Наездник Ветра

– Но ты ведь обманешь вновь, Иоанн!

– Кто обманет? Я? При чём здесь, вообще, я? Ты разве не видишь – он тебя хочет!

– Он этого не сказал.

Тут Рагдай уже открыл было рот свой, но Калокир не дал ему им воспользоваться, пихнув под столом ногой его ногу.

– А как он мог сказать об этом, Хасан? Он ведь скиф! Ему незнаком ни греческий язык, ни арабский. Но он хорош! Он чрезвычайно хорош. Ты же меня знаешь, я врать не стану!

– Да, Иоанн, что правда то правда, я тебя знаю, – вздохнул сириец.

– Ну, а глазам-то своим ты веришь? Ты погляди, какое у него личико! Как у девушки! Я тебе клянусь, что он зарабатывал деньги этим. За золотой…

Хасан вдруг вскочил. Его чёрные глаза сделались как будто стеклянными. Перегнувшись через весь стол, он крепко всосался в похолодевший от ужаса рот Рагдая. Подобной прыти от молодого сирийца не ожидал даже Калокир, хоть и знал о том, что вино делает его довольно отчаянным. Неизвестно, как бы всё вышло дальше, если бы в этот миг внезапно не распахнулась дверь и не грянул гром в виде старика с насупленными бровями и длинным посохом. Это был Елизарий, архиепископ Таврический.

– Иоанн! Сын мой! – свирепо задребезжал его хриплый голос во всех кувшинах и чашах, – ты, как всегда, неразлучен с дьяволом! И на этот раз он вооружил тебя ужаснейшим из грехов, название коему – содомия! Позор, позор!

Хасан отпустил Рагдая и тут же выбежал, воспользовавшись боковой дверью. Она была предусмотрена специально для таких случаев.

– Я не знал о том, что ты, святой отец, ходишь по кабакам, – с досадой проговорил Калокир, даже не смутившись, – думаю, что патриарх очень удивится, узнав об этом!

– Не смей дерзить мне, преглупый отрок! Я со стыдом и со страхом божьим решился переступить сей мерзкий порог только потому, что встретил сейчас Якуна, и он поставил меня в известность о том, что ты в этом кабаке предался разврату!

– Ну, это уже плод воображения, скажем прямо! Не мог якун поставить тебя в известность ни о каком разврате. Я ещё не вошёл в кабак, когда он из него вышел.

– Кто этот отрок? – сурово спросил старик, взглянув на Рагдая.

– Это мой друг.

– Пусть выйдет!

– Нет, он останется здесь.

Услышав такой ответ, семидесятидвухлетний архиепископ, поддерживаемый под руки двумя слугами, перестал замечать Рагдая. Сурово перекрестившись, он с помощью своих слуг и посоха сделал пару шагов к столу. Иоанн вскочил и с большой почтительностью склонился перед надменным старцем. Тот молча благословил его.

– Что, святой отец, будем говорить тут? – спросил Калокир.

– А где же ещё? Разве тебя выманишь из обители мерзости и порока? Позор на мои седины! Позор, позор!

Бормоча любимое своё слово, архиепископ уселся рядом с Рагдаем. Калокир занял место напротив. Слуги отошли в сторону, забрав посох.

– Выпьешь, святой отец? – ехидно слюбезничал Иоанн.

– Да чтоб у тебя язык отсох, богомерзкий плут! – опять разозлился архиепископ, – лучше бы ты про здоровье отца спросил!

– Об этом я, если ты не против, спрошу у лекарей. И вообще, святой отче, хватит меня учить! Не хочешь пить вино, так не пей.

Дав такой ответ, Иоанн налил себе и Рагдаю. Архиепископ снова перекрестился – притом два раза, а не один и не три, как это обычно делается. Должно быть, сбился со счёту. Рагдай и Калокир выпили.

– Что стряслось? – опять обратился последний к архиепископу, ставя чашу.

– Ох, Иоанн! – с величайшей скорбью качнул седой головой священник, – ох, не тебе бы, сын мой, об этом спрашивать у меня! Скажи, неужто ли правда то, что ты сговорился с варваром?

– Если ты до сих пор ещё жив, владыко, а Херсонес не лежит в руинах – стало быть, так и есть, чистейшая правда это, – насмешливо подтвердил Иоанн. Священник напрягся.

