– Поченкова?
– Да!
– А что с ней случилось?
– Острый аппендицит. Кишки прорвало, живот вспучился от гноя. Короче, ей повезло!
Последняя фраза, сказанная всерьёз, Свету изумила. Поскольку девочки торопились, эти три слова остались без разъяснения. К десяти часам подтянулся весь молодняк, кроме Поченковой – семь мальчиков и шесть девочек. Почти все перебросились несколькими словами со Светой, так как она была очень необычной уборщицей. Чуть попозже прибыл художественный руководитель и режиссёр, Корней Митрофанович.
– Как дела? – спросил он у Светы, стягивая перчатки с холёных рук.
– Отлично. Спасибо.
– Мальчишки не пристают?
– Если вдруг пристанут – вы сразу от них самих об этом узнаете, потому что они к вам жаловаться придут.
– Молодец, Светлана! Девчонки не обижают?
– Что вы! Девчонки очень хорошие.
– Замечательные! Но кто бы их утопил? Сегодня опять, кажется, меня доведут.
– Корней Митрофанович!
– Что, Светулька?
– А можно я приду сегодня на репетицию?
– А тебе в университет сегодня не надо?
– Сегодня – нет.
– Приходи.
Совсем не обидно похлопав Свету, когда она наклонилась, чтобы сполоснуть тряпку в ведре, Корней Митрофанович подозвал одну из своих помощниц, трепавшуюся с охранником, и повёл её в кабинет. Света напевала, драя пол шваброй. Охранники пили кофе и обсуждали нюансы её фигуры. Заканчивая уборку в фойе, она поздоровалась с кадровичкой, которая ещё раз велела ей принести трудовую книжку, с главной бухгалтершей, которая назвала её умничкой, и с директором, который ей подмигнул. Во время мытья ренессансной лестницы на второй этаж произошла встреча с гримёром Ирой Ефремовой и художницей по костюмам, имя которой Света не вспомнила. Они также были приветливы до соплей, особенно Ира. Она даже предложила Свете свои услуги в качестве парикмахера и стилиста, если возникнет надобность.
К половине двенадцатого работа была окончена. Вымыв руки, Света пошла в женскую гримёрку. Там было мрачно. Девочки отдыхали после станка, отчаянно кроя матом и хореографа, и худрука, и президента России. Последнему доставалось больше других. Одна лишь Карина – дочь знаменитости былых лет, его защищала.
– К вашему сведению, мой папа голосовал за Путина, – говорила она, уютно расположившись с ногами в кресле, – он что – дурак, по-вашему, да? Отвечайте прямо, нечего тут вилять! Мой папа – дурак?
– Никто так не думает, – проявила дипломатичность Аня Волненко, пинцетиком утончая брови Соне Козловой, с ненавистью глядевшей на себя в зеркало, – если бы дураки одни ошибались, я бы сейчас работала в БДТ, куда меня брали без всяких связей! А я попёрлась в Москву. И – вот результат. Любой человек, даже самый умный-преумный, время от времени ошибается. Это факт.
– Ну, конечно! – расхохоталась Карина, – мой папа, значит, ошибся, а вы все правы? Приехали, твою мать! Дальше ехать некуда.
Света села на табуретку. Ей предложили кофе. Она кивнула. Но персональной кружки у неё не было, и актрисы, сидевшие за своими столиками, с прискорбием огляделись. Каждая, разумеется, приготовила бы для Светы кофе в своей, поднявшись и сделав два шага к чайнику, но взяла на себя всю эту работу Даша Гайнулина.
– Задолбалась, поди? – спросила она, подав Свете кружку.
– Да, я почти совсем не спала. До трёх часов ночи переезжала!
– Ну, наконец-то! – вскричала Эля Гирфанова, – я уж думала, никогда ты не переедешь! Сейчас жильё найти очень трудно.
– И, безусловно, в этом виноват Путин! – не упустила повод вернуться к прежней теме Карина, – ведь вы вот так все и скажете – только он во всём виноват!
Её оппонентки высказались в том духе, что, дескать, трудно найти жильё в Москве потому, что все в неё едут, так как нормально жить можно только в ней, за что, разумеется, следует спросить с Путина. Этот их аргумент вызвал громкий хохот Карины и заверение, что талантливый человек везде заработает и что лучше быть первым в галльской деревне, чем вторым – в Риме.
– Так говорит мой папа, – закончила она мысль.
– Вообще-то, Цезарь так говорил, – уточнила Света, – видимо, он украл этот афоризм у твоего папы.
