Экипаж

Смотровые изображают рывок нужных рычагов.

— Внимание, работаем без пузыря! Торпедам — пуск!

Железные туши выбрасывают при помощи сжатого воздуха. Были случаи, когда экипаж на полном автомате отрабатывал боевую последовательность. Аварийные клапаны стравливали лишний воздух наружу, спасая торпедные аппараты от повреждения. Но все равно облегченный нос лодки задирался вверх и рулевой лихорадочно подрабатывал рулями, стараясь удержать взбрыкнувшего монстра без того, чтобы выскочить на поверхность. Потом, разобравшись с проблемой и ликвидировав последствия, капитан бодро наказывал кого попало. Чуть позже к раздаче “подарков” присоединялись Тратта и Ша. Последним уже изрядно помятые морды бил Штырь.

Во избежание повторения подобных неприятностей, теперь торпедист еще раз предупреждает свою вольницу.

— Люки закрыть, продуться!

Клац-бряк, восьмерка носильщиков семенит на исходную позицию.

— Господин оружейник, учебный пуск выполнен! Цель поражена! Прошу высказать замечания!

Тратта отлипает от переборки и бухтит:

— В норматив уложились. Но — повторяем еще раз.

— А что стряслось?

— Вот эти две рожи в мою сторону скалились непочтительно… Поэтому — песочные часы переворачиваю и… Торпедная атака! Второй-четвертый аппараты — товсь!

В реальной ситуации загрузку торпед производят при помощи подающей люльки и поршня. Но гонять ценный ресурс на тренировке — это схлопотать от механика. Потому что на шум работающих механизмов обязательно заявится бдящий Зур, настучит выше по инстанции и уже потом главный по железу даст прокашляться всем и каждому. Именно поэтому отрабатывают ручную погрузку, что для мордастых орков не является чем-то запредельным.

Убедившись, что к первому отсеку докопаться не получится, лапы помнят, что нужно, Тратта командует:

— Ша, в кормовой. Проверим вечных залетчиков.

Кормовые — вечная головная боль торпедиста. Они куда более ленивые, чем его слаженная десятка зубастиков. Стреляет лодка кормовыми редко, только если сумела пробраться в чужой конвой, а это было в последний раз год назад. Или если все торпеды из запасов уже выпулили и остались складированные в корме. Как результат — тут уже не про нормативы, тут чтобы хотя бы правильно последовательность отработали, лоботрясы.

Но ползущую по коридору парочку тормозит акустик, высунувшись в проход.

— Куда?

— В корму.

— Опять греметь?

— Тренироваться!

— К херам… У меня шумы по левому борту. Или лоханка какая рыбу гоняет, или ушастые придурки решили округу послушать. Поэтому — чтобы ни звука!

Ни звука при учебных стрельбах — это проблематично. Ладно, никто крышки открывать не станет и воздушный пузырь продувать. Но все равно — или железкой какой сбрякают, или вообще что на лапу уронят и тупой чужой башкой станут в переборку стучать.

Акустик демонстрирует кулак и исчезает к себе. Почесав загривок, Тратта повторяет жест, повернувшись к Ша:

— Короче, сам их там построишь, как положено. Пусть тебе на пальцах отработают, что нужно. Облажаются — вздрючишь. Но если я перед капитаном за твоих подчиненных буду краснеть, фиг тебе, а не значок за классность.

Значок торпедист хочет. У него сейчас только пара благодарностей в личном деле. А если получаешь первый класс, то автоматом плюс двадцать процентов по деньгам и право без очереди брать пиво во всех кабаках на базе. Проблема в том, что бумаги подписывает оружейник, как понимающий в тонкостях процесса. И вредного урода никаким образом не подкупить.

— С чего такая щедрость?

— Шкипер на меня представление подготовил. Сам понимаешь — в одном корыте сидим. Ты облажаешься — плакали мои премиальные и очередной ранг. Вместе на отлично поход отработаем — все в шоколаде.

Отсалютовав, Ша бесшумной гориллой крадется в кормовой. Теперь он должным образом простимулирован и сам задолбает подчиненных, без лишних напоминаний.

Через три часа с кормы еле слышно доносится хриплый шепот:

— Какой дурак люк забыл открыть перед выстрелом? А? Вы что, давно гальюн не драили? Так я устрою… Еще раз — торпедная атака без пузыря! Оба кормовых аппарата — товсь!