– Ты уговорил руссов вернуться в Скифию?

– Точно, святой отец. Можешь смело написать об этом в Константинополь. Не забудь также упомянуть в письме, что я спас Империю от вторжения, невзирая на все препятствия, чинимые мне херсонесским архиепископом.

Елизарий аж подскочил, забыв про всю свою немощь.

– Что? Какие это препятствия я чинил тебе, Иоанн, сын мой? В уме ли ты? Или выпил лишнего?

– Например, распускались слухи о том, что я решил сдать Таврику варварам. Источники этих слухов я без труда смогу раскопать. Например, в проповедях много раз говорилось о том, что недопустимо предпринимать попытки переговоров с руссами помимо Константинополя. Эти проповеди все слышали. Наконец…

– Иоанн, довольно! Это всё ложь. Если же подобные неосмотрительные высказывания вправду имели место, то они исходили не от меня и не по моей воле звучали. Виновные понесут строгую ответственность.

– Ладно, святой отец! Скорее всего, я не захочу ворошить всё это. Надеюсь только, мне не придётся плыть с отчётом в Константинополь?

– Что ты, зачем? Об этом и речи нет!

– А ты-то откуда знаешь, святой отец?

Поняв, что проговорился, архиепископ опустил взгляд.

– Я хотел сказать, что я этого не требую.

– Ах, святой отец! Ну какое счастье! Целая гора с плеч! А я-то семь ночей не спал, думал всё – вдруг ты от меня чего-нибудь да потребуешь?

– Уж больно ты дерзок, – сухо проговорил священник, – боюсь, из-за твоих выходок Херсонес постигнут несчастья!

– Что ты имеешь в виду?

– Гнев Божий! – прогремел старец. Иоанн цокнул языком.

– Ах, как вы все любите записывать Бога в свои союзники! Только именем Бога воруете, лицемерите, унижаете, унижаетесь, льёте кровь широкой рекой! Неужели трудно хотя бы не трогать Бога?

Говоря так, Иоанн рисковал, конечно, перегнуть палку, но он понимал, что делает.

– Зато мы не записываем в свои союзники варваров, – огрызнулся архиепископ.

– А кто этим занимается? Ткни мне пальцем в этого негодяя, святой отец!

Сменив угрюмое выражение своего морщинистого лица на степенное, Елизарий молвил:

– Во всяком случае, я обязан внятно изложить в письме василевсу и логофету всё то, что имело место здесь быть. А также обозначить твою роль в этом! Ответить на вопросы, вполне законные: почему Святослав ушёл? О чём ты говорил с ним? Что ты пообещал ему?

– Таврику, – рубанул с плеча Иоанн, с большим нетерпением дожидавшийся окончания речи старца. Тот онемел, выпучив глаза. Судя по всему, он хотел даже умереть на месте, но вовремя передумал, вспомнив о том, сколько у него должников, которые указали в своих расписках очень немаленькие проценты. Благодаря этим приятным воспоминаниям лик святого отца вновь порозовел, дар речи вернулся на своё место. А Калокир, тем временем, продолжал:

– Он уже готовился к переправе через пролив. Она заняла бы, самое большее, дня четыре. Ещё через двое суток вся его конница оказалась бы здесь, под стенами Херсонеса. Готов ли город к осаде? Зная, насколько он к ней готов, я вот что сказал Святославу: «Князь! Не нужно брать штурмом то, что скоро станет твоим без всякой войны! Я за пару лет настрою всю Таврику против Константинополя. А твоя задача – завоевать северную Болгарию и держать железной рукой Готские Климаты с Белобережьем, чтоб ни один ромейский корабль не мог войти ни в Дунай, ни в Днепр, ни в Танаис, ни в Итиль. И тогда ромеи, которые на востоке и юге сами себя отрезали от всего остального мира войной с исламом, съедят своего царя, чтоб не умереть с голоду! Благонравную Феофано они не тронут, дабы она принесла тебе на золотом блюде ключи от Константинополя.» Вот что я сказал Святославу. Именно это.

Архиепископ молчал. Он считал проценты и мысленно составлял письмо логофету. Наполнив чашу вином, Иоанн придвинул её к священнику.

