Марк Ланской
Приключения без путешествий
Художник В. С. Орлов
ТУДА И ОБРАТНО
До отхода скорого поезда Ленинград — Москва осталось три минуты. Даже самые беспечные пассажиры поднялись на площадки вагонов. Провожающие приготовились прощально улыбаться и махать руками.
Начальник поезда Сергей Максимович Корзунов степенно шагал вдоль состава и уже собирался покинуть платформу, когда у самого его уха прозвучали плаксивые голоса:
— Дяденька…
Корзунов оглянулся. Два мальчика, — один лет шести, другой года на три старше, — смотрели на него испуганными глазами.
— Что случилось? — спросил начальник поезда.
— Наша мама потерялась.
Мальчики говорили вместе, но младший медленно и монотонно выдувал слова сквозь вытянутые губы. Поэтому он отставал, проглатывая половинки фраз, и время от времени густо хлюпал широким, вместительным носом.
— Как так потерялась? — удивился Корзунов.
— Мы пришли на вокзал, чтобы в Москву поехать, к дяде Коле, а потом мама зашла в вагон, а мы побежали эскимо купить, а она потерялась…
— Эскимо купить, — продудел младший мальчик и два раза подряд хлюпнул носом.
— А в какой вагон она зашла, ваша мама?
— Вот в такой, в зеленый.
— А где ваши билеты?
— У мамы билеты…
Корзунов растерянно оглянулся. Оставалось меньше двух минут до отправления поезда.
А ребятами уже заинтересовались любопытные женщины из провожающих. Все они жалели несчастных ребятишек, горячо обсуждали, как им помочь, и сошлись на одном:
— Сажайте их в вагон, товарищ начальник, там разберетесь.
Корзунов глянул на часы — времени на размышления не оставалось. Взяв ребят за плечи, он подсадил их в ближайший вагон. Поезд, словно только и дожидавшийся этих последних пассажиров, тронулся.
Сергей Максимович проводил ребят в свое купе, усадил перед собой и сказал:
— Ну, рассказывайте, как вас звать?
— Я — Шурик, — ткнул себя пальцем в грудь старший мальчик, — а он — Славик.
— А маму вашу как зовут?
— Елизавета Николаевна Печникова, — быстро ответил Шурик.
— Ладно, посидите, сейчас будем вашу маму вызывать.
Корзунов вышел из купе и вскоре вернулся. Он тронул рычажок репродуктора, вделанного в стенку вагона, и похлопал Славика по плечу:
— Довольно носом работать, орел, сейчас прибежит ваша мамка.
В репродукторе сначала будто мыши завозились, а потом по всем вагонам разнесся громкий голос поездного радиста:
— Гражданка Печникова, Елизавета Николаевна! Ваши сыновья находятся в четвертом вагоне, купе начальника поезда.
Дважды огласив это сообщение, радист поставил пластинку «Раскинулось море широко»…
— Ну вот, — сказал Корзунов, — теперь подождем.
Мальчики застенчиво улыбнулись и стали смотреть в окно. Они вполне доверяли распорядительности начальника поезда.
Прошло минут десять, но рассеянная мамаша не появлялась. Корзунов снова вышел, и по радио опять прозвучал призыв к гражданке Печниковой… Вскоре в дверях купе появилась пожилая женщина. Сергей Максимович обрадовался и приветливо поднял руку:
— Наконец-то! Мы вас заждались, Елизавета Николаевна!
— Вы ошибаетесь, товарищ начальник, — рассмеялась женшина, — я не Печникова. Я услышала по радио и захотела повидать этих ребят. Как же это вы, малыши, свою маму потеряли?
Шурик начал бойко излагать всю историю с самого начала.
Когда Елена Николаевна Орехова пришла с работы домой, она увидела на столе вырванный из тетради листок со знакомыми каракулями сына:
«Мама, — было написано на листке, — ты не беспокойся. Я и Славик поехали на льдину спасать челюскинцев. Мы полетим вместе с Водопьяновым или с Ляпидевским. Молоко я выпил, как ты велела. Скажи Славикиной бабушке, чтобы она тоже не беспокоилась, мы ей привезем тюленя. Шурик».
Елена Николаевна упала на кушетку. Она хотела встать, побежать за Шуриком, но не могла. В ее воображении возникали страшные картины. Она видела мальчиков тонущими в реках и океанах, срывающимися под колеса трамваев и поездов, умирающими от голода и жажды.
Скоро пришел с завода отец Шурика Павел Петрович. Он очень расстроился, увидев жену в таком тяжелом состоянии, накапал в чашку лекарство и вызвал врача. Елена Николаевна протянула ему письмо Шурика и заплакала.
Павел Петрович побежал в соседнюю квартиру. Бабушка Славика сидела около радиоприемника, слушала народные песни и читала свою любимую газету «Ленинские искры».
— Добрый вечер, Мария Васильевна, — сказал Павел Петрович как можно спокойней, чтобы не испугать бабушку. — Вы не знаете, где мальчики?
Бабушка заглушила приемник:
— У вас они должны быть, Павел Петрович. В челюскинцев играли…
— Нет их у нас, Мария Васильевна… Убежали наши мальчики.
Бабушка так и не смогла понять, куда и зачем убежал ее внук… Она уронила газету и беспомощно смотрела на Павла Петровича.
Попросив бабушку побыть с Еленой Николаевной, Павел Петрович поехал на Дворцовую площадь в Управление милиции.
В большой комнате первого этажа стояло много столов и телефонов. Дежурный офицер с утомленным строгим лицом прервал Павла Петровича на полуслове и снял телефонную трубку:
— Виктор! Тут по твоим делам пришли. Встречай.
Он объяснил Павлу Петровичу, на какой этаж подняться и в какую комнату зайти.
