Гнев, как и другие эмоции, является продуктом суждения, вынесенного разумом. Это означает, что он поддается нашему контролю или по меньшей мере его можно научиться избегать. Но коль скоро суждение вынесено, гнев быстро окутывает человека и становится почти физически ощутимым. Сенека описывает его как болезненную, постепенно разрастающуюся опухоль. Пожалуй, любому из нас знакомы телесные проявления различных эмоций: учащенное сердцебиение, повышение температуры, дрожь, пот и так далее. Когда они появляются, с ними уже ничего не сделать. Остается только ждать, пока они пройдут сами.
Вопреки расхожему мнению, идеалом стоиков не был человек, бесчувственный как камень. Людям всегда будут свойственны «первоначальные порывы»[24], как их называл Сенека. В ответ на внешние раздражители мы нервничаем, бываем потрясены, пугаемся, приходим в возбуждение или даже плачем. Все это вполне естественные реакции: это физиологический ответ тела, а не эмоции. Обиженный человек, на мгновение задумавшийся о мести, но не перешедший к действиям, по Сенеке, не гневается, поскольку сохраняет самоконтроль. Про того, кто испугался на мгновение, но затем совладал с собой, нельзя сказать «он боится». Чтобы «первоначальные порывы» стали эмоциями в полном смысле слова, необходимо, чтобы человек рассудил, что произошло нечто ужасное, и затем стал действовать в соответствии с этим суждением. Как писал сам Сенека, «страх предполагает бегство, а гнев – наступление»[25].
Итак, Сенека выделяет три этапа: во-первых, непроизвольный первоначальный порыв – телесная реакция, которую мы не можем контролировать; во-вторых, суждение о произошедшем, которое находится в нашей власти; и, в-третьих, эмоция, которая, раз возникнув, становится неподконтрольной. Когда эмоция появилась, мы уже ничего не можем поделать, кроме как ждать, пока она отступит.
Зачем же мы выносим суждения, порождающие столь вредные эмоции? Если человек думает, что другой чем-то ему навредил, он совершенно естественно гневается на него. Сенека говорит, что гнев обычно рождается у того, кто чувствует себя задетым. Поэтому делать что-то нужно с представлением, будто тебя задели, ведь оно уже содержит в себе суждение. Эпиктет формулирует это так:
Помни, что обижает не тот, кто бранится или бьет, но мнение об этих вещах, будто бы они причиняют обиду. Итак, всякий раз, когда кто-то станет раздражать тебя, знай, что тебя привело в раздражение твое мнение[26].
Именно поэтому, продолжает он, важно удерживаться от импульсивной реакции на происходящее. Прежде чем вынести суждение, важно остановиться и отрефлексировать случившееся. Если кто-то тебя раскритиковал, задумайся, обоснованна эта критика или нет. Если обоснованна, значит, благодаря ей ты узнал о своем недостатке, над которым теперь можно поработать. В таком случае слова этого человека были тебе полезны. Если же критика необоснованна, то он заблуждается, а единственный, кто от этого страдает, – он сам. В обоих случаях от чужого неодобрения нет никакого вреда. Критика действительно
Сенека сосредоточивает внимание на негативных эмоциях, таких как гнев. Однако есть и другие, не столь деструктивные, которые по большей части позитивны и желанны для людей. Самым очевидным примером является любовь – любовь родителя к своему ребенку или романтическая, между влюбленными. Предлагают ли стоики избавляться также и от этих эмоций?
С их точки зрения, любовь родителя к ребенку – это не иррациональное чувство, которого лучше избегать; напротив, это более или менее универсальный природный инстинкт. Мы по природе склонны заботиться о себе, стремиться к тому, что поможет нам выжить, и избегать того, что может навредить. Этот инстинкт самосохранения распространяется и на наших близких: сначала на членов семьи, а затем – и на всех остальных людей. Что касается романтической любви, можно, пожалуй, сказать, что здоровые отношения основываются на естественном желании иметь спутника и продолжить свой род, а нездоровые – на негативных чувствах собственничества и ревности. Стоики определенно не стремились превратить людей в бесчувственные камни.
Итак, с нами навсегда останутся базовые телесные реакции на раздражители – мы будем подпрыгивать, вздрагивать от испуга, краснеть или плакать. По-прежнему будем сильно любить наших близких и заботиться о них. Чего мы не будем делать, так это давать волю негативным эмоциям: гневу, недовольству, обиде, ревности, одержимости, страху или чрезмерной привязанности. Такие чувства могут разрушить жизнь, и стоики считали, что их лучше избегать.