– На вот, выпей, святой отец! Выпей и признай, что иным путём спасти Херсонес невозможно было.

Архиепископ взял чашу и выпил её до дна. Ему сразу стало лучше, хотя и было неплохо. Пытаясь сообразить, вместит ли его подвал все мешки с деньгами, когда долги будут выплачены, он сдавленно простонал:

– О, Боже! Как это всё ужасно! Какой позор!

– Моя ли в этом вина? – спросил Иоанн.

– Нет, что ты! Конечно, нет.

– Можешь написать обо всём, что я рассказал, Никифору Фоке. Я полагаю, ему приятно будет прочитать это.

– О, Иоанн! Ты меня убил.

Бормоча, но уже невнятно, что-то ещё, священник поднялся. Его качнуло. Слуги не дали ему упасть. Они были начеку. Как только они вывели несчастного старика за дверь, Мефодий её закрыл, и, коротко обменявшись взглядами с Калокиром, молча уселся за свою стойку. Он был не глуп, как и все приятели сына градоначальника.

– Вот тупая, старая сволочь! – дал Иоанн себе волю, наполнив чаши вином, – Мефодий, Рагдай! Как вам показалось, славно ли я повозил его мордой по полу?

– Да, неплохо, – сказал Рагдай, – а что ты ему влил в чашу?

– Заметил? Ишь ты, какой глазастый! Давай-ка выпьем и выйдем.

Над морем собрались тучи. Оно всё было покрыто белыми гребнями. Калокир и Рагдай пришли на небольшой мыс вдали от дороги. Там можно было поговорить без помех. Иоанн сказал:

– Нужно будет ночью заглянуть в гости к архиепископу.

– Для чего?

– Похоже, этот болван получил письмо из Константинополя. Он ни словом о нём не упомянул. Стало быть, письмо интересное. Я хочу его прочитать.

– Как же мы найдём его в большом доме, да ещё ночью?

– Старый осёл хранит все бумаги в спальне. Как ты заметил, я ему влил кое-что в вино. Через полтора часа он крепко уснёт не менее чем на сутки. Мне нужно это письмо, Рагдай! Очень нужно.

– Где он живёт?

– Да неподалёку от церкви святого Димитрия. Знаешь ты эту церковь?

– Знаю.

– Я буду ждать тебя около неё в полночь.

– А мне-то это зачем?

– Ты, кажется, заработал сегодня утром за час четыре серебряные монеты? Ночью примерно за то же время получишь пять золотых. Разве это плохо? Мне кажется, хорошо. А ты как считаешь?

– Так же, как ты.

– Значит, по рукам?

– Да.

Калокир был близко знаком со всеми собаками в Херсонесе. Поэтому те из них, что встречались ему во время его ночного пути по городским улицам, разбегались, в страхе поджав хвосты и лаем оповещая своих собратьев о приближающейся беде. Рагдаю же, чтоб остаться в целых штанах, пришлось взять с собой увесистую дубину. Иоанн первым подошёл к церкви. Он ждал несколько минут. Рагдай появился со стороны развалин храма Ифигении. За ним плелось несколько десятков собак. Заметив издалека при свете луны тонкий силуэт Калокира, они исчезли. Луна, зачем-то решив последовать их примеру, тоже куда-то скрылась. Но Калокир знал город, как свою собственную ладонь. Наверное, полчаса он водил Рагдая по сотням путаных закоулков, ничем один от другого не отличавшихся. Под конец Рагдай устал так, что даже заметил в своей руке давно уж ненужную ему палку и отшвырнул её.

– Ничего себе, рядом с церковью! Мы не кружим на одном месте?

– Нет. Просто в Херсонесе мало прямых дорог. Мы, впрочем, уже пришли. Ты видишь впереди стену?

Каменная стена, которая окружала дом духовной особы, была не столь высока, чтобы задержать Рагдая и Калокира. Преодолев её, они через сад направились к задней стороне здания. Было тихо, только в траве под персиковыми деревьями стрекотали цикады. Из тёмной громады дома не доносилось ни звука. По саду бегали две собаки, но они также очень хорошо знали сына градоначальника и решили не связываться. Рагдай сразу понял, что его спутник гулял по этому саду не один раз – он шёл в темноте уверенно, прямо как по своему дому.