Виктор Зубов — невысокого роста, коренастый паренек, радушно поднявшийся навстречу Павлу Петровичу, был очень мало похож на солидного милицейского работника. Без всякой форменной одежды, в легкой рубашке с засученными рукавами и расстегнутым воротом он больше походил на молодого слесаря или токаря. Павел Петрович даже с некоторым недоверием протянул ему письмо Шурика и вместо длинного рассказа, который он приготовил, сказал только одно слово:
— Сбежали.
О мужестве советских людей, высадившихся на льдину с погибшего корабля «Челюскин», уже несколько дней писали всё газеты, рассказывали по радио, и Виктор не впервые услыхал о ребятах, которых жажда подвига и приключений потянула на далекий Север. Он сдержал улыбку и сказал:
— Нехорошо!
— Еще бы! Жена совсем слегла. Такое несчастье свалилось…
— Но волнуетесь вы зря, — заметил Виктор. — Самые великие путешественники в таком возрасте дальше Парголова еще ни разу не уезжали.
— Вы думаете, они найдутся? — робко спросил Павел Петрович.
— А куда же им деться? Найдем.
Этот паренек говорил с таким небрежным спокойствием, что у Павла Петровича стало легче на сердце. Он теперь с уважением смотрел на молодого милицейского работника и верил каждому его слову.
— Скажите, а с ними ничего не случится? — спросил он так, как будто перед ним сидел маг-волшебник, следивший из своего кабинета за каждым шагом сбежавших мальчишек.
Виктор усмехнулся и вытащил из стола лист бумаги.
— Будем надеяться, что ничего дурного с ними не произойдет.
Зубов спросил у Павла Петровича имена и фамилии мальчиков, где они живут, записал на бумажке и приступил к главному:
— Теперь скажите, какие у них приметы?
— Приметы?! — поразился Павел Петрович. — Никаких особых примет у них как будто и не имеется…
— Мне особых и не нужно. Расскажите, как они одеты, как выглядят? Как их узнать среди тысяч других ребят?
Павел Петрович задумался.
— Одеты просто, — припомнил он. — Рубашки… штанишки…
— Я понимаю, что они не в юбках, — сказал Виктор, — но мне нужно точнее. В каких штанишках? Какие на них рубашки? Что у них на ногах?
— Ботинки, — неуверенно сказал Павел Петрович и тут же поправился: — Нет, Шурик, кажется, в тапочках…
Виктор недовольно поморщился.
— Какого цвета у них волосы? Глаза?
— Глаза? — переспросил Павел Петрович. — Как бы вам сказать, скорее серые… Знаете что, — я лучше жене позвоню.
— Вот это правильно, — согласился Виктор.
С помощью Елены Николаевны удалось установить, что у Шурика глаза синие, а у Славика — карие, что Шурик светловолосый, стриженый, а у Славика темная челочка. И много еще всяких ценных подробностей… Виктор от удовольствия даже руки потер.
— Теперь всё в порядке, Павел Петрович. Можете спокойно ехать домой. Как только ребята объявятся, я вас вызову.
Начальник поезда мрачно послушал, что Шурик рассказывал любопытной женщине про затерявшуюся маму и московского дядю, надел фуражку и пошел по вагонам. Никто из проводников не слышал от своих пассажиров об отставших мальчиках. Проводница головного вагона резонно заметила:
— Если бы в моем вагоне такое случилось, разве не знала бы? Тут уж разговоров и плачу до самой Москвы хватило бы.
Настроение у Корзунова испортилось окончательно. В такое глупое положение он еще ни разу не попадал: захватил детей неизвестной женщины и неведомо зачем везет их в Москву… Ничего, кроме неприятностей, начальнику поезда это происшествие не сулило.
Куда девалась эта женщина? Может быть, она осталась на вокзале, когда заметила, что сыновья затерялись в толпе? Но тогда должны были остаться незанятыми ее места в вагоне. А во всем поезде одно свободное место, да и то забронировано для Малой Вишеры… Значит, мамаша этих сорванцов и не собиралась в Москву. Мальчишки врут? С какой целью?
— Знаете, товарищ начальник, — прервала мысли Корзунова проводница, — я так думаю, что они с другого поезда приблудились. Следом за нами тридцать первый идет, их мамаша, верно, туда села, а они перепутали платформы и к нам забежали.
Это соображение показалось Корзунову правильным. Тридцать первый отправлялся с соседней платформы десятью минутами позже, и в предотъездной суете мальчики действительно могли перепутать поезда. Начальник повеселел. Теперь можно было принимать решительные меры.
Вернувшись в свой вагон, Корзунов едва пробился в служебное купе. О мальчиках, потерявших мать, знал уже весь поезд, и ребят окружила толпа женщин, проявлявших живейшее участие к их судьбе. Столик в купе был завален всякой снедью. Славик лениво ковырял пальцем в чьих-то пирожках, добывая из них вишневое варенье. Шурик сосал леденец и в десятый раз рассказывал историю о потерянной маме.
Начальник поезда предложил пассажирам немедленно освободить купе и, захлопнув дверь, строго уставился на мальчиков:
— Вот что, братья-разбойники, вашей мамы в поезде нет и не было. Ясно? Как это понимать?
Шурик изобразил на своем лице крайнее изумление.
— Может быть, ваша мама, — продолжал Корзунов, — в другой поезд села, а вы не на ту платформу забежали. Может такое быть?
— He знаем, — сказал Шурик.
— Не знаем, — хлюпнул носом Славик.
В Любани Корзунов отвел Шурика и Славика к дежурному по станции. Договорились, что ребята останутся здесь. Если же и в тридцать первом поезде не окажется их матери, дежурный с первой оказией отправит мальчиков в Ленинград.