Помоги проекту - поделись книгой:
Весь
Эдгар Берроуз
(в одном томе)
Казалось бы, какое нам дело до родителей автора «Тарзана»? Однако влияние семьи на формирование характера и мировоззрения Эдгара Райса Берроуза весьма значительно. Так, многие черты личности Джона Картера Марсианского Берроуз позаимствовал у своего отца — хоть и сделал героя офицером-южанином, джентльменом из Вирджинии. Ирония или вызов?
Отец писателя Джордж Тайлер Берроуз был настоящим джентльменом-янки из Массачусетса. Выходец из зажиточной фермерской семьи, он оказался хватким бизнесменом. Открыв своё дело по торговле шерстью в Коламбусе,[1] он познакомился с учительницей местной школы Мэри Эвелин Зигер и был сражён наповал. Но свадьбу пришлось отложить — началась Гражданская война.
Прочтя обращение президента Линкольна к нации, Джордж Берроуз тут же отправился записываться в армию — он ведь был истинным северянином-патриотом! И оставался твёрд в своём решении, несмотря на уговоры компаньонов одуматься. Правда, из-за физического дефекта (один глаз почти не видел — детская травма) его поначалу отправили в тыловой 71-й полк милиции штата Нью-Йорк. Однако, узнав, что часть всё-таки уходит на фронт, Джордж Берроуз сбежал из госпиталя, где валялся с приступом дизентерии, и отправился драться с «дикси». Далее была битва под Булл-Ран, ранение, офицерский чин в 43-м полку Нью-Йоркских волонтёров, служба квартирмейстером при штабе генерала Уинтона. Во время отпуска, в феврале 1863-го, Джордж и Мэри наконец поженились, после чего миссис Берроуз повсюду сопровождала мужа.
После победного возвращения домой майор Берроуз сначала торговал мебелью в Портленде, затем вместе с женой и двумя сыновьями переехал в Чикаго,[2] где вложил накопленный капитал в производство спиртного. Дельце оказалось выгодным, фирма Джорджа
Именно в этом доме 1 сентября 1875 года и появился на свет Эдгар Райс Берроуз — будущий знаменитый писатель. Детство его было довольно беззаботным. Учился он в лучших частных школах: Браун, Маплхерст, Эндовер. Везде его натаскивали в греческом и латыни (классическое образование, как-никак!), а вот на английский язык и литературу учителя внимания не обращали. Впрочем, Эдгар оказался пареньком любознательным, и потому запоем читал самостоятельно — много, хоть и бессистемно.
Учитывая, что Эдгар был лишь третьим сыном в семье, рассчитывать на ведущие роли в папином бизнесе не приходилось — просто удивительно, как много обычаев американские буржуа переняли от британской аристократии! В те времена достойной джентльмена карьерой считалась армейская — потому Эдгар, особо не раздумывая, поступил в Мичиганскую военную академию, после окончания которой в 1895 году отправился в главное профильное учебное учреждение США Вест-Пойнт.
Выпускник академии Вест-Пойнт — это золотое клеймо на всю жизнь, особенно на рубеже 20 века, когда американская армия была крайне немногочисленной и достойные офицерские должности занимали только представители имущих классов. Джордж Берроуз поспособствовал получению особой рекомендации от знакомого конгрессмена, но привыкший к блату Эдгар явно переоценил её весомость. Экзамены оказались чрезмерно сложны — в армейскую элиту пробиться не удалось. Это была первая серьёзная неудача в жизни Эдгара Райса, но далеко не последняя.
Решив сделать карьеру на полевой службе, молодой Берроуз в мае 1896 года вступил в армию, в 7-й кавалерийский (бывший генерала Кастера) полк. Однако гарнизонная жизнь в аризонском форте Грант оказалась удручающе нудной. Какая там карьера, помилуйте! Уже через три месяца, осатанев от армейской безнадёги, избалованный юноша написал отцу слёзное письмо. Джордж Берроуз, досадуя на непутёвого отпрыска, всё же переговорил с кем надо, и после полугодовой бюрократической возни Эдгару удалось выйти в отставку якобы по болезни.