4
Как преодолевать трудности
Иногда приходит беда. Это часть жизни. Даже если мы вооружимся мыслью Эпиктета о том, что такие события нам неподвластны, самих проблем от этого меньше не станет. Я могу целиком принять максиму о том, что я имею власть только над собственными суждениями и совершенно не контролирую, например, физическое недомогание. Однако это не помешает мне считать болезнь чем-то действительно плохим.
Для римских стоиков жизнь полна невзгод, и одна из главных задач их философии – помочь людям пройти жизненные испытания. Никто не понимал этого лучше, чем Сенека, чья жизнь была далека от идеала безмятежности, к которому он стремился. В бурном I веке н. э. Сенеке пришлось столкнуться со смертью сына, отправиться в изгнание на Корсику почти на десятилетие, вернуться из ссылки (при условии, что он станет наставником юного Нерона), получить место советника при Нероне, покинуть которое по собственному желанию было не так легко, потерять близкого друга и в конце концов совершить вынужденное самоубийство. Философа подозревали в участии в заговоре против императора, и Нерон приказал своему старому учителю покончить с собой. Жена Сенеки захотела разделить его участь, и они оба вскрыли себе вены. Но смерть не пришла быстро. Паулина осталась в живых, а Сенеке, чтобы умереть, пришлось принять яд из болиголова и затем отправиться в горячую ванну, где он задохнулся от паров[27]. Конечно, его жизнь никак нельзя назвать размеренной «философской жизнью».
Мнение о том, как человек должен относиться к невзгодам, Сенека составил еще в те годы, когда его жизнь еще не была столь полна невзгод. Это мнение он изложил в трактате «О провидении», который написал примерно в сорок лет. Нерон еще только родился, а Сенеке предстояла ссылка на Корсику. Но примерно в это время умер отец философа, а сам он поссорился с императором Калигулой и избежал казни только благодаря своему слабому здоровью, о чем мы уже упоминали. Болезнь, угроза казни, смерть отца – и ведь дальше было только хуже. Сенеку иногда представляют эдаким привилегированным ханжой, богачом из высшего общества, который имел наглость восхвалять преимущества простой жизни. Безусловно, ему во многом повезло, он имел такие возможности, о которых большинство современников не осмеливалось даже мечтать, но и свою долю невзгод он тоже получил и провел немало времени в раздумьях, как с ними справляться.
Свой трактат Сенека посвятил вопросу о том, почему же людям так часто приходится сталкиваться с несчастьями. Он дает на него несколько ответов. Во-первых, он утверждает, что на самом деле несчастий не бывает, поскольку все внешние события сами по себе не есть ни благо, ни зло. Тот, кто держит это в уме и не делает поспешных умозаключений, будет принимать происходящее как оно есть, не воспринимая его как нечто ужасное.
Однако Сенека идет дальше. Он считает, что мы должны не просто не видеть в очевидных бедах какое-то зло, но приветствовать их как нечто, что может принести пользу. Следует, пишет он, невзгоды считать упражнениями[28]. Сенека проводит аналогию с борцом, которому идут на пользу поединки с сильными противниками и который растеряет свои навыки, если будет принимать вызов только от тех, кто слабее. Встречаясь с достойным соперником, борец получает возможность испытать свое мастерство, и серьезный поединок становится способом развить свои таланты[29]. Так и с жизненными трудностями: они дают шанс проявить наши добродетели, чтобы мы могли совершенствоваться, тренируя их. Тот, кто это понимает, встречает любые невзгоды с радостью.
Сенека развивает свою мысль дальше, проводя сравнение с военным делом и обращаясь к целому ряду исторических примеров. Как генерал поручает своим лучшим солдатам самые сложные задачи, так и провидение посылает труднейшие испытания только самым достойным людям[30]. Таким образом, пережитое несчастье – это своего рода отличие добродетельного человека.
Напротив, чрезмерная удачливость на деле не приносит людям пользы. Как испытать себя, если не встречаться с трудностями вообще? Как развить добродетели терпения, мужества или стойкости, если все идет как по маслу? Нет большего невезения, считает Сенека, чем неограниченное богатство: роскошная жизнь делает людей ленивыми, самодовольными, неблагодарными и подпитывает их алчность. Вот уж действительно несчастье! Напротив, какая бы беда ни случилась с нами, она всегда дает возможность узнать что-то о себе и укрепить свой характер.
