого сердца предлагает, ничего ему взамен не нужно, потому как услужить в ответ Листян никак не сможет.

— Только не убегай, – смеется Нурхан-гуай. – Вижу по глазам, что напугал? Поговорить хотел. О сыне.

Вот теперь ей действительно захотелось убежать. Сердце затрепыхалось как птичка. Это ведь одно дело – над Нараном насмехаться, то улыбаясь ему, то не замечая, то вовсе – прогоняя прочь. А разговор с воином, да еще таким, как Нурхан-гуай! Он ведь… почтенный человек!

— Что, дочка, совсем у него нет надежды? – мирно спрашивает старый воин, словно не замечая ни испуганно округлившихся глаз Листян, ни ее заалевших щек. – Всыпать ему кнутом, чтобы не досаждал?

— Н-не нужно кнутом, — мотает головой девушка, и волосы ее, заплетенные в множество тоненьких косичек, взметаются над плечами. – Наран… он… не обижает меня.

— Но и не делает счастливой? – Нурхан-гуай смотрит строго, словно в душу к Листян заглядывает. – Признаться, я очень рад был, когда он назвал тебя своей невестой. Девушка ты славная, красивая, добрая, умная, смелая… – при каждом слове голова “невесты” опускалась все ниже. – Такой женой только гордиться можно. Только, вижу, не сладилось у вас? Чем тебе мой Наран не по нраву?

— Он хороший, правда, – шепчет Листян, судорожно сжимая руки. – Но… не тот, кого я хочу рядом видеть. Просто… не его я кобылица. Не мой он всадник.

— Вот как? – старик кивает понимающе. – Ясно. Не дорос еще мальчик. Рано ему седлать лошадь. Жаль. Дети были бы красивые и сильные у вас. Ну, жизнь длинная. Может, еще получится все. И внука я ещё на руках подержу, может, даже и не одного.

Листян, осмелев немного (все же ее не ругают, не принуждают ни к чему, даже вроде бы поняли), качает головой. Не получится. Не хочет она Нарана.

— Жизнь длинная, дочка. Никогда не знаешь, из какого колодца пить придется. Кстати, что варишь? Кашу? Угостишь?

— Конечно, почтенный, садись у очага, – засуетилась девушка. – Сейчас тебе миску принесу.

А ведь и правда – у Нурхан-гуая никого нет в стане. Сын один и был, да и то, говорят, приемный. Раньше-то он с ханом Тавегеем котел делил, а теперь как живет? Воины, они, конечно, сами о себе позаботиться могут, но ведь и женская рука лишней не будет.

Листян даже застыдилась – а ведь Нурхан-гуай, наверняка, ждал, что жена его сына и об отце своего мужа позаботится, а вот как вышло. Нет у сына ни жены, ни невесты.