Пытаясь доказать отцу, что он способен самостоятельно зарабатывать на жизнь, Эдгар стал ковбоем на ранчо своего брата в Айдахо, благо наездник он был отменный — спасибо военной академии. Впрочем, пасти коров молодцу быстро наскучило, и Эдгар осел в городке Покателло, где в 1898 году открыл канцелярский магазин. Но отцовские способности к бизнесу у юноши отсутствовали начисто: разорился он вмиг. Пришлось опять идти на поклон к родителю, и тот пристроил сына в заштатную
Весной 1903-го Эдгар решил отправиться в самостоятельное плавание по морю житейскому — благо к тому времени он был уже три года как женат на Эмме Кентинне Гильберт, которую знал с детства. Пришла пора зарабатывать серьёзные деньги! Но, увы, в течение почти десятка последующих лет семейство жило в пристойной бедности. Эдгар пытался стать шахтовладельцем в Айдахо и Орегоне — прогорел. Работал железнодорожным полицейским в Юте — уволили. В Чикаго он заведовал стенографическим отделом, подвизался в рекламном агентстве, пытался заняться оптовыми распродажами, хватался за разную офисную работу. Не преуспел нигде. Он был неудачником, этот Эдгар Райс Берроуз… Голоштанный джентльмен!..
Эдгару было 36 лет — женат, двое детей,[3] ни карьеры, ни денег, ни дома. Клеймо хронического неудачника буквально горело на лбу. Отец давно махнул на сына рукой: до самой своей смерти 15 февраля 1913 года он считал Эдгара никчёмным неумехой. Начинавшаяся литературная карьера сына его не впечатляла…
Дело в том, что, оказавшись опять на мели, Эдгар воодушевился, казалась бы, нелепой идеей заработать хоть немного деньжат литературным трудом. Что подтолкнуло его к этой мысли? Берроуз с детства любил читать захватывающие приключенческие истории, а в начале 20 века в Штатах выходило немало литературных журнальчиков «для масс», где печатались рассказы и романы с продолжениями про отважных сыщиков, ковбоев, пиратов. Сочиняли эту лабуду окололитературные ремесленники, потому качество текстов было низким. Расцвет эры
Берроуз довольно быстро сочинил авантюрно-фантастическую повесть «Дейя Торис, принцесса Марса» и отправил её в ведущий палп-журнал того времени
Эдгар ни на что особенное не рассчитывал. И был буквально ошарашен, когда один из редакторов
Но Эдгар уже вошёл во вкус, потому просто обратился к конкурентам своих первооткрывателей — журналу
Ничего удивительного, что Берроуз попытался пробить книжные издания своих опусов. И натолкнулся на стену глухого равнодушия: издатели отвергали «Тарзана» с порога, не глядя. Их логику понять легко: разве дешёвый хлам может понравиться более-менее просвещённой публике?
Ситуация изменилась, когда роман о Тарзане напечатала нью-йоркская газета
Теперь в роли просителя оказался уже не Эдгар, а издательство
Деньги текли рекой: в 1919-м Берроуз приобрёл обширное ранчо в Сан-Фернандо-Вэлли,[5] которое позже превратилось в целый посёлок под многозначительным названием Тарзания. Несмотря на литературные успехи, бизнесменом Берроуз оставался паршивым. Он неоднократно вкладывал деньги в различные коммерческие прожекты и неизменно прогорал. Чтобы поддерживать уровень жизни, ему пришлось писать поточным методом — как минимум по три романа в год. На помощь пришло и кино: первый фильм о Тарзане с Элмо Линкольном сняли ещё в 1917-м. Но всплеск популярности кинотарзанианы пришёлся на 1930-е во многом благодаря исполнителю главной роли, олимпийскому чемпиону по плаванию Джонни Вайсмюллеру.