На первый взгляд кажется, будто рассуждения Сенеки держатся на вере в божественное предопределение. Люди, разделяющие такую веру, наверняка смогут почерпнуть из них что-то полезное для себя. Но как насчет тех, кто думает иначе? Неужели тем, кто не верит в божество – суровое, но в конце концов несущее людям благо, – слова Сенеки ничего не дадут? Также можно задаться вопросом, верил ли сам философ в бога. Он написал свой трактат в конце 30-х годов н. э., задолго до распространения христианства. Хотя в Средние века популярностью пользовалась апокрифическая переписка между Сенекой и апостолом Павлом, сейчас она считается подделкой, и маловероятно, чтобы Сенека вообще что-то знал о новой религии. Поэтому бог Сенеки – это бог стоиков, отождествляемый с рациональным началом, которое движет Природой. Их бог – не личность, а скорее физический принцип, ответственный за порядок и организацию природного мира (мы вернемся к этому вопросу в следующей главе). Таким образом, когда Сенека упоминает о «божьей воле», он говорит о таком организующем первоначале, которое стоики отождествляли с судьбой. Как писал Цицерон, у стоиков «судьба – это не то, что под этим понимает суеверие, а то, что понимает физика»[31].
Приняв все это во внимание, насколько серьезно мы должны воспринимать описание Сенекой бога как сурового отца, посылающего нам испытания? Может ли все это быть риторическим приемом? Не вдаваясь слишком глубоко в вопрос о теологических взглядах философа, можно сказать, что есть ракурс, с которого его концепция несчастий останется убедительной для любого читателя, независимо от его религиозных взглядов. Верим ли мы в милосердное божество, пантеистический порядок или хаос атомов, только нам решать, как оценивать то или иное событие – как катастрофу или как возможность. Потерять работу – это трагедия или шанс заняться чем-то новым? Хотя увольнение неизбежно создает трудности и никто не станет делать вид, будто можно просто игнорировать его практические последствия, мы всегда свободны считать его или ужасным ударом, или вызовом, способным изменить нашу жизнь к лучшему. Этот выбор зависит только от нас. Тут также можно увидеть разницу в том, как расставляют акценты Сенека и Эпиктет. В то время как Сенека предлагает нам думать о кажущихся плохими событиях как о благих (или по крайней мере полезных), Эпиктет советует обращать на них как можно меньше внимания, сосредоточиваясь только на собственных суждениях.
Сенека не понаслышке слишком хорошо знал о превратностях жизни. Попытка извлечь из них положительный опыт была, несомненно, одним из многих способов, которые помогали ему в трудных обстоятельствах. Как он писал из корсиканской ссылки своей матери, Гельвии, «в непреходящем злополучии есть одно преимущество: кого судьба постоянно преследует, того в конце концов закаляет»[32]. Читая трактат «О провидении», можно подумать, будто он получает удовольствие от борьбы и рад каждой новой беде как источнику возможной пользы. Но в одном из писем к другу Луцилию мы слышим совсем другие интонации:
Я не согласен с теми, кто бросается в волны и, любя жизнь беспокойную, каждый день мужественно сражается с трудностями. Мудрый терпит такую участь, но не выбирает ее и предпочитает мир сражению[33].
Никто в здравом уме не пойдет искать себе неприятностей, даже если из них можно извлечь полезный урок. Но развитие навыков, которые помогут преодолеть трудности, когда они рано или поздно случатся, пойдет человеку только на пользу. Как Сенека писал матери, сильнее всего невзгоды бьют по тому, кто их не ждет, но справляться гораздо легче, если ты подготовлен[34]. Эту мысль он развивает в другом утешительном письме, на сей раз к Марции, подруге, которую постигло личное горе[35]. Тремя годами ранее она потеряла одного из сыновей, но за это время ее боль так и не утихла. Отмеренный период траура миновал, и теперь горе стало привычным изнуряющим состоянием ее души. В какой-то момент философ решил вмешаться.