Убедившись, что шумы двигателей в самом деле принадлежат рыболову, акустик меняет наушники и заводит патефон. О том, что никаких проблем за бортом не наблюдается, он оружейнику и торпедисту не говорит. А то ходят туда-сюда, гремят над ухом. Никакой спокойной жизни…

Под перископом

Иногда днем капитана добывают из каюты кратким сообщением, столь любым каждому подводнику:

— Множественные шумы на горизонте!

В таких случаях шкипер зачастую выметается на центральный мостик в любимой жеваной майке и семейных трусах в цветочек. В ситуации, когда лодка болтается фактически в тропических широтах и вода за бортом словно топленое молоко, многие вне вахты копируют его стиль и не заморачиваются лишней одеждой.

Но сегодня в полдень кэпу спалось паршиво. Он наконец-то отловил бегавшую по закоулкам мысль о предстоящей атаке, разглядел ее во всех подробностях и теперь сидел озабоченным бабуином в кресле, уложив на штурманский столик кулаки, а поверх погрузив рыло. Босс пытался понять, в кого именно он уродился такой дурной и безмозглый. Потому как подсознание четко просчитало хотелки хозяина и выдало единственный возможный вариант решения проблемы. Теперь с тем, что привиделось, нужно было как-то свыкнуться. Проблема в том, что идея слишком отдавала авантюрой, а домой хотелось вернуться целиком, не кусками. Вот и мучался капитан.

— Множественные шумы, слева по борту! Четыре корыта, как минимум! — выдохнуло переговорное устройство. Акустик сработал четко и передал эстафетную палочку дальше.

Вся вахта в отсеке замерла — обычно в таких случаях изучали возможного противника, затем выбирали наиболее жирную цель и топили к морской матери. Как сегодня поступит самый результативный убивец эльфов?

Шкипер размышлял. С одной стороны — места уже рядом с вражеской границей. Скорее всего — чужой караван. Миноносок акустик различает уже поименно, назвал бы даже: кто, на какой скорости и куда именно направляется. Значит, явно не гоблины с контрабандой шарашатся. С другой стороны — длинноухие считают, что подлодки орков умотали на юг, строго выполняя приказ штаба: ловить чужую эскадру у Паучатника. И если сейчас кто-нибудь “булькнет” — визгу будет на всю округу. Потопить всех четверых — это из разряда чудес. Кто-нибудь да доберется до порта. И все — прощай “Толстуха Берта”.

— На перископную, глянем.

Клыкастые оживились. Наступило любимое развлечение. Попялиться в хрустальный глаз из-под воды после капитана — это прикольно. Невероятные ощущения — вон, чужие подштанники на корме ветер полощет, дымы с труб пароходов клочьями гоняет. И ни одна зараза не знает, что рядом притаился злобный хищник, способный одним “пли” отправить на дно очередного бедолагу.

— Среднюю носовую на треть продуть! — понеслось по трубам.

— Рули на плюс пять! — дублирует Штырь.

— Глубина пятьдесят! Сорок пять! Сорок! — репетует матрос рядом со стрелкой прибора.

— Так держать!..

Через минуту:

— Двадцать! Пятнадцать!

— Рули на минус три! — заставляет чуть притормозить лодку рулевой. — На ноле!

— Глубина десять! Идем ровно!

Поправив любимую фуражку, капитан тянет лапы к колесу подъема перископа. Крутнув его по часовой стрелке, придерживает ползущий вверх лоснящийся бок. Дождавшись, когда из нижнего лаза выплывает окуляр, тут же раздвигает ручки управления и сгибается в букву “зю” — ловит волну. Если наверху штиль, то любая торчащая высоко палка привлечет чужое внимание. Посопев, шкипер рычагом приподнимает перископ еще чуть выше. От старого механизма с поршнями после нескольких неудач отказались — вышибало всю конструкцию наверх с такой силой, что приходилось возвращаться обратно в надводном положении. Поэтому — только лапами, аккуратненько…

— Есть. Трех вижу, четвертый за ними укрылся… Торговцы. Последним — зерновоз Ришаря плетется, узнаю старую развалину.

Старпом переминается рядом, мечтая заглянуть хотя бы одним глазком. Но капитан пока не хочет делиться, он крутится вокруг оси, разглядывая океан во все стороны. Мало ли, вдруг какой дурак движки заглушил и болтается без дела. Три года тому назад так Меченный сгинул. Чужой эсминец во время штиля засбоивший движок ковырял, а орки прямо ему под бок и выпорхнули. Пока шары продирали, проклятые эльфы с перепугу успели пушки зарядить и долбанули прямой наводкой. Двести шагов — это доплюнуть можно при должном старании. Собрали потом с поверхности, кого взрывом с мостика вышибло, показательно судили и хвастали успехом. Поэтому — торопиться не будем. Никак-никак не будем…

— Акустику: первым и вторым идут транспорты “Первого Кобольда”. Руду тащат, не иначе. Третьим ковыляет Ришарь. Кто по звуку может быть четвертым?

