- Я напала?! – бросаюсь к стерве, но меня снова оттаскивают.
- Ты че, ущербная?.. Тебе жить надоело? – рычит блондин, тот самый, что стоял вчера рядом с Греховцевым.
Толкает меня в грудь, отчего я впечатываюсь в стоящую позади спортивную тачку.
От ужаса бросает в холодный пот. Этот парень не Ира, с ним мне точно не справиться.
- Ромаш, отпусти ее, - спокойно произносит невесть откуда взявшийся Грех.
Тот самый сын губернатора.
Меня небрежно отталкивают, после чего я, не теряя времени, поднимаю с земли свой рюкзак и быстро иду прочь.
- Руки не забудь помыть, - доносится до меня насмешливый голос Германа, - вдруг, она лишайная.
Глава 2.1
Весь вечер у меня уходит на то, чтобы привести себя и свою одежду в порядок. И если со мной все более или менее нормально, не считая ссадины в уголке губ, то мои единственные джинсы и толстовка в весьма плачевном состоянии. Мне требуется почти два часа, чтобы отстирать их.
Но и не это самое печальное.
На моем кроссовке снова оторвалась подошва. На этот раз навсегда. Именно этот факт становится последней каплей. Закрывшись в общей душевой, я расклеиваюсь. Сажусь на корточки в самый угол и, обхватив себя руками долго реву.
Нарушая обещания, данные самой себе, жалею себя и проклинаю тот день, когда родилась.
Зачем? Разве кто-то хотел этого? Радовался моему появлению на свет?
Нет!
Покойная тетка как-то по-пьяни рассказала, что мама аборт сделать хотела, но в нашей поликлинике как раз не было гинеколога, а денег, чтобы ехать в город, мама не нашла.
Дед тоже вечно ворчал, называя меня нахлебницей. Отец и вовсе обо мне не знает.
Теперь, может, никогда и не узнает. Если блондинка исполнит угрозу и нажалуется на меня в деканат, меня отчислят и выгонят из общаги.
Оборванкой я к нему на порог не заявлюсь.
На следующий день на подходе к универу меня нагоняет Инга. Какое-то время молча шагает рядом, а затем смущенно проговаривает:
- Короче, это… спасибо, конечно…
- Не за что, - буркаю под нос.
- Но я бы сама справилась…
- Ага, - скашиваю на нее взгляд, - я видела, как ты справлялась.
Вчера мне было искренне ее жаль, а сейчас она вызывает лишь глухое раздражение. Вела себя, как тряпка и даже не вступилась за меня.
- Да просто эта Ирка… она отмороженная, - оправдывается одногруппница, - шестерка Нечаевой.
- Кого?
- Нечаева с третьего курса… она тоже вчера была. Белобрысая.
- Ясно, - та, что жаловаться на меня обещала.
При мысли об этом от страха сводит живот.
Зайдя в аудиторию, привычно выбираю заднюю парту и, вытащив из рюкзака тетради, кладу голову на сложенные перед собой руки. Настроения нет, и на душе кошки скребут.
Преподаватель, Николай Степанович, приходит спустя пять минут после начала пары. Здоровается и обращается напрямую ко мне:
-Короткова, тебя в деканате ждут.
У меня внутри все обрывается. Начинают гореть лицо и трястись руки.
Мне конец.
Уже представляя, как с позором возвращаюсь домой в деревню, как расстроиться моя учительница, и будет плеваться в мою строну пьяный дед, уныло плетусь в деканат.
С минуту нерешительно топчусь под дверью, а затем тихонько стучусь.
- Можно?
- Входи, - глядя на меня с укором, проговаривает секретарь Светлана.
- Вызывали?
- Садись, - указывает она на стул у стены, - не ожидала от тебя.
- Я не виновата! - выкрикиваю пылко, - они начали бить Ингу…
- Виктору Андреевичу рассказывай.
- Он у себя?
- Сейчас придет.
В подтверждение ее словам дверь открывается, и в приемную входит сам декан с… сыном губернатора.
О, че-е-ерт!
Можно прямо сейчас сдавать студенческий и собирать чемодан.
Опустив взгляд на сцепленные в замок руки, жду приговора.
- А, Короткова?
- Доброе утро, - сипит мой голос, - вызывали?
На Греховцева не смотрю, но буквально кожей чувствую его присутствие. Это сильно угнетает. Хочется накрыть голову руками и сжаться в комок.