Самая интересная часть письма Сенеки – это его рассуждение о том, что иногда называют предуготовлением к будущим бедам. Эту идею разделяли некоторые ранние стоики, в частности Хрисипп. Суть ее в том, что в спокойные дни стоит размышлять о бедах, которые
Горе так сильно действует на людей, пишет Сенека, поскольку они не предвосхищают его. Мы постоянно видим и слышим о смерти и несчастьях, постигающих других людей, особенно в нашу эпоху быстрого распространения новостей, но редко задумываемся о том, а как бы
Просто нелогично, пишет Сенека, говорить о каком-то несчастье: «Я не думал, что со мной это случится», особенно если знаешь, что такое происходило с другими. Отчего этой беде не случиться со мной? Когда мы говорим о смерти, горевать и удивляться еще менее логично, принимая во внимание неизбежность смерти для всех живых существ. Она должна когда-то наступить, так почему бы не сейчас? Неразумно надеяться, что кому-то повезет обмануть смерть. Сенека считает, что если думать о
5
Мы как часть Природы
В сравнении с жизнью Сенеки судьба Марка Аврелия была относительно спокойной. Хотя он очень рано потерял отца, подростком его приняли в императорскую семью, а в 161 году н. э., за месяц до своего сорокалетия, он сам стал императором и оставался на троне вплоть до своей смерти, наступившей в 180 году. Его правление принято считать одним из благополучных периодов в истории Римской империи, хотя сам он провел большую часть этого времени в войнах, укрепляя ее северные границы. Ближе к концу жизни, находясь в землях германцев, неподалеку от современной Вены, Марк вел дневник: в записях, адресованных самому себе, оставшихся в истории как «Размышления», он пытался осмыслить опыт каждого прошедшего дня и подготовиться к следующему.
«Размышления», впервые опубликованные в конце XVI века, привлекали и до сих пор привлекают огромное количество читателей, от Фридриха Великого до Билла Клинтона. Но они находят отклик не только у тех, кому, как и самому Марку Аврелию, пришлось нести бремя высшей власти. Любой человек может взять эту книгу и найти в ней поддержку, как тот юноша, что однажды написал мне: «Мне 23 года, жизнь трудна и непонятна, не знаю, в чем мое предназначение, а “Размышления” Марка очень мне помогли». Он только один из многих, кто нашел в этой книге полезное, если не сказать спасительное, руководство. Одна из причин этого, я думаю, состоит в том, что читатель легко отождествляет себя с Марком, который предстает в своих записях очень по-человечески: мы читаем, как он пытается справиться с повседневными тяготами, должностными обязанностями и трудностями в отношениях с другими людьми. Хотя он был римским императором, а впоследствии еще и стяжал славу мудрого стоического философа, в «Размышлениях» мы видим мысли обычного человека средних лет, делающего все возможное, чтобы отвечать требованиям, которые ставит перед ним жизнь.
Одной из главных тем, проходящих через все «Размышления», является тема судьбы. Мы помним, что Эпиктет думал о том, что находится в нашей власти. Марк еще в молодости читал его «Беседы», и влияние этой книги можно видеть на протяжении его сочинения. Но там, где Эпиктет обращает свой взгляд внутрь, на то, что ему подвластно, Марк смотрит вовне, размышляя о тщетности того, что от нас не зависит. Снова и снова он рассуждает о своей жизни как о крошечном мгновении в необозримом времени, а о своем теле – как о пылинке в огромной вселенной:
Какая доля беспредельной и зияющей вечности уделена судьбой каждому, раз так скоро она исчезает в вечности? А целого естества какая часть и какая от души в целом? От целой земли на каком клочке ты бродишь?[36]
В другом месте Марк представляет себе, будто смотрит на землю с большой высоты – как современный космонавт – и видит, насколько крошечными кажутся страны и великие города. Что же до людей, живущих в этих городах и занятых своими делами и заботами, то они и вовсе ничтожны в такой космической перспективе. Глядя с этой высоты, можно почувствовать, что вселенной мы безразличны, да и с какой стати ей о нас заботиться?[37]
Строго говоря, это не взгляд стоика. Последователи стоицизма не считали Природу безразличной массой материи, пребывающей в движении. Как мы уже видели в предыдущей главе, Сенека полагает, что Природа находится в руках заботливого божества. Официальная точка зрения стоиков заключалась в том, что в Природе существует рациональный принцип, ответственный за ее порядок и одухотворяющий ее. Они называли этот принцип «богом» (Зевсом), но не видели в нем личность или нечто сверхъестественное: он и
Может показаться, что вышеизложенное идет вразрез с тем, что говорит о природе современная наука, но в этом случае можно провести параллель с так называемой гипотезой Геи, выдвинутой Джеймсом Лавлоком. Ее суть состоит в том, что все существующее на Земле лучше всего понимать как единую живую систему, включающую в себя не только органическую материю, но и неживые объекты, такие как горы или атмосфера. Будет ошибкой думать, что организмы – животные или растения – существуют изолированно. Эта единая многосоставная биосфера регулирует процессы в самой себе, действуя, если можно так сказать, ради своей пользы. Лавлок определяет ее так:
Сложное единство, включающее биосферу Земли, атмосферу, океаны и почву; общность, создающая обратную связь, или кибернетическая система, которая ищет оптимальную физическую и химическую среду для жизни на планете[38].