Через минуту переговорный выплевывает ответ:

— Малотоннажник какой-то, у него винты звенят.

— Похоже, или почтовик, или кто из ушастых курьера сунул.

Укусить эльфов — это было заманчиво. Но хитрые уроды прикрылись от возможной атаки с юга чужими судами. С кобольдами и Ришарем капитан воевать не хотел. Он еще не настолько опустился, чтобы в нейтральных водах ради рекорда пускать на дно все, что шевелится. Поэтому — пусть живут. Заодно полезное дело можно сделать.

Пихнув в бок застывшего в предвкушении старпома, кэп приказал:

— Выдергивай сюда оружейную жопу, нечего ему бока зря отлеживать. Кусок угля в зубы — и считайте углы выхода на атаку. Остальные пусть помогают.

Капитану не жалко. Теперь рядом с перископом будет настоящее светопреставление: по очереди каждый сунет глаз поближе к стекляшке, оценит чужой курс и скорость, поругается с другими, называя безмозглыми жабами. Стол исчеркают расчетами возможных торпедных атак, передерутся разок-другой, громя чужие варианты. Под конец все надуются друг на друга, и шкипер озвучит итоговое:

— Старпом! Оценить обстановку! Перископ — убрать!

И обратно, на родную полусотню, от греха подальше.

Второй раз перископ поднимают уже ночью. Глазу что-то померещилось на горизонте, начал прыгать на мостике:

— Шеф, вон там, в тумане! Мачты торчат, точно мачты!

— Какие мачты, окстись! — кэпу влом суетиться. Лодка идет на самых малых, подбираясь к точке принятия решения. Решение принимать не хочется, но жаба давит. Отпускать эскадру ушастых — не получится себя простить до самой пенсии. А пенсия — скоро. Выслуги до чертиков, старпом хоть и упирается, но родня в задницу уже вцепилась и требует расти в должностях. Поэтому — нужен финальный аккорд. Дабы папа гордился. Так гордился, чтобы от работы оторвался, пришел на пирс и поздравил, гремя костями.

— Вон, вон там! — Острый Глаз взобрался на ограждение рубки и машет лапами. — Ну вижу ведь!

— Акустик сказал, тихо вокруг. И гномы облака не баламутят…

Кэп знает, что Глазу просто хочется покататься. Видя, что тот никак не угомонится, достает из кармана мятый огромный платок и вручает вахтенному:

— Кальмар с тобой, пустоголовка. Только сам договаривайся, кто поднимать станет.

В распахнутый люк тут же вниз просовывается довольная рожа и орет:

— Юнга! Рак ты колченогий! Бегом сюда!

Снизу по коридору слышно, как кто-то продирается через завалы коробок. После финального “бам” долетает ответный писк:

— Здесь! Явился!

— Это черти являются, салага! А мы — прибываем! Точно в срок!.. Короче, пусть тебе Штырь покажет. Перископ поднимешь.

— А зачем? — удивляется Юнга. Прошлым утром ему повезло — позволили одним глазком прикоснуться к сакральному предмету. Правда, кроме мутной пены ничего не увидел, но сам факт доверия приятно грел душу. Зачем поднимать перископ, когда лодка всплыла и разрезает волну острым носом — это совершенно не укладывается в башке начинающего подводника.

— Щак как спущусь, так сразу и узнаешь, зачем… Распустились, понимаешь… Перископ — поднять!

Пять минут в Юнгу вколачивают — что нужно крутить, в какую сторону и как долго. После старательного пыхтения на верхотуре цепко висит Острый Глаз, надраивая стекло капитанским платком. Закончив процедуру, морщит морду в нужную сторону и орет сверху капитану:

— Так это остров, босс! Пальмы там! А я думал, почему мачты с листьями!

Само собой, Глазу только хотелось покататься и попонтоваться, сидя верхом на перископе. Но кэпу не жалко. Кэп наконец-то все для себя решил и снисходительно хмыкает:

— Меня бы спросил. Я ведь не дурак, карту читать умею… — Повернувшись к переговорному раструбу, рычит: — Мухоморную жопу на мостик, живо!

Когда в дыру под ногами шкипера высовывается настороженная морда шамана, ему дают вводную:

— Значит так. Отсюда до Элегиума двое суток примерно. Или чуть больше. Рассчитай мне так, чтобы мы встали на траверзе порта в полночь.