Секретарша начинает тихо переговариваться с ним, слышится шелест бумаг и звук шлепающих печатей, а я сижу, как мышка в мышеловке.
- На тебя жалоба поступила, - говорит Виктор Андреевич сурово.
- Я знаю, но я не виновата, честное слово!
- Говорят, ты студентов избиваешь…
- Она первая на меня набросилась.
- Короткова, ты не в детском саду и не в детском доме, - повышает он голос, - нам такие студенты не нужны!
- Но я правда не виновата, - вскрикиваю отчаянно, - она ударила Ингу, а когда я вступилась, набросилась на меня!
- Кому ты врешь? Соловьева учится уже третий год, и ни разу не была замечена в драках!
Закрыв лицо руками, я всхлипываю. Это бесполезно. Мне никто не поверит.
- Да не виновата она, - звучит как гром среди ясного неба, - Соловьева потасовку начала. Я видел.
Не веря своему счастью, распахнув глаза, смотрю на Греховцева. Декан, замешкавшись, тоже переводит взгляд с меня на Германа, и обратно.
Сам же мой спаситель, не обращая на нас никакого внимания, продолжает невозмутимо ставить подписи в бумагах.
- Вы видели?
- Видел, - подтверждает уверенно, а у меня чуть челюсть на колени не падает.
Виктор Андреевич обращается к Греховцеву с таким почтением, словно перед ним Император всея Руси, а не студент.
- Раз так… - разводит мужчина руками, - иди…
- Спасибо! – соскакиваю со стула.
- Но… Короткова, - грозит пальцем, - смотри мне!
Пулей вылетаю из деканата и, не чувствуя ног, добегаю до конца коридора, сворачиваю на лестничную площадку, спускаюсь на первый этаж и останавливаюсь только в холле у пропускного пункта.
Прижав руки к груди, считаю удары сердца.
Вот это адреналин! Быть на волосок от гибели и оказаться спасенной в самый последний момент.
Спасенной Греховцевым.
Невероятно. Не то, что он оказался свидетелем драки, а то, что встал на мою сторону.
Наверное, его отец не такой уж плохой губернатор, раз смог воспитать такого сына.
Немного успокоившись, возвращаюсь в аудиторию. Юркнув между рядами, сажусь рядом с Ингой.
- Из-за вчерашнего вызывали?
- Ага.
- Блин… - нервно заламывая руки, начинает ерзать на стуле, - хочешь, я схожу в деканат и расскажу, как все было?
- Не надо, все уже в порядке.
- Они тебе поверили? - с сомнением спрашивает Инга.
- Задняя парта! – обращается к нам лектор, - еще слово и пойдете в коридор!
Мы послушно замолкаем и больше к этой теме не возвращаемся.
После занятий я забегаю в читательский зал, а затем, перед выходом из универа, набираю из кулера воды в пластиковый стаканчик. Делаю небольшой глоток, разворачиваюсь и резко налетаю на чье-то большое тело.
Рука дергается, и часть воды из стакана выплескивается на рукав кожаной куртки.
- Неуклюжая, - слышу над головой.
Вскидываю голову и натыкаюсь на пронизывающий взгляд сына губернатора.
- Извините… - выдавливаю из себя и, протянув руку, пытаюсь смахнуть капли с черной кожи, но мне не позволяют.
Герман делает это сам и уже намеревается уйти, как я вспоминаю, что не поблагодарила его за спасение.
- Спасибо! – посылаю в спину, - за то, что заступился перед деканом.
Парень замирает, оборачивается ко мне и проговаривает негромко:
- Никогда больше не смей разговаривать со мной.
Кожа лица мгновенно вспыхивает. От стыда горят уши, а горло стягивает спазмом.
Глава 3.
Остаток недели проходит на удивление спокойно. В деканат меня больше не вызывают, и с Греховцевым я не встречаюсь.
Банду девиц во главе с Нечаевой и Пахомовой избегаю сознательно. Перемены провожу в аудиториях, в буфет и туалет хожу только во время лекций.
К понедельнику я окончательно расслабляюсь. Похоже, никто меня преследовать не собирается, и инцидент можно считать исчерпанным. Настроение омрачает только две вещи: необходимость носить зимнюю обувь в начале октября и почти постоянное чувство голода.
Если бы не тетя Марина из буфета, не знаю, как бы я жила.
Доедаю пирожок до последней крошки, выпиваю чай и, пока никто не видит, стреляю булочку, оставленную кем-то из студентом на подносе с грязной посудой. По виду ни разу никем не кусанная.