Фрунзе. Том 2. Великий перелом

— Испытания этого не показали.

— Об этом знают все в мире!

— Если об этом знают все в мире, то почему испытания это не показали? Низкая надежность оригинального пулемета Шоша проистекала из его ужасного патрона и откровенно дурного магазина. Плюс усугублялась крайне низким качеством производства. Однако, несмотря даже на качество, свыше 90 % отказов и сбоев служил патрон и магазин. Это отчетливо нам и показали испытания. Или вы с ними не согласны?

— Как я могу их оспаривать?

— Тогда что вам не нравится?

Так и ругались.

Подобные перепалки происходили с изрядной регулярностью. Тухачевский и его сторонники раз за разом выступали с позиции «Баба Яга против». Нередко безотносительно аргументов или по надуманным, иной раздутым поводам. Однако, к февралю 1927 года, несмотря на иной раз нешуточные противоречия и противодействия, Фрунзе удавалось продвинуть свой план перевооружения.

Так, например, в январе 1927 года Сестрорецкий завод завершил свою «перенастройку» на выпуск СКФ-26. Первичную. Полностью свернув выпуск иной продукции. При этом удалось добиться обновления 65 % станочного парка. Рядом с заводом уже построили небольшую ТЭС. Специально под него. Работавшую на местном сырье — торфе, который доставляли с берегов Ладожского озера. Также начались большие работы по обеспечению жильем и бытовой инфраструктурой работников.

По плану модернизация производства должна была закончиться к апрелю-маю и завод должен выйти на миллион стволов в год. Для начала. Дальше-больше. Так как Михаил Васильевич продолжал свои попытки оптимизировать многие технологические и производственные процессы. С целью удешевить, упростить и ускорить выпуск этого оружия без потери качества. В том числе и для того, чтобы выйти на мировой рынок с этим крайне дешевым карабином. Он был уверен — в странах Латинской Америке, в Китае и в Центральной Азии спрос на него будет ураганный. Денег у них традиционно не густо, а оружия нужно много.

Ковровский завод, выпускавший до того СКФ-26, перестраивался на выпуск ЛПД-27. То есть, модернизированного пулемета Шоша под 6,5х40 патрон. Его так назвали, потому что ведущим разработчиком значился Дегтярев. И с этим оружием у наркома была та же самая задумка, как и с СКФ-26 — заработать. Торговать оружием ведь намного выгоднее, чем зерном. Не так ли? Для чего он занимался модернизацией Ковровского завода и его расширением. Хотя и не так ударно, как Сестрорецкого.

Ручной пулемет МТ-25 также продолжал производиться в Туле. Но поступал уже только на мобилизационные склады. Так как части постоянной готовности не только им были полностью насыщены, но и даже перевооружались модернизированными MG-14/17 от фирмы DWG. Под местным индексом РПД-26. «Отверточную сборку» которых наладили в Ижевске на их новом заводе. Обещая к лету запустить полный местный цикл производства на концессионном предприятии.

Хотя, если положить руку на сердце, какая это концессия? Фактически — вынесенный завод в зону с низкими налогами и более дешевой рабочей силой. Да, работников всех немцы привезли из Германии. Но платили они им меньше чем на Родине. В том числе и потому, что местные товары стоили дешевле. Да и какая их ждала альтернатива? Безработица в Веймарской республике была чудовищной. А тут — какая-никакая работа. Причем по профилю. И более-менее достойная оплата труда.

Кроме МТ-25 на Тульском оружейном заводе продолжали выпускать станковые пулеметы Максима. Причем с ноября 1926 года, как основную продукцию. Модернизированные.

Их теперь делали под металлическую ленту да под патрон 7,92х57 Mauser. Ну и так, по мелочи какое-то количество доработок. Например, поставили широкую заливную горловину и сливной краник рифленого кожуха водяного охлаждения. Перенесли предохранитель, для удобства манипуляции одной рукой. А для облегчения оперативной переноски пулемет получил две специальные ручки. Парные. Но, наверное, самым важным изменением, которое произошло, стало увеличение темпа стрельбы до 900 выстрелов в минуту. И вот этот вариант пулемета Максима образца 1926 года и был основным продуктом Тульского оружейного завода.

А вместе с ним и два станка.

Один стандартный — Соколова.

Второй же — тренога. Фактически копия треноги М2 от пулемета Браунинга. В варианте с этой треногой сам пулемет могли подхватить четверо бойцов за довольно удобные ручки и шустро куда-то потащить. Пятый нес треногу. Остальные бойцы — боеприпасы. Не так чтобы и сказочное удобство. Но все лучше, чем катить пулемет на маленьких колесиках. Особенно на неровностях, заболоченности, высокой траве, пересеченной местности, в горах или городской застройке. А вот для маршевой перевозки там же, на ТОЗ выпускали транспортную тележку с колесами от мотоцикла. Подрессоренную. Что позволяло ее цеплять даже к мотоциклам или автомобилям и перевозить довольно быстро.

Револьверы «Наган» производить перестали. Вместо них в армию уже пошли Luger P08. Их также пока выпускали путем «отверточной сборки» на маленьком заводе DWG в Перми, обещая до осени запустить полный цикл.