Как и все научные теории, концепция Лавлока нацелена на лучшее объяснение имеющихся данных. Он предполагает наличие внутри Природы некоего организующего принципа, который действует на пользу всему живому. Этот принцип можно определить в технических терминах науки – как кибернетическую систему – или представить в поэтичном образе Геи. Взгляд стоиков на Природу имеет много общего с этой научной теорией конца XX столетия, которая тоже использует и чисто физические понятия, и образы из древнегреческой мифологии. Для стоиков «бог» и «Природа» – просто два разных названия одного и того же единого живого организма, включающего в себя все сущее.
Природа стоиков, которая мыслится как разумный организм, управляется в согласии с судьбой. Под судьбой стоики подразумевают просто цепь причин. Природным миром правят причины и следствия, именно их пытается описать и понять физика. Для стоиков, таких как Марк Аврелий, принятие реальности фатума, то есть причинного детерминизма, является важнейшим условием. Это не просто осознание того, что многие события находятся вне нашей власти; это понимание, что они не могли произойти иначе, чем произошли. Можно отдавать себе отчет в том, что ты не можешь контролировать последствия некоего важного события, но при этом все равно в душе желать, чтобы все обернулось иначе. Стоики же в такой ситуации будут настаивать не только на том, что события нам неподвластны, но и на том, что они не могли пойти иным путем, учитывая многочисленные причины, бывшие в силе на тот момент.
Может показаться, что перед нами взгляд фаталиста: что мы, крошечные крупинки материи, можем перед лицом мощных сил, управляющих миром? Однако это ложное впечатление – стоики отнюдь не проповедовали пассивное отношение к жизни. Наши поступки могут изменить ситуацию. Они сами по себе могут стать теми причинами, которые влияют на исход событий. Как пишет один античный автор, судьба действует
Природе, дающей все и все забирающей, человек, воспитанный и скромный, говорит: дай, что хочешь; бери, что хочешь. И говорит это не дерзко, а уважительно всего лишь и преданно[40].
Для стоиков размышления о судьбе – главный ингредиент лекарства от несчастий, поскольку, чтобы примириться с неприятными событиями, нужно принять, что они
Такие взгляды Марка Аврелия знаменуют собой сдвиг акцентов в сравнении с тем, что мы уже видели у Сенеки. Для Сенеки важнее провиденциальный порядок внутри Природы, Марк же больше фокусируется на неизбежности событий. В «Размышлениях» он неоднократно выражает агностицизм относительно того, является ли Природа рациональной и провиденциальной системой или же случайным скоплением атомов, сталкивающихся друг с другом в бесконечной пустоте[41]. Марк не был физиком, императорские обязанности едва ли оставляли ему время для того, чтобы вникать в такие вопросы. В любом случае он признает, что для решения конкретных задач это знание не так уж важно. Находится ли мир под властью провидения, кибернетической системы обратной связи, слепого рока или является следствием хаотичного взаимодействия атомов, со стороны человека возможен только один ответ: принять то, что происходит, и делать все, что в его силах.
В других местах книги – в отрывках, написанных в разные дни, в разном настроении и под влиянием разных событий своей жизни, – Марк выражает свои взгляды определеннее. Например:
Природа целого устремилась к миропорядку. И теперь, что ни происходит, либо происходит последственно, либо лишено всякого смысла даже и самое главное, к чему собственно устремляется всемирное ведущее. Вспомнишь это, и много тише будет у тебя на душе[42].
Независимо от того, существует или нет провидение, упорядочивающее мир на благо людям, Марк Аврелий считает, что сама мысль о том, что в происходящем есть по меньшей мере некая доля порядка и рациональности, помогает справляться с испытаниями, выпадающими на нашу долю. Для всего происходящего, даже если это просто неизбежные следствия предшествующих событий и законов физики, есть свой резон.