Все дружно развеселились, кроме Карины. Она натянуто улыбнулась и закурила.
– У Светы, кстати, тоже вполне влиятельный папа, – вспомнила Соня, брови которой к этой минуте стали неотразимыми, – интересно, что он про Путина думает?
– Я не знаю, – сказала Света, отхлебнув кофе, – мы с ним давно не общались.
– А кто твой папа? – спросила Аня Волненко, сев за свой столик.
– Да ладно вам, – вмешалась Карина, – что вы пристали к ней? Вполне ясно, что человек не хочет распространяться на эту тему. Видимо, офигенный у неё папа, если она вылизывает полы и так высоко задирает попу перед охранниками!
Девчонки притихли, глядя на Свету. Она спокойно допила кофе и поднялась.
– Я пойду. Спасибо за кофе.
Соня и Анька немедленно подбежали к ней, усадили.
– Вместе пойдём! – крикнула Волненко, сжимая пальцами её плечи, – ты ещё не сказала, где новоселье будем справлять! Колись, куда переехала? Не пугайся, мы со своей водярой к тебе придём!
– Да, и разгромим тебе всю квартиру, как Эльке с Дашкой, – вставила Соня, – им даже потолок пришлось штукатурить заново, потому что Волненко его пробила своей башкой! Подпрыгнула – и пробила.
Эля и Даша с ненавистью взглянули на Аньку. Она задумалась, возвратившись к своему столику.
– Разве я?
– Ну а кто ж ещё? Ты прыгаешь выше всех! Особенно – под травой.
Анька фанатично гордилась тем, что высоко прыгает, и поэтому ей пришлось сразу извиниться перед двумя подругами. Бормоча дурацкие оправдания, она вгрызлась в большое яблоко.
– До моих потолков вы не доберётесь, – сказала Света, – у них – какая-то нереальная высотища! Три с половиной метра.
– Где это такой дом? – удивилась Соня. Света назвала адрес. Все призадумались, вспоминая расположение зданий на упомянутой улице.
– Что там рядом? – спросила Анька.
– Какие-то магазины. А на другой стороне – аптека. Короче, это пятиэтажный кирпичный сталинский дом. Несколько подъездов.
– Так это он, – вдруг подала голос Ася Макарова, самая молчаливая из девчонок. Все повернулись к ней.
– Он? – спросила Гирфанова, – что ты этим хочешь сказать?
– Дом самоубийц.
Повисло молчание. Впрочем, длилось оно недолго.
– Да, точно, он! – громко подтвердила Карина и рассмеялась, – тот самый дом, где вешаются почти каждую неделю!
– Не надо гнать, – гневно повернулась к ней Анька, – восемь самоубийств за два года – это, конечно, не супер-пупер, но ничего сверхъестественного я лично в этом не вижу. Дом очень старый, располагает к унынию. Плюс к тому, район в смысле контингента – не самый благополучный. Пьют, наркоманят, имеют склонность к безумствам. Вот это – факт.
– Да ты почитай в интернете про этот домик! – не унималась Карина, – просто вот набери: «Дом самоубийц на Перовской улице»! Тебе плохо станет!
– Да я не дура – копаться в этой помойке! Или тогда давай уж начнём с того, что там понаписано про тебя и твоего папу! Ты никогда это не читала? Ну, почитай! Сама вздёрнешься.
– Ах ты, тварь!
Карину остановили и усадили. Эля Гирфанова налила ей кофе, плеснув в него пару капель ликёра «Бейлис».
– Возьми, Каринка, возьми! Пожалуйста, успокойся. Тебе совсем нельзя нервничать, ты уже на четвёртом месяце!
– Да на третьем я месяце, – еле слышно пробормотала Карина, стуча зубами о кружку, – сколько вам раз это повторять?
Лицо её было бледным. Света, напротив, выглядела скорее задумчивой, чем подавленной. Все за ней наблюдали.
– Да, ошарашили вы меня, – призналась она, почему-то думая о часах с кукушкой. – Жаль! Очень жаль. Мне сильно понравилась эта мрачная и большая квартира.
– Говорю – плюнь! – проорала Анька, – ты комнату там снимаешь?
– Да.
– Сколько платишь?
– Семь.
– Почти даром! Забудь про всю эту чушь и не вспоминай. Будешь жить с хозяевами?
– С соседкой.
– А кто она?
– Знакомая моей бывшей соседки по общежитию, Арианы. Рита её зовут. Ей двадцать четыре года.