В 1933 году Берроуз занялся политикой, став мэром курортного городка Малибу-Бич. Произошли изменения в семье: с Эммой, матерью своих детей, он развёлся в 1934-м, через год женившись по расчёту на молодой актрисе Флоренс Дерхолт. Правда, второй брак оказался не слишком удачным и распался в 1942-м.
К началу 1940-х популярность книг Берроуза значительно увяла — впрочем, новых он почти и не писал. Но романы о Тарзане переиздавались регулярно, потому писатель не бедствовал. В момент нападения Японии на Пёрл-Харбор Берроуз оказался на Гавайях, где поправлял здоровье уже более года. Несмотря на солидный возраст, он стал военным корреспондентом агентства
После войны Эдгар Райс Берроуз переехал в калифорнийский городок Энсино, где и умер в своей постели от инфаркта 19 марта 1950 года. На кровати рядом с ним лежал недочитанный комикс…
После смерти Берроуза несколько подзабыли — лет на десять. Его второе рождение состоялось в 1960-х, когда книги о Джоне Картере и Тарзане вновь стали печатать массовым тиражом. Конечно, сейчас они выглядят по-детски наивно и архаично. Но все мы бываем некоторое время детьми, верно? И почему бы не начать знакомство с фантастикой, взяв в руки романы истинного американского джентльмена Эдгара Райса Берроуза? Он этого вполне заслуживает!
ТАРЗАН
Книга I. ТАРЗАН — ПРИЕМЫШ ОБЕЗЬЯН
Глава 1
Я был в гостях у одного приятеля и слышал от него эту историю.
Он рассказал мне её просто так, безо всякого повода. Мог бы и не рассказывать. Начал он её под влиянием винных паров, а потом, когда я сказал, что не верю ни одному его слову, это удивило его, и он, подстрекаемый моим недоверием, счёл себя вынужденным рассказать все до конца.
Человек он был радушный, но гордый и обидчивый до нелепости. Задетый моим скептицизмом, он, для подкрепления своих слов, представил мне какую-то засаленную рукопись и кипу старых сухих отчетов Британского Министерства Колоний.
Однако, я и теперь не решусь утверждать, что все в этом рассказе достоверно. Ведь событий, изображаемых здесь, я не видел своими глазами. А может быть это и правда, кто знает! Я, по крайней мере, счёл благоразумным дать главным героям рассказа вымышленные имена и фамилии.
Засаленная рукопись, с заплесневелыми и пожелтевшими листьями, оказалась дневником одного человека, которого давно уже нет в живых. Когда я прочитал этот дневник, и познакомился с отчетами Министерства Колоний, я увидел, что эти документы вполне подтверждают рассказ моего гостеприимного хозяина.
Таким образом, то, что вы прочтете на дальнейших страницах, тщательно проверено мною и заимствовано из разных источников.
Если же этот рассказ не внушит вам большого доверия, вы все же согласитесь со мною, что он — изумительный, интересный, диковинный.
Из записок человека, которого давно нет в живых, а также из отчетов Министерства Колоний мы узнаем, что один молодой английский офицер (мы назовем его Джоном Клейтоном, лордом Грейстоком) был послан в Западную Африку, в одну из британских прибрежных колоний, произвести там исследование весьма деликатного свойства.
Дело в том, что жители этой колонии были народ простодушный; и вот, одна из европейских держав, пользуясь их наивностью, стала вербовать их в солдаты для своей колониальной армии, причём эта армия только и делала, что отнимала резину и слоновую кость у дикарей, живущих по берегам Арувими и Конго.
Несчастные жители британской колонии жаловались, что вербовщики, соблазняя тамошнюю молодежь идти в солдаты, сулили ей золотые горы, а между тем немногие из этих доверчивых рекрутов вернулись назад.
Англичане, жившие в этой колонии, подтвердили жалобы туземцев и прибавили со своей стороны, что чернокожие солдаты, завербованные иностранной державой, в действительности стали рабами: пользуясь их невежеством, белые офицеры не отпускают их на родину по истечении срока службы, а говорят им, что они должны прослужить ещё несколько лет.
