Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Деяния апостолов. Главы 9-28: Историко-филологический комментарий - Ирина Алексеевна Левинская на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Предисловие

Комментарии к Деяниям Апостолов 9-28 построены по тому же принципу, что и комментарии к главам 1-8, опубликованные мной ранее[1]. Они носят историко-филологический характер и имеют целью познакомить российского читателя с достижениями современной науки в области исследований этой книги. Как и любое сочинение подобного рода, они отчасти компилятивны. При их написании помимо научных исследований по конкретным проблемам были использованы наиболее полные и авторитетные комментарии Дж. Бенгеля, К. К. Барретта, Ф. Ф. Брюса, Э. Хенхена, К. Лейка, Дж. Кедбери, Г. Концельманна и др. Собственно тексту комментария предпослан греческий текст и перевод того типа, который обычно называют филологическим. В таком переводе акцент делается на максимальной точности передачи оригинала в соответствии с тем пониманием текста, которое кажется автору наиболее правильным, с учетом того, насколько это допускается нормами русского (в нашем случае) языка. Стилистика в таких переводах приносится в жертву точности. В них сохраняются неловкости и шероховатости оригинала. Мой перевод не предназначен существовать самостоятельно, без комментариев. В нем мне часто приходилось сохранять греческий порядок слов даже в тех случаях, когда нормы русского языка требовали его изменить без ущерба точности передачи оригинала, поскольку комментарии даются к греческому тексту, перевод которого приводится в скобках, и серьезное изменение порядка слов (не внутри скобок, разумеется) могло бы дезориентировать читателя.

Часть немецкой и французской научной литературы я цитирую по английским переводам. В некоторых случаях это вызвано тем, что для ежедневной работы она оказалась для меня недоступной на языке оригинала. Однако в большинстве случаев это сделано сознательно: переводы, за редчайшими исключениями, выходят позднее (иногда много позднее) оригинального текста, и автор имеет возможность его отредактировать и внести в него существенные дополнения и изменения, при этом переводы нередко бывают авторизованы. Характерным примером являются знаменитые «Bibelstudien» и «Neue Bibelstudien» А. Дейсманна, изданные по-английски на шесть лет позднее немецкого оригинала, что позволило автору значительно улучшить текст.

В Синодальном переводе и в русской церковной литературе имена собственные передаются в транскрипции, отражающей византийское произношение. В научной литературе принята транскрипция имен, передающая произношение классического периода. В данной книге я следую научной традиции (Тиберий, а не Тиверии), за исключением тех случаев, когда передача имен в соответствии со среднегреческим произношением вошла в обиход: так, я сохраняю написание Варнава вместо Барнаба.

В комментариях я иногда ссылаюсь на Синодальный и славянский переводы Деяний Апостолов. Под первым подразумевается редакция 1956 г. (в частности, я пользовалась четвертым брюссельским изданием), под вторым – Петровско-Елизаветинский текст; проблем текстологии славянского перевода я не касаюсь[2], моей целью было обратить внимание читателей на расхождение критического текста, который лежит в основе перевода, с тем, который используется в современной православной церковной практике.

Греческий текст печатается по: Novum Testamentum Graece post Eberhard et Erwin Nestle editione vicesima septima revisa communiter ediderunt B. et K. Aland, J. Karavidopoulos, C. M. Martini, B. M. Metzger. Stuttgart: Deutsche Bibelgesellschaft, 1993. Этот же текст содержится также в: The Greek New Testament. Fourth Revised Edition. Stuttgart, 1993. При ссылках на него он обозначается как текст Объединенных библейских обществ (ОБО).

Так же как и предыдущая книга, второй том был написан в замечательной кембриджской библиотеке Тиндейл Хаус (Tyndale House), бесплатно предоставлявшей мне в течение ряда лет рабочее место и все необходимое для работы оборудование. Я глубоко благодарна ее директору (1987-2006) и доброму другу Брюсу Винтеру, чьи профессиональные советы были бесценны, а также главному библиотекарю Тиндейл Хаус Элизабет Магба и советнику по компьютерным делам Дэвиду Инстон-Брюеру, без чьей помощи я не смогла бы сориентироваться в море современной компьютеризированной библеистики. Я благодарна члену Британской академии Джойс Рейнолдс, чье гостеприимство и дружба сделали для меня Кембридж вторым домом и чья критика моих построений послужила на благо предлагаемому на суд читателей сочинению. Я признательна лингвисту Брюсу Фрезеру, чьими консультациями я постоянно пользовалась.

Елена Константиновна Пиотровская, Наталья Брониславовна Срединская и игумен Иннокентий (Павлов) взяли на себя труд прочесть рукопись книги и сделали ценные замечания. Я бесконечно благодарна Сергею Ремировичу Тохтасьеву, который, несмотря на болезнь и огромную загруженность, придирчиво изучил мой текст и существенно его улучшил. Я признательна Дмитрию Александровичу Браткину, который не только прочел часть текста в рукописи и сделал полезные замечания, но и разрешил мне ссылаться на свои статьи до их публикации, а также Юрию Михайловичу Лесману, который сделал много важных поправок, принятых мной с благодарностью. Александр Николаевич Анфертьев, чью преждевременную смерть недавно оплакали друзья, коллеги и почитатели его таланта, был неоценимым консультантам и советчиком. Илья Соловьев внимательно вычитал рукопись и исправил множество опечаток. Излишне говорить, что все ошибки принадлежат мне. Эта книга была завершена в 2005 г. (после этого времени я делала лишь незначительные добавления), но по не зависящим от автора обстоятельствам ее издание было отложено. Я глубоко благодарна Михаилу Георгиевичу Селезневу, который приложил огромные усилия для того, чтобы эта книга смогла наконец найти путь к читателю.

Так же как и предыдущие комментарии, я посвящаю эту книгу людям, которые сделали мою работу возможной.

Моим друзьям в Англии посвящается

ВВЕДЕНИЕ

Апостол Павел: биография

Павел, «апостол к язычникам», – главный герой второй половины Деяний, которые посвящены в первую очередь описанию событий, происходивших во время трех миссионерских путешествий, как принято называть его перемещения по Малой Азии и Греции с целью проповедовать новое учение и создавать христианские общины. Впрочем, как остроумно было когда-то замечено, если бы Павла спросили где-нибудь в Коринфе или в Эфесе, какое из своих миссионерских путешествий он в данный момент совершает, он искренне не понял бы вопроса: деление его непрестанного движения по Средиземноморью на три путешествия – ученая конструкция.

Биография Павла известна из Деяний и из отдельных сообщений, рассеянных в его собственных Посланиях – письмах, которые он посылал церквам Малой Азии, Греции и Рима, главным образом им самим основанным. Четырнадцать таких писем вошло под именем Павла в канон Нового Завета. В том, что семь из них (Рим, 1 Кор, 2 Кор, Гал, 1 Фесс, Флп, Флм) действительно принадлежат Павлу, уверены практически все исследователи. То, что одно из них (Евр), не могло быть написано Павлом, также очевидно. По поводу остальных ведутся споры. Наибольшее сомнение вызывают так называемые Пастырские послания (Тит, 1 Тим, 2 Тим).

Часть информации в обоих источниках – Деяниях и Посланиях – совпадает или, по крайней мере, не противоречива. Проблема состоит в том, что между Деяниями и Посланиями существуют серьезные расхождения. И они значительно осложняют реконструкцию биографии Павла. Вопрос стоит очень серьезно. В сущности, прежде чем о ней говорить, необходимо понять, насколько возможно доверять нашим двум источникам. Ответ, казалось бы, прост. У нас есть, с одной стороны, свидетельство самого Павла о себе, иными словами, источник первичный, а с другой – свидетельство человека, возможно, близкого сотрудника (но, возможно, и нет)[1], который собирал сведения о своем герое, иными словами, источник вторичный. В такой ситуации преимущество, спору нет, должно принадлежать Посланиям. Именно такой ответ дает большинство исследователей. Некоторые формулируют свой ответ крайне жестко: «Начинать с Деяний и от них идти к Посланиям Павла, т. е. от вторичного источника, к собственному изложению своих мыслей Павлом, является чистым извращением»[2]. Этот принцип является безусловно верным, когда речь идет о теологии Павла. Если бы мы не имели его Посланий, а только сочинение Луки, то мы бы никогда не узнали того, например, что Павел вообще таковые писал, или того, какое значение он придавал кресту, или что он ожидал парусии в самое ближайшее время[3]. Однако ситуация с деталями биографии апостола является принципиально иной. Павел писал не автобиографию, а страстные, полемические и вероучительные письма. В них (Гал, Рим, Фил, Кор) он лишь вскользь упоминает о некоторых событиях своей жизни, и по Посланиям о ней нам известно гораздо меньше, чем о его теологии, характере и темпераменте. Человеческая память несовершенна, и, кроме того, рассказывая о себе, люди обычно модифицируют детали в соответствии с дискурсом: выдвинутая на первый план определенная деталь может привести к серьезным изменениям в повествовании об одних и тех же событиях.

Можем ли мы сказать, какой из рассказов является истинным? Как разграничить историю и воображение, которые, как заметил Гоббс, «are but one thing»? Павел вообще представляет собой особый случай. После встречи с Иисусом на дороге в Дамаск жизнь Павла изменилась радикально: она стала в его глазах частью священной истории – истории спасения. На этом фоне точные детали биографии становились мелочами, которыми можно было пренебречь ради высокой цели: приобщить своих слушателей к открывшейся ему высокой истине. Вспомним, что Павел говорит о себе в 1 Кор 9:20-23: для того чтобы спасти по крайней мере некоторых, он для всех сделался всем и вел себя с иудеями как иудей (т. е. соблюдал ритуальные предписания закона, хотя и не считал их более для себя обязательными), а с язычниками – как язычник (т. е. не придерживался ритуальных предписаний, в частности ел некошерную пищу).

Павел редко говорит о своей жизни в Посланиях. И только в Гал 2 содержится нечто вроде краткой автобиографии. Так, Павел сообщает, что через четырнадцать лет после явления ему Иисуса на дороге в Дамаск он пришел в Иерусалим вместе с Варнавой и Титом. Он особо отмечает, что отправился туда не потому, что был приглашен руководителями Иерусалимской общины, а в результате откровения (κατὰ ἀποκάλυψιν). Он рассказал руководителям общины об успехе проповеди христианства среди язычников с тем, чтобы получить их одобрение и официальную санкцию на занятие этой деятельностью. В результате обсуждения проблемы с Иаковом, Петром и Иоанном было принято решение, что Павел будет продолжать миссионерскую деятельность среди язычников, а Петр – среди иудеев. Единственным условием было поддерживать бедных. Сравним это чрезвычайно схематичное изложение с содержанием Деян 15. Согласно Луке, Павел, Сила и еще некоторые не названные по именам антиохийские христиане отправились в Иерусалим по решению антиохийской общины или же по решению посетивших их иерусалимских христиан, в прошлом принадлежавших к фарисейской партии (текст здесь дает основание как для одного понимания, так для и другого, см.: комм, к Деян 15:2). В Иерусалиме произошло официальное обсуждение вопроса о необходимости обрезания для язычников, на котором выступили сначала Петр, затем Павел и Варнава, а в конце Иаков. Все выступавшие поддержали идею о том, что новообращенные христиане из язычников не должны обрезаться. Было принято постановление, согласно которому христиане из язычников должны были придерживаться диетаческих требований иудаизма: им предписывалось воздерживаться от мяса животных, принесенных в жертву языческим богам, и от мяса неритуально убитых животных, также они должны были воздерживаться от блуда. Письмо соответствующего содержания было послано в Антиохию. Туда же вместе с Павлом и Варнавой были отправлены Иуда и Сила, чтобы разъяснить антиохийцам содержание письма. И то и другое изложение (Павла в большей степени) намекает на то, что пребывание Павла в Иерусалиме и обсуждение проблемы миссии к язычникам вызвали серьезные споры и разногласия. Павел говорит о неких лжебратьях, которые тайно подсматривали за свободой, которой обладали пришедшие из Антиохии, чтобы их поработить, и достаточно иронично отзывается об иерусалимских апостолах. В Деян упоминается о христианах, которые прежде были фарисеями и продолжали сохранять верность иудейской обрядности, вследствие чего настаивали на необходимости обрезания для всех христиан.

Относятся ли эти описания к одному событию? Исследователи отвечали на этот вопрос различно. Древние комментаторы идентифицировали Гал 2:1-10 не с Деян 15, а с Деян 11:30[4]. В XIX в. библеисты склонялись к иному ответу: речь идет об одном и том же событии. Лайтфут сформулировал эту позицию следующим образом[5]: «География та же самая. В обоих описаниях происходит контакт между Иерусалимом и Антиохией; в обоих случаях штаб-квартира ложных братьев находится в Иерусалиме, а своими интригами они занимаются в Антиохии, в обоих случаях апостолы язычников приходят в Иерусалим из Антиохии и снова возвращаются в Антиохию. Время то же самое или, по крайней мере, совместимое. Св. Павел датирует это событие пятнадцатью или шестнадцатью годами после своего обращения. Изложение св. Луки подразумевает, что событие произошло около 51 г. Действующие лица те же самые: Павел и Варнава выступают как представители языческих церквей, Петр и Иаков – как лидеры иудейской. Противники описываются сходным образом в обоих текстах: в Деяниях как обращенные фарисеи, которые переносят свои догматы в христианскую церковь, в Посланиях как ложные братья, которые пытаются наложить иго закона на новообращенных язычников. Два апостола язычников в обоих описаниях предстают в сопровождении: „некоторых других язычников“ (ἐξ αὐτῶν) у св. Луки; язычника Тита – у Павла. Предмет спора один и тот же: обрезание обращенных язычников. Характер собрания в целом один и тот же: длительная и тяжелая борьба. Результат тот же самый: освобождение язычников от выполнения требований закона и признание руководителями иудео-христианской церкви» апостольской миссии Павла и Варнавы. Как отметил Барретт[6], аргументация Лайтфута, хотя и нуждается в определенных уточнениях, по-прежнему весома. Барретт предложил эти уточнения, к которым я еще вернусь.

Между тем далеко не все соглашаются с аргументацией Лайтфута. Некоторым исследователям расхождение в деталях в обоих описаниях представляется настолько серьезным, что они отказываются признать, что речь может идти об одном и том же событии. Эти противоречия состоят в следующем. Павел говорит о присутствии на Соборе Тита и Иоанна, о которых Лука не упоминает (впрочем, он и не утверждает, что их там не было). Согласно Гал 2:7-10, миссия к иудеям была поручена Петру, а к язычникам – Павлу с условием «помнить о бедных». Ни об этом разделении, ни о бедных в Деян 15 не сообщается. Результатом Собора, согласно Луке, был декрет, о котором Павел не упоминает ни в Гал, ни в каком-либо ином Послании. Позиция Павла относительно идоложертвенной пищи, в которой он не видел ничего неприемлемого с богословской точки зрения, находится в прямом противоречии с декретом, ее запрещающим. Однако Павел специально оговаривает в 1 Кор 9:12, что в случае если христианин, который ест идоложертвенное, соблазняет этим кого-либо из своих собратьев, то он должен от подобной пищи отказаться. Таким образом, противоречие между декретом и позицией Павла оказывается отнюдь не столь решительным: декрет ставит своей целью найти компромисс, который позволил бы участвовать в совместных трапезах христианам любого происхождения (при этом в декрете не даются богословские обоснования запрета на идоложертвенное), и Павел в 1 Кор, оговорив свою богословскую позицию, предлагает тот же компромисс. Согласно Деян, Собор был вызван событиями в Антиохии после прихода туда иерусалимских христиан. В Гал Павел со своими спутниками приходит в Иерусалим в результате откровения, а иерусалимские христиане, посланные Иаковом, появляются в Антиохии уже после встречи в Иерусалиме. По Деян, расхождение Павла и Варнавы вызвано их спором об участии в этой миссии Иоанна Марка, тогда как, по Гал, причина была иной: Варнава под влиянием посланников Иакова отказался от совместных трапез, причем уже после иерусалимской встречи, во время которой, согласно Деян, было принято решение о допустимости подобных трапез. Кроме того, существует важное (в глазах некоторых – решающее) хронологическое противоречие между текстами: в Гал 2:1 Павел говорит со всей определенностью, что вопрос о миссии к язычникам обсуждался во время его второго посещения Иерусалима, а согласно Деян 15, Собор имел место, когда он посетил столицу в третий раз. Этот момент, разумеется, был отмечен представителями Тюбингенской школы, и, разумеется, это было еще одним аргументом в пользу ненадежности и неисторичности Деяний. Однако даже многие из тюбингенских исследователей, которые отрицали историческую надежность Деяний, полагал и, что в Деян 15 и в Гал 2 описывается одно и то же событие, информация о котором у Луки недостоверна[7].

В. М. Рамзи между тем предложил вернуться к античной традиции и идентифицировать с Гал 2 второе из упомянутых Лукой посещений Павлом Иерусалима (Деян 11:30)[8]. Этот визит, как он считал, носил частный характер, и Луке его детали не были известны. В настоящее время эту теорию среди прочих защищает Б. Витерингтон[9]. Он считает, вместе с рядом исследователей, что Павел посетил Галатию (какую бы часть римской провинции – северную или южную– не иметь в виду, см.: комм, к Деян 16:6) после своего второго визита в Иерусалим, описанного в Гал 2:1-10. Именно поэтому Павел, как полагают сторонники этой точки зрения, не упоминает о решениях Иерусалимского Собора – они были приняты позднее, когда Послание к Галатам уже было написано. Аргументация вкратце состоит в следующем. Посещение Иерусалима, о котором идет речь в Гал, было предпринято на основании откровения (при этом, как отмечает Витерингтон, Павел не говорит, кому оно было дано), а это скорее соответствует Деян 11:28, где сообщается, что пророк Агав предсказал голод во всей вселенной и именно поэтому христиане Антиохии приняли решение помочь собратьям в Иудее. В Деян 11:30 визит Павла имеет целью передать собранное в Антиохии денежное вспомоществование, что опять-таки соответствует Гал 2:10, где упоминается о помощи бедным как о единственном важном моменте, который должен быть не забыт миссионерами, ставящими своей целью обращение язычников. В Иерусалиме, как полагает вслед за Рамзи Витерингтон, Павел вел частные переговоры с главами Иерусалимской церкви, результатом которых была договоренность, что Павел будет вести миссионерскую деятельность среди язычников, описанную в Деян 13-14. Противники Павла, рассуждает далее Витерингтон, тем не менее не сдались – они отправились по следам Павла в основанные им галатские церкви, настаивая на необходимости единых правил для христиан из иудеев и из язычников. Витерингтон предлагает следующую таблицу соотношения событий, упомянутых в Гал и в Деян (я привожу только ту ее часть, которая имеет отношение к Иерусалимскому Собору):

Послания Деяния
Сбор помощи для Иудеи в Антиохии / Второй визит в Иерусалим
Гал 2:1-10 Деян 11:29-30/12:25
Возвращение в Антиохию
(см.: Гал 2:11-14) Деян 14:26-28
Иудействующие в Антиохии / Конфликт в Антиохии
Гал 2:11-14 Деян 15:1-2
Визит иудействующих в Галатию
(Ср. Гал 1:6-9; 3:1; 4:17-5:12; 6:12-13)
Послание к Галатам (из Антиохии)
Гал 6:11
Павел и Варнава отправляются в Иерусалим / Третье посещение Иерусалима
Деян 15:2-29
Возвращение в Антиохию / Вручение письма членам Антиохийской общины
Деян 15:30-35

Надо сразу отметить, что подобная интерпретация создает целый ряд проблем, игнорировать которые возможно только в том случае, если полностью отказать изложению Луки в хронологической последовательности. Приход Павла в Иерусалим в Деян 11:30 более или менее совпадает по времени с убийством Иакова, арестом Петра и смертью Ирода Агриппы, которая произошла в 44 г., т. е. на несколько лет раньше, чем посещение Иерусалима, о котором рассказывает Павел в Гал 2:1-10[10]. Трудно себе представить, чтобы в момент, когда Иерусалимская община была под угрозой физического истребления, могли произойти переговоры, о которых пишет Павел, да и вряд ли бы он позволил себе столь ироничный тон по отношению к руководителям общины, рассказывая в Гал об этих переговорах. Возникает также вопрос: почему на встрече, описанной в Деян, потребовалось обсуждать все сначала, как будто никаких договоренностей не было достигнуто? Ответ на последний вопрос дает другое решение проблемы, которое состоит в том, что и Деян 11, и Деян 15 описывают один и тот же визит в Иерусалим, о котором идет речь в Гал, но делают это с разных точек зрения, опираясь на разные источники. По мнению сторонников этой теории, Лука пользовался двумя источниками – антиохийским и иерусалимским. Антиохийская традиция представлена в Деян 11:27-30; 12:25 = Гал 2:1 слл.; Деян 15:1 сл.; 15:30 сл. = Гал 2:11 слл. К. Лейк поддержал это решение и предложил следующую таблицу, показывающую, как, если взять за основу последовательность событий в соответствии с Гал, эти источники были использованы в Деян 15.

Послание к Галатам Антиохийский источник Иерусалимский источник
1. Визит Павла в Иерусалим Гал 2:1-2 Деян 11:27-30
2. Апостольский Собор Гал 2:3-10 Деян 15:3-29
3. Возвращение Павла в Антиохию подразумевается в Гал 2:11 ?Деян 12:25 Деян 15:30
4. Прибытие Петра в Антиохию Гал 2:11
5. Появление посланцев Иакова Гал 2:12 Деян 15:1-2
6. Ссора Павла с Петром и Варнавой Гал 2:13-14 ?Деян 15:36 слл.

Лука, полагает Лейк, вставил изложение событий по Иерусалимской версии в Антиохийскую традицию. Для этого ему потребовалось внести некоторые редакторские добавления[11].

Существует еще целый ряд интерпретаций. Как заметил Талберт[12], были перепробованы практически все комбинации идентификации. Так, помимо упомянутых вариантов были предложены следующие: Гал 2 = Деян 18:22 (не упомянутое в Деян посещение Иерусалима)[13]; Гал 2 = Деян 15:1-4,12[14]; Гал 2 = Деян 11 + 15[15];Гал2 = Деян 9:26 слл. (пожалуй, самый экзотический вариант)[16]. Тейлор, в основе комментариев которого лежит концепция Буамара-Лямуля[17], считал вслед за ними, что Лука вставил рассказ, относившийся к повествованию о свершениях Петра, которое включало эпизод с обращением Корнелия (Doc P), в текст, написанный на основании антиохийско-павловского источника, иными словами, Деяния Петра оказались вставлены в Деяния Павла[18].

Барретт, который поддерживает вариант Лайтфута (см. выше, прим. 5), предложил к нему уточнение, которое, по существу, его разрушает: за изложением Луки стоит гораздо более сложная последовательность событий. Барретт считает, что Лука использовал материалы, которые, будучи вполне надежными, были неверно соединены. Лука знал о важных обсуждениях в Иерусалиме, касающихся условий, на которых язычники могут стать частью избранного народа. Он знал, что Павел и Варнава участвовали в качестве представителей Антиохийской общины в этих обсуждениях, но отчет, с которым он был знаком, не упоминал Павла и Варнаву. Казалось бы, Лука должен был прийти к выводу, что произошли две встречи, на одной из которых Павел и Варнава присутствовали, а на другой нет. Вместо этого он вставил в свое изложение ссылку на их участие (Деян 15:12). Может быть, он решил, что была только одна встреча, может быть, для краткости изложения спрессовал два события в одно. Возможно, он не знал о столкновении, которое произошло у Павла и Петра в Антиохии. Возможно, он не хотел о нем упоминать. События в Антиохии показали, что компромисс, достигнутый на встрече, описанной в Гал 2:1-10, провалился: церковь в Антиохии была расколота на две части, и это могло повториться повсюду, где она состояла из бывших язычников и бывших иудеев. Произошла вторая встреча в Иерусалиме, на которой Павел не присутствовал. Именно об этой второй встрече и рассказывает в Деяниях Лука[19].

Краеугольный камень всех предложенных интерпретаций – предпочтение информации, содержащейся в Послании Павла. Кто может знать события своей жизни лучше, чем сам человек? «У нас имеется только один подлинный отчет о происшедшем, а именно: Павла в Послании к Галатам» – под этим высказыванием Хенхена[20] подписалось бы подавляющее большинство исследователей. Хронологическая последовательность, предложенная в Гал 1:15-2:1-13, является основой для реконструкции хронологии жизни Павла. Хронология Деяний, которая воспринимается как альтернативная, отметается как безусловно ошибочная. Сомнения в том, что такой подход правомочен, между тем высказывались. Д. Сандерс предлагает видеть в автобиографических утверждениях Павла не изложение исторических фактов, а экзегетическую трактовку этих событий, которая каждый раз подчинена той цели, которую он перед собой ставит в каждый конкретный момент[21]. Сандерс подробно анализирует противоречие между 1 Кор 15:1,3, где Павел говорит, что передал коринфянам то евангелие, которое сам принял, причем далее излагает основные положения традиции, которую он должен был получить через людей, и Гал 1:12, где он говорит, что принял евангелие не от людей, а через Откровение. В Гал, полагает Сандерс, Павлу важно было доказать свой апостольский ранг и свою независимость. «Если бы, – полемически заостряя свой тезис, пишет Сандерс, – ситуация была таковой, что для лучшего доказательства своего апостольства ему потребовалось бы сказать, как много раз он бывал в Иерусалиме, он, без сомнения, именно так и построил бы свою аргументацию».

Лука не ставил перед собой цель написать биографию Павла. Однако он был историком, и, как я полагаю, хорошим историком (см.: Левинская. Комментарий, 1-8, 43-55), что означает, что он занимался, если воспользоваться словами поэта, праведным шпионажем – сбором сведений о главном герое своей книги, посвященной начальному периоду христианства. В случае если Павел и Лука противоречат друг другу, я не считаю необходимым всегда отдавать предпочтение Павлу. Вслед за Сандерсом я полагаю, что к его рассказу о встрече в Иерусалиме следует относиться с осторожностью.

К сожалению, на основании Деяний мы не можем в деталях воссоздать биографию Павла[22]. Нам не известен полностью даже тот костяк биографии, который называется анкетными данными: год и место рождения, имена родителей, профессия[23], год и место смерти – Деяния не заполняют всех строк в анкете, хотя дают несопоставимо больше информации о внешней стороне биографии Павла, чем Послания апостола.

Начнем с биографии. Родился Павел в Тарсе – столице Киликии. Об этом мы знаем из Деяний (9:30; 22:3). Нигде в Посланиях Павел о своем родном городе не упоминает. Однако, за небольшим исключением[24], даже те, кто отказывают Деяниям в надежности, эту информацию, как правило, не оспаривают. Иное дело – вопрос о том, как долго Павел жил в Тарсе, о чем чуть позже.

Во времена Павла Таре был главным городом Киликии, но такой римской провинции к моменту его рождения уже не было: в 37/36 г. до Р. Х. равнинная часть Киликии (Киликия Педиада) с центром в Тарсе была присоединена римлянами к провинции Сирия. Это был великий древний город. Тарсяне-греки предлагали три кандидатуры на роль его основателя: Триптолем, Персей и Геракл. Исламская традиция называет его основателем Сифа, сына Адама. Если, следуя библейской традиции, считать, что Адам был сотворен в 3760 г. до Р. Х., родил Сифа в 130 лет, а Сиф прожил 912 лет, то Таре был основан не позднее 2728 г. до Р. Х. Надо сказать, что археологические раскопки дают сходную дату: Таре существовал в раннем бронзовом веке, т. е. в 3000-2500 гг. до Р. Х. Это был укрепленный город и торговый центр. Киликия входила в состав государства хеттов до того, как ок. 1200 г. до Р. Х. оно рухнуло под натиском народов моря. Малую Азию начали осваивать греки, и на месте Тарса выходцами с Аргоса была основана колония. Потом Таре был под ассирийцами, потом был практически снесен с лица земли, потом им управляли персидские сатрапы. Первым знаменитым человеком, который побывал в Тарсе после (если следовать исламской версии) Сифа, был Ксенофонт. Ему и его нанимателю, неудачливому претенденту на персидский трон Киру Младшему, в 401 г. до Р. Х. Таре понравился, и они провели в нем двадцать дней (Ксенофонт. Анабасис, 1.2.23). Жители Тарса гостеприимства не проявили и предпочли вместе со своим царем Сиеннесием спастись бегством в горы. Исключение составили только торговцы. Кир многократно требовал от царя, чтобы тот предстал перед ним, и в конечном счете своего добился; они встретились и обменялись подарками: Сиеннесий подарил царю много денег, а тот пообещал не грабить земли Сиеннесия. В 333 г. до Р. Х. в Тарсе появился Александр Македонский. С этого момента там начинают происходить знаменитые события: поначалу печальные, а затем романтические. Начнем с печальных. Для Александра климат Тарса оказался вреден. Он серьезно заболел: согласно древним историкам, простудившись во время купания в ледяном Кидне. Несмотря на скверный прецедент, четыреста лет спустя купание в Кидне рекомендовалось как целительное средство для людей и животных, страдающих от ревматизма (Страбон. География, 14.5.12 [673]). Бытует, впрочем, и другая версия болезни Александра: он переутомился, завоевывая мир. После смерти Александра Таре вместе со всей Малой Азией достался Селевкидам. Его переименовали в Антиохию-на-Кидне. Долго, судя по монетам, новое имя не продержалось: при римлянах Таре в ознаменование визита Юлия Цезаря был снова переименован – на сей раз в Юлиополис. Надо отдать тарсянам должное, какой бы ни была их любовь к Цезарю – корыстной или бескорыстной, они ей были верны: город выступил против его убийцы Кассия, за что был вознагражден Антонием, который освободил его от налогов. Пока Киликия существовала как отдельная римская провинция, Таре был ее столицей. Именно поэтому в нем в течение года проживала другая знаменитость – Цицерон, который в 51-50 гг. до Р. Х. был наместником провинции в ранге проконсула. Цицерону в Киликию ехать не хотелось, и он всячески старался избежать этого назначения. Судя по всему, ни Киликия, ни работа ему не понравились: он рассылал письма друзьям с просьбой убедить сенат не продлевать ему наместничества, а в одном из писем к Аттику признался, что нет ничего более ненавистного и тягостного, чем управление провинцией (Цицерон. Письма к Аттику, 6.3.2). Столичный статус Тарса, потерянный после присоединения Педиады (равнинной части Киликии) к Сирии, был восстановлен при Веспасиане, когда была восстановлена и сама провинция, в которую вошли обе части Киликии: горная (Трахея, или Суровая Киликия), бывшая до этого под властью вассальных царей, и Педиада[25].

Страбон (География, 14.5.13 [673]) дает очень интересное описание Тарса как весьма специфического центра образованности: «Жители Тарса с таким рвением занимались не только философией, но и общеобразовательными предметами, что превзошли Афины, Александрию и любое другое место, какое ни назовешь, где существуют школы и обучение философии. Отличие этого города от других в том, что здесь все, кто занимается наукой, местные уроженцы, а чужестранцы неохотно переселяются сюда. И сами местные жители не остаются здесь, а отправляются за границу для усовершенствования; закончив образование, они охотно остаются на чужбине, и только немногие возвращаются домой… Далее, в городе Тарсе много всевозможных школ риторики. Вообще же Таре имеет большое и очень богатое население, занимая положение главного города» (пер. Г. А. Стратановского).

Аполлоний Тианский был менее лестного мнения об ученой жизни Тарса, куда его, четырнадцатилетнего, отправил на учебу отец: Аполлоний «находил, что городские нравы легкомысленны и мешают учиться, ибо в Тарсе, как нигде, все жители привержены к роскоши, насмешливы, дерзки и о нарядах заботятся больше, чем афиняне о мудрости, так что сидят на берегах своего Кидна, словно изнеженные водяные птицы» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского, 1.7, пер. Е. Г. Рабинович).

Среди философов, родившихся в Тарсе, были Антипатр, Архедем, Нестор, два Афинодора, Плутиад и Диоген. Страбон упоминает также грамматиков Артемидора и Диодора, а также трагического поэта Дионисида. Многие жители Тарса получили известность в Риме: «Рим как раз такой город, который может дать нам представление о множестве ученых из Тарса» (Страбон. География, 14.5.14-15 [675]).