– Вообще ништяк! Шикарно отпразднуем новоселье!
– Тебе бы, Анька, всё праздновать! – ни с того ни с сего разозлилась Соня. Она собиралась как-то развить свою мысль, но в эту секунду мобильник Светы подал сигнал. Взглянув на определившийся номер, Света вышла на связь, и, быстро сказав: «Ромочка, убейся об стену!», нажала сброс. Все захохотали, кроме Карины и Сони.
– Тебе бы, Анька, всё праздновать, – повторила последняя, когда хохот стих, – а я вот не понимаю, как можно что-нибудь праздновать с таким графиком? Каждый вечер – спектакли, все выходные забиты сказками, в «Кошкин дом» надо делать ввод, а всё остальное время теперь будет занимать это сумасшествие!
– Ты о чём? – не поняла Света. Ей объяснили, что речь идёт о спектакле «Ромео и Джульетта », который должен выйти в апреле, между тем как работа над ним едва началась, и все – в замешательстве, хоть Корней Митрофанович уверяет, что смог бы и за два месяца сделать этот спектакль на высшем уровне.
– Он собрался на «Золотую маску» с ним номинироваться, – прибавила Соня. Взглянув сперва на неё, затем – на остальных девочек, Света хмыкнула. Несмотря на общую скорбь, ей стало казаться, что её грубо разыгрывают. Она интересовалась театром и знала, хоть и весьма приблизительно, сколько времени требует адекватная, профессиональная постановка Шекспира. Тут было что-то не так.
– Вы, значит, «Ромку и Юльку» сегодня будете репетировать? – осторожно спросила Света.
– Конечно! Если Тамарку Харант дождёмся. Хоть бы она в кафе зашла по дороге и нажралась!
– Ирка Поченкова – счастливая, – чуть не плача, сказала Даша, – лежит с разрезанным животом и горя не знает!
– А у Тамары в этом спектакле какая роль? – поинтересовалась Света, пытаясь предугадать ответ.
– Леди Капулетти, – вздохнула Анька.
– А кто играет Ромео?
– Кирилл Малютин.
Света порозовела. Малютин ей чуть-чуть нравился.
– А Джульетту?
Все указали с пафосом на Карину. Та пила кофе, но отвлеклась от этого дела, чтобы немножечко покривляться. Обведя взглядом лица других актрис, Света поняла, что никто не шутит.
– Что вы несёте? Джульетта – на шестом месяце?
– Ну, сошьют специальный костюм, – объяснила Эля, – после премьеры до лета пройдут ещё два спектакля. Максимум – три. Потом сезон завершится. В августе – роды. А в сентябре Джульетта опять запрыгает, как тушканчик.
Света с трудом могла всё это представить.
– Значит, хореография будет не очень сложной?
– Да ты смеёшься? – взвизгнула Соня, – Левин уже такого нагородил, что хоть в петлю лезь! Весь первый акт – бал! Да ещё какой! Я не понимаю, ну почему никто не может уроду этому объяснить, что мы здесь – не балерины, а драматические актрисы?
– А мне идея понравилась, – возразила Ася, окончившая не только театральную школу, но и балетную. Все на Асю стали орать, включая Эльвиру, которая также была профессиональной танцовщицей. Тут пришла Тамара Харант – худая брюнетка с дьявольскими глазами и нравом, который никак нельзя было назвать дьявольским, потому что дьявол нервно курил.
– Здравствуйте, девчонки, – кошачьим голосом вымолвила она, очень торопливо цокая шпильками, – с Рождеством!
– Уж скорее с Пасхой, – фыркнула Анька, – совсем сдурела? Пять дней прошло с Рождества!
– Да? Очень возможно. Я не особенно шарю в церковных праздниках. Из подъезда вышла, вижу – плакат, а на нём написано: «С Рождеством!» Вот я и поздравила.
Бросив сумку на столик, Тамара быстро переоделась. Когда она стояла в одних трусах, натягивая лосины, Света заметила, что она похожа на Риту – та же порывистость, тонкость, гибкость. Вот только кожа у Риты была чуть более смуглой. Надев балетки и водолазку, Тамара весело повернулась к своим коллегам.
– Да что вы все кислые такие? Мать вашу драть! Спектакль получится! Жопой чую.
– Ты всё всегда чуешь жопой, – ворчливо отозвалась Карина, вставая, – и этим же местом думаешь!
– Иди на …, детка!
Карина лишь улыбнулась, после чего актрисы пошли работать. Света последовала за ними.