Наездник Ветра

– Ты не сочиняешь стихов? – спросил Калокир, невольно проникнувшись этой странной лирикой.

– Я был скальдом, – признался молодой викинг, – но к двадцати годам голос мой огрубел, и мне пришлось вместо лютни взять в руки меч, чтоб не умереть с голоду. Полсвета я прошёл и проплыл, охраняя разных купцов. И вот – оказался в Константинополе.

– Как давно ты здесь?

– Шестой год.

– Мне трудно поверить в то, что ты смог пять лет оставаться на одном месте, служа одному господину, – выпустил Калокир новую стрелу, и тут же, не удержавшись, пустил ещё одну вслед за нею, – или, быть может, следовало сказать – одной госпоже?

Рагнар улыбнулся.

– Да, у меня были к тому причины, – ответил он, – давай ещё пить.

– Давай.

На этот раз чаши наполнял Иоанн. Пока Рагнар пил, а его любознательный собеседник лишь делал вид, что пьёт, вошли двое слуг и загромоздили стол двумя блюдами. На обоих лежали куски жареной баранины с чесноком. Рагнар, утирая рот рукавом, поглядел на слуг как-то странно.

– Подите вон, – молвил он, тяжело вздохнув, – вон! Не вздумайте ещё раз появиться здесь, не то я срублю вам головы! Впрочем, нет. Несите ещё вина!

– Дружок мой, Рагнар, – начал Калокир, провожая взглядом слишком уж церемонно попятившихся лакеев. Те потрудились исчезнуть за один миг, и он завершил свою мысль, – я вижу, что ты несчастен!

– Да, – подтвердил Рагнар, – так и есть. Вряд ли для того, чтоб это заметить, нужна особая проницательность!

– Это видно с первого взгляда. Также могу я тебе сказать, что ты хочешь смерти, а никаких причин для этого, кроме вздора про Александра Македонского, я не вижу. И я заметил это ещё на пристани. Вот поэтому пригласил тебя пообедать и побеседовать.

– Иоанн, да как это ты не видишь причин! – возмутился викинг, – возможно ли в этом городе быть счастливым хоть на минуту?

– Разве ты пленник здесь?

Рагнар, не ответив, опустил голову.

– Вероятно, – предположил Калокир, – тебе много платят?

– Да, – был ответ, – мне очень хорошо платят.

– Так что же тебе не нравится?

Не ответив, Рагнар налил в свою чашу много вина и стал его пить большими глотками. Калокир за ним внимательно наблюдал почти трезвым взглядом.

– Ты не ходил с василевсом на сарацин? – поинтересовался он, когда викинг, поставив чашу на стол, потянулся к мясу.

– Нет, не ходил. Моё место – здесь.

– Странные слова для варяга! Здесь нет сражений.

– Ты надо мной решил пошутить? Какой из меня варяг? Я уже давно не варяг, а чёрт знает что! На моих руках – словно цепи, в глазах – туман. Мне давно не хочется ничего – ни любви, ни жалости, ни веселья! Если я и хожу порою по кабакам, то лишь затем, чтобы…

Рагнар недоговорил. Калокир глядел на него с печалью и грыз редиску.

– Видимо, кое-кто действительно недалёк умом, раз держит такого усталого человека на такой должности, – бросил он довольно небрежным тоном.

– Да, – признался Рагнар, – я очень устал.

– Поэтому ты несчастен?

– Конечно, нет! И ты бы меня ни о чём не спрашивал, если б думал, что это так. Причина совсем другая.

– Какая же? – спросил Иоанн, принявшись за мясо. Оно оказалось довольно нежным и сочным, в меру прожаренным. Долго длилось молчание. А потом Рагнар дал такой ответ:

– Счастлив тот, кто не любит!

– Даже в том случае, если его самого не любит Никто? – спросил Иоанн.

– Это про меня! Но и не совсем про меня, как ты понимаешь. Я не могу не любить.

– Стало быть, ты любишь, но без взаимности? Я не верю! Это безумие. Это попросту невозможно!

– Только безумие и возможно. Вся моя жизнь наполнена им! Ничего нет больше.

– Вот оно что! Тогда я спрошу, не слишком ли ты ревнив?

– Кажется, не слишком. Ничего лишнего вот уже шестой год в моей жизни нет.

Услышав эти слова, Иоанн задумался. «Чёрт возьми!» – шепнул ему в ухо как будто кто-то чужой, – «да тут целый заговор! Логофет ничего об этом не знает, а у меня в запасе – лишь два-три дня!»

– Наливай, Рагнар, – произнёс он вслух, – а когда мы выпьем, я кое-что тебе сообщу.

Рагнар взял второй кувшин и исполнил просьбу. Себе пришлось ему налить много, а Иоанну – чуть-чуть, ибо его чаша была наполнена на три четверти. Звонко чокнулись. Часть вина при этом выплеснулась на стол. Рагнар допил первым. Калокир снова оставил в чаше большую часть её содержимого. Хорошенько вытерев рот платком, он понаблюдал за Рагнаром, который стал есть баранину, и сказал:

– Рагнар! Если ты всерьёз мне тут излагал свою философию, то в ближайшие года три твоё отношение ко всему, что делается в Империи и, боюсь, во всём остальном христианском мире, круто изменится …

И вот тут ему всё испортили проститутки. Они пришли. Они были злы и кричали слугам, которые попытались сперва о них доложить, что ждать не намерены, время – деньги! И ворвались с чудовищным шумом. И никуда нельзя от них было деться. К счастью, их было всего лишь две. Одна из них сразу же послала Рагнара ко всем чертям, решительно заявив, что даже за мешок золота ей не нужен холуй дочери трактирщика из Пелопоннеса, и взяла за руку Иоанна. Это была невысокая, худенькая француженка лет двадцати четырёх – с благородным носом, надменным взглядом и белокурыми волосами. На ней был плащ с капюшоном. Оставив этериарха в объятиях второй девушки – ослепительной агарянки ростом почти с него, Иоанн перешёл с белокурой стервой в другую комнату, дверь которой сразу же запер.