Чаще всего Таре вспоминают в связи с двумя событиями: романтической встречей Антония и Клеопатры, положившей начало их любви, и рождением в нем Павла. Не случайно древние ворота, сохранившиеся в Тарсе, называются одновременно Павловыми и Клеопатриными (и тот и другая, впрочем, никакого отношения к ним не имели). Первое событие было обставлено с голливудской роскошью: Клеопатра плыла по Кидну, чьи ледяные воды когда-то едва не стоили Александру жизни, на корабле с шелковыми пурпурными парусами. Ее сопровождали мальчики и девочки в костюмах эротов и нереид. Царица возлежала на ложе, покрытом золотой тканью. Над рекой разносились звуки музыки и аромат благовоний. Что оставалось бедному Антонию, как не упасть в ее объятия? Кончилось, как известно, все очень печально.

Второе прошло незаметно: в еврейской семье[26] родился мальчик, получивший имя Саул, прославленное в еврейской истории, и этому мальчику предстояло перевернуть ход мировой истории под именем Павла. Впрочем, у Саула было еще несколько имен, поскольку он был римским гражданином, причем потомственным: этим статусом обладали его родители, как это следует из Деян 22:28. Значит, у него должно было быть три имени: преномен, т. е. собственно личное имя, номен – родовое имя и когномен, нечто вроде фамилии. Когда освобожденный раб или иностранец получал гражданство, то он сохранял свое собственное имя как когномен и брал преномен и номен римлянина – своего спонсора, который обеспечивал ему римское гражданство. Именно когномен в этом случае являлся реальным собственным именем. Дети нового римского гражданина сохраняли номен отца, но получали новый когномен, причем прослеживается тенденция заменять туземные имена (например, греческие) на латинские[27]. В период империи среди высшей аристократии появилась мода давать множество имен. Претендентом на право быть внесенным в античную Книгу рекордов Гиннесса можно считать консула 169 г., у которого было 38 (!) имен[28]. Низшие слои подражали этой моде, и постепенно двойные когномены становятся все более популярными. Второй когномен (так называемый signum или supemomen) мог присоединяться формулами «а также», «или», «прозываемый»: qui et, sive, signo (по-гречески ὁ καὶ или ὁ ἑπικαλούμενος, ὁ λεγόμενος)[29]. Имя Павел (Paul(l)lus) известно и как преномен, например Павел Фабий Максим (Paullus Fabius Maximus), и как когномен, например Луций Сергий Павел (Lucius Sergius Paullus). Надо сказать, что преномен «Павел» является крайне редким (известен в семействе Эмилиев: Paullus Aemilius Lepidus, который был дополнительно избранным консулом – consul suffectus – в 34 г. до Р. Х., и Фабиев: уже упомянутый Paullus Fabius Maximus, занимавший должности консула в 11 г. до Р. Х. и проконсула Азии в 9 г. до Р. Х., и Paullus Fabius Persicus, консул 34 г. по Р. Х., см.: RE, 6.2, s.v. Fabius Nr. 102, 120; RE, 1 s.v. Aemilius, Nr. 82), а когномен (Paullus, Polus, Pollus) достаточно распространенным[30]. Из известных сенаторских семей он встречается у Эмилиев, Веттениев и Сергиев (Aemilii, Vettenii, Sergii), а также в двух италийских семьях Ацилиев и Салвиенов (Acilii, Salvieni)[31]. К настоящему моменту нам известно о пяти евреях, помимо апостола, которые носили имя Павел. Один из них был отцом Иуды, упомянутого среди списка жертвователей, которые помогли построить еврейскую благотворительную столовую в Афродисиаде в конце II – начале III в. по Р. Х[32].. ([Ἰού]δας Παύλου). Второй Павел также жил в Малой Азии – в Сардах, но в более поздний период: в послеконстантиновское время. Этот Павел носил титул комита (κόμης), т. е. занимал высокий военный или гражданский пост[33]. Трое других евреев с именем «Павел» происходят из Палестины. В гробнице 5 из Джатта около Кесарии (Caesarea Maritima) было похоронено трое Павлов: Павел, сын Мариамы (другой вариант: Павел и Мариама) – Παύλου Μαράμη; Павел, чье имя дано в форме Παυλουν[34], и еще один Павел – Παύλου. Надписи нанесены на стенах погребальной камеры. Издатели на основании анализа имен тех, кто был похоронен в той же гробнице, датируют камеру концом I в. по Р. Х[35]..

Апеллятивы (имя Павел означает «маленький») в качестве преноменов встречаются в латинском ономастиконе реже, чем в качестве когноменов[36]. Римские когномены по большей части возникали в республиканский период как прозвища, иногда пейоративные: Capito («большеголовый»), Silus («курносый»), а затем закреплялись за определенными семьями. Когномен Павел, в принципе, может рассматриваться как пейоративный: «коротышка», однако не исключено и другое значение: «маленький мальчик, малыш»[37]. Имея в виду значение имени Павел, некоторые исследователи полагали, что оно на манер древних когноменов отражало физическую особенность своего носителя – малый рост[38]. Августин (О Духе и букве, 7(12)) предложил иное объяснение: Павел, называвший себя наименьшим из апостолов (minimus apostolorum), выбрал себе имя, движимый скромностью: Paulus Apostolus, qui cum Saulus prius vocaretur, non ob aliud, quantum mihi videtur, hoc nomen elegit, nisi ut se ostenderet parvum, tanquam minimum Apostolorum. Иоанн Златоуст полагал, что новое имя Павел получил при рукоположении, и сравнил Павла с Петром: Ἐνταῦτα τὸ ὄνομα αὐτοῦ ἀμείβεται μετά τῆς χειροτονίας, ὅπερ καὶ ἐπὶ τοῦ Πέτρου γεγένηται – «Здесь с рукоположением переменяется его имя, то же было и с Петром» (Беседы на Деяния Апостольские, 28.1, PG, 60, 209 / Пер. СпбДА. Т. 9.1. СПб., 1903; перепечатано: 1994. С. 258).

Эти объяснения ошибочны, ибо предполагают, что имя Paulus было или взято самим апостолом, или дано ему уже во взрослом возрасте. Между тем анализ формулы ὁ καί показывает, что она соединяет имена, которые были даны человеку изначально[39], иными словами, Павел, родившийся в семье римских граждан, получил оба своих известных имени одновременно. Теоретически «Павел» могло быть или его преноменом или его когноменом. Однако редкость преномена Павел и то, что в качестве имени выступал обычно когномен, делают более вероятным, что имя Павел было когноменом. В этом случае «Савл» (грецизированная форма имени Саул) – это суперномен апостола, которым он пользовался, находясь среди евреев. Латинский вариант «Павел» мог быть выбран как наиболее близкий к еврейскому имени будущего апостола[40]. Начав проповедовать среди язычников, Павел перешел на свое римское имя. Это может объясняться тем, что по-гречески словом σαῦλος описывалась развязная походка проституток (нечто вроде «вихляющая задом») – имя имело неприятные коннотации[41].

Иоанн Златоуст ссылается на народные этимологии имен Павел и Савл, которые были в ходу в его время: «Итак, почему же (Павел) назывался Савлом, когда гнал (церковь) и переименован в Павла, когда уверовал? Некоторые говорят, что доколе он возмущал, колебал и приводил в беспорядок все, и волновал церковь, до тех пор назывался Савлом, имея название по своему делу – по тому самому, что волновал (σαλεύειν) церковь, а как оставил эти неистовства, перестал возмущать, прекратил брань, кончил преследование, то и переименован Павлом, оттого, что перестал (ἀπὸ τοῦ παύσασθαι). Но такое объяснение неосновательно и несправедливо, и я выставил его для того только, чтобы вы не увлекались пустыми толкованиями» (Беседа к роптавшим на продолжительность поучений и к тем, которые недовольны были краткостию их; об имени Савла и Павла, и о том, для чего первый человек был назван Адамом, – что это было полезно и благотворно, – и к новопросвещенным, PG 51, 126-127 / Полное собрание творений св. Иоанна Златоуста в двенадцати томах. Пер. СпбДА. Т. 3.1. СПб., 1897; перепечатано: М., 1994. С. 115).

В Деян нет описания внешности Павла[42], но такое описание, причем до недавнего времени считавшееся вполне реалистичным, существует. Его автор представляет Павла низкорослым – в соответствии с именем. Согласно этому портрету, Павел оказывается внешне настолько непривлекательным, что, казалось бы, описание должно быть правдивым: не мог же христианский автор представить своего героя в карикатурном виде, если это не соответствовало действительности? Портрет Павла дан в апокрифическом сочинении «Деяния Павла» (3.2-3), написанном, по свидетельству Тертуллиана (О крещении, 17), неким пресвитером в Малой Азии во II в. по Р. Х. «из любви к Павлу». Несмотря на осуждение церковной власти[43], книга пользовалась популярностью. Ее упоминали многие христианские авторы III–V вв. (Ипполит Римский, Ориген, Евсевий Кесарийский, Иероним)[44]. Павел описывается следующим образом.

Καί τις ἀνὴρ ὁνόματι Ὀνησιφόρος ἀκούσας τὸν Παῦλον παραγενόμενον εἰς Ἰκόνιον, ἐξῆλθεν σὺν τοῖς τέκνοις αὐτού Σιμμίᾳ καὶ Ζήνωνι καὶ τῇ γυναικὶ αὐτοῦ Λἐκτρᾳ εἰς συνάντησιν Παύλου, ἵνα αὐτόν ὑποδέξηται· διηγήσατο γὰρ αὐτω Τίτος ποταπός ἐστιν τῇ εἰδέᾳ ὁ Παῦλος· οὐ γὰρ εἶδεν αὐτόν σαρκὶ ἀλλὰ μόνον πνεύματι. Καὶ έπορευετο κατἀ τὴν βασιλικὴν ὁδὸν τὴν ἐπὶ Λύστραν, καὶ εἱστηκει ἀπεκδεχόμενος αὐτόν, καὶ τοὺς ἐρχομένους ἐθεώρει κατὰ τὴν μήνυσιν Τίτου. εἶδεν δἐ τὸν Παῦλον ἐρξὀμενον, ἄνδρα μικρὸν τῷ μεγέθει, ψιλὸν τῇ κεφαλῇ, ἀγκύλον ταῖς κνήμαις, εὐεκτικὸν, σύνοφρυν, μικρῶς ἐπίρρινον, χάριτος πλήρη· ποτὲ μὲν γἀρ ἐφαίνετο ὠς ἄνθρωπος, ποτὲ δὲ ἀγγέλου πρώσοπον εἶχεν[45]. – «И вот некий человек именем Онисифор, прослышав, что Павел идет в Иконий, вышел со своими детьми Симмией и Зиноном и женою своей Лектрой навстречу Павлу, чтобы его принять; ибо Тит ему описал, каков Павел обликом. Плотью же он его не видел, но только духом. И пошел Онисифор по царской дороге, ведущей в Листру, и остановился, ожидая Павла, и всех проходящих оглядывал, в соответствии с показанием Тита. И увидел он идущего Павла, человека низкорослого, лысого, с кривыми ногами, с осанкой достойною, с бровями сросшимися, несколько длинноносого, полного милости; и то являлся Павел как человек, то имел лицо ангела».