Компания Mauserже также не подвела. И в январе 1927 года выпустила первую партию КВМ-27 — крупнокалиберной винтовки на базе своей 13-мм TuF M1918.

И пока все.

Хотя в планах было много чего еще. Но пока удалось развернуться вот так…

Особняком шла эпопея с перспективной винтовкой, а точнее с карабином. Федоров, которому поручили это дело, с головой ушел в разработку «оружия своей мечты». И всем, кто с ним общался, было ясно — это надолго. Слишком уж он проникся идеями Фрунзе и довел их до абсурда, стремясь сделать оружие идеальным. Из-за чего постоянно утыкался в проблемы выбора в духе «Буриданова осла».

Формально то он должен был «родить» что-то в духе AR-18 с коротким ходом поршня, только с запиранием не поворотом, а перекосом. Но что реально там получится — бог весть. Потому что Фрунзе это особенно не контролировал, давая простор для фантазии и маневра. Разве что требовал все «приседания» документировать и полученные образцы испытывать. Мало ли он там чего интересное сделает?

Мутная история получалась.

Более-менее сообразительные догадались, что нарком выполнил свои обещания, данные Федорову. Но в самого конструктора не верил. Это проступало слишком отчетливо. Да и сам Фрунзе не раз называл конструктора «французом». Указывая на то, что тот прекрасно что-то выдумывает, но очень слабый технолог — традиционные маркеры французской инженерной школы. Учитывая обстоятельства это было почти что диагноз… почти что приговор.

Вот Токарев и подсуетился.

Лично прибыл на прием, чтобы доложиться. Набравшись, так сказать, наглости. Тем более, что с Фрунзе он не раз общался на оружейные темы и знал — тот вполне нормально воспринимает подобные выходки.

— Михаил Васильевич, — произнес он, входя, — вот.

И начал доставать из специального саквояжа оружие, завернутое в тряпицу.

— Что это?

— В свободное время. В инициативном порядке разрабатывал.

— Я понимаю. Но что это?

— Автоматический карабин под новый патрон 6,5х40.

— И в чем подвох?

— Ни в чем. Вот — разработал.

Начали беседовать.

Оказалось, что Токарев занимался разработкой не карабина, а пистолет-пулемета в инициативном порядке. И уже давно. Вот и решил приспособить свою поделку под новые задачи.

Получилось — странно.

Его пистолет-пулемет был основан на автоматике со свободным затвором. Как и все в те годы. И чтобы компенсировать возросшую энергию отдачи, он банально увеличил массу этого затвора и жесткость пружины. Не, ну а что? Сработало же…

— А вы сами из него стреляли?

— Он вполне исправно работает. — уклончиво ответил Токарев.

— Только честно — лягается при стрельбе?

— Лягается… — нехотя ответил конструктор, зная, что нарком ведь пойдет и проверит. Возможно даже прямо сейчас.

— Вот то-то и оно. Он и должен лягаться. Да и при стрельбе с заднего шептала прицельная стрельба одиночными выстрелами посредственной будет. Но идея мне нравится. Смотри…

И Фрунзе начал высказывать свои мысли.

Крутя-вертя эту поделку в своих руках он невольно вспомнил о знаменитой H&KG3. В девичестве бывший CETME modelo В, выросшей из StG45M.

Конструкция ее была в какой-то степени… противоречивой.

В чем это выражалось?

В том, что в России G3 традиционно ругали. Называя не иначе как «часы с кукушкой» или отпуская иные нелицеприятные эпитеты. Но Фрунзе знал — в советской, а потом и в российской традиции принято давать огульные оценки, подавая многие вещи инструментами пропаганды в гротескных, черно-белых тонах. У нас, пожалуй, только FNFAL не ругали, да и то, только потому, что объявляли ее клоном нашей СВТ-40.

В остальном же мире оценки H&K G3 были кардинально позитивнее. Что выразилось и в объеме производства, который был на уровне таких знаменитых «стволов» как FN FAL и M16. Примерно в районе 7–8 миллионов экземпляров всех вариантов. Что особенно показательно в условиях доминирующего оружейного лобби США и в глазах Фрунзе ставило G3 в равнозначную с FN FAL позицию.

Понятное дело — с АК все это не сравнимо.

Но никто и не стремился это сделать. Оружейный экспорт «наши западные партнеры» старались закрыть куда более дорогими и ценными продуктами вроде самолетов, орудий, бронетехники и так далее. Стрелковое же оружие в основном выпускали только для своих армии и гражданских нужд…

Почему Фрунзе зацепился за идею?

Потому что G3 была самой простой и дешевой в производстве из всей плеяды первого, послевоенного поколения штурмовых винтовок. Да и последующих. Настолько, что их лицензировали у себя даже такие страны как Пакистан, Иран, Турция, Мексика и так далее. А это, как вы понимаете, не самые передовые промышленные страны. Так или иначе — G3 стоял на вооружение армии и полиции около 80 стран.