Ввиду этого, Министерство Колоний послало Джона Клейтона в Африку, предоставив ему новый пост, причём конфиденциально ему было поручено сосредоточить все своё внимание на жестоком обращении офицеров дружественной европейской державы с чернокожими британскими подданными.
Впрочем, нет надобности распространяться о том, зачем и куда был послан Джон Клейтон, так как в конце концов он не только не расследовал этого дела, но даже не доехал до места своего назначения.
Клейтон был из тех англичан, которые издревле прославили Англию своими геройскими подвигами в морских боях и на поле сражения, — мужественный, сильный человек, сильный и душою и телом.
Росту он был выше среднего. Глаза серые. Лицо правильное, резко очерченное. В каждом движении чувствовался крепкий, здоровый мужчина, прошедший многолетнюю военную выправку.
Он был честолюбив. Ему хотелось играть роль в политике. Оттого он и перевелся из офицеров в чиновники Министерства Колоний и взялся исполнить то поручение весьма деликатного свойства, о котором мы сейчас говорили.
Когда Джон Клейтон узнал, какие задачи возлагает на него Министерство, он был и польщен и обрадован, но в то же время весьма опечален. Ему было приятно, что его многолетняя служба в армии оценена по заслугам, что за свои труды он получает такую большую награду, что перед ним открывается широкое поприще для дальнейшей карьеры;
Но ехать теперь в Африку ему не хотелось: ведь не прошло и трёх месяцев с тех пор, как он женился на красавице Элис Рутерфорд, и ему казалось безумием везти свою молодую жену в тропическую глушь, где лютые опасности подстерегают человека на каждом шагу.
Ради любимой женщины он охотно отказался бы от возложенной на него миссии, но леди Элис и слышать об этом не хотела. Напротив, она требовала, чтобы он отправился в Африку и взял её с собою.
Конечно, у юной четы были матери, братья, сестры, тетки, кузены, кузины, и каждый и каждая из них выражали свои мнения по этому поводу; но каковы были эти мнения, история умалчивает. Да это и не существенно.
Нам известно лишь одно: что в 18** году, в одно прекрасное майское утро лорд Грейсток и его супруга, леди Элис, выехали из Дувра в Африку.
Через месяц они прибыли в Фритаун, где зафрахтовали небольшое суденышко «Фувальду», которое должно было доставить их к месту назначения.
Ничего больше неизвестно о лорде Джоне Грейстоке и его супруге, леди Элис. Они сгинули, исчезли, пропали!
Через два месяца после того, как «Фувальда» подняла якорь и покинула гавань Фритауна, около полудюжины британских военных судов появились в водах Южного Атлантического океана, тщетно пытаясь отыскать хоть какой-нибудь след погибших именитых путешественников. Не прошло и нескольких дней, как у берегов острова св. Елены этой эскадре удалось обрести осколки какого-то разбитого судна, и все тотчас уверовали, что это — осколки «Фувальды», что «Фувальда» утонула со всем своим экипажем. Поэтому дальнейшие поиски были приостановлены в самом начале, хотя много было любящих сердец, которые все ещё надеялись и ждали.
«Фувальда», парусное трехмачтовое судно, не больше ста тонн, было самым заурядным кораблём в тех местах: тысячи таких суденышек обслуживают местную торговлю и шныряют вдоль всего побережья. Их команда обычно состоит из отчаянных головорезов и беглых каторжников — всех народов и всех племён.
«Фувальда» не была исключением из общего правила; на судне процветал мордобой. Матросы ненавидели начальство, а начальство ненавидело матросов. Капитан был опытный моряк, но со своими подчиненными обращался, как зверь. Разговаривая с ними, он знал только два аргумента: либо плеть, либо револьвер. Да и то сказать, этот разноплеменный сброд вряд ли мог бы уразуметь какой-нибудь другой разговор.
На второй же день после того, как лорд Грейсток и леди Элис отъехали из Фритауна, им, довелось быть свидетелями таких отвратительных сцен, разыгравшихся на борту их судна какие они издавна привыкли считать выдумкой досужих беллетристов.