Исследователи последнего времени обратились к анализу этого описания Павла на фоне изучения античных физиогномических руководств[46]. С точки зрения физиогномики наружность человека коррелирует с его этическими качествами. Указание на рост могло не иметь отношения к реальности, но информировать о характере. В тенденции положительным качеством был высокий рост – одно из подтверждений преимущества мужчин над женщинами: ἄρρεν τοῦ θήλεος μεῖζον καὶ ἰσχυρότερον, καὶ τἀ ἀκρωτήρια τοῦ σώματος ἰσχυρότερα καὶ λιπαρώτερα καὶ εὐεκτικώτερα καὶ βελτίω κατἀ πἀσας τὰς ἀρετάς – «Мужчина выше и сильнее, чем женщина, и члены его тела сильнее, глаже, лучше организованы и более приспособлены для любого действия» (Псевдо-Аристотель. Физиогномика, 806b). Высокий рост характерен для военачальников, не говоря уже о богах и героях. Но любопытно, что при этом для многих выдающихся личностей, в том числе военачальников, малый рост неожиданно оказывается вполне положительной чертой. Более того, в некоторых случаях его предпочитают высокому. Архилох (Fr. 58), описывая идеального военачальника, прямо говорит: οὐ φιλέω μέγαν στρατηγὸν… ἀλλά μοι σμικρός τις εἴη – «я не люблю высокого полководца… но пусть он будет малорослым». Геракл, образцовый греческий герой, хрестоматийное воплощение силы, был, согласно некоторым авторам, маленького роста[47].

Псевдо-Аристотель, автор «Физиогномики», влиятельного сочинения (это видно уже по тому, что его приписывали Аристотелю), вводит еще одну характеристику, имеющую принципиальное значение для оценки корреляции роста и психологических качеств: баланс соков в теле. Такими соками являются кровь, желтая желчь, черная желчь и мокрота. Высокий рост не является преимуществом, если баланс жидкостей нарушен. В целом, малорослые люди быстры, поскольку кровь циркулирует по малому пространству и импульсы быстро попадают в место нахождения разума, а высокие медлительны, поскольку кровь, циркулирующая по большому пространству, доносит импульсы до разума позднее. Для Псевдо-Аристотеля принципиально важными оказываются также категории холодное/горячее и сухое/влажное. Способность выполнять поставленные перед собой задачи коррелирует не с ростом как таковым, но с балансом холодного/горячего и сухого/влажного. Так, человек малого роста с влажной плотью способен достичь своей цели благодаря холодности тела. Невысокий Павел был, как прекрасно знали читатели «Деяний Павла», весьма успешен в решении поставленных перед собой задач, из чего следовало, что соки в его теле были сбалансированы[48].

В греческом языке имеется четыре термина, обозначающие людей, частично или полностью лишенных шевелюры. Тот, который употреблен в нашем случае – ψιλός, обозначает отсутствие волос благодаря некоему человеческому действию, например бритью[49]. О том, что Павел стриг голову по обету, мы знаем из Деян 18:18 и 21:24. Для человека, знакомого с Деян, лысая голова Павла – черта, говорящая о благочестии.END_28

Кривые ноги в описаниях военачальников и воинов свидетельствуют о бесстрашии человека, твердо стоящего на земле. Филострат (Жизни софистов, 552) цитирует письмо Герода Аттика, в котором тот описывает молодого человека, которого прозвали Гераклом[50], и, упомянув о его кривых ногах, сразу же добавляет, что это позволяло ему твердо стоять на земле (κνήμην μικρὸν ἐς τὰ ἔξω κυρτουμένην καὶ παρέχουσαν τῇ βάσει τὸ εὖ βεβεκέναι). То же самое говорит и Архилох: его кривоногий полководец твердо ступает по земле и исполнен отваги: ἀσφαλέως βεβηκὼς ποσσί, καρδίης πλέως.

Сросшиеся брови Павла также являются положительной характеристикой – признаком мужественности или красоты. Так, например, Светоний, описывая императора Августа как человека красивого («С виду он был красив и в любом возрасте сохранял привлекательность»), говорит о его сросшихся бровях (Август, 79.2). Флавий Филострат в уже упоминавшемся описании кельтского воина, который для него является человеком привлекательным, также говорит о его сросшихся бровях.

Сложнее с носом. Слово ἐπίρρινος («длинноносый»)[51] является достаточно редким. Проверка по Thesaurus Linguae Graecae показала еще только два случая употребления этого прилагательного: в приписываемом Иоанну Дамаскину «Послании к императору Феофилу о святых и почитаемых изображениях» (PG, 95,349С) и у Псевдо-Лукиана (Патриот, 12). В первом случае речь идет о внешнем облике Иисуса: так же как и у Павла, у него были сросшиеся брови и длинный нос[52]. Текст Псевдо– Лукиана звучит так: κἀγὼ ταῦτα ἔπασχον ἅπερ σύ, ἡνίκα δά μοι Γαλιλαῖος ἐνέτυχεν, ἀναφαλαντίας, ἐπίρρινος, ἐς τρίτον οὐρανὸν ἀεροβατήσας καὶ τὰ κάλλιστα ἐκμεμαθηκώς («Я пережил то же, что и ты, когда я встретил галилеянина с залысинами и длинным носом, который по воздуху поднялся на третье небо и приобрел прекраснейшие знания»)[53].

В предыдущем изложении несколько раз цитировалось описание военачальника во фрагменте Архилоха. Роберт Грант[54] полагал, что именно оно, а не физиогномические трактаты послужило источником для автора «Деяний Павла»:END_30

Οῦ φιλέω μέγαν στρατηγόν οὐδὲ διαπεπλιγμένον

οὐδὲ βοστρύχοισι γαῦρον ούδ᾿ ὑπεξυρημένον,

ἀλλά μοι σμικρός τις εἴη καὶ περὶ κνήμας ἰδεῖν

βοικός, ἀσφαλέως βεβηκὼς ποσσί, καρδίης πλέως[55]

«Мне не нравится ни высокий военачальник, ни с широко расставленными ногами, ни гордый своей шевелюрой, ни с бритой головой (возм.: с бритой верхней губой), для меня он должен быть малорослым и с кривыми ногами, твердо стоящим на земле, полным отваги»[56].

Мотивирует Грант свое предположение следующим образом. Архилох был чрезвычайно популярен в раннехристианское время и, скорее всего, его тексты были включены в школьные антологии. В Посланиях Павла часто используются военные метафоры, христиане названы «войнами Иисуса Христа» (2 Тим 2:3-4-то, что Послание, скорее всего, не принадлежит Павлу, здесь не имеет значения, важно, что во II в. оно считалось подлинным[57]), в конце I в. к военачальникам и епископам предъявлялись примерно одинаковые требования, так что для поклонника Павла было вполне естественным представить его в облике военачальника, взяв за образец хорошо известное описание Архилоха. Грант прав, но лишь отчасти. Стихи Архилоха в очередной раз показывают, что невысокий рост и кривые ноги, несмотря на античные представления, отраженные в скульптурных изображениях, могли восприниматься как положительные качества. Но стихи не включают в себя остальных черт портрета Павла. Малербе[58] предложил другой источник: традицию описания Геракла. Ближайшей параллелью к описанию Павла в «Деяниях Павла» он считает портрет уже упоминавшегося выше Сострата-Агатиона-Геракла в «Жизни софистов», 552. Исключение составляет только рост: в отличие от невысокого Павла Геракл Филострата был восьми футов росту: «высокий, как кельт»[59]. Посмотрим поближе на это описание.

Ὃν δ᾿ ἐκάλουν οἱ πολλοὶ Ἡρώδου Ἡρακλέα, νεανίας οὗτος ἦν ἐν ὑπήνῃ πρώτῃ Κελτῷ μεγάλῳ ἴσος καὶ ἐς ὀκτὼ πόδας τὸ μέγεθος, διαγράφει δὲ αὐτὸν ὁ Ἡρώδης ἐν μίᾳ τῶν πρός Ἰουλιανόν ἐπιστολῶν, κομᾶν τε ξυμμέτρως καὶ τῶν ὀφρύων λασίως ἔχειν, ἃς καὶ ξυμβάλλειν ἀλλήλαις οἷον μίαν, χαροπήν τε ἀκτῖνα ἐκ τῶν ὀμμάτων ἐκδίδοσθαι παρεχομένην τι ὀρμῆς ἦθος καὶ γρυπόν εἶναι καὶ εὐτραφῶς ἔχοντα τοῦ αὐχένος, τουτὶ δὲ ἐκ πόνων ἥκειν αὐτῷ μᾶλλον ἢ σίτου. εἶναι δὲ αὐτῷ καὶ στέρνα εὐπαγῆ καὶ ξὐν ὥρᾳ κατεσκληκότα, καὶ κνήμην μικρὸν ἐς τά ἔξω κυρτουμένην καὶ παρέχουσαν τῇ βάσει τὸ εὖ βεβηκέναι. – «А тот, кого большинство называло Гераклом Герода, был молодым человеком, у которого только что начала расти борода, высокий, как кельт; ростом в восемь футов[60]. Герод описал его в одном из писем к Юлиану: волосы ровно росли на голове, брови были кустистые и сходящиеся вместе, как будто были одной, глаза излучали яркий свет, показывавший его порывистый темперамент; у него был орлиный нос и толстая шея – результат трудов, а не пищи. Его грудная клетка была хорошей формы и красиво худой, его ноги были слегка искривлены наружу, что позволяло ему твердо стоять на земле».

Надо сказать, что совпадения между портретом Павла и описанием Агатиона-Геракла есть, но их не больше, чем между описаниями Павла и низкорослого военачальника у Архилоха. В целом, однако, все процитированные тексты создают вполне положительный контекст для портрета главного героя «Деяний Павла».

Итак, посмотрим на Павла глазами читателей сочинения малоазийского пресвитера, который, напоминаю, написал свое сочинение «из любви к Павлу». Перед нами предстает человек, безусловно положительный и, как ни странно это покажется с точки зрения современных представлений о красоте, достаточно внешне привлекательный. Из чего следует, что мы не можем быть уверенными в реалистичности описания внешности Павла в этом апокрифическом сочинении – оно могло быть идеализацией. Приходится констатировать, что мы не знаем, как выглядел апостол.