Запасной выход располагался ниже фундамента. Нужно было спуститься по четырём ступеням, что злоумышленники и сделали. Тронув дверь, Иоанн сказал:

– Её надо выломать!

Дверь – дубовая, с коваными набойками, открывалась вовнутрь. Рагдай налёг на неё плечом, и раздался треск.

– Тихо ты! – шёпотом вскричал Калокир. Рагдай стал давить слабее. Стальной засов, державший дверь изнутри, не гнулся, но его скобы медленно вылезали из своих гнёзд. Наконец, и засов, и скобы с лязгом упали на пол. Дверь распахнулась.

За ней стояла полная темнота. По винтовой лестнице Калокир и Рагдай тихонечко поднялись из полуподвального помещения на второй этаж, который, напротив, был хорошо освещён хрустальными лампеонами. Иоанн шёл первый. Свернув из главного коридора к покоям архиепископа, он нос к носу столкнулся с толстым слугой в монашеском одеянии. Тот, конечно, вытаращил глаза и разинул рот, имея в виду понятную цель.

– Заткни ему глотку, – быстро скомандовал Калокир, делая шаг в сторону. Рагдай взял толстяка за горло, да поздно – слуга успел завизжать. Глотка у него была будь здоров.

Протяжное эхо ещё катилось по этажам, а дом уже содрогался от топота многих стражей, со всех сторон устремившихся на предсмертный вопль толстяка. Тот вопил недолго, а вскоре он перестал даже и хрипеть. Рагдай разжал пальцы. Мёртвое тело упало к его ногам, как восьмипудовый утренний мешок с солью. Тем временем, Калокир, держа в руке нож, который он выхватил из кармана, мчался по коридору к центральной лестнице и кричал Рагдаю:

– За мной! За мной!

Но вокруг Рагдая уж были слуги. Их набежала целая дюжина. Несмотря на переполох, все они успели схватить оружие.

Калокир же благополучно покинул дом Елизария, пробежал через сад, перемахнул стену и скрылся, никем не узнанный. Он впоследствии приложил немало усилий, пытаясь что-нибудь разузнать о судьбе своего подельника, но успеха не возымел.

На другое утро архиепископ, встретившись с ним, дал ему прочесть письмо логофета. Вельможа задавал ряд вопросов о состоянии дел в Таврике и от имени императора выражал признательность Калокиру за уход руссов.

Глава седьмая

Оставив Мари в комнате с кальянами, Калокир возвращался к себе домой. К несчастью, он знал столицу не так прекрасно, как свой родной Херсонес. Между тем, стояла уже глубокая ночь. Серповидный месяц плыл по небу в голубом сиянии звёзд. Всё небо мерцало ими, как чёрный бархатный скарамагний, осыпанный бриллиантами. Сын стратига не знал названия улицы, по которой он шёл. Он не был уверен, что идёт в правильном направлении. Справа от него тянулась высокая каменная стена с узкими бойницами, слева же простирались площади с многочисленными фонтанами, статуями, церквами. Дальше стояли дома вельмож. Иоанн хотел уже постучаться в один из этих домов, чтоб спросить дорогу, но в этот миг ему вдруг послышались за спиной шаги. Затаив дыхание, он прислушался. Да, действительно – за ним шли, пока ещё не пытаясь его настигнуть, два человека. И это были мужчины, судя по их дыханию. Херсонит нисколько не испугался, хоть знал о том, что Константинополь кишит бродягами, для которых убить человека за медный грош – обычное дело. Кто бы ни шёл за ним, нужно было спокойно продолжать путь вдоль стены, давая понять, что не забоялся. Возможно, рассудил он, уже одно это охладит пыл бродяг – не слишком, видать, решительных, раз они не напали на него сразу. Не тут-то было! Шаги вдруг начали приближаться. Иоанн тоже пошёл быстрее.

– Эй, господин! – окликнул его один из преследователей, – не заблудился ли ты?

Не сбавляя шага, юноша обернулся. За ним бежали два оборванца. Он сказал:

– Нет.

Они его обогнали и преградили ему дорогу. Остановившись, он пригляделся к ним. Один из них был высокий, другой – приземистый, плотный. Их взгляды сразу внушили ему желание помолиться. Он пожалел, что с ним нет ножа.