СТЕПЬ ДА СТЕПЬ КРУГОМ
Слова И. Сурикова
Степь да степь кругом, Путь далек лежит. В той степи глухой Замерзал ямщик.[42] И, набравшись сил, Чуя смертный час, Он товарищу Отдавал наказ: «Ты, товарищ мой, Не попомни зла, Здесь, в степи глухой, Схорони меня! А коней моих Сведи к батюшке, Передай поклон Родной матушке. А жене скажи Слово прощальное, Передай кольцо Обручальное. А еще скажи — Пусть не печалится, И кто сердцу люб, Пусть обвенчается. Про меня скажи, Что в степи замерз, А любовь ее Я с собой унес». КОГДА Я НА ПОЧТЕ СЛУЖИЛ ЯМЩИКОМ
Слова Л. ТРЕФОЛЕВА
Когда я на почте служил ямщиком, Был молод, имел я силенку, И крепко же, братцы, в селенье одном[43] Любил я в ту пору девчонку. Сначала не чуял я в девке беду, Потом задурил не на шутку: Куда ни поеду, куда ни пойду, Все к милой сверну на минутку. И любо оно, да покоя-то нет, А сердце болит все сильнее; Однажды дает мне начальник пакет, — Свези, мол, на почту живее. Я принял пакет — и скорей на коня, И по полю вихрем помчался, А сердце щемит да щемит у меня, Как будто с ней век не видался. И что за причина — понять не могу, И ветер поет так тоскливо... И вдруг словно замер мой конь на бегу И в сторону смотрит пугливо. Забилося сердце сильней у меня, И глянул вперед я в тревоге, Потом соскочил с удалого коня И вижу я труп на дороге. А снег уж совсем ту находку занес, Метель так и пляшет над трупом, Разрыл я сугроб-то и к месту прирос, Мороз заходил под тулупом. Под снегом-то, братцы, лежала она. Закрылися карие очи... Налейте, налейте скорее вина, Рассказывать больше нет мочи! ЭТО БЫЛО ДАВНО
(Рассказ ямщика)
— Почему ты, ямщик, перестал песню петь И сидишь ты, какой-то унылый? Колокольчик вдали продолжает звенеть, А тебя не слыхать, друг мой милый.[44] — Это было давно, лет семнадцать назад, Вез я девушку трактом почтовым; Круглолица, бела, словно тополь стройна И покрыта платочком шелковым. Попросила она, чтоб я песенку спел, Я запел, и она зарыдала. Кони быстро неслись, словно звери лихи, Иль несла их нелегкая сила. Вдруг жандармский разъезд перерезал нам путь, Тройка быстро, как вкопана, стала. Кто-то выстрелил вдруг, прямо девушке в грудь, И она, как цветочек, увяла. Мне не жалко коня, мне не жалко себя, Только жаль ее жизнь молодую. Умирая, она говорила слова: «Я за правду, за волю страдала». Посмотрите: вдали там березка стоит, И могила заросша травою. Под высоким холмом крепко девица спит, Унесла она песню с собою. ЕРМАК
Слова К. РЫЛЕЕВА
Ревела буря, дождь шумел, Во мраке молнии блистали, И беспрерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали.[45] Ко славе страстию дыша, В стране суровой и угрюмой На диком бреге Иртыша Сидел Ермак, объятый думой. Товарищи его трудов, Побед и громкозвучной славы Среди раскинутых шатров Беспечно спали средь дубравы. «О, спите, спите, — мнил герой, — Друзья, под бурею ревущей. С рассветом глас раздастся мой, На славу иль на смерть зовущий! Вам нужен отдых; сладкий сон И в бурю храбрых успокоит; В мечтах напомнит славу он И силы ратников удвоит. Кто жизни не щадил своей, В разбоях злато добывая, Тот думать будет ли о ней, За Русь родную погибая!» Страшась вступить с героем в бой, Кучум к шатрам, как тать презренный, Прокрался тайною тропой, Врагов толпами окруженный. Мечи сверкнули в их руках, И окровавилась долина, И пала, грозная в боях, Не обнажив мечей, дружина. Ермак воспрянул ото сна И, гибель зря, стремится в волны, Душа отвагою полна... Но далеко от брега челны! Иртыш волнуется сильней... Ермак все силы напрягает И мощною рукой своей Валы седые рассекает... Ревела буря, дождь шумел, Во мраке молнии блистали, И беспрерывно гром гремел, И ветры в дебрях бушевали. ВНИЗ ПО ВОЛГЕ-РЕКЕ