То, что произошло в этот день рано утром на палубе «Фувальды», явилось, как это ни странно сказать, первым звеном в той цепи удивительных событий, которая завершилась самым неожиданным образом: некто, ещё не рожденный, очутился в такой обстановке, в какой не был ещё ни один человек, и ему была назначена судьбою такая необыкновенная жизнь, какой, кажется, не изведал никто с тех пор, как существует человеческий род. Началось это так.
Два матроса мыли палубу «Фувальды»; капитан стоял тут же, на палубе и разговаривал о чем-то с лордом Клейтоном и его юной супругой.
Все трое стояли спиною к матросам, которые мыли палубу. Ближе и ближе придвигались матросы; наконец, один из них очутился за спиной у капитана. Как раз в эту минуту капитан, окончив разговор с лордом и леди, сделал шаг назад, чтобы уйти. Но наткнувшись на матроса, он упал и растянулся на мокрой палубе, причём зацепил ногой за ведро; ведро опрокинулось и окатило капитана грязной водой.
На минуту вся сцена показалась забавной, но только на минуту.
Капитан рассвирепел. Он чувствовал себя опозоренным. Весь красный, от унижения и ярости, с целым градом бешеных ругательств, накинулся он на несчастного матроса и нанёс ему страшный удар кулаком. Тот так и рухнул на палубу.
Матрос был худой, маленького роста, уже не молодой, тем постыднее казалась расправа, которую учинил капитан. Но другой матрос был широкоплечий детина, здоровенный медведь, усы черные, шея воловья.
Увидев, что его товарищ упал, он присел к земле, зарычал, как собака, и одним ударом кулака повалил капитана на пол.
Мгновенно лицо капитана из пунцового сделалось белым. Бунт! Это был бунт! Усмирять бунты зверю-капитану приходилось не раз. Ни минуты не медля, он выхватил из кармана револьвер и выстрелил в упор в своего могучего врага. Но Джон Клейтон оказался проворнее: чуть только он увидел, что оружие сверкнуло на солнце, он подбежал к капитану и ударил его по руке, вследствие чего пуля угодила матросу не в сердце, а гораздо ниже — в колено.
В очень резких выражениях Клейтон тотчас же поставил капитану на вид, что он не допустит такого зверского обращения с командой и считает его возмутительным.
Капитан уже открыл было рот, чтобы ответить ругательством на замечание Клейтона, но вдруг его словно осенила какая-то мысль, и он не сказал ничего, а круто повернулся и, с невнятным рычаньем, мрачно ушёл на корму.
Он понимал, что не слишком выгодно раздражать британского чиновника, ибо могучая рука королевы может скоро направить на него грозное и страшное орудие кары — вездесущий британский флот.
Матросы приподнялись с палубы: пожилой помог своему раненому товарищу встать. Широкоплечий великан, который среди матросов был известен под кличкой Черный Майкэл, попытался двинуть простреленной ногой; когда оказалось, что это возможно, он повернулся к Клейтону и довольно неуклюже выразил ему свою благодарность.
Слова его были грубы, но в них звучало искреннее чувство.
Он резко оборвал свою краткую речь и зашагал, прихрамывая, по направлению к кубрику, показывая этим, что лорд Клейтон не должен отвечать ему ни слова.
После этого ни Клейтон, ни его жена не видали его несколько дней. Капитан не разговаривал с ними, а когда ему приходилось по службе сказать им несколько слов, он сердито и отрывисто буркал.
Они завтракали и обедали в капитанской каюте, потому что так у них повелось ещё до этого несчастного случая, но теперь капитан не появлялся к столу, всякий раз ссылаясь на какое-нибудь неотложное дело.
Помощники капитана, все как на подбор, были неграмотные бесшабашные люди, чуть-чуть почище того темного сброда матросов, над которым они так злодейски тиранствовали. Эти люди, по весьма понятным причинам, при всяких встречах с прекрасно воспитанным лордом чувствовали себя не в своей тарелке и потому избегали какого бы то ни было общения с ним.