– Можно мне выпить? – тотчас осведомилась француженка, углядев на столике возле ложа кувшин с вином и два кубка. Иоанн молча кивнул. Он сидел на ложе, следя за девушкой с любопытством. Нос у неё был пожалуй что длинноват, но всё остальное выглядело вполне безупречным.

– Как тебя звать? – спросил Иоанн, когда она осушила кубок.

– Мари. А тебя?

Иоанн ответил. Поставив кубок, француженка села в кресло. Полы её плаща слегка задрались. Поглядев на то, что они скрывали, владелец дома решил ни о чём серьёзном больше не спрашивать.

– Неплохие у тебя ножки!

– Да, ничего, – согласилась девушка, не особо польстившись на комплимент. И мигом дала возможность полюбоваться также своими зубками, широко и шумно зевнув. Похоже было на то, что она сегодня встала не с той ноги.

– Как ты очутилась в Константинополе? – вновь посмел обратиться к ней Иоанн.

– Я, вообще, из Франции…

– Это слышно.

Да, говорила она с акцентом. Голос был слегка хриплый, резкий, похожий на стрекотание белочки. Помолчав, она продолжала:

– Когда моя мать умерла, её третий муж отдал меня за долги одному купцу. Тот в Марселе перепродал меня генуэзцам. Мне пришлось плыть с ними в Константинополь. Тут я от них сбежала и без труда затерялась. Город – огромный, и в нём кишит такое число людей со всех концов Света, что бесполезно было меня искать! Никто и не стал этим заниматься.

– Давно ты здесь?

Она призадумалась.

– Год. Нет, два! А может, все три. Короче, давно.

– Тебе, стало быть, понравился этот город?

– Я говорю – легко затеряться! И заработать.

– Сколько же заплатил тебе логофет?

Красивые брови вскинулись.

– Логофет? Вот странное имя! Нет, оно мне незнакомо.

– Это не имя. Кто тебя нанял, чтоб ты меня развлекала?

– Я обещала не выдавать его, – равнодушно ответила проститутка, как бы нечаянно ещё выше оголив ноги.

– Если ответишь, дам тебе золотой.

– Никифор Эротик, – сразу же прозвучал ответ. Иоанн слегка приподнялся.

– А как он выглядит?

– Как, ты его не знаешь? Странно! Он мне сказал, что ты – его друг.

– Как он выглядит? Такой уже немолодой, да?

– Нет, наоборот, совсем ещё юноша. Можно я ещё выпью?

– Нет, погоди! А ты его раньше где-нибудь видела?

– Да, конечно. Множество раз. Этот человек служит во дворце. Его знают все.

– Во дворце? И как, ты сказала, его зовут?

– Его зовут Никифор Эротик!

Ответив так, Мари поднялась, подошла к столу, и, схватив кувшин, стала пить большими глотками. Приняв сидячее положение, Иоанн задрал на ней плащ до рёбер. Под ним никакой одежды не оказалось.

– У тебя очень гладкая кожа, – вымолвил Иоанн, проводя рукой по её бедру. Мари, тяжело дыша, утирала рот.

– Что? Гладкая кожа? Очень возможно. Я – всё же знатная дама, а не крестьянка!

– Поставь кувшин.

Она это сделала. Распахнув на ней плащ, Иоанн дал волю рукам. Француженка застонала, дрожа ресничками. Но вдруг вырвалась. Нежность мигом исчезла из её глаз – как пыль с подоконника, по которому прошлись тряпкой.

– Прекрасный юноша! Ты мне кое-что обещал.

– Сперва сними плащ.

Но Мари опять залезла с ногами в кресло. Взор её пылал гневом.

– Я презираю людей, бросающихся словами! Ты, как я вижу, один из них!

– А не призираешь ли ты людей, продающих друга за золотую монету?

– Он мне не друг! Так, приятель!

– И тем не менее.

– Никаких оговорок здесь быть не может! Никаких тем не менее! Меня продали не дороже! Кто ты, вообще, такой, чтоб судить меня? Знаю я вас, таких судей! Когда-нибудь я вас всех убью! Я – знатная дама, а не добродетельная подстилка! Я – из Гаскони!

– Ангел мой, выпей ещё вина.

Но Мари в ответ ощерилась так, что юноша вздрогнул. Не сводя глаз с француженки, он нащупал в кармане своих штанов арабский динар и молча швырнул его знатной даме. Монета была поймана на лету.

– Не путай меня с гречанками, – посоветовала Мари, пряча золотой, – я – дочь рыцаря!

Иоанн любовался ею.

– Знаешь ли ты ещё кого-нибудь из дворца? – спросил он.

– Да, знаю. Рагнара, который в соседней комнате.

– А ещё?

– Больше никого. Когда эти свиньи приходят к нам, они, как ты сам понимаешь, не представляются. Кто из них из дворца, кто ещё откуда, почём я знаю?

– Мари, ты – прелесть!

– Да, ничего, – холодно кивнула Мари, – остались ли у тебя ещё какие-нибудь вопросы ко мне?

– Разве что один. Хотела бы ты встречаться со мной почаще?

Она презрительно усмехнулась левой стороной рта.

– Ну, давай ещё про свадьбу заговори!

– Ого! А если заговорю?