Да, на оригинальном патроне, G3 лягался, что было главной его бедой. Но 6,5х40 далеко не 7,62х51. Это боеприпас был вдвое менее мощный. Что откровенно вдохновило Михаил Васильевича. И он битый час потратил на Токарева, рассказывая, как тому переделать свой «девайс» в некое подобие G3.

Понятно — обещание Федорову было дано.

Но сможет ли сам Федоров его реализовать? Большой вопрос. Поэтому нарком дал шанс и второму участнику этой гонки — Токареву. В надежде на то, что хоть один из образцов за несколько лет они смогут довести до ума. И на Токарева у него надежды было больше.

Почему?

Тот был приземленным и не витал в облаках.

Вон как ухватился за шанс.

И вряд ли будет пытаться сделать что-то идеальное. У него не такая степень экзальтации…

— Там есть еще кто на прием? — поинтересовался Фрунзе, когда конструктор ушел.

— Нет Михаил Васильевич, — ответил секретарь.

— Тогда я домой. Голова кругом.

— Вас беспокоить, если будет какое-то ЧП?

— Конечно. Следуем строго по регламенту. Пусть даже оно в 2 или 3 часа ночи случиться. — произнес нарком через плечо, выходя из кабинета.

Дорога до дома ему не запомнилась.

Он почти сразу задремал и чуть-чуть покемарил, пока ехал.

Поднялся в квартиру.

Обнял и поцеловал молодую и покладистую супругу. И… замер…

В прихожей на тумбочке стояла пачка книг, перевязанных веревочкой. Одинаковых.

— Что это? — спросил нарком и, не дожидаясь ответа, глянул на обложку. — «Сказки на ночь» М.В. Фрунзе… — прочитал он. И «завис».

— Дорогой, ты не рад?

— Я? Я… честно говоря даже не могу понять, что это?

— Ты детям такие интересные сказки рассказывал. Я их никогда не слышала. Вот и решила — записать. А потом обратилась в издательство и их напечатали.

— Напечатали то, что я рассказывал детям?! — вытаращился он на жену.

— Ну да… — опешила она. — Тимур и Татьяна очень мне помогали в этом. Они тебя специально просили повторить то, что я еще не слышала или записала не точно. А потом, мы вместе их вычитывали-правили. И мама твоя помогала. Мы хотели сделать тебе сюрприз.

Фрунзе нервно выдохнул.

Развязал завязки. И взяв книгу, начал ее листать.

Его пробил холодный пот.

У него в прошлой жизни никогда не было детей. И он не знал детских сказок. Разве что те, которые сам в детстве слушал. Но то было давно и не правда, посему он их совсем не помнил. Вот и выдумывал, опираясь на свои воспоминания, разные истории. Где-то пересказывал мультфильмы, адаптивно. Где-то фрагменты фильмы. Где-то что-то еще. Поэтому его дети слушали то историю «Ивашка из дворца пионеров», то приключения миньонов, то похождения «Аватара», а то и историю о паровозике, который смог в шутливой форме. И так далее. Само собой — в адаптированном варианте. Так как оригинальный финал истории про паровозик от майора Пэйна Фрунзе посчитал перебором.

И это все оказалось записано.

И издано.

— Ох… — выдохнул нарком.

— Милый, тебе плохо?

— Да разве же это сказки? Зачем…

— Еще какие сказки! Ты посмотри на тираж!

— Любимая, — как можно спокойнее произнес чуть пришедший в себя Михаил Васильевич. — Ты хоть спрашивай, когда в следующий раз такое будешь делать. Или хотя бы предупреждай…

— Я что-то сделала не то? — нежно обняв его за шею, спросила Любовь Петровна.

— Ну… как тебе сказать?.. Мда. И кто тебя надоумил?

— Я Александру Васильевичу как-то сказала, что ты удивительный рассказчик и сочиняешься для детей сам славные сказки. Он заинтересовался. Попросил парочку ему показать. Я выбрала наиболее безобидных. И он оказался в восторге. Заявил, что это как раз то, что нужно современным детям.

— Александру Васильевичу?

— Луначарскому. Наркому просвещения.

— Луначарский значит… уф… — протерев вспотевший лоб платочком выдал он. — Прошу, радость моя, никогда ничего за моей спиной не делай. Даже если считаешь это правильным и нужным.

— Я просто хотела сделать тебе приятный сюрприз.

— Понимаю. И он очень приятный. Серьезно. Я рад. Но будь осторожна, не забывай о том, какую должность мне приходится занимать. Любое неосторожный шаг может закончиться фатально. Для нас обоих. Еще не известно, к чему все это приведет, — кивнул он на книгу. — Любую двусмысленность мои враги могут использовать против меня. Против нас. Понимаешь?

— Понимаю, — нежно поцеловав мужа в ушко, произнесла она. — Прости. Такого больше не повториться.

— Ужин готов?

— Только тебя и ждем. Сейчас накрою на стол. — произнесла она и упорхнула на кухню. Нарком же еще несколько минут приходил в себя. Его расчет на продуманную особу оказался поспешным. Такую выходку отчубучила…

Часть 1. Глава 4