Слова А. ШАХОВСКОГО
Вниз по Волге-реке, С Нижня Новгорода, Снаряжен стружок, Как стрела, летит.[46] Как на том на стружке, На снаряженном, Удалых гребцов Сорок два сидят. Как один-то из них — Добрый молодец, Призадумался, Пригорюнился. — Ах, о чем же ты, Добрый молодец, Призадумался, Пригорюнился? — Я задумался, Пригорюнился Об одной душе, Красной девице. Эх вы, братцы мои, Вы, товарищи, Сослужите вы мне Службу верную. Киньте-бросьте меня В Волгу-матушку, Утоплю я в ней Грусть-тоску мою. Лучше в море мне быть Утопимому, Чем на свете мне жить Нелюбимому. ДАЛЕКО-ДАЛЕКО СТЕПЬ ЗА ВОЛГУ УШЛА
Слова М. РОЗЕНГЕЙМА
Далеко-далеко Степь за Волгу ушла. В той степи широко Буйна воля жила.[47] Часто с горем вдвоем, Но бедна да вольна, С казаком, с бурлаком Там водилась она. Знать, в старинный тот век Жизнь не в сладость была, Что бежал человек Из родного села. Отчий дом покидал, Расставался с семьей, И за Волгой искал Только воли одной. Я знавал этот край, Край над Волгой-рекой — Буйной вольницы рай И притон вековой. Где с дружиной своей Стенька Разин гулял, Грозной карой прошел Пугачев Емельян. Далеко-далеко Степь за Волгу ушла... В той степи широко Буйна воля жила. УТЕС СТЕПАНА РАЗИНА
Слова А. НАВРОЦКОГО, Музыка А. РАШЕВСКОЙ
Есть на Волге утес, диким мохом оброс Он с вершины до самого края, И стоит сотни лет, только мохом одет, Ни нужды, ни заботы не зная...[48] На вершине его не растет ничего, Только ветер свободный гуляет, Да могучий орел свой притон там завел И на нем свои жертвы терзает. Из людей лишь один на утесе том был, Лишь один до вершины добрался. И утес человека того не забыл — И с тех пор его именем звался. И хотя каждый год по церквам на Руси Человека того проклинают, Но приволжский народ о нем песни поет И с почетом его вспоминает. Раз ночною порой, возвращаясь домой, Он один на утес тот взобрался И в полуночной мгле на высокой скале Там всю ночь до зари оставался. Много дум в голове родилось у него, Много дум он в ту ночь передумал, И под говор волны, средь ночной тишины, Он великое дело задумал. Но свершить не успел он того, что хотел, И не то ему пало на долю; И расправой крутой да кровавой рукой Не помог он народному горю. Не владыкою был он в Москву привезен, Не почетным пожаловал гостем, И не ратным вождем, на коне и с мечом, Он сложил свои буйные кости... И Степан, будто знал, никому не сказал, Никому своих дум не поведал, Лишь утесу тому, где он был, одному Он те думы хранить заповедал. И поныне стоит тот утес, и хранит Он заветные думы Степана; И лишь с Волгой одной вспоминает порой Удалое житье атамана. Но зато, если есть на Руси хоть один, Кто с корыстью житейской не знался, Кто свободу, как мать дорогую, любил И во имя ее подвизался, — Пусть тот смело идет, на утес тот взойдет, Чутким ухом к вершине приляжет, И утес-великан все, что думал Степан, Все тому смельчаку перескажет. ИЗ-ЗА ОСТРОВА НА СТРЕЖЕНЬ
Слова Д. САДОВНИКОВА