Вернемся к римскому имени и соответственно римскому гражданству Павла. О нем нам известно только из Деяний, в Посланиях Павел о нем никогда не упоминает. Римское гражданство означало привилегированное положение на всей территории империи. Римские граждане обладали определенными правами (iura), привилегиями (honores) и обязанностями (munera). Они пользовались следующими правами: избирательным (которое при принципате постепенно сходило на нет, последний раз populus Romanus участвовал в голосовании по поводу законодательства при Нерве); правом занимать общественные должности (вольноотпущенники, т. е. римские граждане в первом поколении, этим правом не обладали, что не помешало им занимать высокие бюрократические посты, особенно при Клавдии); правом апелляции; очень важным было право conubium – законного брака со всеми вытекающими отсюда имущественными и прочими правами, а также commercium – право заключать контракты с римлянами в соответствии с римскими законами. Среди привилегий наиболее важные состояли в том, что римского гражданина нельзя было подвергать телесным наказаниям и он мог отказаться от провинциального судопроизводства и потребовать суда императора. Обязанности состояли в военной службе в легионах (вольноотпущенники не имели этого права, см. подробнее с. 127) в случае, если проходил набор в армию, который объявлялся во время военных кризисов (по большей части армия была профессиональной), и уплате налогов, в том числе пятипроцентного налога на наследство (vicesima hereditatium), который платили только римские граждане[61]. Каким образом предки Павла (или по крайне мере его отец) получили гражданство, нам неизвестно. Может быть, они были взяты в рабство во время римского вторжения в Палестину в 63 г. до Р. Х. и получили гражданство в результате манумиссии. Традиция о такого рода происхождении гражданства (хотя не при Помпее, а позже, возможно, во время беспорядков в Иудее после смерти Ирода Великого в 4 г. до Р. Х.) восходит еще к Иерониму[62], который считал семью Павла уроженцами Гискалы, плененными римлянами и перемещенными в Таре: Aiunt, parentes apostoli Pauli de Gyscalis regione fuisse Judaeae et eos, cum tota provincia Romana vastaretur manu et dispergerentur in orbem Judaei, in Tarsum urbem Ciliciae fuisse translatos; parentum condicionem adolescentulum Paulum esse secutum – «Говорят, что родители апостола Павла происходили из района Гискалы в Иудее и что, когда вся провинция была опустошена римской армией и евреи были рассеяны по миру, были препровождены в Таре, город в Киликии. Юный Павел последовал за ними на тех же условиях» (Комментарии к Флм 23, PL, 26, 617)[63]; Paulus… quo a Romanis capto, cum parentibus suis Tarsum commigravit – «Павел… плененный римлянами, с родителями своими перебрался в Таре» (О знаменитых мужах, 5, PL, 23, 61)[64].

Однако далеко не все верят информации Луки о римском гражданстве Павла. Так, Тарн решительно оспаривал не только наличие у него римского гражданства, но также тарсийского[65]. Гуденаф полагал, что получение отцом Павла гражданства возможно, но неправдоподобно до невероятности («is possible but so unlikely as to be incredible»)[66].

Аргументы против наличия гражданства состоят в следующем.

1. Евреи в восточных провинциях редко получали римское гражданство, а если и получали, то только представители знатных и известных семей, к каковым семья Павла отнесена быть не может.

2. Иудейское благочестие Павла должно было вступить в конфликт с гражданством, которое подразумевало участие в государственных римских культах.

3. Некоторые моменты в Посланиях противоречат наличию у Павла гражданства. Трудно понять, почему он так долго терпел беды, угрожавшие его жизни, о которых он писал в 2 Кор 1:8-9, и не воспользовался своим гражданством, чтобы их избежать. Почему Павел не воспользовался им, чтобы избежать битья палками, о котором он пишет в 2 Кор 11:25[67]?

4. Римское гражданство Павла важно для автора Деяний с теологической точки зрения. Указав на верность Павла иудаизму вплоть до самой смерти и на римское гражданство, Лука мог доказывать невиновность Павла в тот момент, когда христиане оказались под подозрением из-за нежелания принимать участие в культе императора, отказа служить в армии, пацифистского образа жизни, организации тайных собраний. Рисуя Павла как респектабельного и лояльного гражданина, Лука хотел показать, что христианство не было опасным для власти[68].

Все эти аргументы не представляются мне убедительными[69]. Начну с последнего. В Деян, безусловно, присутствует апологетический мотив. Но римское гражданство христианского проповедника – обоюдоострое оружие. Недоброжелательный читатель вполне мог увидеть в нем аргумент против Павла. Человек находится в привилегированном положении, имея все права и свободы, которые давало гражданство, и при этом, будучи евреем, имеет дополнительные привилегии, например право не участвовать в государственных культах, а поклоняться своему Богу, и вот вместо благодарности носится по Средиземноморью и агитирует добропорядочных граждан отказаться от выполнения их гражданского долга.

Почему Павел не воспользовался своим гражданством, чтобы избежать бед? А каких? В Деян 23:2 Лука упоминает о том, что по приказанию первосвященника Анании Павла бьют и это происходит на глазах военного трибуна, который до этого (Деян 22:29) отменил бичевание Павла, узнав, что тот римский гражданин. То, что Павла, совершившего, по мнению евреев, религиозное преступление, бьют свои, трибуна не волнует: религиозные преступления были в юрисдикции еврейских властей. В Деян 16:22 Лука говорит, что по приказу городских магистратов Павла бьют палками и он никак не протестует. Объяснение такого поведения мне кажется очевидным. Римское гражданство Павла не было предметом его гордости[70], а вот страдания за Христа были, и только в крайних обстоятельствах Павел вспоминал о своих привилегиях.

Далее, евреи, обладавшие статусом римских граждан, были освобождены от участия в государственном культе – это входило в дарованную им Римом привилегию жить по своим законам. Таким образом, римский гражданин Павел мог в полном соответствии с законами Рима пестовать свое иудейское благочестие.

Что касается первого аргумента, то у нас достаточно сведений о евреях, которые имели римское гражданство[71]. При этом социальный статуе родителей Павла (который, кстати, нам неизвестен: они могли, например, быть не ремесленниками, изготавливавшими палатки, а состоятельными владельцами крупного производства) значения не имеет: гражданство независимо от социального статуса получали вольноотпущенники римских граждан. Согласно Филону (Посольство к Гаю, 155-157), большинство живших в Риме евреев имело гражданство. Согласно Тациту, в 19 г. по Р. Х. из Рима были изгнаны евреи, и четыре тысячи обладающих гражданством евреев-вольноотпущенников и их потомков были отправлены на Сардинию бороться с разбойниками. В Деян 6:9 упоминается синагога вольноотпущенников (которые, без сомнения, были римскими гражданами).

В каком году родился Павел? Нам это неизвестно. Сохранилось два упоминания о его возрасте. В Деян 7:58, где Павел впервые появляется на страницах книги Луки в сцене каменования Стефана, он назван молодым человеком –νεανίας. Это слово в Синодальном переводе передается как «юноша». Перевод опирается на древнерусскую традицию[72], но с точки зрения современного словоупотребления представляется мне неудачным: в современном русском языке «юноша» в отличие от неопределенного «молодой человек» означает человека в возрасте от 16 до примерно 21 года. «Тридцатилетний юноша» вызовет ухмылку у любого носителя языка: так можно отозваться о человеке лишь издевательски. Но знаем ли мы, в каком возрасте в античности человека называли словом νεανίας, иными словами, сколько лет могло быть Павлу, когда он с радостью наблюдал за убийством Стефана?

Существует целый ряд античных классификаций возрастов. Согласно Пифагору, как нам известно из его биографии, которую написал Диоген Лаэртский (Жизнеописания философов, 8.10), этим словом определялся мужчина в возрасте от сорока до шестидесяти лет, каковой Пифагор уподобил осени – после чего немедленно становился стариком: «Двадцать лет – мальчик (παῖς), двадцать – юнец (νεανίσκος), двадцать – молодой человек (νεανίας), двадцать – старец (γέρων)». Классификация Пифагора с ее экстремизмом и мгновенным переходом от молодости в пятьдесят девять к старости в шестьдесят экзотична, как и многие приписываемые ему мнения и привычки (например, запрет мочиться против солнца). По-видимому, она удивила и его биографа, который, процитировав философа, добавил: «Юнец у него – это молодой человек (μειράκιον), молодой человек (νεανίας) – зрелый муж (ἀνήρ)». Деление на четыре возраста, которое естественным образом ассоциировалось с четырьмя временами года (наиболее эффектно и выразительно это было сформулировано Овидием, см.: Метаморфозы, 15.199-235) обладает определенной привлекательностью и периодически встречается у разных авторов. Такой классификации придерживался, например, Гален. Любопытно, однако, что поместив между молодостью (vigentium, seu iuvenum) и старостью средний возраст (mediorum), в других своих текстах он определяет верхний предел молодости сорока восьмью годами, а старостью считает возраст после сорока восьми лет[73]. Гален не одинок в подобной непоследовательности. Гарланд заметил, что терминология, связанная с возрастом, не только различна в разных обществах, но может варьироваться у одного и того же автора в пределах двух предложений[74]. Существовала и классификация по трем возрастам, которая сопоставляла возрасты человеческой жизни с утром, полуднем и вечером. Самая известная ее формулировка находится в знаменитой загадке сфинкса Эдипу о том, кто утром ходит на четырех, в полдень на двух, вечером на трех ногах[75].

Гиппократ (О седмицах, 5) предлагает более нюансированную и более традиционную для греческого мира классификацию по семилетиям[76].

В ней, однако, отсутствует наш νεανίας. Между ребенком и взрослым мужчиной Гиппократ помещает два возраста, обозначенные словами μειράκιον (14-21) и νεανίσκος (21-28), каждое из которых могло употребляться как синоним νεανίας[77]. В разных пересказах классификации Гиппократа сохраняется деление по семилетиям, но распределение возрастов по ним различно: старость, например, может начинаться в 42, 56 или 63 года[78].

Филон Александрийский с большим одобрением относился к классификациям по семилетиям, считая, что они подтверждают совершенство числа семь[79], и даже привел собственную, представляющую пересказ с незначительными нюансами солоновской, однако в ней отсутствует сопряжение семилетий с возрастной терминологией, как это сделано у Гиппократа.

Согласно Ксенофонту (Воспоминания о Сократе, 1.2.35), когда Сократа обвинили в том, что он развращает молодежь, он спросил, кого его обвинители называют молодежью, и получил ответ: тех, кто не может быть членами совета, иными словами, всех до 30 лет. В Риме со II в. до Р. Х., когда были введены «возрастные законы» (возможно, определенные возрастные ограничения существовали и раньше, но достоверно о них ничего не известно), членом сената можно было стать в 30 лет. Август понизил минимальный возраст, когда римский гражданин мог становиться квестором, с 30 лет до 25[80]. Раввинистическая традиция считает, что в 30 лет человек готов к власти, а в 50 может быть советником (Авот, 5.21).

Проблема возрастной терминологии осложняется тем, что, хотя в языках и культурах существуют конвенции (в разных разные) в определениях границ того или иного возраста, они во многом размыты благодаря некоторым особенностям человеческой психики. Суждение о возрасте часто определяется ситуацией, в которой это суждение делается.

Например, мы можем сказать: «Он умер таким молодым! Ему не было еще шестидесяти лет» или «Он женился в немолодом возрасте – ему уже перевалило за пятьдесят».

Вопрос, заданный Сократом своим обвинителям, закономерен. Классификации возрастов существовали, ученые люди (типа Филона) их обсуждали и на них время от времени ссылались, но к реальной жизни и к реальному словоупотреблению все это имело мало отношения: понятия «молодой» или «старый» не поддаются точному определению. Через пять с лишним веков вопрос, заданный Сократом, продолжал интересовать юристов. Ульпий Марцелл, писавший во второй половине II в. по Р. Х., привел следующий гипотетический пример: по завещанию все молодые люди, находящиеся в услужении завещателя (т. е. его рабы), оставлены другому человеку. Вопрос: в каком возрасте начинается и в каком заканчивается молодость? (a qua aetate iuvenes et in quam intellegi debeant?). Ответ Марцелла: каждый случай нужно рассматривать отдельно, в подобных контекстах никаких строгих возрастных границ к таким общим терминам применить нельзя. Тут же он, впрочем, добавляет, что сам считает, что iuvenis занимает промежуточное положение между adulescens и senior (Дигесты, 32.69.1)[81].

Определение возраста во многом зависит еще и от того, к какой возрастной группе мы сами относимся. Когда Н. С. Хрущев пообещал построить коммунизм через двадцать лет, я очень горевала из-за того, что, когда наступит золотой век, я буду глубокой двадцативосьмилетней старухой и поэтому не смогу в полной мере насладиться его плодами. Чем старше мы становимся, тем ближе к себе мы придвигаем границу молодости[82]. А ведь мы не знаем, сколько лет было Луке, когда он сочинял Деяния.

Второе упоминание о возрасте Павла диаметрально противоположно первому. В Флм 9 Павел называет себя престарелым – πρεσβύτης[83].

Это слово в классификации Гиппократа присутствует: πρεσβύτης помещен в восьмую седмицу: от 49 до 56 лет. Таким образом, молодой человек по Пифагору оказывается пожилым по Гиппократу, а в последние четыре года пифагоровская молодость вообще соответствует гиппократовской старости.

Относительность оппозиции молодой/старый отчетливо прослеживается на античном материале. Так, например, проигравший сражение сорокачетырехлетний Ганнибал, согласно Ливию (История Рима от основания города, 30.30.10), называет себя стариком (senex), а Цицерон (Филиппики, 2.46.118) называет себя старым в 62 или 63 года, но молодым во время заговора Каталины, когда ему было примерно столько же лет, сколько «старику» Ганнибалу: defendi rem publicam adolescens, non deseram senex – «Я защищал государство в молодости, не оставлю его в старости». Возраст один, но ситуации разные. Успешная защита отечества ассоциируется с молодостью, поражение в сражении – со старостью[84]. Паркин в своей интересной книге «Старость в римском мире» привел любопытную таблицу, в которой собраны сведения о том, какой возраст разные античные авторы считали началом старости. Диапазон весьма велик: от 42 до 77 лет[85].

В целом, как отметил М. Финли, «статистически, сегодня, как и в античности, общепризнанные точки, через которые следует провести линию возрастного водораздела, это, похоже, шестьдесят или шестьдесят пять лет»[86]. Раввинистическая традиция – а Павел вырос в еврейской среде – также престарелым считает человека в возрасте шестидесяти лет. Письмо к Филимону датируют обычно 53-55 гг. Если Павлу в середине 50-х было около шестидесяти, то он должен был родиться незадолго до того года, который наш календарь ошибочно считает годом рождения Иисуса, и быть примерно ему ровесником. Если это так, то тогда получается, что «молодым», по Луке, он был в возрасте лет сорока. Однако на практике определение возраста как молодого или старого во многом определялось привходящими обстоятельствами, при этом не только социальными или политическими, но в некоторых случаях и требованиями риторики.

В письме к Филимону, от которого Павел хотел добиться, чтобы тот выполнил его просьбу, он мог назвать себя старым не в абсолютном, а в относительном значении: старый не годами, а старый относительно более молодого Филимона[87]. Учитывая, что Павел в данной ситуации не счел нужным применить свою апостольскую власть и приказать Филимону выполнить то, что должно (τό άνηκον), т. е. принять обратно раба Онисима, он предлагает Филимону обоснование необходимости выполнить его просьбу. И таким обоснованием оказывается возраст, усугубленный тем, что старый человек находится в экстраординарных обстоятельствах – в тюрьме. Кто сможет отказать просителю в таких обстоятельствах[88]? В этом случае πρεσβύτης никак не помогает определить реальный возраст Павла в тот момент, когда он писал Филимону. Подводя итоги, следует признать, что год рождения Павла остается нам неизвестным.

Чтобы покончить с анкетными данными, отмечу, что ни год, ни место смерти Павла достоверно нам также не известны. Деяния заканчиваются на том, что Павел, прибывший в Рим, ждет императорского суда и беспрепятственно занимается проповеднической деятельностью в течение двух лет. О том, что происходило дальше, с уверенностью сказать нельзя. В Рим 15:24 и 15:28 Павел упоминает о своем намерении – «многолетнем желании», как он об этом говорит, посетить Испанию, но выполнил ли он его, мы не знаем. Некоторые раннехристианские тексты утверждают (или подразумевают), что Павел был оправдан императором Нероном и в Испании побывал. Климент Римский (I Послание к Коринфянам. 5.6-7) говорит, что Павел был проповедником на Востоке и Западе (ἔν τε τῇ ἀνατολῇ καὶ ἐν τῇ δύσει) и что дошел до границы Запада (τὸ τέρμα τῆς δύσεως). Под «границей Запада» может пониматься Рим, но многие исследователи считают, что Климент имел в виду Испанию. Канон Муратори прямо говорит о том, что Павел побывал в Испании: Acta autem omnium apostolorum sub unu libro scribta sunt Lucas obtime Theofile conprindit quia sub presentia eius singula gerebantur sicuti et semote passionem Petri euidenter declarat sed profectionem Pauli au vrbes ad Spaniam profiscentis («Деяния всех апостолов были написаны в одной книге. Лука собрал для наилучшего Теофила те события, которые происходили в его присутствии, подобно тому, как в отдельном месте он явно объявил о смерти Петра (по-видимому, имеется в виду Лк 22:31-33. – И. Л.), но [опустил] отъезд Павла, уехавшего из города (= из Рима) в Испанию». О поездке Павла в Испанию знает Иоанн Златоуст (Комментарий к Посланию к Евреям, Argumentum, 1, PG 63,11). Иероним несколько раз упоминает о поездке Павла в Испанию: в «Комментариях на пророка Исайю», 3.9 (130) (PL, 24, 125); 4.11 (164) (PL, 24, 151) в контексте исполнения пророчеств; в «Письме к Принципии девственнице» (Epistula LXV: Ad Principiam virginem sive explanatio Psalmi XLIV, 12.3, CSEL, 54.1,1. Hilberg), где он называет Павла Господней стрелой, пущенной с Господнего лука, и говорит о том, что он дошел до Испании, покорив для Господа Восток и Запад (Paulus sagitta domini fuit, qui, postquam ab Hierosolymis usque ad Illyricum missus arcu domini huc illucque volitavit, ad Hispanias ire festinat, ut velox sagitta, sub pedibus domini sui orientem occidentemque prosternat). В сочинении «О знаменитых мужах», 5 (PL 23, 615) он не упоминает Испанию прямо, но говорит, что Нерон отпустил Павла, так что тот мог проповедовать Иисуса на Западе. Афанасий Александрийский упоминает о путешествии в Испанию в письме к Драконтию (Epistula ad Dracontium, 4). Согласно традиции, Павел был в Таррагоне и обратил в христианство часть ее населения. Никаких документальных подтверждений этому нет, из литературных источников о христианах в Таррагоне известно с середины III в., эпиграфические и археологические свидетельства появляются в IV в[89].

Существует также традиция, которую принимают Евсевий и Иероним, согласно которой Павел был арестован вторично, прошел через повторное разбирательство своего дела в суде (на которое намеки видят в 2 Тим 1:16-18; 4:16-18). На сей раз он был осужден и обезглавлен около третьего мильного камня на Остийской дороге, в месте, которое называется «Белые Воды» (Aquae Salviae, ныне Tre Fontane), и похоронен на месте, где позднее была построена Базилика св. Павла за стенами (San Paolo fuori le mura).

Самое раннее упоминание о том, что Павел вторично был судим и казнен, находится у Климента Римского (I Послание к Коринфянам, 5.6-7). Никаких деталей Климент не приводит, из контекста следует, что казнь произошла в Риме: ἑπτάκις δεσμὰ φορέσας, φυγαδευθείς, λιθασθείς, κῆρυξ γενόμενος ἔν τε τῇ ἀνατολῇ καὶ ἐν τῇ δύσει το γενναῖον τῆς πίστεως αὐτοῦ κλέος ἐλαβεν· δικαιοσύνην διδάξας ὅλον τὸν κόσμον καὶ ἐπὶ τό τέρμα τῆς δύσεως ἐλθὼν καὶ μαρτυρήσας ἐπὶ τῶν ἡγεμόνων, οὕτως ἀπηλλάγη τοῦ κόσμου καὶ εἰς τόν ἅγιον τόπον ἐπορεύθη, ὁπομονῆς γενόμενος μέγιστος ὑπογραμμός – «Он был в узах семь раз, был изгоняем, побиваем камнями. Будучи проповедником на Востоке и Западе, он приобрел благородную славу за свою веру, так как научил весь мир правде, и доходил до границы Запада, и мученически засвидетельствовал истину перед правителями. Так он переселился из мира и перешел в место святое, сделавшись величайшим образцом терпения» (пер. П. Преображенского).

Игнатий Антиохийский (Послание к Ефесянам, 12) и Поликарп Смирнский (Послание к Филиппийцам, 9) говорят о насильственной смерти Павла, но также не приводят никаких подробностей. Первое упоминание о том, что Павел был казнен в Риме путем отсечения головы, встречается у Тертуллиана (О прескрипции [против] еретиков, 36). Он называет Римскую церковь счастливой (ista quam felix Ecclesia) по той причине, что в ней учили и погибли Петр и Павел, «увенчанный смертью Иоанна» (ubi Paulus Iohannis exitu coronatur), т. e. обезглавленный, как Иоанн Креститель.

Евсевий (Церк. ист., 2.25.1-8) рассказывает о смерти Павла следующее: «Когда власть Нерона окрепла, он устремился к делам нечестивым и восстал на веру в Бога Вседержителя […] Итак, этот первый среди властителей богоборец горделиво поднял руку на апостолов. Рассказывают, что Павел при нем был обезглавлен в самом Риме, а Петр распят; рассказ этот подтверждается именами Петра и Павла, уцелевшими на кладбищах этого города. Это же утверждает и клирик, именем Гай, живший при Римском епископе Зефирине. Письменно возражая Проклу, главе катафригийской секты, он так говорил о тех местах, где положены священные останки упомянутых апостолов: „Я могу показать тебе победный трофей апостолов. Если ты пойдешь в Ватикан или по Остийской дороге, ты найдешь трофей тех, кто основал эту Церковь“. Что оба (апостола) мученически скончались в одно и то же время, это подтверждает Дионисий, епископ Коринфский, в письме своем к римлянам: „Вы в вашем сообщении соединили питомники, насажденные Петром и Павлом в Риме и в Коринфе. Оба насаждали у нас в Коринфе, одинаково научая нас; одинаково они вместе поучали в Италии и мученически скончались в одно и то же время“» (пер. М. Е. Сергеенко).

Согласно Иоанну Златоусту (Беседа на 2 Послание к Тимофею, 10.2), смерть Павла была вызвана тем, что он обратил в христианство виночерпия Нерона.

Подробнее всего о смерти Павла повествуют апокрифы, откуда и заимствовали детали отцы церкви[90]: уже упоминавшиеся «Деяния Павла», «Мученичество апостола Павла», «Страсти апостолов Петра и Павла». Они наполнены живописными и фантастическими подробностями. Вот как, например, описывается смерть Павла в «Мученичестве»[91]: «И с теми словами пришел он к месту казни, где, оборотясь к востоку и воздев к небу руки, долго по-еврейски молился со слезами и благодарил Бога. Когда же молитву на родном языке закончил, прощаясь с братьями, благословил их и, завязав себе глаза накидкой Плавтиллы, уперся коленями оземь и шею вытянул. Палач же, высоко размахнувшись, с силой ударил и отрубил ему голову. И та, от тела уже отделенная, имя Господа Иисуса Христа по-еврейски звучным голосом восславила. И тотчас из тела его струя молока на одежду воина хлынула, а затем уже кровь потекла. Когда же хотели взять накидку, которой он перед казнью себе глаза завязал, не оказалось ее. В самый же момент отсечения головы его хлынули с неба такая света безмерность и запаха сладость, что глаза смертных сияния того перенести, а язык человеческий благоухания того описать не в силах» (пер. А. П. Скогорева).

Евсевий и Иероним приводят различные даты смерти Павла. В «Церковной истории» Евсевий даты не дает – она появляется в «Хронике». Греческого оригинала текста «Хроники» не сохранилось, а в переводах, к сожалению, приводятся различные даты. В армянском – тринадцатый год царствования Нерона (13 октября 66 г. – 12 октября 67 г.), в латинском, выполненном и серьезно отредактированном Иеронимом, – четырнадцатый год (13 октября 67 г. – 9 июня 68 г.). В собственных сочинениях Иероним колеблется между двумя датами. Надо отметить, что текст Евсевия, согласно которому Нерон участвовал в казни Павла, противоречит его собственной дате, поскольку Нерон находился в Греции с осени 66 г. до конца 67 или даже до начала 68 г.

Но вернемся к жизни Павла. Из Деяний мы знаем довольно много о его миссионерских путешествиях после обращения в христианство. О его ранних годах нам практически ничего не известно. Где он провел свое детство? «В Тарсе», – отвечают одни исследователи. «В Иерусалиме», – не соглашаются другие. Ответ на этот вопрос, который во многом определяется интерпретацией Деян 22:3, имеет очень важное значение для понимания личности Павла. Если он провел свои ранние годы в эллинистическом грекоязычном городе, то окружавшая его греческая культура должна была наложить сильный отпечаток на его первые и очень важные для человеческой жизни впечатления. Как сформулировал ван Унник, который посвятил свою знаменитую и очень повлиявшую на современные дискуссии книгу «Таре или Иерусалим: город юности Павла» доказательству того, что детство Павла прошло в Иерусалиме, «существует принципиальная разница между тем, пропитался ли Павел эллинизмом бессознательно на раннем этапе своей жизни, как… это часто предполагается, или сознательно увидел его впервые глазами иудея, наставленного в законе, а затем глазами христианина»[92]. Впрочем, сразу следует отметить, что в I в. по Р. Х. Иерусалим был достаточно эллинизированным и космополитическим городом. Со II в. до Р. Х. в Иерусалиме были греческие школа и скрипторий. Из приблизительно 250 надписей, найденных в Иерусалиме и его окрестностях, которые датируются периодом Второго Храма, 33 % составляют греческие и 7 % –двуязычные[93]. По подсчетам Хенгеля, для приблизительно 10-15 % Иерусалимского населения греческий был родным языком[94].

Хенгель считает, что многое говорит в пользу того, что детство апостол провел в Тарсе: среди прочего в первую очередь идиоматическое владение греческим языком и постоянное цитирование Септуагинты. С его точки зрения, Павел по крайней мере начал свое школьное образование в Тарсе и получил его в грекоязычной еврейской школе. Разговорным языком в семье Павла был греческий, хотя древнееврейский и арамейский также были известны ему с самого детства. С другой стороны, Хенгель не исключает полностью и того, что Павел в детстве и ранней юности делил свое время между обоими городами[95].

Что нам известно о семье Павла? О родителях практически ничего, за исключением того, что, судя по Флп 3:4-6, где, в частности, говорится, что Павел в точном соответствии с предписанием Быт 17:12 и Лев 12:3 обрезан на восьмой день (что, похоже, не всегда строго соблюдалось в диаспоре)[96] и по Деян 23:6, где Павел говорит о себе как о фарисее, сыне фарисеев (одно из возможных пониманий: в семье Павла было несколько поколений фарисеев, см. подробнее комм, к 23:6), Павел вырос в религиозной семье.

Согласно Деяниям, у Павла была замужняя сестра, у который был как минимум один сын. Этот сын однажды спас Павла, предупредив римские власти о готовящемся заговоре против своего дяди (Деян 23:16). Было высказано предположение, что в Рим 16:13 («Приветствуйте Руфа, избранного в Господе, и его и мою мать») Павел упоминает свою мать, которая после вдовства вышла второй раз замуж и родила в новом браке Руфа[97]. Скорее всего, здесь, однако, речь идет не о настоящей матери Павла, а о матери Руфа[98], которая благодаря своему теплому отношению к Павлу стала как бы его матерью (ср.: Martyr (Vermigli) P. In epistulam S. Pauli Apostoli ad Romanos… commentarii doctissimi. Basel, 1568. P. 681: Hanc appellat matrem affectu, non natura – «Он называл ее матерью по привязанности, а не по природе»).

В 1 Кор 7:8 Павел, казалось бы, прямо говорит о том, что не был женат: Λέγω δὲ τοῖς ἀγάμοις καὶ ταῖς χήραις, καλὸν αὐτοῖς ἐὰν μείνωσιν ὡς κἀγώ – «Неженатым и вдовам я говорю, что хорошо, если они останутся, как и я». Однако при более пристальном рассмотрении фраза уже не кажется столь однозначной: появляется вопрос, почему в этом стихе соединяются две различные категории: все неженатые, с одной стороны, и вдовы – с другой. А что, для вдовцов, с точки зрения Павла, существовали отличные по сравнению со вдовами правила? Многое зависит от понимания слова ἀγάμοις и от общего контекста 1 Кор 7. Как этот стих совместить с советом, который Павел дает в 1 Кор 7:2-для избежания блуда жениться и выходить замуж? Правильно ли переводить ἄγαμοι как «неженатые»? В греческом языке было слово «вдовец», однако оно редко употреблялось, а в койне вместо него использовалось ἄγαμος. Некоторые исследователи пришли к выводу, что в данном случае ἄγαμοι имеет значение «вдовцы»[99]. В момент обращения на дороге в Дамаск Павлу было уже далеко за тридцать, возможно, около сорока (см. выше), между тем обычный возраст для женитьбы еврея был 18-20 лет, в раввинистическом иудаизме минимальный возраст жениха был 13 лет[100]. И хотя евреи иногда женились позже обычного срока (например, Иосиф Флавий женился в возрасте 30 лет[101], а Филон вообще полагал, что лучший возраст для женитьбы мудрого человека – 40 лет[102]) и холостяки в Израиле существовали, и то и другое было скорее исключением из правила.

Согласно традиции, которая сохранена у Евсевия Кесарийского, Павел был женат. Евсевий (Церк. ист., 3.30.1) со ссылкой на Климента Александрийского писал: «Климент, слова которого мы только что читали, упомянув отрицающих брак, перечисляет апостолов, о которых в точности известно, что они были женаты. Он говорит: „Или они и с апостолами не посчитаются? У Петра и Филиппа были дети; Филипп выдал и дочерей своих замуж; Павел не стесняется в одном своем Послании приветствовать жену, которую не брал с собой, чтобы не затруднять свое дело служения“». Климент имел в виду Флп 4:3: ναὶ ἐρωτῶ καὶ σέ, γνήσιε σύζυγε κτλ, где он понимал под γνήσιε σύζυγε («истинный соработник») обращение к жене. Однако если бы Павел имел в виду женщину, то форма должна была бы быть в женском роде – γνήσια[103].

Таким образом, у нас нет надежных оснований ни считать Павла холостым, ни женатым, ни вдовцом.

Хронология жизни Павла представляет собой одну из остро дискутируемых проблем, существует большое количество «Хронологий жизни Павла» (некоторые из них приведены ниже), различающиеся между собой иногда незначительно, иногда принципиально[104]. Расхождения эти часто бывают вызваны различным пониманием соотношения событий, описанных в Деяниях и упомянутых в Посланиях Павла. К примеру, одни исследователи идентифицируют посещение Павлом Апостольского Собора в Иерусалиме (Деян 15:6-29) с упомянутом в Гал 2:1-10 визитом в Иерусалим, другие считают, что это различные события.

Единственный надежный хронологический ориентир в миссионерских путешествиях апостола– его встреча с проконсулом Галлионом в Коринфе (см. подробно: комм, к Деян 18:12). Но даже и здесь среди исследователей существуют расхождения, правда, незначительные – как правило, в пределах одного года.

Хронология жизни Павла

1. По Ф. Ф. Брюсу[105]

Обращение Павла ок. 33
Первое посещение Павлом Иерусалима после обращения ок. 35
Павел в Киликии и Сирии 35-46
Второе посещение Иерусалима 46
Павел и Варнава на Кипре и в Галатии 47-48
Послание к Галатам 48?
Иерусалимский Собор 49
Павел и Сила путешествуют из Антиохии через Малую Азию в Македонию и Ахею 49-50
Послания к Фессалоникийцам 50
Павел в Коринфе 50-52
Посещение Иерусалима лето 52
Павел в Эфесе 52-55
Послание к Коринфянам 55-56
Павел в Македонии, Иллирии и Ахее 55-57
Послание к Римлянам начало 57
Последнее посещение Иерусалима май 57
Павел под стражей в Кесарии 57-59
Начало путешествия в Рим сентябрь 59
Прибытие в Рим февраль 60
Павел под домашним арестом в Риме 60-62
Послания к Филимону, Колоссянам, Ефесянам 60-62?
Павел посещает Испанию 65?
Послания к Тимофею и Титу ?
Смерть Павла 65?


Поделиться книгой:

На главную
Назад