— Зачем? Нам же там нос из-под воды будет не высунуть! Это самое гнездо местных вредителей! Эсминцы там квартируют! Когда эскадра пойдет на выход, они не просто под каждую волну нос сунут, они еще пробомбят всю дорогу оттуда и до соседей.

— Само собой. Поэтому — работой займись и выдай мне курс, скорость и все в лучшем виде. Хватит под кумаром с другими укурками лаяться. У нас — дело.

— Понял… Сделаю…

Шаман ныряет обратно в лодку, озабоченно поскребывая мохнатый затылок. Шаману скучно — орки-камлатели вчера отмечали день рождения у штабного писаря, поэтому в болтушных чатах никого нет. Хором выдохнули: “бедная башка, лучше бы мы вчера сдохли” — и пропали. Эльфов-торчков тоже не видать. Мелькнуло, что кому-то матросы морду били в Элегиуеме в честь прибытия эскадры. И все — как отрезало. Скорее всего, служба безопасности настойки под замок заперла, а без расширения сознания до верхних сфер не добраться. Поэтому возможность поломать голову над интересной задачкой — это капитану спасибо нужно сказать. Еще бы понять, как именно он собирается под глубинными бомбами на глубине в двадцать метров топить супер-дестройер. Потому что, даже обожравшись мухоморов на такое не пойдешь.

Шкипер с довольной рожей разглядывает ночное море и напевает под себя: “шурум-бурум, все будет бум”.

Над ним раскорячился Острый Глаз. Лапы у смотрящего уже затекли, спускаться самостоятельно не рискует. А беспокоить капитана не хочет. Так и сидит нахохлившийся совой на верхушке перископа, пучась на звезды.

Когда пришло время погружаться, отодрать бедолагу было невозможно. Предлагали даже отпилить ненужное, но Бдык запретил. Посчитал, что криворукие советчики могут повредить перископ, что совершенно недопустимо. Поэтому просто притащил горелку и подпалил зад Глазу. Тот с воплем схватился за дымящуюся пятую точку и был отправлен к доктору на лечение. Профилактическую клизму прописали от широты душевной.

Музыкальная пауза

Если вам кто-то скажет, что музыкантов на флоте любят, то соврет. Потому как нет более несчастной персоны среди орков, чем музыкант. Это странное создание, которого в детстве явно уронили с высокой скалы башкой о камни. Потому как вместо нормальных развлечений и приличной работы музыкант таскается по базе с каким-нибудь, прости, господи тромбоном и дудит в него. Пиу-пиу — надрывается дудка, изображая побудку. Или пиу-пиу-па-па-па, когда табун уроненных собрали кучей и заставили изображать приветствие очередному гостю или рухнувшей нежданно проверке.

Единственные музыканты, кого любят или хотя бы терпят, это участвующие в самодеятельности. Бодрые ребята, которые сначала отпахали смену, а потом поправили здоровье в кабачке и вылезли на сцену с банджо или барабаном в лапах. Вот этих — могут принимать на бис, если еще и песни танцевальные знают. Что касается звучания — признаемся честно, оркам все равно гризли на ухо наступил. Поэтому что пиу-пиу в военном оркестре, что дринь-бринь в ресторане — звучит одинаково. Зато в детстве башкой не роняли, и работа нормальная имеется.

Но среди всех музыкантов подводники выделяют тех, кого ненавидят люто. И кого топят или отстреливают при любой возможности. Это — арфисты. Проклятые эльфийские слухачи, способные по изменению отраженной под водой мелодии сказать: где, как, в каком направлении и с какой скоростью передвигается чужая лодка. Сидит себе такой франт с кастрированной балалайках в руках, бренькает в микрофон и слушает, что в ответ отразится от дна, камней, рыбных косяков и железного борта. Как только услышит, снимает телефонную трубку и докладывает на мостик:

— Цель справа на четыре, дальность две тысячи, курс тридцать, скорость около четырех узлов.

— Не вижу никого там, — бормочет про себя капитан, но все равно отдает отмашку сигнальщику. Три-четыре миноносца отделяются от эскадры и бегут в указанную точку.

— Лодка ускорилась до десяти узлов, — продолжает кляузничать любитель арфы.

Капитан разглядывает вымпелы и уведомляет:

— Готовность к сбросу.

Наушники кладутся на столешницу, в воду летят вереницы глубинных бомб.

Через пару минут снова следует “треньк-треньк”, затем доклад: