Chelyaber

– Что ж, быть посему. Фонды перераспределим, командировку устроим, за такой короткий срок сожрать меня точно не успеют. А дальше… что ты говорил про команду, Максим?

– Пробовать надо, Сергей Павлович, а пока просто некогда. Для команды нужно учить детей, эти обломы, – Вороной кивнул на соседей по комнате, – своего потолка уже достигли. Из таких команду не создашь.

– И каков-же у них потолок?

– Вадик лыжный спринтер. К Олимпиаде сделаем из него двоеборца, к следующей будет готов и в чистых прыжках. Аслан вывезет любой вид борьбы в своей весовой категории. Так что нет никакого смысла делать из них посредственных игроков, лучшее – враг хорошего. Командами мы с вами займёмся потом, когда я из армии вернусь.

– А отпустят тебя вояки?

– У нас ведь сейчас не проклятый царизм и рекрутский набор на всю жизнь, Сергей Павлович. Отслужу два года и вернусь. Мне ещё этому ЦСКА за родной "Трактор" отомстить надо.

– Загонят они тебя туда, где "Макар телят не пас".

– Да и флаг им в руки, с барабаном на шею, хоть на Новую Землю, лишь бы не в ЦСКА. Раз люди там живут, то и я как-нибудь выживу. Злее буду.

Глава 4

– Откуда у вас деньги на такое дорогостоящее снаряжение?

Капитана КГБ Линькова представили экспериментальной группе перед самым вылетом в Вену, не как капитана, конечно, а как администратора экспериментальной группы подготовки. Это нормально, "контора" бы жирно расписалась в собственном непрофессионализме, не возьми она это дело под свой контроль.

Инвентарь выделили реально антикварный, которому место в музее, а не на олимпийских стартах, а суточные выделили всего по пятьдесят шиллингов на брата, которых только-только на питание и хватало. Пришлось тряхнуть заначкой, не хотелось ехать на Олимпиаду оборванцем. Вернее, не хотелось это убожество перекрашивать в "Chelyaber". Шесть пар лыж, четыре ботинок (прыжковых и горнолыжных), крепления, палки, комбинезоны, щитки, шлемы, очки и набор мазей и парафинов стоили как какой-нибудь Опель Кадет, или четыре больших цветных телевизора Грюндиг. Перекраска лыж обошлась ещё в триста шиллингов (цены на этом австрийском курорте на всё реально конские), но результат получился выше всяких похвал, намного лучше, чем в Сыктывкаре. Внимание Линькова можно было переключить, сделать так, чтобы он об этом забыл, но всё равно в Лейк-Плэсиде всё всплывёт, такую гору барахла от всех скрыть не удастся – так зачем подставлять человека? – с него ведь потом спросят.

– Вам это знать не положено, Юрий Михайлович.

– Как это не положено? Кем?

– Вам виднее кем. Но раз вы не знаете, значит и не должны. Докладывайте по команде.

По команде этот рапорт обязательно придержат и осторожно начнут выяснять по большому кругу, такие средства кем попало не выделяются, тем более в тайне. А пока выясняют, уже и Олимпиада пройдёт. Если всё пройдёт удачно, то сам Брежнев и прикроет, ему можно будет прямо сказать, что банк ограбил, экспроприировал экспроприаторов, согласно канону о классовой борьбе. А если нет… Нет – может быть только в случае появления "многомерного чудища", но в этом самом случае ему самому будет уже всё равно.

Линьков насупился, но отвалил. Качать права – для него полный провал, парень ведь на нелегальной работе, у него, помимо экспериментальной группы, наверняка ещё задание есть. Первое задание в капстране, да ещё такая синекура, до этого он два года официально служил в ГДР на должности принеси-подай. Этот резких движений делать не будет, он точно не игрок, скорее бухгалтер.

* * *

В Инсбрук они прибыли восьмого декабря. Заселились в маленький (на восемь комнат) пансион, заняв две из них: Воронов заселился с Фатыховым, а Савельев с Линьковым. Довольно скромно, тесно и очень, до полного неприличия, дорого.

– Ничего, в Лейк-Плэсиде и такого не будет. Там настоящая тюрьма и нары в два яруса.

– Как тюрьма?

– А вот так. Олимпиада закончится и будет там тюрьма. Лет пятьдесят простоит. Разумно и экономно.

– Позор-то какой.

– Они так не считают, а твоё мнение их не интересует. Ладно, спать есть где, завтраком кормить будут, горячая вода… гм, довольно тёплая, автобусная остановка рядом.

– Сюда бы тачку Аслановскую.

– У нас прав нет.

– У Савельева есть. И у гэбэшника этого наверняка.

– Догадался?

– Фу, Ворон. Тоже мне загадка. Чтобы наш КГБ да в это свой длинный нос не сунул.

– Хорошо. Тогда не забывай, что у нас есть обязательства перед Павловым. Что гэбэшники на себя администрирование взяли – просто отлично. Цены здесь мама не горюй, Геннадьевич бы замучился обосновывать командировочные.

– Про обязательства помню. Когда прыгать начнём?

– Как только раздобудем приличный инвентарь. Пока катайся, отрабатывай эстафетный старт. Ты должен метров на пятнадцать-двадцать опередить второго. Старт эстафеты – самое зрелищное шоу в лыжных гонках, остальное скукота: бегут, дышат, соплями капают. Сечёшь?

– Секу. А ты чем займёшься?

– Похлопочу насчёт инвентаря. И катки местные посмотрю.

* * *

Итак, не игрок, бухгалтер. Лично Линькова в той жизни Андрейченко не знал, но сослуживцев с подобным психотипом встречал очень часто.

– Юрий Михайлович, как вы смотрите на возможность заработать немного валюты? И для себя, и для страны.

– Резко отрицательно. У меня нет полномочий.

– Так запросите.

– На что?

– Организуем мою тренировку в ледовом дворце в новогоднюю ночь. Соберём полный зал, аншлаг я гарантирую. И сам берусь договориться с их администрацией.

– Любителям запрещено выступать в коммерческих шоу, тебя к Олимпиаде после этого не допустят.

– Никто и не говорит про шоу. Мы просто не возражаем, что на эту конкретную тренировку будут проданы билеты. Нам же здесь ещё до февраля жить.

– Аншлаг, значит, гарантируешь… А если мне не разрешат?

Воронов пожал плечами.

– Экономить на подъёмниках я не намерен. Это дорого, а в высокий сезон станет очень дорого. Ещё нам нужно взять в аренду автомобиль и снегоход. Если вам не разрешат, я получу за эту тренировку наличными.

– Ты догадываешься, кто я такой?

– Об этом даже Вадик догадался, Юрий Михайлович. Не сомневайтесь, вам не откажут, ещё и билеты заказать попросят.

– Если догадываешься, то знаешь, чего от меня ждут.

– Откуда мне, если они сами не знают, чего от вас ждут. Хотите научиться Ци? Тогда запросите разрешение, место второго ученика у меня сейчас вакантно.

– Не знаю, хочу ли. Вот вы с Фатыховым впервые за границей, сразу в капстране, на курорте, а будто в Урюпинск приехали. Никакой у вас от жизни радости. Но я запрошу.

– Чему тут радоваться, если за такие сумасшедшие деньги комната размером с кубрик подводной лодки и чуть тёплая вода в душе? Мы что, по-вашему, идиоты и считать совсем не умеем?

– Вот я и говорю – вы ненормальные. По магазинам не ходите, суточные в дорогих кафе тратите, даже чаевые даёте, будто и не советские люди.

– Это да. В дешёвых кафе нам невкусно и воняет. Побочный эффект Ци. Покупки мы сделаем в США по каталогу, получится ровно вдвое дешевле. Если вам дадут добро на обучение, купим боб четвёрку, нас тут как раз четверо и трасса бобслейная под боком.

– Ты хочешь подготовить нас с Савельевым к Олимпиаде? За два месяца?

– Почему бы и нет? Двойку вы, конечно, не вывезете, но четвёрку, вместе с нами, вполне. В процессе будете понимать Ци и докладывать собственные ощущения. Всё лучше, чем с чьих-то слов.

– Ты говорил, что у тебя вакантно место одного ученика.

– Всё так. Семёна Геннадьевича я уже учу.

– А Фатыхов?

– Чему мог, он уже научился. Больше в него просто не влезет. Поздно начал.

– Мне тридцать шесть.

– Савельеву сорок два. Но запрыгивать в боб вы успеете научиться.

– И мы выиграем Олимпиаду?

– Если вам начальство разрешит, то да, выиграем. Дело это – не хитрое.

* * *

Как и ожидалось, начальство ответило на оба запроса Линькова "да". Причём всю организацию открытой тренировки велели доверить Воронову и не светиться самому; ударно изучать Ци и не посрамить родное "Динамо" на Олимпиаде. К этому времени Фатыхов уже вовсю прыгал, и Воронов взялся за их с Савельевым обучение всерьёз. Чему он учится, капитан Линьков объяснить бы не смог, он и сам этого не понимал. Погружаться в транс оказалось просто, ему нужно было только представить себя сидящим на южном склоне Эвереста и сразу происходил контакт с Ци, а вот дальше… дальше можно было через этот Ци как-то совершенствоваться, но это нужно было ещё уметь. Воронов заверил их, что для задуманного, потенциал у обоих достаточный, нужно только постараться. До самого Нового года все тренировки у них были направлены на удержание Ци в движении. Перебирание чёток, попытки встать, ходить, бегать, играть в снежки, играть в снежки ночью. А в дешёвых кафе действительно воняло…

Воронов не ошибся, посмотреть на открытую тренировку прибыла делегация во главе с самим Павловым. Прибыл и непосредственный начальник Линькова.

– Уже неделю снежками кидаемся, товарищ подполковник. Весь снег в лесу перекидали. Я теперь запросто могу белку с ветки сбить.

– А Воронов?

– Он нам задачи ставит и занимается по своей программе. Основное внимание уделял фигурному катанию, каждый день проводил вечерние тренировки, на которые с каждым днём собиралось всё больше и больше зрителей. Люди в восторге, цветы по всему городу скупают, приносят и на лёд бросают. В общем, их администрация сама проявила инициативу. Воронов предложил провести благотворительный новогодний вечер с шампанским и ледовый бал, где танцевать могут все, а сам он просто будет одним из гостей, за четверть кассы наличными. Все билеты уже проданы, больше четырёх тысяч, самые дешёвые ушли по двести пятьдесят шиллингов, точно как в Венской опере. Воронов уже подтвердил получение четырёхсот шестидесяти тысяч.

– Охренеть, почти шестнадцать тысяч долларов. Вот это я понимаю гонорар. И что, заранее выплатили?

– Предлагали аванс ещё за пять вечеров, но Воронов отказался. Сказал – нам хватит.

– Выяснили, откуда он взял деньги на экипировку и снаряжение?

– Спросил прямо. Говорит – банк ограбил. Смеётся.

– Много смеётся?

– Как все никогда. Он одними глазами смеётся. Так – много. Вроде и серьёзно отвечает, а глаза смеются. Но банков за это время никто не грабил.

– Да это понятно. Что он говорит по поводу учителя?

– Что это тоже Максим Воронов, только из другого мира. Там он великий воин и учёный.

– Это серьёзно?

– Рассказывал он нам троим, про учителя спросил Савельев. Проверить невозможно.

– Но ты такого не исключаешь?

– Теперь уже нет. И мне даже показалось, что на этот раз он говорил чистую правду.

– Ладно. Других версий у нас пока всё равно нет. – подбодрил подчинённого подполковник Титов. Настроение у него было отличное, говорил ли Воронов правду пока непонятно, но на контакт он уже пошёл. Учитывая, что дело на контроле на самом верху – это уже несомненный успех. Командировка в Инсбрук – всего лишь первый приятный бонус. К "человеку из "Динамо" неприязни не высказал, взялся учить на олимпийского чемпиона. И ведь наверняка выучит. Павлов намекает на магию, а на сумасшедшего он совсем не похож. Да и чем ещё можно объяснить продемонстрированную Вороновым "многозадачность", кроме той самой несуществующей магии? И чем-же такого колдуна можно заинтересовать? Пока ничего толкового в голову не приходит, но это только пока, нужно сойтись поближе, а там, глядишь, и осенит.

Выступление, вернее, ледовый бал Воронова смотрели из пустой ложи прессы, сама пресса на бал не допускалась, только в качестве обычных гостей по купленным билетам. Фигурное катание Титов не любил, а когда всё-таки доводилось смотреть, ему больше всего нравился момент объявления оценок, поэтому на лёд он сначала внимание не обращал, размышляя и наблюдая за соседями и трибунами, а они заводились всё сильней и сильней. Когда Станислав Жук восхищённо произнёс: "Три с половиной оборота" и добавил нецензурное слово "Охуеть!", выступление Воронова начал внимательно смотреть и Титов. Тот танцевал. Именно танцевал в своё удовольствие, как и положено на балу. Одна классическая мелодия сменялась другой, десять минут, двадцать, тридцать, сорок, а танец всё набирал и набирал темп, Воронов уже на катался, а летал надо льдом. Сорок восемь минут. По триста тридцать три доллара за минуту и это экспромтом, в незнакомой стране, незнакомой культуре, не имея ни репутации, ни рекомендаций, ни связей. Ну что такому можно предложить?

– Максим, я хотел бы предложить тебе помощь.

– Будет очень кстати, товарищ подполковник. Я собираюсь купить боб.

– Мы организуем оплату.

– В этом нет нужды, я уже договорился и даже оплатил. Возвращаться с таким грузом в Москву очень хлопотно, да и дорого, вещь то габаритная. Если бы нас подобрали в Вене по пути, было бы просто чудесно. Сергей Павлович обещал помочь, но он такие вопросы напрямую не решает.

– Посодействуем. Что-то ещё?

– Прикрепите к нам съёмочную группу. Владимира Высоцкого с оператором, которого он сам выберет.

– Именно Высоцкого?

– Именно его. По заданию вашей киностудии.

– У нас нет своей киностудии, Максим.

– Я знаю. Организуйте, пусть будет, обязательно пригодится, хотя бы для этого случая. Убедите Высоцкого только добраться до Инсбрука, всё остальное я беру на себя. Все расходы будут возмещены двукратно, после выхода фильма в прокат. И при этом я вам буду должен ответную услугу. Устраивает вас такой вариант?

– Твои просьбы пока не слишком обременительны для нашего ведомства, и наше сотрудничество мы уже ценим намного выше. Можем включить в состав олимпийской делегации твоего отца.

– Пока не стоит. Он мечтает видеть меня хоккеистом, а Тихонов меня в свою команду точно не возьмёт. Лучше включите в группу Высоцкого Марину Влади.

– Она же гонорар в валюте запросит.

– Я готов ссудить вашу киностудию необходимой суммой. Без лишней огласки, разумеется.

– Банк удачно ограбил?

– Экспроприировал экспроприаторов. – серьёзно кивнул Воронов. Глаза у него и правда смеялись, но лжи Титов не почувствовал.