Таким образом, Клейтоны — муж и жена — очутились в полном одиночестве.
В сущности, это одиночество им было только приятно, но, к сожалению, они таким образом стали отрезаны от жизни своего корабля и оказались неподготовленными к той страшной кровавой трагедии, которая разыгралась через несколько дней.
А между тем, уже тогда можно было предвидеть, что близка катастрофа. Внешним образом жизнь на корабле шла по-прежнему, но внутри что-то разладилось и грозило великой бедой. Это инстинктивно ощущали и лорд Клейтон, и его жена, но друг другу об этом не говорили ни слова.
На другой день после того, как пуля капитана прострелила Черному Майкэлу ногу, Клейтон, выйдя на палубу, увидел, что четыре матроса, с угрюмыми лицами, несут какое-то бездыханное тело, а сзади шествует старший помощник, держа в руке тяжёлую нагайку.
Клейтон предпочёл не вникать в это дело, но на следующий день, увидев на горизонте очертания британского военного судна, решил потребовать, чтобы капитан немедленно причалил к нему. Лорду Клейтону было ясно, что при тех мрачных порядках, которые установились на «Фувальде», вся его экспедиция может окончиться только несчастьем.
Около полудня они подошли так близко к военному судну, что могли бы вступить в переговоры с ним; но как раз в ту минуту, когда Клейтон вознамерился обратиться к капитану с изъявлением своего желания покинуть «Фувальду», ему пришло в голову, что все его страхи вздор и что капитан только посмеется над ним.
В самом деле, какие были у него основания просить офицера, командующего военным кораблём великобританского флота, изменить свой рейс и вернуться туда, откуда он только что прибыл?
Конечно, Клейтон может сказать, что он не пожелал остаться на борту своего корабля, так как его капитан сурово наказал двух нарушивших дисциплину матросов. Но такое объяснение покажется офицерам военного судна смешным, и они втихомолку позабавятся над чувствительным лордом, а, пожалуй, сочтут его трусом.
Ввиду таких соображений, Джон Клейтон, лорд Грейсток, не стал просить, чтобы его доставили на военный корабль; но уже к вечеру, когда трубы броненосца скрылись за далеким горизонтом, он стал раскаиваться в своей излишней боязни показаться смешным, так как на «Фувальде» разыгрались ужасные события.
Случилось так, что часа в два или три пополудни тот самый пожилой матрос невысокого роста, которого несколько дней тому назад капитан ударил по лицу кулаком, чистил на палубе медные части. Приблизившись к Клейтону, он пробормотал еле слышно:
— Будет ему нахлобучка… Помните моё слово: будет… Это ему даром не пройдёт…
— Что вы хотите сказать? — спросил у него Клейтон.
— А разве вы сами не видите, какие тут у нас заварились дела? Этот сатана-капитан и его мерзавцы-подручные чуть не всю команду искалечили до смерти… Вчера двоих, да сегодня троих. Но Черный Майкэл опять на ногах; погоди, он покажет им, как измываться над нами. Уж он расправится с ними, помяните моё слово.
— Вы хотите сказать, — спросил Клейтон, — что команда корабля затевает мятеж?
— Мятеж! — воскликнул старый матрос. — Какой там мятеж! Не мятеж, а убийство! Уж мы его укокошим, я вам это говорю!
— Когда?
— Скоро! А когда, не скажу, я и так наболтал слишком много. Но вы хороший господин, вы тогда вступились за меня и за Черного Майкэла, и потому я сказал вам словечко. Но держите язык за зубами, и когда услышите выстрелы, ступайте в трюм и оставайтесь там, а не то попадёт и вам.
И старик, закончив работу неподалёку от лорда, направился дальше к другим, ещё невычищенным, медным частям.
Леди Элис стояла тут же и слышала каждое слово матроса.
— Недурные развлечения у нас впереди! — сказал иронически Клейтон.
Поделиться книгой: