#Розовым мелом

Молча залезаю в салон и с этого момента вплоть до дома мы больше не произносим ни слова. Лучше бы говорили, потому что появляется ненужная возможность поразмыслить и прийти к выводу, что это, ребята, полный кабзец. Наверное, я погорячилась, вызвав подкрепление.

Сейчас, когда страх чуть улёгся, понимаю, что так дела не делаются. Не то, чтобы речь шла о профессионализме, просто так нельзя. Но сложно думать здраво, когда сидишь на панике. В такие моменты всё происходит интуитивно. По наитию. Ведь если бы не сегодняшнее «подвешенное» перемирие у меня бы и мысли позвонить Князеву не возникло. А если бы он до сих пор оставался в Штатах? Чтобы тогда? Как бы я выкручивалась?

Знаю, как. Попросила бы девчонок поменяться, доплатила бы им в конце концов самолично, чтоб они и эту троицу удовлетворили. И разошлись бы все тихо и мирно. А теперь вот придётся расхлёбывать.

Заезжаем во двор и паркуемся частично на тротуаре, потому что все остальные места заняты. Илья задерживается, что‑то проверяя в бардачке, а я не жду его и понуро поднимаюсь в квартиру. Прямо в обуви прохожу в комнату, закрываюсь, стаскиваю пальто и с тихим скулением сползаю по стеночке. В ванной я не плакала, адреналин мешал, теперь же чувствую на коже первые слёзы. Слёзы жалости к себе.

Слышу, как копошатся в коридоре и звенят ключами. Вернулся. Сижу не двигаясь, прислушиваясь к тяжёлым шагам, но вздрагиваю, когда ко мне без стука заходят, застывая на пороге.

Стоит, смотрит. Согласна, жалкое зрелище.

— Ну и чего ревём? — пренебрежительно взлетает густая бровь.

Торопливо подтираю мокрые щеки.

— Не твоё дело.

— Выбрала работу шлюхой, пожинай плоды.

Злобно стаскиваю с себя и бросаю в него сапог, но промахиваюсь с неудобного положения. Впрочем, разве я рассчитывала на другое? Знала же, что яда не избежать.

— Отвали.

— Да. Отличный вариант вместо «спасибо». Всё в твоём духе, — Илья собирается уйти, но я тихо окликаю его, зарываясь пальцами в залаченные локоны.

— Ты прав. Спасибо.

Секундная тишина.

— Что‑что? — уточняют самодовольно.

Наслаждается, зараза. Смакует.

— Спасибо, — повторяю громче. Удивительно, но благодарность не застревает в горле. Она искренняя. Когда в последний раз я говорила ему что‑то подобное? Пытаюсь вспомнить, но не могу. Давно. Очень давно. Если вообще было.

Смешно, но Князев тоже удивляется такой смиренности.

— И как?

— Что: как?

— Как ощущения?

— Как ощущения: чего?

— Разговаривать по‑человечески. Не дерзить.

— Нормально.

— Так чего раньше не практиковала?

— А ты? Я платила тебе той же монетой.

— А я тебе. Иронично, — хмыкает Илья и снова собирается уйти, но я повторно торможу его.

— За что ты меня ненавидишь?

На этот раз передо мной присаживаются на корточки. Светло‑серые глаза оказываются совсем рядом. Впервые за долгие годы я могу вот так близко его рассмотреть. Тонкая футболка едва сдерживает мышечную мощь, совершенно не прикрывая забитые рукава и уходящие вверх по шее тату. На лбу назревает цветная шишка, но даже она его не портит. Эти резко очерченные скулы и мужественные черты ничего, наверное, не испортит.

Недоумённо цепенею, когда Князев подаётся вперед, подтирая большим пальцем оставшийся след от поплывшей туши на моём лице. Отстраняется, разворачивает ладонь к себе, несколько секунд смотрит на подушечки пальцев и буднично стирает то, что увидел ленивым движением. После чего снова переводит взгляд на меня.

— За то, что ты есть, — говорит так просто и спокойно, будто очевидней истины не бывает. И правда. Как я сама‑то не допендрила?

Его прямолинейность заводит в тупик. Что на это можно ответить?

— Хм… — прикусываю губу, чтобы сдержать истеричный смешок. — Благодарю за искренность. Мне прямо сейчас идти топиться в колодце, чтоб облегчить твоё существование?

— Зачем же? Пока повременим, — меня щелкают по носу, отчего я изумлённо ойкаю и преспокойно поднимаются на ноги. Клянусь, я только что видела промелькнувшую улыбку! Улыбку! Этот человек умеет улыбаться, когда я рядом?

Настолько опешиваю, переваривая новую для себя информацию, что пропускаю момент, когда остаюсь одна. Ненадолго. Илья снова появляется в поле зрения. Теперь уже озадаченный.

— Я так и не понял. Это мудачьё успело что‑то сделать? — отрицательно качаю головой. — Точно? — теперь киваю. — Ок. Если что‑то было, не молчи. Я вернусь и вырву им ноги.

Он уходит окончательно, а я всё сижу и таращусь в одну точку, пытаясь утрамбовать его слова, которые упорно не хотят утрамбовываться. Никак. Хоть прыгай на них зайчиком, хоть матерись.

Поразительно, но гневных сообщений с работы на следующий день в духе: «ТЫ УВОЛЕНА» не приходит. Может потому что смена только послезавтра и админша хочет лично выплюнуть их мне в лицо, давясь от удовольствия? Но нет. В субботу заступаю в привычном графике и вот уже несколько часов никто меня не трогает.

Странно. Очень‑очень странно. Даже если парни не рассказали о произошедшем, что само по себе вызывает недоумение, то Даша с Леной, руку готова дать на отсечение, уж точно не упустили бы возможность наябедничать. Однако факт остаётся фактом — разбора полётов явно не планируется.

Страннее становится лишь когда я вижу в зале Князева. Сидит один, за дальним столиком. Весь такой незаинтересованный, будто шёл в магазин за хлебом, но почему‑то оказался здесь. Однако нет‑нет, но поглядывает в мою сторону.

Что он тут забыл? Мы с ним с того раза больше не разговаривали. Даже «добрым утром» не обменивались. Да и в принципе почти не пересекались в квартире. А тут притащился. Ещё и без пёсиков. У свиты выходной? А он им оплачивается?

Его присутствие дико напрягает, что сказывается на работе. Как расслабишься, когда знаешь, что за тобой целенаправленно наблюдают? Да я этот взгляд чувствую кожей. Он словно налипает невидимым слоем и сковывает движения. Не грохнуться бы, вот позорище будет.

Когда становится совсем невмоготу и последний час я просто‑напросто старательно делаю вид, что ничего не замечаю, меня подзывают к себе, сообщая, что заказан приват и клиент уже ждёт. Клиент? Выискиваю среди столиков Илью и не нахожу. Блин. Только не это. Неужели решил повторить свой тупой прикол?

С плохим предчувствием иду к нужной кабинке, но зайти решаюсь не сразу. Так, Крамер. Вдох‑выдох. Походка от бедра, спина прямо, плечи расправила, на лице обворожительная улыбка. Обворожительная, я сказала! Не забываем включить непрошибаемую невозмутимость. Хочет дальше играть, значит, поиграем.

Решаюсь и захожу в приторно пахнущее от распыляющихся ароматических спреев небольшое помещение, утопающее в сиреневой подсветке и полупрозрачном коконе из тюлей. Именно он и мешает сразу рассмотреть того, кто сидит на софе. Уже готова отпустить шуточку про «пора тебе получить скидку постоянного посетителя», но из открывшегося рта так и не выскакивает ни звука.

Нет. Это не Илья.

На софе сидит весьма привлекательный субъект. Постарше меня, но ненамного. Светловолосый, в костюмчике. При деньгах, судя по часам на руке. Не Ролекс, конечно, но тоже фирма кошерная. Его лицо мне смутно знакомо, вот только вспомнить не могу. Точно не из постоянных.

— Привет. Надеюсь, ты ознакомился с прейскурантом. Я не раздеваюсь. В случае недопонимания мы подберём тебе другую танцовщицу.

Озвучиваю это каждому новому клиенту, чтобы потом не получилось: время потрачено, деньги уплачены, а желаемого не получено. Дайте‑ка книгу жалоб. Не надо мне таких заметок. За них тоже потом из зарплаты вычитают.

— Не надо другую. Я именно к тебе, — улыбается он.

— Что ж. Это приятно, — согласно киваю и уже направляюсь к шесту, играючи двигая бёдрами, но меня тормозят.

— Не нужно танцевать.

О, как. Изящно всплескиваю руками как бы говоря: а что тогда от меня требуется?

— Ты меня не помнишь, да?

Вопрос приводит в замешательство.

— Прости, — кокетливая улыбка обязана смягчить ответ. Чтобы клиент не обиделся. Он же сюда расслабляться приходит, а не получать моральные оплеухи. Лебезение — второе, что я ненавижу в своей работе. После выездов. — Если несложно, напомни. У нас в клубе много мужчин бывает, а девичья память так коротка.

— Зато я тебя запомнил сразу, — парень достаёт из кармана розовую кружевную подвязку. Мою подвязку.

Меня осеняет. Точно. Вот теперь я его вспомнила! Он не так давно купил её. За пятнадцать косарей. Пятнадцать! Косарей!

Продавать свои вещи — ещё одна ходовая тема в нашем заведении в попытке развести на деньги. И не только вещи. Что угодно. Чулок, поясок. Даже обычную салфетку с отпечатком помады. Обычно схема работает, когда посетители уже прилично набрались, но этот тип, помнится, по трезваку небрежно достал деньги, положил на столик и легкомысленно так уточнил: ещё?

Мне тогда совесть не позволила сказать: «а давай». С вычетом процента организации, нежданно обрушившиеся на меня чаевые потом ушли на новёхонькие стрипы, потому что туфли стаптываются очень быстро. Буквально за месяц. А я ещё и с рук беру.

Честно говоря, этот парень мне и тогда приглянулся. Было в нём что‑то… притягивающе. Улыбка. Расслабленность. Глаза. Мягкие такие, добрые. Обычно мужики смотрят на танцовщиц как на мясо: чистая похоть. Несложно догадаться, как и в каких позах они мысленно имеют каждую девушку. Этот же смотрел иначе. Вот только в клубе реально столько мужчин за ночь проходит, что невозможно запомнить каждого. Образы быстро стираются и смазываются.

— Вот теперь помню, — улыбаюсь я уже куда естественней. — Привет.

— Привет, Либен.

Смеюсь с собственного псевдонима. Совет #4, всегда выбирайте псевдоним. Незачем сторонним знать твоё настоящее имя. Моё звучало бы максимально нелепо, если бы не являлось некой игрой слов. Имя «Зои» означает «жизнь», у меня немецкие корни, а по‑немецки «жизнь» — «leben». Вот и вся нехитрая математика. Анжелами и Марианнами, как любят окрещивать себя другие девочки становиться не хотелось, слишком уж примитивно. Пришлось импровизировать.

— Присаживайся, — по свободному месту рядом с собой призывно похлопывают. — А то мне неловко.

Ему неловко?! Я стою перед ним в нижнем белье с обнажёнными задом, который прикрывают лишь колготки в крупную сетку. Топ, конечно, как бы есть, но он тоже в сетку, так что можно считать, что его нет.

Ладно. Просит, не вопрос. Присаживаюсь аки леди. Только леди не закидывают ногу на ногу. Для них это моветон.

— Да оставь ты всю эту наигранность, — качает головой парень. — Я к тебе не по работе пришёл.

Ок. Расслабляюсь, забивая на осанку и пристраиваюсь поудобнее, подвернув колено и обхватывая лакированную туфлю, чтоб не соскальзывала с обивки.

— А как пришёл?

— По‑человечески. Извиниться хотел.

— За что?

— За своих знакомых, — непонимающе хмурюсь, намекая, что мальца не врубаюсь. — Тех, что вас заказывали на днюху.

Моргаю раз. Потом второй. И снова до меня доходит с пугающей заторможенностью. Да. Точно. Он ведь когда покупал подвязку был не один. С компанией. Вот только других я уж точно ни за чтобы не вспомнила. Даже не смотрела на них особо.

— Ты про имбецилов с атрофированным мозгом? — удивлённо хмыкаю я. Эти ущербные создания его знакомые? Печалька.

— Про них.

— Гусь свинье не товарищ, — козыряю я знаниями народных пословиц.

— Да мы и не товарищи. Они так, коллеги по работе. Мы здесь вроде как на корпоративе тусили. Они тебя тоже приметили. Вчера всему офису хвастались как погуляли и каких девочек заказывали.

Мило. Шучу, конечно. Прозвучало мерзко.

— Как рожу расквасило виновнику торжества тоже рассказали?

— Нет. Об этом Тимоха решил не распространяться. Но его распухшую морду мы заценили, да. Так и поняли, что что‑то да было. Твоих рук дело?

— Отчасти, — уклончиво качаю головой, но подробностей от меня и не требуют.

— В общем, — продолжает собеседник. — Я вчера общался с твоим начальством. Извинялся за идиотов. А сегодня хочу лично перед тобой. Тоже вчера бы извинился, но тебя не было.

С начальством?! Так вот почему меня никто не трогает?!

— Спасибо, — вот от всего сердца, по‑братски. — Прям спасибище. Я была уверена, что меня уволят.

— Не уволят. Не из‑за них точно, — парень смущённо морщится, словно боится меня обидеть. — Хотя работка‑то не сказать, что такая уж ценная.

— Кому ты рассказываешь, — только и могу, что закатить глаза, давая понять, что я того же мнения.

— Тогда зачем?

Ну вот, началось. Это, наверное, самый любимый вопрос тех, кто приходит не только посмотреть, но и поболтать.

— Извини, но личным я с незнакомыми людьми не делюсь.

— Сейчас исправим, — мне протягивают руку. — Витя.

— Приятно познакомиться, — обмениваемся рукопожатием. — Витя.

Молчание.

— Даже своё имя не назовёшь?

— Увы.

— Из принципа?

— Из политики конфиденциальности.

— Но если бы встретились где-нибудь в кофейне, сказала бы? — продолжает допытываться Витя. Вижу, к чему он клонит.

— Возможно.