Из-за острова на стрежень, На простор речной волны Выплывают расписные, Острогрудые челны.[49] На переднем Стенька Разин, Обнявшись, сидит с княжной, Свадьбу новую справляет Он, веселый и хмельной. А она, потупив очи, Ни жива и ни мертва, Молча слушает хмельные Атамановы слова. Позади их слышен ропот: «Нас на бабу променял, Только ночь с ней провожжался, Сам наутро бабой стал». Этот ропот и насмешки Слышит грозный атаман И могучею рукою Обнял персиянки стан. Брови черные сошлися, Надвигается гроза. Буйной кровью налилися Атамановы глаза. «Ничего не пожалею, Буйну голову отдам!» — Раздается голос властный По окрестным берегам. — Волга, Волга, мать родная, Волга, русская река, Не видала ты подарка От донского казака! Чтобы не было раздора Между вольными людьми, Волга, Волга, мать родная, На, красавицу прими!» Мощным взмахом поднимает Он красавицу княжну И за борт ее бросает В набежавшую волну. «Что ж вы, братцы, приуныли? Эй, ты, Филька, черт, пляши! Грянем песню удалую На помин ее души!..» Из-за острова на стрежень, На простор речной волны Выплывают расписные, Острогрудые челны. РАСКИНУЛОСЬ МОРЕ ШИРОКО[50]
Слова Г. ЗУБАРЕВА
Раскинулось море широко, И волны бушуют вдали... Товарищ, мы едем далеко, Подальше от нашей земли.[51] Не слышно на палубе песен, И Красное море шумит, А берег и мрачен, и тесен — Как вспомнишь, так сердце болит. «Товарищ, я вахты не в силах стоять, Сказал кочегар кочегару, — Огни в моих топках совсем прогорят, В котлах не сдержать мне уж пару. Пойди заяви всем, что я заболел И вахту, не кончив, бросаю. Весь потом истек, от жары изнемог, Работать нет сил, умираю!» Товарищ ушел... Он лопату схватил, Собравши последние силы, Дверь топки привычным толчком отворил, И пламя его озарило. Окончив кидать, он напился воды, — Воды опресненной, нечистой, С лица его падал пот, сажи следы. Услышал он речь машиниста: «Ты вахты, не кончив, не смеешь бросать, Механик тобой недоволен; Ты к доктору должен пойти и сказать, — Лекарство он даст, если болен!» На палубу вышел... Сознанья уж нет: В глазах его все помутилось... Увидел на миг ослепительный свет... Упал... Сердце больше не билось... Проститься с товарищем утром пришли Матросы, друзья кочегара, Последний подарок ему поднесли — Колосник горелый и ржавый. Напрасно старушка ждет сына домой, — Ей скажут, она зарыдает... А волны бегут от винта за кормой, И след их вдали пропадает. ПО МОРЯМ, ПО ВОЛНАМ
Слова В. МЕЖЕВИЧА
— Ты, моряк, красивый сам собою, Тебе от роду двадцать лет, Полюби меня, моряк, душою. Что ты скажешь мне в ответ? Припев:[52] По морям, по волнам, Нынче здесь, завтра там. По морям, морям, морям, морям, эх, Нынче здесь, а завтра там! — Ты, моряк, уедешь в сине море, Оставляешь меня в горе, А я буду плакать и рыдать, Тебя, моряк мой, вспоминать. Припев. — Ты не плачь, не плачь, моя Маруся, Я морскому делу научуся. И не стоит плакать и рыдать, Меня так часто вспоминать. Припев. СЛАВНОЕ МОРЕ — СВЯЩЕННЫЙ БАЙКАЛ
Слова Д. ДАВЫДОВА
Славное море — священный Байкал! Славный корабль — омулевая бочка. Эй, баргузин, пошевеливай вал, Молодцу плыть недалечко.[53] Долго я тяжкие цепи носил, Долго скитался в горах Акатуя, Старый товарищ бежать пособил, Ожил я, волю почуя. Шилка и Нерчинск не страшны теперь, Горная стража меня не поймала, В дебрях не тронул прожорливый зверь, Пуля стрелка миновала. Шел я и в ночь, и средь белого дня, Вкруг городов озираяся зорко, Хлебом кормили крестьянки меня, Парни снабжали махоркой. Славное море — священный Байкал, Славный мой парус — кафтан дыроватый. Эй, баргузин, пошевеливай вал, Слышатся грома раскаты. ПО ДИКИМ СТЕПЯМ ЗАБАЙКАЛЬЯ
Слова И. КОНДРАТЬЕВА (?)
По диким степям Забайкалья, Где золото роют в горах, Бродяга, судьбу проклиная, Тащился с сумой на плечах.[54] На нем рубашонка худая Со множеством разных заплат, Шапчонка на нем арестанта И серый тюремный халат. Бежал из тюрьмы темной ночью, В тюрьме он за правду страдал, Идти дальше нет уже мочи, Пред ним расстилался Байкал. Бродяга к Байкалу подходит, Рыбацкую лодку берет, И грустную песню заводит, Про родину что-то поет. А ветер ему отвечает: «Напрасно, бедняга, бежишь, Ведь бедное сердце не чует, Что нету родных уж в живых». Бродяга Байкал переехал, Навстречу родимая мать. «Ах, здравствуй, ах, здравствуй, родная, Здоров ли отец мой и брат?» «Отец твой давно уж в могиле, Землей призасыпан лежит, А брат твой давно во Сибири, Давно кандалами гремит». ДУБИНУШКА
Слова А. ОЛЬХИНА
Много песен слыхал я в родной стороне, В них про радость и горе мне пели; Но из песен одна в память врезалась мне, — Это песня рабочей артели: Припев: Эх, дубинушка, ухнем! Эх, зеленая, сама пойдет! Подернем, подернем, Да ухнем! И от дедов к отцам, от отцов к сыновьям Эта песня идет по наследству. И как только работать нам станет невмочь, Мы к дубине, как к верному средству. Припев. Я слыхал эту песнь — ее пела артель, Поднимая бревно на стропила. Вдруг бревно сорвалось, и умолкла артель, — Двух здоровых парней придавило. Припев. Тянем с лесом судно, иль железо куем, Иль в Сибири руду добываем, С мукой, с болью в груди одну песню поем, Про дубину мы в ней вспоминаем. Припев. И на Волге-реке, утопая в песке, Мы ломаем и ноги и спину, Надрываем там грудь и, чтоб легче тянуть, Мы поем про родную дубину. Припев. Но настанет пора, и проснется народ, Разогнет он могучую спину, И на бар и царя, на попов и господ Он отыщет покрепче дубину. Припев. ЧТО ТЫ ЖАДНО ГЛЯДИШЬ НА ДОРОГУ[55]
Слова Н. НЕКРАСОВА
Что ты жадно глядишь на дорогу В стороне от веселых подруг? Знать, забило сердечко тревогу — Все лицо твое вспыхнуло вдруг.[56] И зачем ты бежишь торопливо За промчавшейся тройкой вослед!.. На тебя, подбоченясь красиво, Загляделся проезжий корнет. На тебя заглядеться не диво, Полюбить тебя всякий не прочь: Вьется алая лепта игриво В волосах твоих темных, как ночь... Не гляди же с тоской на дорогу И за тройкой вослед не спеши, И тоскливую в сердце тревогу Поскорей навсегда заглуши! Не нагнать тебе бешеной тройки: Кони крепки и сыты, и бойки, И ямщик под хмельком, и к другой Мчится вихрем корнет молодой... МЕЖ ВЫСОКИХ ХЛЕБОВ[58]
Слова Н. НЕКРАСОВА
Меж высоких хлебов затерялося Небогатое наше село. Горе горькое по свету шлялося И на нас невзначай набрело.[57] Ой, беда приключилася страшная, Мы такой не знавали вовек! Как у нас, голова бесшабашная, — Застрелился чужой человек. Суд приехал... допросы... тошнехонько... Догадались деньжонок собрать. Осмотрел его лекарь скорехонько И велел где-нибудь закопать. Меж двумя хлебородными нивами, Где прошел неширокий долок, Под большими плакучими ивами Успокоился бедный стрелок. Будут песни ему хороводные Из села на заре долетать, Будут нивы ему хлебородные Безгреховные сны навевать. КОРОБЕЙНИКИ[60]
Слова Н. НЕКРАСОВА
«Ой, полна, полна коробушка,
Есть и ситцы и парча.
Пожалей, моя зазнобушка,
Молодецкого плеча![59]