Есть и другие особенности физического мира, на которые, по мнению Марка, мы должны обращать особое внимание в повседневной жизни. Следующий отрывок заслуживает того, чтобы привести его целиком:
Как все превращается в другое, к созерцанию этого найди подход и держись его постоянно, и упражняйся по этой части, потому что ничто так не способствует высоте духа. Высвободился из тела и тот, кто, сообразив, что вот-вот придется оставить все это и уйти от человеческого, отдался всецело справедливости в том, в чем собственная его деятельность, а в прочем, что случается, – природе целого. А кто о нем скажет, или что за ним признает, или сделает против него, этого он и в ум не берет, довольствуясь следующими двумя вещами: ныне по справедливости действовать и ныне ему уделяемое любить[43].
Итак, урок заключается в том, что каждый из нас является частью Природы, каждый подчиняется ее могущественным силам и неизбежно бывает увлечен их потоком. И мы не сможем насладиться гармоничной жизнью до тех пор, пока полностью не осознаем этого.
6
Жизнь и смерть
Нам неведомо место и время нашей смерти, но каждый знает, что когда-то все, что мы переживаем и чувствуем, закончится. Многие ли живут, полностью осознавая это? Большинству знакомы истории людей, которые, оказавшись на грани смерти или узнав о тяжелой болезни, по-новому оценили и саму жизнь, и то время, которое им осталось. Но те, кто не пережил такой опыт, легко забывают и о том, что человек смертен, и о том, как мало времени нам отпущено.
Как мы уже видели, Сенека четко осознавал, что его жизнь может закончиться в любой момент из-за слабого здоровья или каприза императора. Это заставляло его размышлять о ценности времени и о том, как лучше его использовать. Может, это прозвучит несколько неожиданно, но он не раз писал, что времени каждому из нас отпущено более чем достаточно и не так уж важно, длинной или короткой будет жизнь. Проблема состоит в том, что мы тратим бóльшую часть этого времени впустую. Мысль о том, что время – самая большая ценность, кому-то покажется очередной банальностью, но стоит задуматься: а многие ли из нас живут, отдавая себе полный отчет в этом?
В трактате «О скоротечности жизни» Сенека пишет, что люди часто оказываются готовы начать настоящую жизнь, только когда отведенный им срок уже подходит к концу. И это не потому, что человеческая жизнь слишком коротка; проблема в том, что слишком много времени растрачивается напрасно. Мы прокрастинируем, стремимся к вещам не очень важным или вовсе пустяковым, а то и просто бредем по жизни, не имея четкого представления о цели. Некоторые стремятся к успеху и богатству, чтобы приобрести роскошные вещи, которые окажутся на свалке задолго до их смерти. Так они тратят впустую бóльшую часть отпущенного им времени. Другие вообще ни к чему не стремятся, просто делают что-то по заведенному распорядку, не осознавая при этом, что время – самая главная ценность – от них ускользает. Некоторые четко знают, что они хотят сделать, но, словно парализованные страхом совершить ошибку, раз за разом откладывают дела и придумывают новые оправдания, почему сейчас еще не время действовать. Все эти люди, по мнению Сенеки, не живут по-настоящему.
Большинство ощущает себя живыми только в редкие моменты жизни. Основная ее часть сводится просто к времяпрепровождению. Есть ли средство от этого недуга? Что предлагает Сенека тем, кто хочет взять жизнь в свои руки и прожить ее полноценно?
Во-первых, следует перестать волноваться по поводу мнений других людей. Не пытайтесь произвести впечатление на других; не стремитесь к их расположению, чтобы обеспечить себе какие-то преимущества. Слишком многие пекутся о том, что о них думают окружающие, а собственным мыслям уделяют недостаточно внимания. Они жертвуют свое время другим, но не оставляют его для себя. Просто абсурдно, пишет Сенека, что люди ревностно пекутся о деньгах и имуществе, но при этом так легко тратят время, которое стоит куда дороже.
Также всегда следует помнить – нам всем суждено умереть. Суровая истина состоит в том, что наше время не безгранично. Добрая часть отпущенного нам времени уже прошла. Более того, мы не можем знать, сколько нам осталось. На самом деле, сегодняшний день может оказаться последним. Или завтрашний. Возможно, у нас есть еще несколько недель, месяцев, пара-тройка лет – мы этого просто не знаем. Слишком легко поверить, что мы проживем до восьмидесяти или девяноста лет, но наверняка не каждому это суждено. Значит, такое допущение может быть ошибочным. Но, так или иначе, именно оно побуждает нас откладывать дела на будущее, которое может и не наступить. Сенека высмеивает людей, которые оставляют свои планы и мечты до выхода на пенсию. Ты уверен, что доживешь? А если доживешь – уверен, что сохранишь силы и здоровье для всех тех дел, за которые не брался годами? Но даже если так, зачем откладывать жизнь до тех пор, когда бóльшая ее часть уже окажется позади?
Есть и еще один вопрос – к чему стоит стремиться? Для многих людей целью является успех в том или ином виде: богатство и слава, уважение и почести, карьера и высокая должность. Но Сенека пишет, что зачастую люди, добившиеся этого, не чувствуют удовлетворения, поскольку успех приносит с собой множество новых потребностей и тягот. Добившись всего, чего они хотели, люди лишаются одного – времени. Времени, которое они могли бы потратить на самих себя, покой и тишину, отдых и досуг.
Но с достижением успеха приходят не только новые потребности. Слишком легко жить, постоянно развлекаясь и не задумываясь о том, что следует делать, чего нам действительно хочется, или хотя бы о том, как жить полной жизнью. Постоянные отвлекающие факторы, помехи, новости, медиа, социальные сети – все это занимает внимание настолько, что становится сложно сосредоточиться и доводить дела до конца. Как пишет Сенека, «самое недоступное для занятого человека – жить»[44]. Суета, по сути – ничегонеделание, отнимает у таких людей почти все время. Привыкнув к такой жизни, эти люди пребывают в состоянии постоянного беспокойства, не в силах ни расслабиться, ни сосредоточиться на чем-то одном. Они обычно осознают ценность жизни только тогда, когда она практически закончилась.
Если не задумываться над главными вопросами, пишет Сенека, то неважно, сколько будет длиться жизнь. Живи мы хоть тысячу лет, бóльшая часть этого времени будет растрачена впустую. Таким образом, цель не в том, чтобы любыми способами прожить как можно дольше; напротив, нужно научиться радоваться каждому дню и выжимать из него максимум, помня, что он может стать последним.
Как это ни парадоксально, но научиться жить хорошо – это задача, решение которой может занять целую жизнь. Самые мудрые люди прошлого, добавляет Сенека, отказались от погони за удовольствиями, богатством и успехом, чтобы сосредоточиться на этой единственной цели. Хотя их усилия и не дали нам универсального решения, Сенека настаивает, что беречь время и посвящать его самому себе необходимо в любом случае:
Каждый несется по жизни сломя голову, снедаемый тоской по будущему, томимый отвращением к настоящему. Напротив, тот, кто каждый миг своего времени употребляет себе на пользу, кто распорядок каждого дня устраивает так, будто это – вся его жизнь, тот без надежды и страха ожидает завтрашнего дня[45].
Проживать каждый день как последний – не мрачновато ли это звучит? И не мешает ли планировать будущее? Стоит подчеркнуть, что Сенека не предлагает считать сегодняшний день
Что же, по мысли Сенеки, нам следует делать, обретя это обновленное ощущение ценности времени и твердое намерение расставить приоритеты в том, как им распоряжаться? Он с самого начала отвергает игры и спорт, равно как и популярный вид отдыха – «прожаривать свое тело на солнце». На самом деле, он выступает против многого, что мы сейчас называем «развлечениями». Вместо этого он рекомендует философию как самое утонченное и достойное занятие, подразумевая под ней размышление, учебу, чтение исторических и художественных книг, осмысление прошлого и настоящего. Это противоположно суетливой погоне за мирским успехом, который, по его словам, «обретается ценой собственной жизни»[46].
Трактат Сенеки направлен против того, что он считал бескультурьем обеспеченных слоев римского общества I века н. э. Поражает – и в определенном отношении даже пугает – то, насколько современными остаются эти мысли сегодня. Нам нравится думать, что за последние две тысячи лет человечество ушло далеко вперед и, хочется надеяться, стало лучше, но у Сенеки мы видим, что многие проблемы, с которыми сталкиваются наши современники, не отличаются от тех, что заботили жителей императорского Рима.